Что может связывать между собой серба, который в начале 90-х стал одним из организаторов сербского мятежа против хорватской власти и который в ноябре 1990 года собрал вооружённую группу, установившую баррикады на шоссе Обровац-Грачац, стрелявшую в том числе и по гражданским лицам, за что против него в 1993 году Карловачской военной прокуратурой было возбуждено уголовное дело по обвинению в терроризме, и первого хорватского Президента, чьё отношение к сербам было хорошо известно?
Общее коммунистическое прошлое, совместное участие в антифашистской партизанской борьбе, но не только.
Почему ярый хорватофоб Симо Дубайич одним из первых поздравил с избранием на должность главы независимой Хорватии своего старого друга ярого сербофоба Франьо Туджмана? И почему Дубайич заявлял, что их с Туджманом дружба, "скована в Кочевском Роге"?
Ответ на этот вопрос не мог быть дан, пока Туджман был у власти. Однако после его смерти ситуация изменилась. В прессе то и дело стали появляться материалы о раскопках массовых захоронений на территории Словении и Хорватии, в которых находились останки расстрелянных партизанами без суда и следствия уже после окончания Второй мировой войны представителей поражённых сил: усташей, хорватских и словенских домобранов, сербских и черногорских четников, немцев... Об этом начали говорить и при Туджмане, но никакой активности правоохранительные органы Хорватии не проявляли по вполне понятным причинам: такова была воля, исходившая с самого верха.
Во время Тито тема Блайбургской бойни, Крестного пути или, как их ещё называли, Блайбургской трагедии, была закрытой. Причём закрытой она была не только в Югославии. Английские империалисты также были заинтересованы, чтобы никто ничего не узнал о том, как высокопоставленные подданные британской короны в середине мая 1945 года стали прямыми соучастниками военного преступления, совершённого победившими в Югославии партизанами-коммунистами. Тогда сдавшиеся англичанам в плен под австрийским Клагенфуртом представители поражённых войск и члены их семей в нарушение Женевской конвенции от 27 июля 1929 года, устанавливающей обязательства для стран, её подписавших, гуманно поступать с неприятельскими солдатами и гражданскими лицами во время войны, были выданы представителям Тито.
(Согласно Женевской конвенции об отношении к военнопленным, военнопленные находятся во власти неприятельских сил (государства), а никак не лиц или формирований, которые их взяли в плен. Статья 2 указывает на то, что "всё время с ними необходимо поступать гуманно и в особенности защищать их от насильственных действий". Великобритания ратифицировала эту Конвенцию 23 июня 1931 года, НДХ - 20 января 1943 года.)
Одним из первых расследованием этого преступления занялся британский историк Николай Толстой, внук знаменитого русского писателя. Однако попытка привлечь к ответственности лорда Алдингтона завершилась тем, что архивные документы, бросавшие тень на "досточтимого" члена британского общества, пропали, Толстому запретили говорить об этом случае, его книга "Министр и бойня" была запрещена, а сам он подвергся большому денежному штрафу. Очередная английская гнусность осталась безнаказанной, а Алдингтон и его подельники вышли сухими из воды.
В титовской же Югославии любая попытка упоминания о Блайбурге заканчивалась куда печальнее. За длинный язык человек либо исчезал навсегда, либо оказывался в тюрьме.
После слома коммунистической системы страх всё ещё продолжал витать над обществом. Но когда о Блайбургской трагедии заговорили, то, как это часто бывает, количество хорватских жертв стало расти в геометрической прогрессии - от десяти тысяч до двухсот. Но и на этом не остановились, и кое-кто уже назвал цифры 500 тысяч. Определённые силы явно хотели и продолжают хотеть не выяснить истину, а сравнять количество жертв Блайбурга с жертвами Ясеновца-Старой Градишки.
Франьо же Туджман не раз говорил о "Блайбургском мифе". И действительно, мистификация с многократным завышением количества жертв присутствовала также, как и миф о 700000-1200000 сербских жертв Ясеновца, до сих пор популярный в Сербии.
Сейчас уже известно, что в усташском концлагере Ясеновац-Стара Градишка было убито около 83 тысяч человек, чуть больше половины из них были сербами. (Кстати, Туджман, оценивая число ясеновачских жертв, ошибся не на много, лишь слегка занизив их количество.) Ныне практически все жертвы Ясеновца-Старой Градишки известны поимённо. Истину же о Блайбургской трагедии только предстоит выяснять.
Впрочем, и 11 лет спустя после смерти Туджмана в Хорватии есть те, кому невыгодно, чтобы вся правда вышла на свет. Фанатичные поклонники первого Президента и представители созданной им партии заинтересованы лишь в истеричных воплях "о коммунистических преступлениях" или о "коммунистическо-четнических преступлениях", как они ещё их называют. Они не против, чтобы наказали виновников, если это кто-то из Сербии либо какой другой экс-югославской Республики, или, на худой конец, не отказавшиеся от своего прошлого хорватские коммунисты, но никак не "герои Отечественной войны" и борцы за независимость Хорватии. А ведь среди них было немало бывших коммунистов и партизан, и первым в этом ряду, конечно же, стоит их непререкаемый герой Франьо Туджман.
Чем "прославился" Кочевский Рог?
Для того чтобы более понятным стал смысл оброненной Симо Дубайичем фразы о скованной в Кочевском Роге дружбе, пожалуй, стоит пояснить, чем "прославилось" это место.
Кочевский Рог - это часть Кочевья, гористая местность в Словении, которую примерно с середины XIV века стали населять немцы. После Второй мировой войны их выгнали. С тех пор район этот мало заселён, но не только благодаря прогону немцев. Уж больно местно стало "нехорошим".
В 1942 году в Кочевском Роге был основан Главный штаб словенских партизан, построена и скрыта партизанская больница, но не это принесло печальную известность этой части Кочевья.
На территории Кочевского Рога после завершения Второй мировой войны по предварительным оценкам югославскими партизанами-коммунистами было убито около 30 тысяч военнопленных, из которых примерно 13 тысяч хорваты. Речь идёт о тех пленниках, которых с 17 мая 1945 года вернули из Австрии и поместили в лагере в Шентвиду на краю Любляны. 26 мая началась ликвидация хорватских военнопленных, потом приступили к пленным сербам и завершили "кровавое пиршество" словенскими домобранами. Бойня длилась до 5 июня.
Немаловажным в этой истории являются некоторые "совпадения" - резня началась сразу после того, как 26 мая Йосип Броз Тито в Любляне выступил с довольно жёсткой речью. В это же время Симо Дубайич из Марибора возвращается в Любляну и отбывает в Кочевье.
Дубайич первым публично на телевидении рассказал о послевоенных преступлениях коммунистического режима в Словении, признался, что и сам участвовал в массовых ликвидациях.
По его словам, "убийства чинила далматинская бригада, а Милка Планинц, будучи комиссаршей, лично отбирала коммунистов, которые бы убивали жертвы".
12 сентября 1999 года "Slododna Dalmacija" открыла обществу заявление партийного секретаря ОЗН-ы Алберта Светины, что в Кочевском Роге коммунисты убили не менее 40 тысяч человек, мужчин, женщин и детей.
Убитые пленные в основном были брошены в два кочевских горных ущелья.
30 мая 2002 года Хорватский информативный центр (
http://www.hic.hr) опубликовал "Исповедь Ивана Гугича, партизана 26-й Далматинской дивизии о резне хорватских военнопленных под Любляной и в Кочевском Роге", данную им 14 августа 1953 года (Dom i svijet, broj 387, 30. svibnja 2002.).
Приведу некоторые шокирующие подробности его "исповеди":
"…Относительно женщин могу заявить, что видел их 10-15, но я за время своей службы видел только часть тех несчастных пленных, и, безусловно, тех женщин было больше 15. Их не раздевали у нашей казармы, а на лобное место водили одетыми; насиловали их у ямы и позже этим делом хвастались… Женщины выглядели очень жалко и постоянно плакали. Их отделили от их мужей, хорватских офицеров, убитых и у Кочевья. С ними не было ни одного ребёнка…
Нам вообще не позволяли подходить близко к женщинам, ведь только убийцы имели возможность с ними удовлетворять свои желания. Кроме женщин, видел, может быть, до 200 мальчиков 14-16 лет, которые носили униформу усташской молодёжи. Их били все… Все они говорили, что невиновны и ничего не сделали, а многие плакали.
Вагоны с пленными выглядели страшно: поскольку им не давали выходить наружу для отправления естественных потребностей организма, то вагоны были загажены и полны смрада. Они не получали ни пищи, ни воды на протяжении всего пути… Правда в том, что из вагонов выносили людей без сознания, а иногда и сошедших с ума; другие от слабости и зноя падали и погибали в пути.
Сопровождающие их избивали… Расследования и суда над пленными не было: все приведённые в Кочевье должны были умереть. Вместе были убиты домобраны, усташи, четники, Рупниковы солдаты и все другие. Было даже и немного немецких солдат в униформе: особенно офицеров. Убиты там и 2-3 усташских полковника".
Усташская власть, конечно, сделала много чего плохого, но возникает вопрос: чем тогда партизаны-коммунисты от усташей отличаются? Они делали всё точно также, с той же жестокостью, просто оказались они на стороне победителей.
"Убийства вершились перед ямой и, в основном, пулей в затылок, а некоторые и живыми прыгали в яму глубиной порядка 50 метров, - продолжает Гугич. - Многие были ещё живыми и страшно кричали в яме, после чего партизаны время от времени бросали бомбы в яму…
Я слышал, что много людей убежало перед ямой, когда увидели, что сейчас погибнут… Некоторые спаслись, но других убили партизаны, стреляя им в спину…"
К "исповеди" Ивана Гугича, которому на тот момент было 20 лет и который сам лично в экзекуциях не участвовал, мы ещё вернёмся чуть позже, а пока снова обратимся к главным персонажам нашего исследования, чья "дружба была скована в Кочевском Роге"…
(Продолжение следует…)