Не дадим чайкам оплакать ДрамТеатр
В день, когда материал сдавался в редакцию, над ДрамТеатром по-хичкоковски летали чайки. Кружили и кричали, кричали и кружили. Ясное дело: весна. Но, может быть, это злился Чехов, которого в нашем репертуаре не было сто лет.
В феврале академический театр драмы им. Ф.М. Достоевского представил новгородцам невиданное зрелище - театральную лабораторию. 4 молодых режиссёра за 4 дня подготовили эскизы 4 современных пьес. С благословения директора театра Виктора Назарова молодые режиссеры самостоятельно выбрали драматургический материал и актерский состав. Пожалуй, впервые новгородские зрители в количестве до 100 человек каждый показ были так близко к знакомым актерам - в пространстве ограниченной пожарным занавесом большой сцены, в репетиционных комнатках, в кирпичном «кармане» нашего такого архитектурного-архитектурного здания театра. «Зрительский заказ» на театральные эксперименты позволителен, и я скажу: давайте лабораторничать ещё. Такой энергетический контакт актёра с актёром, эскиза спектакля со зрителями исключительным образом воздействует на публику, у которой есть все шансы с таким форматом прикипеть наконец к родному театру. Формат театральной лаборатории превосходен, действо по форме - прелюбопытное. Но по содержанию - спорное, по результату - тревожное.
«Где-то и около» - от мата сердце ёкало
Работа лаборатории стартовала с эскиза к постановке пьесы Анны Яблонской, молодого драматурга, погибшей во время теракта в Домодедово. О покойном или хорошо или ничего. Вот и нечего. А молодой режиссер Александр Хухлин столкнулся с тем, что актёр отказался от роли, потому что мужские реплики изобилуют матерщиной. Те, кто не отказался - «бойцы», как поименовали их режиссеры, - матерились художественно, по сценарию. Их было двое. Актер Вячеслав Кормильцев впервые за долгое время предстал перед зрителем без чалмы или бороды Деда Мороза. И вы знаете, я хотела бы дальше видеть его в… «человеческих» ролях: он оказался современен и правдив в роли редактора газетки рекламных объявлений. Клиенты, как оказалось, не дружат не только со счастьем в личной жизни, но и с языком. Составить объявление о знакомстве - это, конечно, выше человеческих сил. Поэтому редактор и помогает корректировать одиноким людям матерные самоописания на фоне красноречивых «без в/п и в/о» («без вредных привычек и высшего образования»). В результате Он и Она, кажется, находят друг друга. Не беда, что по пути надо пройти через постель редактора и горнило трёх работ. Иначе третьему герою, мужичку в исполнении Сергея Ефимова, не прокормить ребятишек при сбежавшей к другому жене. А редактору случайная связь помогает схватить за хвост вдохновение, ведь он потихоньку графоманствует в жанре романа.
Такая тяжелая, ненормативная жизнь отчаянно иллюстрируется ненормативной лексикой. В обсуждении после просмотра новгородский зритель превозмочь её не смог. Я смогла. Мат - не фон и не правило, а крайняя редкость в моей жизни. А потому воспринимать его исключительно в эстетической плоскости - получилось. Настолько, что захотелось побороться за право этого спектакля существовать на новгородской малой сцене, в камерном общении со зрителем.
- Может быть, можно было бы заменить мат на «ёшкин кот», как в фильме «Любовь и голуби»? - спросила я у молодых режиссеров. Но они были категоричны:
- Это разрушит пьесу, и автор погиб, никак нельзя.
Неготовность молодости к компромиссам привычна. Непривычно непонимание того, что жить в памяти соотечественников чуть смягченной пьесой куда лучше, чем не жить совсем. Предвижу, что на малую сцену новгородский зритель пришел бы и раз, и два, и еще двадцать два, потому что уже в одном только эскизе постановки режиссёрски продуманным, сценически выстроенным и симпатичным выглядит ряд моментов. Так, обыграно имя нашего театра: издатель газетки пишет роман всей своей жизни и «сверяется» то ли с портретом Достоевского, то ли с зеркалом. Груда нарезанной бумаги «прочитывается» зрителем как символ тщеты и «мусорного» в словесном плане существования героев. «Не зря Хухлина включили в номинанты Российской национальной премии «Золотая Маска» - он и в эскизе нашёл, как прикрыть актёров. А нашу актрису Елену Гизе заставил прямо светиться»,- отозвался о задатках молодого режиссёра-постановщика директор театра Виктор Назаров.
И если возвращаться к мату, терпеть его или не стоит на сцене академического театра, правда, в камерном варианте, то я скажу так. Слово ж..а, внезапно обнаружившаяся еще у одного героя, у солнечного луча, который то и дело уводит героев в детство, где они недоиграли, недолюбили, недополучили счастья даже там, -- так вот это слово слышать со сцены по-настоящему нетерпимо. Потому что полста раз повторенное устами «светящейся актрисы», слово это никакой художественной задачи не исполняет, помимо неуклюжей окололитературной подделки под метод «остранения» (когда вещь не называется, а описывается как в первый раз видимая, нередко - видимая глазами животного или ребенка, как в данном случае).
Мат давно пытается шагнуть по стране на театральные подмостки под соусом «современного звучания жизни» - но на Новгороде мат споткнулся. Да здравствует город.
«Парикмахерша» - боже, какой наивняк!
Дмитрий Егоров взялся за постановку женской истории по тексту Сергея Медведева с опорой на новгородскую актрису Юлию Фролову. Непрерывно-задумчивый взгляд в зал, как только и смотрят куаферы: не на человека, а в зеркало на отражение клиента - какие-то прямо невозможные ямочки на щеках и коленях и абсолютная душевная блондинистая слепота особенно очевидны в условиях репетиционной комнатки, где зрителям был явлен прогон эскиза. Годами ждать заключенного, с которым познакомилась по переписке, и игнорировать сгорающего от чувств пожарного-малого. Дождаться заключенного, получить от него по голове топором (ну, разве мог этот «достоевский предмет» пройти мимо нашего театра?), быть ограбленной и беременной - и, наконец, соединиться с пожарным. И жить с ним, а мечтать о пожаре сердца всё с тем же недоубивцем, который отбывает очередной срок.
В целом постановка напоминает криминальную сводку-минутку по каналу НТВ.
Даже где-то тяжело это признавать, потому что по-зрительски жалко терять удовольствие созерцать темпераментную подружку-парикмахершу в исполнении Веры Веркау, как и старательную пафосность пожарного. Герой актёра Юрия Ковалева притаскивает в хозяйство даме сердца уцелевшие на потушенных им пожарах вещички, телевизоры-кулончики. Она принимает, припоминая, что в горшке с цветком «где-то около года лежат окурки». Пожар - сила, будем говорить, не созидательная, точно таков и союз с парикмахершей. Ужас даже не в том, чтобы не видеть «пожарной синицы» в руках или ждать «тюремного журавля» к лету. А в том, что у любого героя в пьесе сами ожидания какие-то узкие и жизнь затхлая, полиэтиленом задернутая: так решил пространство эскиза постановки режиссер Дмитрий Егоров.
Что будет с эстетикой этого решения, случись постановке шагнуть на большую сцену? Потеряется. А если ставить кулуарно? В жаркой репетиционной комнатке нет места мурашкам. И как велика та часть новгородцев, что соблазнится театрализацией криминальной сводки? Жалкий выбор: актёрские работы случились, а постановка сомнительна.
Всем Волховским фронтом против «Развалин/ых»
Дмитрий Волкострелов, как и 2 его товарища-режиссера, затянут в чёрное на молнии. Он усаживает актеров полукругом и объявляет читку пьесы Юрия Клавдиева о том, как в блокадном Ленинграде семья беженцев Развалиных из деревни кушает человечину, чтобы выжить, а семья соседей-интеллигентов Невериных не кушает. Правда, доча уже приобщалась к кухне жизнестойких селян, а вот папа-интеллигент предпочитает помереть с голоду. Если кто-то и был готов отринуть эту фабулу ради точных экзерсисов по психологии города и деревни, то я не готова. И новгородцы массово не готовы. Случаи людоедства в блокаду фиксировались - единичные. Массовым был подвиг города, 900 дней не сдававшегося ни голоду, ни врагу, и подвиг страны, 4 года боровшейся с фашистской экспансией. Переставлять акценты с нелюдей-фашистов на людоедов-русских - утеха отравленных демшизой пубертатов, голода не знавших, ответственности за свои игрища не ведающих.
Тема выбора, в которой выбор оставляется за зрителем, - эта игра с головой выдает человека, не готового проявить волю и нести ответственность за режиссерское решение. Перетереть на завалинке, прикинуть, а как бы я в войну, - воля ваша, прикидывайте. Но когда театр предлагает массовый продукт, спектакль - будьте добреньки, обозначьте позицию, не трусьте. И все эти псевдоблагородные разговоры насчет «сейчас не то время, чтобы театр занимался постановкой классик, страна живёт страшно, и мы не хотим надевать шоры на глаза» (Режиссер Волкострелов) и «правда у каждого своя» оставьте за стенами храма Мельпомены - для лавочек. Театру нужен режиссер, который возглавит и поведет, а не заведет и бросит. Что и случилось на читке, устроенной петербуржцем Дмитрием Волкостреловым. Эскиза не случилось, всего лишь читка, даже вопреки исключительной актёрской работе Елены Лукьяненко. Мать-крестьянка в своих монологах открыла и то, как в голодающей после «людоедских» реформ советской власти деревне «всякое началось», как рушились в народе табу - от «солить лебеду» и всем селом «поднимать на вилы агронома» до «кушать мёртвых деточек» - и как война якобы оправдала утрату остаточков совестливости.
Роль в исполнении актрисы была так глубока, что думалось: и как не дать ей в работу материал о том же - но другой? Неужели Максим Горький мало говорил об особой психологии деревенского человека («Ледоход» и др.)? Неужели Леонид Андреев или Андрей Платонов оставили лакуны в разъяснении психологии цивилизации, разъедающей душу и жизнь человеческую («Дни нашей жизни» и «Епифанские шлюзы», напр.)? Напротив, и только редкие удачи Клавдиева-драматурга можно поставить рядом: народ, который историей государства российского вечно заталкивается «между порохом и снарядом», народ, которому в результате «Христа ради просить - не землю пахать». Народ, который априори поделен на «солдатам государство должно помогать, а гражданские должны сами выживать». Впрочем, посчитать удачей стоит и формулировочку драматурга о трупах как о «побитых войной индивидуальностях»: мертвые сраму не имут и поступка дурного совершить не могут. Это живые, якобы массово позабыв об индивидуальности, забывают и о человеческой ответственности. Вот уж этот тезис молодой режиссер Дмитрий Волкострелов отыгрывает по полной, послушно вслед за драматургом вершащий судьбу того интеллигента, что предпочитал себя поедом есть, а человечины не пригубить. Погибнуть как полагается - от голода - в финале ему не дадут, случайно подстрелят снайпером, что караулил как раз охотников за мертвечиной…
Увольте жителя из мест Волховского фронта, соседей блокадников, новгородского зрителя да и театр наш - увольте от режиссеров, в коих не созрела ещё режиссерская ответственность «расставлять точки над и».
Хотите «Убийцу» в новгородскую афишу?
Его хочет директор академического театра драмы им. Ф.М. Достоевского Виктор Назаров. Собственно, ради прикидок именно этой пьесы к нашей сцене и был вызван к жизни театральный десант молодых режиссёров. В рамках театральной лаборатории за эскиз сценария Александра Молчанова должен был взяться Дмитрий Егоров. Но, по словам директора, он «оказался порядочнее и старомоднее», чем можно было ждать от современной творческой молодежи. Пьесу «Убийца» он уже ставил в других стенах и сам себе дал зарок не дублировать её в иных театрах. И потому пригласил для пробы режиссера Галину Бызгу из Санкт-Петербурга, которая известна способностью гармонично подбирать актёрский ансамбль для постановок.
И это удалось. Пожарный занавес отрубает зрителей, сидящих на сцене от огромного пространства зала театра в 800 мест. Зрители наедине с убийцей: кто-то из актеров - убийца. И разворачивается простецкая история по мотивам страданий Раскольникова. Студент (Никита Петров), чтобы покрыть карточный долг перед довольно гнусным типом (звучит достоевское слово «тварь»), должен убить другого его должника. Для «контроля» студенту навязывается подружка крутого картежника (Данила Сочков), девка вздорная, потому что жизнь такая (Людмила Павленко). «А в общем-то хочется замуж» - это рефрен всех её монологов, «а в общем-то хочется славы хоть в чем-нибудь» - это планы студента: из полифонии «внутренних монологов» и состоит спектакль. Прежде, чем ехать убивать, юноша предпринимает попытку одолжить денег у родителей, барышня играет роль пассии, и не сразу, но ради старта молодой семьи мать-таки даёт «невестке» требуемую сумму. По случайности, по вздорности характера «названной невесты» радостная весть не сразу становится известна студенту, так что инерция решимости - убить - толкает его пойти и убивать.
Но под пером драматурга жизнь, в которой родители не «жертвуют сыном за девятидневную выручку» и дают-таки в долг, - превращается в мир, в котором отдают долги. Задолжавший при свидетелях отдает свой долг, и нет больше нужды убивать. Что делать, если внутри герой уже замахнулся, уже разрешил себе «право иметь»? Пока что - поехать расплатиться с кредитором-картежником, который - о драматург! - к этому времени вывалился из окна.
Свободные деньги, свободная подружка, свободная от груза убийства душа - и вот уже перед зрителем рецепт влюбленности и сакраментальная сцена на вокзале. Тётка-судьба под песни Гребенщикова поднимает пожарный занавес - и на осчастливленного зрителя веет холод жизни, которая, конечно же, сильно отличается от сладкого финала, скажет пессимист. А оптимист скажет: это веет свежестью жизни, ровно такой же, как чувства молодых героев. А директор Виктор Назаров сказал: «Пьеса идет по всей стране, и мы не будем ждать, пока к нам её привезет какая-то другая труппа или пока выйдет телефильм. «Убийца» принят к постановке худсоветом». А худсовет (7 участников, в том числе народные и заслуженные артисты театра) говорит: нас не собирали, мы не обсуждали, мы не знаем о планах на «Убийцу».
А я скажу: все 4 утвержденные директором для театральной лаборатории постановки малочисленны по составу героев и не идеально раскладываются на нашу труппу в 30 человек. Интерес режиссеров, по их высказыванию, диктуется желанием «проверить реакцию» новгородских зрителей и актеров на постановку: как будто молоточком по колену у невропатолога. Все 4 драматургических материала проигрывают, к примеру, Островскому, которого в нашем театре умеют ставить и которого любят зрители. Все 4 поставки есть погоня за современным материалом с опорой на режиссеров-гастролеров в отсутствие четкой репертуарной политики и главного режиссера театра. Случись ему быть, я бы рискнула и вспомнила знаменитое ельцинское ДА-ДА-НЕТ-ДА времен 18-летней давности референдума о доверии Президенту. Потому что ровно так же я голосую за возможность эксперимента, за реализацию на новгородской сцене - и исключительно в камерном антураже - «Где-то и около», «Парикмахерши», «Развалин(ых)» и «Убийцы».
Театр без головы
В условиях, когда театр не имеет главного режиссёра, этот «лабораторный смотр» однозначно трактуется как знакомство с потенциальными кандидатами. Ибо дать режиссёрам выпустить по настоящему пробному спектаклю - этак со «смотринами» и в год не уложишься, учитывая, что труппа качественно может подготовить 5 постановок в год. А по словам Бориса Зорина, заместителя председателя комитета Комитета культуры, туризма и архивного дела Новгородской области, «отбор кандидатур на должность художественного руководителя или главного режиссера театра должен быть завершен к концу творческого сезона», к лету. Есть и ещё трудности: служебная квартира занята молодыми актёрами, а театральный набор в НовГУ приостановлен, в частности, в связи с отсутствием «мастера», куратора. Есть ли кто-то, кроме 4 молодых режиссёров, кто поедет в Великий Новгород на вакансию главного режиссера или художественного руководителя академического театра драмы им. Ф.М. Достоевского? Как я проверила, как минимум 3 известным в России мастерам сцены, работавшим в Новгороде, принципиально интересна эта почетная и тяжелая должность.
- Если бы Вас пригласили в новгородский областной театр художественным руководителем или главным режиссером, Вас заинтересовало бы это предложение?
Владимир Ветрогонов (СПб, 1996-97 гг. работы в Драмтеатре Великого Новгорода, режиссер спектаклей «Плутни Скапена», «Семейный ужин в половине второго», «Крокодил» по Ф.М. Достоевскому): - Да, я мог бы и квартиру здесь приобрести, и преподавать в НовГУ на актерском курсе. Здоровый театр - это тандем директора и художественного руководителя театра. И осенью директор ДрамТеатра вел со мной переговоры о том, чтобы возглавить труппу. Но внезапно переговоры были свернуты.
Вадим Кондратьев (Москва, 1988-89 гг. работы в Драмтеатре Великого Новгорода, режиссер спектаклей «Челядь», «Яма»): - Директор Виктор Назаров в ответ на мои предложения, как вырастить авторитет театра в городе, ответил: «Вадим Петрович, Вы для нас очень серьезный». Очень обидно такое слышать. Он разговаривает так, как будто «атомную бомбу» изобрел в театральном искусстве, и как будто труд актёров дёшев. Да, я готов работать в Новгороде, но только не с этим директором. При этом мои требования к условиям проживания минимальны, живёшь все равно в театре, так что я согласен жить и на частной квартире.
Алексей Говорухо (Москва, 1998-2004 гг. работы в Драмтеатре Великого Новгорода, режиссер спектаклей «Красавец-мужчина», «Гений и беспутство», «Снился мне сон…», «Рубиновое колье для мадам де Сталь», «Дети Ванюшина»): - Я замечательно отношусь к театру, работать начинал с директором Игорем Сегеди. Я неконфликтный человек, я долго пытался найти общий язык с новым директором Виктором Назаровым. Но он стал вмешиваться в мою работу, стал мешать творчеству. Мой уход из новгородского театра был связан с этим и никак не связан с деньгами. Сегодня с директором Назаровым я работать не буду. Он в творчестве, в построении театра совершенно некомпетентен. Вряд ли и другие опытные режиссеры согласятся работать при Назарове.
- Если региональные власти склонны финансировать деятельность театра по отдельным проектам, есть ли у вас такое предложение-проект? С какой постановкой Вы стартовали бы в Великом Новгороде?
Владимир Ветрогонов: - Для развития театра я предлагал осенью директору Виктору Назарову порядка 30 постановок на выбор. Актёры есть и мастеровитые, и молодые - и первым делом я бы взялся за «Мещанина во дворянстве» Мольера, эта пьеса хорошо раскладывается на труппу. Но у меня есть задумка, актуальная еще с 1997 года, - это «русский Паневежис». Это город в Литве, который удачно расположен между Вильнюсом, Вильнюсом и Клайпедой, который сделал ставку на развитие своего театра и стал средоточием фестивальной, экспериментальной жизни театров СССР и Европы благодаря режиссёру Юозасу Мильтинису и ведущему актёру Донатосу Банионису. Там выросла целая актерская школа, поток туристов наполнял не только театр драмы и театр кукол, но и Паневежский международный керамический симпозиум. Ежегодно там собираются художники со всего мира, а созданные ими работы хранятся в городской Художественной галерее. И вот Новгород сейчас развивает туризм, кстати и его промежуточное положение между Москвой и Петербургом. Актерам, режиссерам из столиц нетрудно сюда доехать, и новгородская труппа театра оказалась бы на передовой театральной жизни страны. Вот такой проект у меня: Паневежис по-новгородски.
Вадим Кондратьев: - Я бы посмотрел, что новгородцы берут в библиотеках сейчас. И выбирал бы пьесу по вкусу этих «добровольцев от искусства», сначала бы опирался на них. И обязательно бы как минимум раз в год ставил пьесу молодого драматурга или приглашал бы молодого режиссера в театр.
Алексей Говорухо (Москва): - Я бы сделал ставку на зрелые пьесы, ни одной такой не было в последней инициативе новгородского театра - театральной лаборатории.
Эти режиссеры в свое время прикипели сердцем к Новгородчине и славили её победами своих спектаклей на весомых театральных конкурсах. Говорят, дважды в одну воду не войдешь. Но, может быть, - в театр-то можно? Режиссёры продолжают общаться с актёрами нашего театра, те о них отзываются очень тепло и вспоминают о грамотном планировании репертуарной, гастрольной и фестивальной политики. Последнее немаловажно. Мартовская поездка нашего театра в Могилев на фестиваль молодежных спектаклей показала, что руководство театра недальновидно отобрало для показа «Покровские ворота». Спектакль оказался не только не по формату молодежному фестивалю, но и собрал критические замечания в адрес молодых актеров и «самодеятельного» уровня игры. И это следствие отсутствия режиссёрской руки над труппой, эксперимента с «директорским театром».
Знаете, что о новгородской «театральной лаборатории» опубликовала газета «Культура»? Материал московского критика Ирины Алпатовой под интригующим заголовком «Убийца» стал лидером». Мол, театр «…вызывает прежде всего искреннее уважение - своим желанием свернуть с проторенного пути и оказаться поближе к реальной жизни. И даже попытаться как-то повлиять на ее течение. Самыми разными способами. …Быть может, здесь не случилось новых драматургических открытий, но это будет утверждать разве что столичный театрал. А мы ведем речь о Новгороде…»
О Новгороде. Случайные постановки, ломка актёрского коллектива, матерок на сцене, заезжие гастролеры с «сексом в летнюю ночь» и лёгкие переводные комедии на закрытие сезона… Я не имею права советовать поимённо, какой режиссёр был бы особенно полезен новгородскому театру сегодня, но озвучить социальный заказ - могу: «Хотя бы на театральных подмостках избежать того процесса, который можно назвать «петросянизацией» всей страны».
- Что такое формат театральной лаборатории
- «Где-то и около» - от мата сердце ёкало
- «Парикмахерша» - боже, какой наивняк!
- Всем Волховским фронтом против «Развалин/ых»
- Хотите «Убийцу» в новгородскую афишу? Его хочет директор академического театра драмы им. Ф.М. Достоевского Виктор Назаров.
- реж-р Владимир Ветрогонов , СПб: - Есть проект у меня: Паневежис по-новгородски.
- реж-р Вадим Кондратьев, Москва: - Директор Виктор Назаров разговаривает так, как будто «атомную бомбу» изобрел в театральном искусстве…
- реж-р Алексей Говорухо, Москва: - Сегодня с директором Назаровым я работать не буду.
- Что на самом деле показала мартовская поездка нашего театра в Могилев на фестиваль молодежных спектаклей?
- Как о театральной лаборатории написала новгородка
- И как московский критик Ирина Алпатова указала Новгороду на его место в театральной жизни.
В феврале академический театр драмы им. Ф.М. Достоевского представил новгородцам невиданное зрелище - театральную лабораторию. 4 молодых режиссёра за 4 дня подготовили эскизы 4 современных пьес. С благословения директора театра Виктора Назарова молодые режиссеры самостоятельно выбрали драматургический материал и актерский состав. Пожалуй, впервые новгородские зрители в количестве до 100 человек каждый показ были так близко к знакомым актерам - в пространстве ограниченной пожарным занавесом большой сцены, в репетиционных комнатках, в кирпичном «кармане» нашего такого архитектурного-архитектурного здания театра. «Зрительский заказ» на театральные эксперименты позволителен, и я скажу: давайте лабораторничать ещё. Такой энергетический контакт актёра с актёром, эскиза спектакля со зрителями исключительным образом воздействует на публику, у которой есть все шансы с таким форматом прикипеть наконец к родному театру. Формат театральной лаборатории превосходен, действо по форме - прелюбопытное. Но по содержанию - спорное, по результату - тревожное.
«Где-то и около» - от мата сердце ёкало
Работа лаборатории стартовала с эскиза к постановке пьесы Анны Яблонской, молодого драматурга, погибшей во время теракта в Домодедово. О покойном или хорошо или ничего. Вот и нечего. А молодой режиссер Александр Хухлин столкнулся с тем, что актёр отказался от роли, потому что мужские реплики изобилуют матерщиной. Те, кто не отказался - «бойцы», как поименовали их режиссеры, - матерились художественно, по сценарию. Их было двое. Актер Вячеслав Кормильцев впервые за долгое время предстал перед зрителем без чалмы или бороды Деда Мороза. И вы знаете, я хотела бы дальше видеть его в… «человеческих» ролях: он оказался современен и правдив в роли редактора газетки рекламных объявлений. Клиенты, как оказалось, не дружат не только со счастьем в личной жизни, но и с языком. Составить объявление о знакомстве - это, конечно, выше человеческих сил. Поэтому редактор и помогает корректировать одиноким людям матерные самоописания на фоне красноречивых «без в/п и в/о» («без вредных привычек и высшего образования»). В результате Он и Она, кажется, находят друг друга. Не беда, что по пути надо пройти через постель редактора и горнило трёх работ. Иначе третьему герою, мужичку в исполнении Сергея Ефимова, не прокормить ребятишек при сбежавшей к другому жене. А редактору случайная связь помогает схватить за хвост вдохновение, ведь он потихоньку графоманствует в жанре романа.
Такая тяжелая, ненормативная жизнь отчаянно иллюстрируется ненормативной лексикой. В обсуждении после просмотра новгородский зритель превозмочь её не смог. Я смогла. Мат - не фон и не правило, а крайняя редкость в моей жизни. А потому воспринимать его исключительно в эстетической плоскости - получилось. Настолько, что захотелось побороться за право этого спектакля существовать на новгородской малой сцене, в камерном общении со зрителем.
- Может быть, можно было бы заменить мат на «ёшкин кот», как в фильме «Любовь и голуби»? - спросила я у молодых режиссеров. Но они были категоричны:
- Это разрушит пьесу, и автор погиб, никак нельзя.
Неготовность молодости к компромиссам привычна. Непривычно непонимание того, что жить в памяти соотечественников чуть смягченной пьесой куда лучше, чем не жить совсем. Предвижу, что на малую сцену новгородский зритель пришел бы и раз, и два, и еще двадцать два, потому что уже в одном только эскизе постановки режиссёрски продуманным, сценически выстроенным и симпатичным выглядит ряд моментов. Так, обыграно имя нашего театра: издатель газетки пишет роман всей своей жизни и «сверяется» то ли с портретом Достоевского, то ли с зеркалом. Груда нарезанной бумаги «прочитывается» зрителем как символ тщеты и «мусорного» в словесном плане существования героев. «Не зря Хухлина включили в номинанты Российской национальной премии «Золотая Маска» - он и в эскизе нашёл, как прикрыть актёров. А нашу актрису Елену Гизе заставил прямо светиться»,- отозвался о задатках молодого режиссёра-постановщика директор театра Виктор Назаров.
И если возвращаться к мату, терпеть его или не стоит на сцене академического театра, правда, в камерном варианте, то я скажу так. Слово ж..а, внезапно обнаружившаяся еще у одного героя, у солнечного луча, который то и дело уводит героев в детство, где они недоиграли, недолюбили, недополучили счастья даже там, -- так вот это слово слышать со сцены по-настоящему нетерпимо. Потому что полста раз повторенное устами «светящейся актрисы», слово это никакой художественной задачи не исполняет, помимо неуклюжей окололитературной подделки под метод «остранения» (когда вещь не называется, а описывается как в первый раз видимая, нередко - видимая глазами животного или ребенка, как в данном случае).
Мат давно пытается шагнуть по стране на театральные подмостки под соусом «современного звучания жизни» - но на Новгороде мат споткнулся. Да здравствует город.
«Парикмахерша» - боже, какой наивняк!
Дмитрий Егоров взялся за постановку женской истории по тексту Сергея Медведева с опорой на новгородскую актрису Юлию Фролову. Непрерывно-задумчивый взгляд в зал, как только и смотрят куаферы: не на человека, а в зеркало на отражение клиента - какие-то прямо невозможные ямочки на щеках и коленях и абсолютная душевная блондинистая слепота особенно очевидны в условиях репетиционной комнатки, где зрителям был явлен прогон эскиза. Годами ждать заключенного, с которым познакомилась по переписке, и игнорировать сгорающего от чувств пожарного-малого. Дождаться заключенного, получить от него по голове топором (ну, разве мог этот «достоевский предмет» пройти мимо нашего театра?), быть ограбленной и беременной - и, наконец, соединиться с пожарным. И жить с ним, а мечтать о пожаре сердца всё с тем же недоубивцем, который отбывает очередной срок.
В целом постановка напоминает криминальную сводку-минутку по каналу НТВ.
Даже где-то тяжело это признавать, потому что по-зрительски жалко терять удовольствие созерцать темпераментную подружку-парикмахершу в исполнении Веры Веркау, как и старательную пафосность пожарного. Герой актёра Юрия Ковалева притаскивает в хозяйство даме сердца уцелевшие на потушенных им пожарах вещички, телевизоры-кулончики. Она принимает, припоминая, что в горшке с цветком «где-то около года лежат окурки». Пожар - сила, будем говорить, не созидательная, точно таков и союз с парикмахершей. Ужас даже не в том, чтобы не видеть «пожарной синицы» в руках или ждать «тюремного журавля» к лету. А в том, что у любого героя в пьесе сами ожидания какие-то узкие и жизнь затхлая, полиэтиленом задернутая: так решил пространство эскиза постановки режиссер Дмитрий Егоров.
Что будет с эстетикой этого решения, случись постановке шагнуть на большую сцену? Потеряется. А если ставить кулуарно? В жаркой репетиционной комнатке нет места мурашкам. И как велика та часть новгородцев, что соблазнится театрализацией криминальной сводки? Жалкий выбор: актёрские работы случились, а постановка сомнительна.
Всем Волховским фронтом против «Развалин/ых»
Дмитрий Волкострелов, как и 2 его товарища-режиссера, затянут в чёрное на молнии. Он усаживает актеров полукругом и объявляет читку пьесы Юрия Клавдиева о том, как в блокадном Ленинграде семья беженцев Развалиных из деревни кушает человечину, чтобы выжить, а семья соседей-интеллигентов Невериных не кушает. Правда, доча уже приобщалась к кухне жизнестойких селян, а вот папа-интеллигент предпочитает помереть с голоду. Если кто-то и был готов отринуть эту фабулу ради точных экзерсисов по психологии города и деревни, то я не готова. И новгородцы массово не готовы. Случаи людоедства в блокаду фиксировались - единичные. Массовым был подвиг города, 900 дней не сдававшегося ни голоду, ни врагу, и подвиг страны, 4 года боровшейся с фашистской экспансией. Переставлять акценты с нелюдей-фашистов на людоедов-русских - утеха отравленных демшизой пубертатов, голода не знавших, ответственности за свои игрища не ведающих.
Тема выбора, в которой выбор оставляется за зрителем, - эта игра с головой выдает человека, не готового проявить волю и нести ответственность за режиссерское решение. Перетереть на завалинке, прикинуть, а как бы я в войну, - воля ваша, прикидывайте. Но когда театр предлагает массовый продукт, спектакль - будьте добреньки, обозначьте позицию, не трусьте. И все эти псевдоблагородные разговоры насчет «сейчас не то время, чтобы театр занимался постановкой классик, страна живёт страшно, и мы не хотим надевать шоры на глаза» (Режиссер Волкострелов) и «правда у каждого своя» оставьте за стенами храма Мельпомены - для лавочек. Театру нужен режиссер, который возглавит и поведет, а не заведет и бросит. Что и случилось на читке, устроенной петербуржцем Дмитрием Волкостреловым. Эскиза не случилось, всего лишь читка, даже вопреки исключительной актёрской работе Елены Лукьяненко. Мать-крестьянка в своих монологах открыла и то, как в голодающей после «людоедских» реформ советской власти деревне «всякое началось», как рушились в народе табу - от «солить лебеду» и всем селом «поднимать на вилы агронома» до «кушать мёртвых деточек» - и как война якобы оправдала утрату остаточков совестливости.
Роль в исполнении актрисы была так глубока, что думалось: и как не дать ей в работу материал о том же - но другой? Неужели Максим Горький мало говорил об особой психологии деревенского человека («Ледоход» и др.)? Неужели Леонид Андреев или Андрей Платонов оставили лакуны в разъяснении психологии цивилизации, разъедающей душу и жизнь человеческую («Дни нашей жизни» и «Епифанские шлюзы», напр.)? Напротив, и только редкие удачи Клавдиева-драматурга можно поставить рядом: народ, который историей государства российского вечно заталкивается «между порохом и снарядом», народ, которому в результате «Христа ради просить - не землю пахать». Народ, который априори поделен на «солдатам государство должно помогать, а гражданские должны сами выживать». Впрочем, посчитать удачей стоит и формулировочку драматурга о трупах как о «побитых войной индивидуальностях»: мертвые сраму не имут и поступка дурного совершить не могут. Это живые, якобы массово позабыв об индивидуальности, забывают и о человеческой ответственности. Вот уж этот тезис молодой режиссер Дмитрий Волкострелов отыгрывает по полной, послушно вслед за драматургом вершащий судьбу того интеллигента, что предпочитал себя поедом есть, а человечины не пригубить. Погибнуть как полагается - от голода - в финале ему не дадут, случайно подстрелят снайпером, что караулил как раз охотников за мертвечиной…
Увольте жителя из мест Волховского фронта, соседей блокадников, новгородского зрителя да и театр наш - увольте от режиссеров, в коих не созрела ещё режиссерская ответственность «расставлять точки над и».
Хотите «Убийцу» в новгородскую афишу?
Его хочет директор академического театра драмы им. Ф.М. Достоевского Виктор Назаров. Собственно, ради прикидок именно этой пьесы к нашей сцене и был вызван к жизни театральный десант молодых режиссёров. В рамках театральной лаборатории за эскиз сценария Александра Молчанова должен был взяться Дмитрий Егоров. Но, по словам директора, он «оказался порядочнее и старомоднее», чем можно было ждать от современной творческой молодежи. Пьесу «Убийца» он уже ставил в других стенах и сам себе дал зарок не дублировать её в иных театрах. И потому пригласил для пробы режиссера Галину Бызгу из Санкт-Петербурга, которая известна способностью гармонично подбирать актёрский ансамбль для постановок.
И это удалось. Пожарный занавес отрубает зрителей, сидящих на сцене от огромного пространства зала театра в 800 мест. Зрители наедине с убийцей: кто-то из актеров - убийца. И разворачивается простецкая история по мотивам страданий Раскольникова. Студент (Никита Петров), чтобы покрыть карточный долг перед довольно гнусным типом (звучит достоевское слово «тварь»), должен убить другого его должника. Для «контроля» студенту навязывается подружка крутого картежника (Данила Сочков), девка вздорная, потому что жизнь такая (Людмила Павленко). «А в общем-то хочется замуж» - это рефрен всех её монологов, «а в общем-то хочется славы хоть в чем-нибудь» - это планы студента: из полифонии «внутренних монологов» и состоит спектакль. Прежде, чем ехать убивать, юноша предпринимает попытку одолжить денег у родителей, барышня играет роль пассии, и не сразу, но ради старта молодой семьи мать-таки даёт «невестке» требуемую сумму. По случайности, по вздорности характера «названной невесты» радостная весть не сразу становится известна студенту, так что инерция решимости - убить - толкает его пойти и убивать.
Но под пером драматурга жизнь, в которой родители не «жертвуют сыном за девятидневную выручку» и дают-таки в долг, - превращается в мир, в котором отдают долги. Задолжавший при свидетелях отдает свой долг, и нет больше нужды убивать. Что делать, если внутри герой уже замахнулся, уже разрешил себе «право иметь»? Пока что - поехать расплатиться с кредитором-картежником, который - о драматург! - к этому времени вывалился из окна.
Свободные деньги, свободная подружка, свободная от груза убийства душа - и вот уже перед зрителем рецепт влюбленности и сакраментальная сцена на вокзале. Тётка-судьба под песни Гребенщикова поднимает пожарный занавес - и на осчастливленного зрителя веет холод жизни, которая, конечно же, сильно отличается от сладкого финала, скажет пессимист. А оптимист скажет: это веет свежестью жизни, ровно такой же, как чувства молодых героев. А директор Виктор Назаров сказал: «Пьеса идет по всей стране, и мы не будем ждать, пока к нам её привезет какая-то другая труппа или пока выйдет телефильм. «Убийца» принят к постановке худсоветом». А худсовет (7 участников, в том числе народные и заслуженные артисты театра) говорит: нас не собирали, мы не обсуждали, мы не знаем о планах на «Убийцу».
А я скажу: все 4 утвержденные директором для театральной лаборатории постановки малочисленны по составу героев и не идеально раскладываются на нашу труппу в 30 человек. Интерес режиссеров, по их высказыванию, диктуется желанием «проверить реакцию» новгородских зрителей и актеров на постановку: как будто молоточком по колену у невропатолога. Все 4 драматургических материала проигрывают, к примеру, Островскому, которого в нашем театре умеют ставить и которого любят зрители. Все 4 поставки есть погоня за современным материалом с опорой на режиссеров-гастролеров в отсутствие четкой репертуарной политики и главного режиссера театра. Случись ему быть, я бы рискнула и вспомнила знаменитое ельцинское ДА-ДА-НЕТ-ДА времен 18-летней давности референдума о доверии Президенту. Потому что ровно так же я голосую за возможность эксперимента, за реализацию на новгородской сцене - и исключительно в камерном антураже - «Где-то и около», «Парикмахерши», «Развалин(ых)» и «Убийцы».
Театр без головы
В условиях, когда театр не имеет главного режиссёра, этот «лабораторный смотр» однозначно трактуется как знакомство с потенциальными кандидатами. Ибо дать режиссёрам выпустить по настоящему пробному спектаклю - этак со «смотринами» и в год не уложишься, учитывая, что труппа качественно может подготовить 5 постановок в год. А по словам Бориса Зорина, заместителя председателя комитета Комитета культуры, туризма и архивного дела Новгородской области, «отбор кандидатур на должность художественного руководителя или главного режиссера театра должен быть завершен к концу творческого сезона», к лету. Есть и ещё трудности: служебная квартира занята молодыми актёрами, а театральный набор в НовГУ приостановлен, в частности, в связи с отсутствием «мастера», куратора. Есть ли кто-то, кроме 4 молодых режиссёров, кто поедет в Великий Новгород на вакансию главного режиссера или художественного руководителя академического театра драмы им. Ф.М. Достоевского? Как я проверила, как минимум 3 известным в России мастерам сцены, работавшим в Новгороде, принципиально интересна эта почетная и тяжелая должность.
- Если бы Вас пригласили в новгородский областной театр художественным руководителем или главным режиссером, Вас заинтересовало бы это предложение?
Владимир Ветрогонов (СПб, 1996-97 гг. работы в Драмтеатре Великого Новгорода, режиссер спектаклей «Плутни Скапена», «Семейный ужин в половине второго», «Крокодил» по Ф.М. Достоевскому): - Да, я мог бы и квартиру здесь приобрести, и преподавать в НовГУ на актерском курсе. Здоровый театр - это тандем директора и художественного руководителя театра. И осенью директор ДрамТеатра вел со мной переговоры о том, чтобы возглавить труппу. Но внезапно переговоры были свернуты.
Вадим Кондратьев (Москва, 1988-89 гг. работы в Драмтеатре Великого Новгорода, режиссер спектаклей «Челядь», «Яма»): - Директор Виктор Назаров в ответ на мои предложения, как вырастить авторитет театра в городе, ответил: «Вадим Петрович, Вы для нас очень серьезный». Очень обидно такое слышать. Он разговаривает так, как будто «атомную бомбу» изобрел в театральном искусстве, и как будто труд актёров дёшев. Да, я готов работать в Новгороде, но только не с этим директором. При этом мои требования к условиям проживания минимальны, живёшь все равно в театре, так что я согласен жить и на частной квартире.
Алексей Говорухо (Москва, 1998-2004 гг. работы в Драмтеатре Великого Новгорода, режиссер спектаклей «Красавец-мужчина», «Гений и беспутство», «Снился мне сон…», «Рубиновое колье для мадам де Сталь», «Дети Ванюшина»): - Я замечательно отношусь к театру, работать начинал с директором Игорем Сегеди. Я неконфликтный человек, я долго пытался найти общий язык с новым директором Виктором Назаровым. Но он стал вмешиваться в мою работу, стал мешать творчеству. Мой уход из новгородского театра был связан с этим и никак не связан с деньгами. Сегодня с директором Назаровым я работать не буду. Он в творчестве, в построении театра совершенно некомпетентен. Вряд ли и другие опытные режиссеры согласятся работать при Назарове.
- Если региональные власти склонны финансировать деятельность театра по отдельным проектам, есть ли у вас такое предложение-проект? С какой постановкой Вы стартовали бы в Великом Новгороде?
Владимир Ветрогонов: - Для развития театра я предлагал осенью директору Виктору Назарову порядка 30 постановок на выбор. Актёры есть и мастеровитые, и молодые - и первым делом я бы взялся за «Мещанина во дворянстве» Мольера, эта пьеса хорошо раскладывается на труппу. Но у меня есть задумка, актуальная еще с 1997 года, - это «русский Паневежис». Это город в Литве, который удачно расположен между Вильнюсом, Вильнюсом и Клайпедой, который сделал ставку на развитие своего театра и стал средоточием фестивальной, экспериментальной жизни театров СССР и Европы благодаря режиссёру Юозасу Мильтинису и ведущему актёру Донатосу Банионису. Там выросла целая актерская школа, поток туристов наполнял не только театр драмы и театр кукол, но и Паневежский международный керамический симпозиум. Ежегодно там собираются художники со всего мира, а созданные ими работы хранятся в городской Художественной галерее. И вот Новгород сейчас развивает туризм, кстати и его промежуточное положение между Москвой и Петербургом. Актерам, режиссерам из столиц нетрудно сюда доехать, и новгородская труппа театра оказалась бы на передовой театральной жизни страны. Вот такой проект у меня: Паневежис по-новгородски.
Вадим Кондратьев: - Я бы посмотрел, что новгородцы берут в библиотеках сейчас. И выбирал бы пьесу по вкусу этих «добровольцев от искусства», сначала бы опирался на них. И обязательно бы как минимум раз в год ставил пьесу молодого драматурга или приглашал бы молодого режиссера в театр.
Алексей Говорухо (Москва): - Я бы сделал ставку на зрелые пьесы, ни одной такой не было в последней инициативе новгородского театра - театральной лаборатории.
Эти режиссеры в свое время прикипели сердцем к Новгородчине и славили её победами своих спектаклей на весомых театральных конкурсах. Говорят, дважды в одну воду не войдешь. Но, может быть, - в театр-то можно? Режиссёры продолжают общаться с актёрами нашего театра, те о них отзываются очень тепло и вспоминают о грамотном планировании репертуарной, гастрольной и фестивальной политики. Последнее немаловажно. Мартовская поездка нашего театра в Могилев на фестиваль молодежных спектаклей показала, что руководство театра недальновидно отобрало для показа «Покровские ворота». Спектакль оказался не только не по формату молодежному фестивалю, но и собрал критические замечания в адрес молодых актеров и «самодеятельного» уровня игры. И это следствие отсутствия режиссёрской руки над труппой, эксперимента с «директорским театром».
Знаете, что о новгородской «театральной лаборатории» опубликовала газета «Культура»? Материал московского критика Ирины Алпатовой под интригующим заголовком «Убийца» стал лидером». Мол, театр «…вызывает прежде всего искреннее уважение - своим желанием свернуть с проторенного пути и оказаться поближе к реальной жизни. И даже попытаться как-то повлиять на ее течение. Самыми разными способами. …Быть может, здесь не случилось новых драматургических открытий, но это будет утверждать разве что столичный театрал. А мы ведем речь о Новгороде…»
О Новгороде. Случайные постановки, ломка актёрского коллектива, матерок на сцене, заезжие гастролеры с «сексом в летнюю ночь» и лёгкие переводные комедии на закрытие сезона… Я не имею права советовать поимённо, какой режиссёр был бы особенно полезен новгородскому театру сегодня, но озвучить социальный заказ - могу: «Хотя бы на театральных подмостках избежать того процесса, который можно назвать «петросянизацией» всей страны».