ЕЩЕ ОДИН ИРАКСКИЙ ГОРОДИШКО. Мы - морская пехота. Мы несемся по главной улочке на "Хаммерах" и разносим его на куски. А ведь мы даже названия его не знаем. С обеих сторон у нас двухэтажные глинобитные здания. В них засели иракские стрелки. Они прячутся в окнах, на крышах и в проходах между домами. Они стреляют в нас из пулеметов, "калашей", а иногда из РПГ (ручных противотанковых гранатометов). Всего лишь пять вечера, но песчаная буря погрузила городишко в плотный туман мрачной красной пыли. Скорость ветра - 20 метров в секунду. Он воет. От города воняет.
Артиллерия Корпуса морской пехоты только что отстрелялась по городишку, и разбитая канализация заливает улицы потоками человеческих экскрементов. Из дыр в стенах домов и многоэтажек вырываются клубы дыма и языки пламени. Это отработал наш большой калибр. На залитую дорогу перед нами плюхаются кирпичи, пули, обломки зданий, куски взорванных фонарей и телег.
В нас начали стрелять, когда головная машина второго взвода - та, в которой еду я - обогнула первый угол этого городишки. Слева возвышалась мечеть с ярко-синим куполом. Через дорогу от нее, из верхнего окна трехэтажного здания, бил пулемет. Почти сразу наш "Хаммер" прошило десятка два очередей. Никого не задело. Никто не запаниковал. Морпехи ответили беглым огнем из всех стволов. Эти четверо морпехов последнюю неделю плотно сидели на кофеине, почти не спали, страдали от скуки и томились ожиданием. Для некоторых из них засада - долгожданное разнообразие.
Их война началась несколько дней назад, 20 марта, когда в кувейтской пустыне прогремели взрывы. Было около пяти утра. Морпехи спали в окопах, выкопанных в песке в двадцати километрах к югу от иракской границы. Услышав далекие раскаты, они сели и без выражения смотрели в пустынный простор. Войну ждали с нетерпением, с тех самых пор, как покинули базу «Кэмп-Пендлтон» в Калифорнии полтора месяца тому назад. Моральный дух был высок как никогда. Над ними прошла пара ударных вертолетов «Кобра». Шли на север, вероятно в бой. Морпехи задрали сжатые кулаки и заорали: «Да! Жарь!»
«Жарь» - неофициальный девиз Корпуса морской пехоты США. Его кричат, когда брат-морпех вовсю старается побить собственный рекорд по кроссу. Этот клич перемежает ночные истории о потрахушках в борделях Таиланда и Австралии. Это вопль восторга, когда очередь из крупнокалиберного пулемета попадает в цель. Проще говоря, «Жарь!» выражает такие чувства, как возбуждение, страх, превосходство и нервную дрожь с эротическим подтекстом, которые возникают при решении экстремальных физических и эмоциональных задач, где цена ошибки - жизнь, в чем, конечно, и состоит вся суть войны. Почти каждый морпех, которого я встречал, надеялся, что эта война с Ираком даст ему шанс «вжарить».
Вообще, энтузиазм из морпехов так и прет - они орут «Жарь!», размахивают американскими флагами и накалывают себе на тело татуировки с символикой Корпуса морской пехоты.
Ничего подобного никогда не позволяет себе сержант Брэд Колберт, двадцативосьмилетний командир машины, в которой я еду. Колберта называют «Айсберг». Он жилист, светловолос и саркастичен, разговаривает несколько в нос, как комедийный актер Дэвид Спейд. Хотя он и считает себя «убийцей из морпехов», но больше похож на ботаника - слушает попсу в исполнении Барри Манилоу, софт-рок от группы Air Supply и почти всю музыку восьмидесятых, за исключением рэпа. Обожает гаджеты. Собирает устаревшие игровые консоли и носит массивные наручные часы, которые нужно подключать к компьютеру чтобы «сконфигурировать». Такого как он меньше всего ожидаешь увидеть в первых рядах сил вторжения в Ирак.
И вот сейчас, посреди засады, в безымянном иракском городишке, Колберт совершенно спокоен. Он высовывается из окошка передо мной и методично всаживает из подствольника гранату за гранатой в ближайшее здание. Наш «Хаммер» ритмично дергается - это с башенки на крыше двадцатитрехлетний капрал бьет из автоматического гранатомета по строениям вдоль улицы. Слева от меня сидит пулеметчик, девятнадцатилетний морпех. Он поливает городишко свинцом через свое окно, совсем как в фильмах про ганстеров. Все молчат.
Заткнулся даже водитель машины, капрал Джош Рэй Персон, и это, пожалуй, главное достижение противника. Персону двадцать два года, он из Миссури и говорит с легким южным акцентом. На квадратной голове - копна светлых волос. Глаза голубые и так широко расставлены, что морпехи называют его «Акула-молот»или «Золотая рыбка». Персон собирается стать рок-звездой, когда уволится из Корпуса.
В первую ночь вторжения, когда переходили границу с Ираком, он одновременно развлекал и доставал своих однополчан, распевая намеренно противным голосом песни Аврил Лавин. Персон все время жует табак, ест горстями кристаллы растворимого кофе и потребляет всякие безрецептурные стимуляторы, типа добавки Ripped Fuel на основе эфедрина - в результате он постоянно несет всякую херню.
Уже сейчас он пришел к окончательному выводу об этой кампании: на войне в Ираке слишком много «ебаных дебилов».
Первый дебил - это комбат, который повернул батальон от границы не туда, в результате чего все вторжение задержалось на целый час.
Потом есть еще один офицер, дебил классический. Он почти всю кампанию мотается по пустыне в поисках сувениров - шлемов, беретов Республиканской гвардии и автоматов, которые бросают бегущие иракские войска.
Безнадежные дебилы засели в частях снабжения батальона, они проебали все радиостанции и даже не смогли подогнать столько батареек для тепловизоров, чтобы хватило всем бойцам.
Но главный дебил в глазах Персона - Саддам Хуссейн.
- Мы ему уже один раз дали пизды, - говорит он. - Потом отпустили, а он еще двенадцать лет нас доставал. Вот делать нам больше нечего в этих ебенях, кроме как вторгаться сюда. Дебил, бля. -
Сейчас вражеские пули рвут наш «Хаммер», а Персон сгорбился за рулем и шоферит молча. Все жизни в машине зависят от него. Если его ранят или убьют, и «Хаммер» встанет хоть на секунду, выкосят всех, и не только в нашей машине, но в девятнадцати других, в которых едут остальные бойцы взвода.
Поддержки с воздуха нет - песчаная буря не дает подняться ни шурмовикам, ни вертолетам. Улица завалена обломками. Большей частью это здания, разрушенные тяжелым вооружением самих морпехов.
Мы чуть не въезжаем в остов взорванной машины, перегородившей улицу почти полностью.
Засевшие на крышах иракцы сбрасывают с них тросы, надеясь обезглавить или стащить вниз башенного стрелка. Персон виляет и жмет на тормоза. Тросы скрежещут по «Хаммеру». Один из них почти цепляет башенного стрелка, но он молотит по крыше и орет: «Я - нормально!»
По крайней мере одного морпеха у Колберта в "Хаммере" перспектива оказаться в перестрелке не на жизнь, а на смерть приводит в восторг. Девятнадцатилетний капрал Гарольд Джеймс Тромбли, который сидит слева от меня на заднем сиденье, ждал весь день, когда ему разрешат пострелять из пулемета. Ему не везло. Все деревенские, которые повстречались отделению Колберта, вели себя мирно. До этого города. Тромбли прильнул к оружию и выпускает очередь за очередью.
Каждый раз, когда ему кажется, что попал, он орет:
- Один есть, сержант. -
Иногда добавляет подробности:
- Чурка в переулке. Понизу достал. Все колени вдребезги! -
Где-то на пол-пути через городишко вражеский огонь стихает. Какое-то время в "Хаммере" слышен только свист ветра.
Колберт орет всем в машине: “Живы? Живы?” Все целы. Он хохочет. “Вот нихрена!” - говорит он и мотает головой. “Вот дали нам пизды!”
Сорок пять минут спустя морпехи за городом долбят кирками слежавшийся песок, готовя оборонительные позиции. Несколько человек собираются вокруг изрешеченных пулями "Хаммеров" и со смехом обсуждают сегодняшние события. Их лица в пыли, песке, гудроне, оружейной смазке, жевательном табаке и канализационных стоках.
Никто не мылся и не снимал мешковатых костюмов индивидуальной защиты, которые они носят уже десять дней. А так как все зеркала были сняты с "Хаммеров" и все отражающие поверхности - ликвидированы, чтобы снизить вероятность обнаружения, большинство даже и не видело себя с самой границы. Из-за грязных лиц их зубы кажутся еще белее, когда они обнимаются и смеются.
Самый старший во взводе, тридцатипятилетний комендор-сержант Майк Уинн, или Ганни, как его все называют, ходит между морпехами и треплет их по головам, как щенят.
-Так держать! - повторяет он со слабым техасским акцентом. - Нормально, мужики! -
- Бля, че за дебил послал нас через этот город? - спрашивает Персон и сплевывает слюну пополам с табаком. Ветер подхватывает плевок и проносит мимо его товарищей, стоящих рядом.
- Тупее хуйни мы еще не делали. -
Тромбли в полном восторге.
- Как в игре, в натуре, - захлебывается он. - Grand Theft Auto: Вайс Сити. Прямо как там - огонь из окон, раздолбанные тачки на улицах, чуваки всякие ползают, в нас стреляют. Охуеть, круто! -
С КУЛЬТУРНОЙ ТОЧКИ ЗРЕНИЯ, эти морпехи совсем не такие как их предки, описанные в "Величайшем поколении" Брокау. Это парни, выросшие на хип-хопе, Мэрилин Мэнсоне и Джерри Спрингере.
Для них “мудак” - это ласковое прозвище. Для некоторых, убитый рэппер Тупак - американский патриот и его творчество они знают лучше, чем речи Авраама Линкольна.
Есть среди них крутые, которые молятся Будде и цитируют восточную философию, исповедуют принципы движения Нью Эйдж, разрозненные знания о которых они получили из передач Опры и старых фильмов про кун-фу.
Есть бывшие члены уличных банд, немного возродившихся в вере христиан и немало таких которые до вербовки в Корпус ежедневно курили дурь; многие ждут не дождутся того дня, когда отслужат и вернуться к своим любимым.
Эти молодые люди представляют собой первое поколение одноразовых людей в Америке. Больше чем у половины из них неполные семьи, их растил один родитель, которого постоянно не было дома, так как он все время работал. Многим из них видеоигры, реалити-шоу и порнуха в сети ближе и роднее собственных родителей.
Пока не началась «война с терроризмом», от этого поколения не ожидали многого: закончить школу и не устроить стрельбу в стиле массового убийства в школе «Колумба́йн». Но после трагических событий 9 сентября вся тяжесть «войны с терроризмом» легла на их плечи.
Для многих в этом взводе война началась всего через несколько часов после того, как рухнули Башни-Близнецы. Морпехов погрузили на корабли и начали готовить к отправке в Афганистан.
Они рассматривают вторжение в Ирак как просто еще одну кампанию в бесконечной войне. Примерно так им сказал президент и их командиры (некоторые военные считают «войну с терроризмом» просто дальнейшим развитием тенденции, которая началась в 90-х годах ХХ века в Сомали, Гаити и Косово: США продолжают укреплять свою роль в качестве мирового жандарма, своебразного Грязного Гарри).
В Ираке среди морпехов ходит такая шутка: «Как закончим здесь, вторгаемся в Северную Корею через Иран, Россию и Китай».
Это - первое поколение молодых американцев со времен Вьетнама, отправленных участвовать в конфликте, конца которому не видно. В конце концов, это то самое поколение, которое впервые узнало о работе президента не из зажигательной речи на обломках Берлинской Стены, а в результате общенародной одержимости происхождением пятен спермы и истории о минете в Белом доме. И хотя главнокомандующий говорит, что они сражаются в Ираке за свободу Америки, немногих потрясет, если выяснится, что на самом деле они воюют за нефть. В каком-то смысле, они почти уверены, что им врут.
Если и есть какой-то вопрос, который стоит перед ними, то это тот же вопрос, который вставал перед любым поколением, отправленным на войну: могут ли эти молодые американцы сражаться?
Цвет неба меняется с красного на коричневый - это со стороны городка, который только что разнесла морская пехота, надвигается песчаная буря.
Командир взвода, двадцатипятилетний лейтенант Натаниэль Фик, стоит, опершись о свой «Хаммер», и смотрит, как ржут его люди. Лейтенант Фик, выпускник Дартмутского колледжа, который завербовался в Корпус Морской Пехоты в порыве идеализма, качает головой и улыбается.
- Я вот что скажу про этих пацанов, - говорит он. - Под обстрелом все они не раздумывая стреляют в ответ. Во время Второй Мировой, когда морпехи высаживались на пляжах, оказалось, что слишком многие из них не стреляли, даже при непостредственном столкновении с противником. Они колебались. Наши - нет. Видел, что они сделали с тем городом? Все к ебеням разнесли. У этих пацанов с убийством все в порядке.-
Несколько морпехов из экипажа Колберта собираются вокруг капрала Энтони Джекса, двадцатитрехлетнего наводчика крупнокалиберного пулемета. У Джекса рост под два метра, крепкое телосложение и незабываемая улыбка, в которой не хватает двух передних зубов (брат выбил из духовушки, когда ему было шестнадцать). Морпехи называют его “Мэнимэл”, не столько из-за габаритов, сколько из-за глубокого, раскатистого голоса, который, когда он кричит, странным образом напоминает рев животных на ферме.
Ему приписывают спасение всех во время засады. Из четырех взводных наводчиков крупнокалиберных пулеметов, только один Мэнимэл умудрился подавить ключевую позицию пулеметчиков, засевших наискосок от мечети.
Несколько минут однополчане молотят его по спине и превозносят его подвиги. Они оглушительно хохочут и похожи сейчас на толпу великовозрастных балбесов, которые только что откололи какой-нибудь идиотский, опасный и бессмысленный трюк в духе Джонни Ноксвилла и его «Чудаков».
- Вот Мэнимэл, бля, выдал стену огня! - орет один. - Все нахуй разъебал - дома, столбы! -
- Хорош ржать! Нихуя смешного!”- ревет Мэнимел и бьет по "Хаммеру" огромным кулаком.
Все замолкают. Опускают взгляд, некоторые прячут виноватые улыбки.
- Мы все тут ржем только потому, что никого из наших не завалили, - разъясняет Мэнимэл. - Там вообще хуйня нездоровая творилась.-
И в первый раз все осознают серьезность ситуации: война - не игрушки, вполне может и поплохеть.
Вскоре именно на плечи солдат из этого взвода и их батальона ляжет основная тяжесть вторжения американских войск в Ирак.
Они из элитного подразделения, Первого разведывательного батальона, который насчитывает менее чем 380 морских пехотинцев. Имея легкобронированные или вообще открытые сверху "Хаммеры", они будут мчаться перед гораздо более крупными и лучше вооруженными основными силами Корпуса морской пехоты, вторгшимися в Ирак. Их задачей будет обнаружить скрытые позиции противника, буквально въехав в них.
Генерал-майор Джеймс Мэттис, командующий Первой дивизией морской пехоты США - основными силами Корпуса морской пехоты в Ираке - позже скажет про молодых солдат первого разведбата: «Благодаря им увенчалась успехом вся компания.»
Находясь в Ираке на острие американского блицкрига, они часто будут действовать за линией фронта и им придется выполнять совсем не то, к чему их готовили. Они войдут в Багдад как герои-освободители и увидят, как их удивительная победа приведет к хаосу. Каждый день они будут смотреть в лицо смерти. Они будут бороться со страхом и неразберихой, сомневаться в командирах, в чью компетентность они не очень-то верят. И, конечно, они убьют много людей. О некоторых убитых, эти солдаты, несомненно, будут много думать и, возможно, сожалеть об их смерти до конца своих дней.
(
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ)