Человек и Кошка. Начало.
Я, вообще, кошек не люблю. Можно сказать, что я к ним равнодушен с оттенком неприязни: мне непонятен смысл их существования, мне неприятен этот внимательный, следящий за тобой без всяких видимых причин, взгляд. Я отношусь с подозрением к неожиданным проявлениям внимания, и даже - ласки, от кошек: все эти трения, урчания, запрыгивания на колени, равно как мне отвратительны и необъяснимые вспышки агрессии по отношению ко мне, спонтанно возникающие порой после тех же проявлений внимания…
В общем, кошек я не люблю. Они похожи на плохих, стервозных баб: зависимо-независимые, сытые - уходят, когда захотят, и куда захотят, голодные и побитые - приходят, и жалобно мяучат… Да, кошки, безусловно, похожи на некоторых представительниц самки человека.
…Но была одна кошка в моей жизни, которая здорово добавила позитива в мое к ним, кошкам, отношение. Вот как было дело:
…Я переживал один из самых сложных периодов в своей жизни. Федеральный розыск, ложное обвинение по 105 статье (убийство - поясняю для счастливцев, незнакомых с уголовным кодексом). Уже несколько месяцев я скитался по углам, находясь в положении хуже бомжа, ибо прения с любым ментом, даже - с гайцем, могли запросто закончиться закрытием меня, любимого, надолго. Если кому интересно, почему вдруг так получилось - я писал об этом вот здесь, подробно.
В какой-то момент стало совсем круто. И прятаться в таком бурлящем анклаве, как столица нашей родины, а тем более - в моем пригороде, стало слишком опасно.
…А у моего друга о ту пору умерла бабушка. Старушка, божий одуван, царство ей небесное, покойнице - тихонько преставилась в своей подмосковной (довольно, впрочем, далекой от МКАДа) деревеньке, в которой имела лядащий домишко с немаленьким земельным участком.
Не сказать, что мой друг - черствый человек, но как-то так получилось, что он вообще забыл о существовании бабули (там какие-то старые семейные терки между предками моего корешка и этой бабушкой были, в результате которых внук бабулю практически и не знал). И тут - ба-бац! - вступайте в наследство, дорогой вы наш господин-товарищ-собственник! Домик и членство в окончательно спившемся колхозе теперь - ваше!
…Съездил корефан мой в это родовое гнездо, и - приуныл! Было от чего: в те времена (96-97 год) в такой глуши никому выгодно не продашь это дело (инфраструктуры никакой, вся деревня посреди поля стоит, на холме, рядом - ПГТ какой-то, унылый до невозможности, грязь, говно, и полусгнившая техника повсюду), самому жить - и подавно, нахуй-нахуй, а бросить - жалко, вроде как…
А тут - я на него свалился, со своей бедой. Он меня уже прятал о ту пору, в кибитке охранников, на полузаброшенной стройке, и от житухи там (об этом я тоже - писал), я уже подумывал пойти и сдаться властям, лишь бы не эта унылая конура с одуревшими от тупейшей работы людьми, - ибо получалось, что я сам себя на зону, фактически, отправил, да еще и - в карцер посадил…
Мысль пришла сама:
- Паш! Идея! Слушай, а давай - туда?! - он вкратце описал наследство. - Бля буду, тебя там никому в голову не придет искать! Я даже жене ещё не говорил про эту халабуду: грешным делом, думал, когда-нибудь по лету с братвой зависнем: бляди там, шашлычок, хуе-мое… Все ж польза от недвижимости! Опять же - пострелять там, еще чо, в таком духе… Там деревня - глухомань, одни колдыри синие, да старухи столетние! И участковый, тож, синячина - аж с формой сливается!
- Угу. Во-во. «Участко-овый». А мой симпатичный фейс по всем ориентировкам прошел, между прочим. На всех «досках почета» висит, сам видел. Он синий-то синий, а сводки-то читает, поди?! Вмиг чужака в деревне срисует. Да и остальные - в момент! Это ж деревня, ты что?! - на самом деле, это я больше себя убеждал. Свалить куда угодно, в любую глушь, но - в отдельный, типа, дом, - мне захотелось сразу и очень. После кибитки-то. Что там говорить: я помыться-то мечтал, хотя бы - в тазу, извините за интимную подробность! Во как озверел. В кибитке-то той - где помыться-то? Вот то-то.
Да и насчет фейса - мне несказанно повезло: поскольку личность подозреваемого (т.е. - меня) была мусорам полностью известна, они не придумали ничего лучше, как взять мой фейс (для листовок о розыске) с фотографии, которая у меня была на водительских правах. Но штука в том, что на права я вклеил фотографию, на которой мне… 14 лет. )) Ну, когда я получал права (чуть раньше 18-ти своих лет) - я еще был похож на того худенького мальчишку с челочкой… А потом вот - сильно изменился. Причем - лицом, в том числе. К 1996 году Павел Егорович Хваткин был уже такой, весьма мордатый, коротко стриженный упырек, с бычьими повадками и недобрым взглядом, в котором уже ни-че-го не было от 14-ти летнего идеалиста-мечтателя… Поэтому, стоя прямо напротив собственного изображения на доске «почета», я чувствовал себя вполне уверенно: только профессионал-физиономист из Конторы смог бы разглядеть во мне того, кто изображен на фото… А Контора, слава Богу, на меня не охотилась, даже наоборот. Но и среди мусорни вундеркинды попадались еще, и это нельзя было сбрасывать со счетов, да…
- А мы - вот как сделаем… - гнул свою мысль Серега: - Я туда на выходные отвалю, в пятницу утром, на три дня. По-отсвечиваю там, мол, наследник, все дела, похожу-погуляю, чтоб вся деревня меня увидела. А в ночь на понедельник, часика в три, мы с тобой местами-то и махнемся: я в город поеду, а ты - в доме закроешься! Опять же - хавчика там тебе за три дня припасу, дровишек, вся хуйня. Буду приезжать через день, по вечерам! Ты днем сиди мышкой, носа не кажи во двор, кто придет - не открывай. А как стемнеет (темнеет щас рано!) - выходи, воздухом подышать, тихонько. Ну и, опять же, по хозяйству там чо, если надо. Дом теплый - с утра протопил, целый день - тропики, до следующего утра! Там печку еще мой прапрадед хуярил - добрая печка, щас таких не ставят… Курева там тебе с запасом возьмем, телек у бабули был, я видел - наверное, показывает. В общем, как у Христа за пазухой отсидишься!
- Ладно… Только давай завтра вместе съездим, прикидочно. Я из машины выходить не буду, но мне надо на месте осмотреться, что и как…
- Заметано!
Съездили. Место мне понравилось. Главным образом, тем, что из дома был вид на три (почти что на четыре) стороны. Кругом - открытое поле, дом - на взгорке. Незамеченным сюда даже ночью подобраться трудно… И это - хорошо! С одной стороны. С другой… Да и хуй с ними, с пейзанами-то! Понятно, что вычислят чужого. Ну и что? Кореш я. С женой поругался. Вот друг и пустил пожить, пока семейные разборки не улягутся. А по ситуации - можно и себя за наследника выдать, коли участковый - такой колдырь…
…Заселился. В самый последний момент, уже в дверях, Серега вдруг замялся чего-то, и - сказал:
- Да… тут эта… кошка еще живет, бабкина. Говорят, на Маруську - откликается… я ей тут вискаса купил - не жрет, падла. Хрен ее знает, чем ее бабка кормила, - говорят, кашей какой-то… Ты эта, попробуй, если не в падлу, покорми ее, ладно? Жалко все-таки животину… - и не успел я еще и рта раскрыть, как он выпалил: - Ну, давай, обживетесь тут как-нибудь! Я в ночь на среду - приеду! Будь, братан! - и красный «Ниссан Следопыт», наглухо тонированный, очень модный в ту пору (с треугольным окошком), вспахал сугроб нечищеной дороги и - отвалил в сторону трассы на Москву…
Домик был невелик. И очень похож на миллионы таких домиков в России. Большая комната, которая служила хозяйке и спальней, и столовой, и кухней, и рабочим кабинетом. Малая - больше похожая на чулан. В центре всего - печь. Собственно, ее жара как раз и хватало, чтоб поддерживать нормальную температуру - в большой комнате, приемлемую для жизни (градусов эдак 14 в плюс) - в маленькой, и - все. Сени, веранда - не отапливались. Равно как и сортир, который, хотя бы, был в доме - и на том спасибо.
В большой комнате - кровать с панцирной сеткой и фаянсовыми набалдашниками, круглый дореволюционный еще стол (вероятно, из какого-то другого, куда более богатого, дома) с кудрявой резьбой. Буфет с запыленными остатками посуды. Пожелтевшие фотографии строгих людей на стенах с напряженными лицами, в рамах, за стеклом. Патефон, добротный, немецкий. Швейная машинка с ножным приводом, тоже - немецкой фирмы, с совершенно непроизносимым названием. А над швейной машинкой, отдельно - фотография бравого гвардейца, с чубом из под фуражки, и солидным орденским иконостасом на груди. Все вместе это как бы говорило мне, что бабушкин дедушка вернулся с войны-таки живым, и не без трофеев (патефон, швейная машинка)…
Книг в доме не было совсем - даже на чердаке и в погребе, я все облазил. Зато в погребе я нашел здоровенную бутыль с очень не дурным самогоном, чем-то по вкусу напоминавшем дешевый молдавский коньяк, только крепче. Бутыль была литров на 30 - я еле выпер ее поближе к свету, и первый вечер она мне здорово скрасила! Больше я, правда, практически не пил, ибо осознавал, что расслабляться мне нельзя ни на секунду…
…С Маруськой мы тоже поладили: кошкой она оказалась доброй, покладистой, и - не приставучей. Покорно хавала геркулесовую и гречневую кашу, которую я ей варил, причем предпочитала на воде, на молоке - отказывалась первое время. Но, увидев, что даже я - не брезгую, попробовала, и величественно согласилась принимать дальше кашу, сваренную на молоке. Мясного же не ела напрочь. Ничего. Равно как и витаминов, которыми я пытался ее подкармливать. Не знаю, может, питалась где-то еще, может - бабка ее так уж приучила, что ей и не надо их было - хер знает.
…И потянулись унылые, серые дни. Связи с внешним миром у меня не было никакой: ни телефона (сотовый о ту пору в той глуши не ловил, хоть на елку лезь, да и не было у меня в тот момент сотового), ничего, кроме приезжавшего по ночам через день-через два, Сереги, да старого советского телевизора, едва показывающего две программы. Да еще - радио, кнопочное, трехпрограммное, несшее круглые сутки какую-то чушь про наши достижения, как будто за окном не 96-ой, а - 86-ой, год. Ощущения отката во времени усиливались еще и тем, что на стене у бабки висел пожелтевший отрывной календарь, застывший почему-то на дате 27 августа 1989 года… Не знаю, что случилось в этот день у бабушки, но я не решался трогать этот календарь. Да мне и ни к чему было…
Хуже всего было одинокими вечерами: свет я старался не включать (а темнело - рано), дабы не привлекать внимание: опытным путем я выяснил, что в 21-22 часа все дома без исключения в деревне - темны. А значит, и мне нечего выеживаться.
Эта-то конспирация меня чуть и не погубила…
…В тот вечер я уже собирался ложиться спать: все равно делать нехуя, а визит Сереги планировался только послезавтра. Сидел в темной хате, за столом, глядел в окно, на звездное небо. Думал. Разное. Маруська щароебилась тихонько где-то в районе печки, собираясь, видимо, устроиться на ночлег… Я опустил глаза от звездного неба, собираясь уже подняться в направлении кровати, как вдруг заметил какое-то движение от ворот к дому…
…Мурашки размером с кабана побежали по всему телу: к дому направлялись как минимум - двое. И явно - стараясь особо не шуметь.
Блядь! Менты?! Всё, пиздец. Добегался, конспиратор. Щас они тебе ласты-то закрутят по самое небалуйся…
Ай-яй-яй! Как же это я так проворонил-то, а?! Уходить надо. Ой, как надо уходить!
…Если это мусора, то - поздняк! Слишком близко подпустил: они уже должны были весь участок оцепить. Наверняка с огорода меня уже ждут! - я метнулся к окну, выходящему на тылы дома - ничего… никаких признаков жизни. Целина белая, нетоптанная… ан нет - шевельнулось, вроде, что-то, у забора. Или - показалось?! Блядь, что же делать-то?! На прорыв идти? Могут и завалить… А у меня из оружия - только тесак один, охотничий. Хороший, но… Не войну с ним воевать. Вот жеж ё! Влип!
В этот момент в дверь постучали. Я аккуратно и беззвучно переместился к чулану, за печку. Это было единственное место в доме, откуда видно сразу все, и при этом - не видно вошедшим - тебя… Не знаю, чего я рассчитывал этим добиться.
…Из моего укрытия, через окно, мне отлично было видно две фигуры на крыльце: одна побольше и поплотнее, другая - помельче, но не то - с дубиной какой, не то - с дрыном, а может - завернутым в какую-то хламиду ружьем?
Но - кто ходит на дело с завернутым в херню ружьем?! Странно… Наверное, все-таки - дрын. А зачем менту - дрын? Опять нескладуха какая-то, блядь.
…Тем временем, дверь начали ломать. Ну, ломать - это громко сказано, конечно! Ломать там особо было нечего: как во всех убогих домах, замок в двери только родным ключом открывался едва с третьего раза, а так - любым гвоздем ткни или плюнь - и заходи, бери, кто что хочет…
И - зашли. Свет фонарика заметался по веранде, повеяло холодом из открытой двери, донеслась шепотом матершина. Двое явно не очень уверенно, но - целенаправленно, продвигались вглубь дома. И вдруг…
…Дикий, боевой кошачий вскрик! Браво, Маруська!! - несмотря на напряженность обстановки, я едва сдержал улыбку: это Маруська, едва луч фонарика нащупал ее, - бросилась на непрошенных гостей самоотверженно. Послышался стук, звон, что-то упало, покатился фонарик, в сенях заматерились уже в голос.
Вспыхнул свет в большой комнате, неприятно резанув меня по глазам. Двое. В ватниках. Мелкий - в кепчоночке, сразу бросился к буфету (и оказался ко мне - ближе), а тот, что покрупнее - кинулся к кровати, рыться под ней и в матрасе…
…Еб жеж твою мать! Ну, это надо, а?! Это ж - мародеры, блядь! Вот же сцуки рваные! Ай, шакалы, мать их!
Сжимая тесак до поры - за спиной, я вышагнул из своего закутка:
- Здорово, граждане мародерствующие! - крупный, находясь спиной ко мне, вжал голову в плечи так, будто его сейчас поленом огреют, и застыл. А мелкий, со злыми черными глазками-пуговками, окаменел напротив меня, рядом с раскрытым им комодом швейной машинки…
…От обоих наносило многодневным кислым пьянством и вообще - безобразием.
- Что ж вы, падаль, а? По бабуле еще сороковины не справили, наследник законный имеется, а вы уже - тут, грабки тянете, до добра убогого?! - хотя меня всего трясло, но старался я держаться как можно увереннее и наглее. Мелкий шарил глазами по дому - пытается сообразить, сволочь, один я тут, или еще кто имеется, - понял я. Крупный же медленно повернулся ко мне, и…
…и я узнал в нем колдыря - участкового, которого мне в первый «транзитный» приезд через стекло своего «Ниссана» показывал Серега!!
Окончание - здесь.
В общем, кошек я не люблю. Они похожи на плохих, стервозных баб: зависимо-независимые, сытые - уходят, когда захотят, и куда захотят, голодные и побитые - приходят, и жалобно мяучат… Да, кошки, безусловно, похожи на некоторых представительниц самки человека.
…Но была одна кошка в моей жизни, которая здорово добавила позитива в мое к ним, кошкам, отношение. Вот как было дело:
…Я переживал один из самых сложных периодов в своей жизни. Федеральный розыск, ложное обвинение по 105 статье (убийство - поясняю для счастливцев, незнакомых с уголовным кодексом). Уже несколько месяцев я скитался по углам, находясь в положении хуже бомжа, ибо прения с любым ментом, даже - с гайцем, могли запросто закончиться закрытием меня, любимого, надолго. Если кому интересно, почему вдруг так получилось - я писал об этом вот здесь, подробно.
В какой-то момент стало совсем круто. И прятаться в таком бурлящем анклаве, как столица нашей родины, а тем более - в моем пригороде, стало слишком опасно.
…А у моего друга о ту пору умерла бабушка. Старушка, божий одуван, царство ей небесное, покойнице - тихонько преставилась в своей подмосковной (довольно, впрочем, далекой от МКАДа) деревеньке, в которой имела лядащий домишко с немаленьким земельным участком.
Не сказать, что мой друг - черствый человек, но как-то так получилось, что он вообще забыл о существовании бабули (там какие-то старые семейные терки между предками моего корешка и этой бабушкой были, в результате которых внук бабулю практически и не знал). И тут - ба-бац! - вступайте в наследство, дорогой вы наш господин-товарищ-собственник! Домик и членство в окончательно спившемся колхозе теперь - ваше!
…Съездил корефан мой в это родовое гнездо, и - приуныл! Было от чего: в те времена (96-97 год) в такой глуши никому выгодно не продашь это дело (инфраструктуры никакой, вся деревня посреди поля стоит, на холме, рядом - ПГТ какой-то, унылый до невозможности, грязь, говно, и полусгнившая техника повсюду), самому жить - и подавно, нахуй-нахуй, а бросить - жалко, вроде как…
А тут - я на него свалился, со своей бедой. Он меня уже прятал о ту пору, в кибитке охранников, на полузаброшенной стройке, и от житухи там (об этом я тоже - писал), я уже подумывал пойти и сдаться властям, лишь бы не эта унылая конура с одуревшими от тупейшей работы людьми, - ибо получалось, что я сам себя на зону, фактически, отправил, да еще и - в карцер посадил…
Мысль пришла сама:
- Паш! Идея! Слушай, а давай - туда?! - он вкратце описал наследство. - Бля буду, тебя там никому в голову не придет искать! Я даже жене ещё не говорил про эту халабуду: грешным делом, думал, когда-нибудь по лету с братвой зависнем: бляди там, шашлычок, хуе-мое… Все ж польза от недвижимости! Опять же - пострелять там, еще чо, в таком духе… Там деревня - глухомань, одни колдыри синие, да старухи столетние! И участковый, тож, синячина - аж с формой сливается!
- Угу. Во-во. «Участко-овый». А мой симпатичный фейс по всем ориентировкам прошел, между прочим. На всех «досках почета» висит, сам видел. Он синий-то синий, а сводки-то читает, поди?! Вмиг чужака в деревне срисует. Да и остальные - в момент! Это ж деревня, ты что?! - на самом деле, это я больше себя убеждал. Свалить куда угодно, в любую глушь, но - в отдельный, типа, дом, - мне захотелось сразу и очень. После кибитки-то. Что там говорить: я помыться-то мечтал, хотя бы - в тазу, извините за интимную подробность! Во как озверел. В кибитке-то той - где помыться-то? Вот то-то.
Да и насчет фейса - мне несказанно повезло: поскольку личность подозреваемого (т.е. - меня) была мусорам полностью известна, они не придумали ничего лучше, как взять мой фейс (для листовок о розыске) с фотографии, которая у меня была на водительских правах. Но штука в том, что на права я вклеил фотографию, на которой мне… 14 лет. )) Ну, когда я получал права (чуть раньше 18-ти своих лет) - я еще был похож на того худенького мальчишку с челочкой… А потом вот - сильно изменился. Причем - лицом, в том числе. К 1996 году Павел Егорович Хваткин был уже такой, весьма мордатый, коротко стриженный упырек, с бычьими повадками и недобрым взглядом, в котором уже ни-че-го не было от 14-ти летнего идеалиста-мечтателя… Поэтому, стоя прямо напротив собственного изображения на доске «почета», я чувствовал себя вполне уверенно: только профессионал-физиономист из Конторы смог бы разглядеть во мне того, кто изображен на фото… А Контора, слава Богу, на меня не охотилась, даже наоборот. Но и среди мусорни вундеркинды попадались еще, и это нельзя было сбрасывать со счетов, да…
- А мы - вот как сделаем… - гнул свою мысль Серега: - Я туда на выходные отвалю, в пятницу утром, на три дня. По-отсвечиваю там, мол, наследник, все дела, похожу-погуляю, чтоб вся деревня меня увидела. А в ночь на понедельник, часика в три, мы с тобой местами-то и махнемся: я в город поеду, а ты - в доме закроешься! Опять же - хавчика там тебе за три дня припасу, дровишек, вся хуйня. Буду приезжать через день, по вечерам! Ты днем сиди мышкой, носа не кажи во двор, кто придет - не открывай. А как стемнеет (темнеет щас рано!) - выходи, воздухом подышать, тихонько. Ну и, опять же, по хозяйству там чо, если надо. Дом теплый - с утра протопил, целый день - тропики, до следующего утра! Там печку еще мой прапрадед хуярил - добрая печка, щас таких не ставят… Курева там тебе с запасом возьмем, телек у бабули был, я видел - наверное, показывает. В общем, как у Христа за пазухой отсидишься!
- Ладно… Только давай завтра вместе съездим, прикидочно. Я из машины выходить не буду, но мне надо на месте осмотреться, что и как…
- Заметано!
Съездили. Место мне понравилось. Главным образом, тем, что из дома был вид на три (почти что на четыре) стороны. Кругом - открытое поле, дом - на взгорке. Незамеченным сюда даже ночью подобраться трудно… И это - хорошо! С одной стороны. С другой… Да и хуй с ними, с пейзанами-то! Понятно, что вычислят чужого. Ну и что? Кореш я. С женой поругался. Вот друг и пустил пожить, пока семейные разборки не улягутся. А по ситуации - можно и себя за наследника выдать, коли участковый - такой колдырь…
…Заселился. В самый последний момент, уже в дверях, Серега вдруг замялся чего-то, и - сказал:
- Да… тут эта… кошка еще живет, бабкина. Говорят, на Маруську - откликается… я ей тут вискаса купил - не жрет, падла. Хрен ее знает, чем ее бабка кормила, - говорят, кашей какой-то… Ты эта, попробуй, если не в падлу, покорми ее, ладно? Жалко все-таки животину… - и не успел я еще и рта раскрыть, как он выпалил: - Ну, давай, обживетесь тут как-нибудь! Я в ночь на среду - приеду! Будь, братан! - и красный «Ниссан Следопыт», наглухо тонированный, очень модный в ту пору (с треугольным окошком), вспахал сугроб нечищеной дороги и - отвалил в сторону трассы на Москву…
Домик был невелик. И очень похож на миллионы таких домиков в России. Большая комната, которая служила хозяйке и спальней, и столовой, и кухней, и рабочим кабинетом. Малая - больше похожая на чулан. В центре всего - печь. Собственно, ее жара как раз и хватало, чтоб поддерживать нормальную температуру - в большой комнате, приемлемую для жизни (градусов эдак 14 в плюс) - в маленькой, и - все. Сени, веранда - не отапливались. Равно как и сортир, который, хотя бы, был в доме - и на том спасибо.
В большой комнате - кровать с панцирной сеткой и фаянсовыми набалдашниками, круглый дореволюционный еще стол (вероятно, из какого-то другого, куда более богатого, дома) с кудрявой резьбой. Буфет с запыленными остатками посуды. Пожелтевшие фотографии строгих людей на стенах с напряженными лицами, в рамах, за стеклом. Патефон, добротный, немецкий. Швейная машинка с ножным приводом, тоже - немецкой фирмы, с совершенно непроизносимым названием. А над швейной машинкой, отдельно - фотография бравого гвардейца, с чубом из под фуражки, и солидным орденским иконостасом на груди. Все вместе это как бы говорило мне, что бабушкин дедушка вернулся с войны-таки живым, и не без трофеев (патефон, швейная машинка)…
Книг в доме не было совсем - даже на чердаке и в погребе, я все облазил. Зато в погребе я нашел здоровенную бутыль с очень не дурным самогоном, чем-то по вкусу напоминавшем дешевый молдавский коньяк, только крепче. Бутыль была литров на 30 - я еле выпер ее поближе к свету, и первый вечер она мне здорово скрасила! Больше я, правда, практически не пил, ибо осознавал, что расслабляться мне нельзя ни на секунду…
…С Маруськой мы тоже поладили: кошкой она оказалась доброй, покладистой, и - не приставучей. Покорно хавала геркулесовую и гречневую кашу, которую я ей варил, причем предпочитала на воде, на молоке - отказывалась первое время. Но, увидев, что даже я - не брезгую, попробовала, и величественно согласилась принимать дальше кашу, сваренную на молоке. Мясного же не ела напрочь. Ничего. Равно как и витаминов, которыми я пытался ее подкармливать. Не знаю, может, питалась где-то еще, может - бабка ее так уж приучила, что ей и не надо их было - хер знает.
…И потянулись унылые, серые дни. Связи с внешним миром у меня не было никакой: ни телефона (сотовый о ту пору в той глуши не ловил, хоть на елку лезь, да и не было у меня в тот момент сотового), ничего, кроме приезжавшего по ночам через день-через два, Сереги, да старого советского телевизора, едва показывающего две программы. Да еще - радио, кнопочное, трехпрограммное, несшее круглые сутки какую-то чушь про наши достижения, как будто за окном не 96-ой, а - 86-ой, год. Ощущения отката во времени усиливались еще и тем, что на стене у бабки висел пожелтевший отрывной календарь, застывший почему-то на дате 27 августа 1989 года… Не знаю, что случилось в этот день у бабушки, но я не решался трогать этот календарь. Да мне и ни к чему было…
Хуже всего было одинокими вечерами: свет я старался не включать (а темнело - рано), дабы не привлекать внимание: опытным путем я выяснил, что в 21-22 часа все дома без исключения в деревне - темны. А значит, и мне нечего выеживаться.
Эта-то конспирация меня чуть и не погубила…
…В тот вечер я уже собирался ложиться спать: все равно делать нехуя, а визит Сереги планировался только послезавтра. Сидел в темной хате, за столом, глядел в окно, на звездное небо. Думал. Разное. Маруська щароебилась тихонько где-то в районе печки, собираясь, видимо, устроиться на ночлег… Я опустил глаза от звездного неба, собираясь уже подняться в направлении кровати, как вдруг заметил какое-то движение от ворот к дому…
…Мурашки размером с кабана побежали по всему телу: к дому направлялись как минимум - двое. И явно - стараясь особо не шуметь.
Блядь! Менты?! Всё, пиздец. Добегался, конспиратор. Щас они тебе ласты-то закрутят по самое небалуйся…
Ай-яй-яй! Как же это я так проворонил-то, а?! Уходить надо. Ой, как надо уходить!
…Если это мусора, то - поздняк! Слишком близко подпустил: они уже должны были весь участок оцепить. Наверняка с огорода меня уже ждут! - я метнулся к окну, выходящему на тылы дома - ничего… никаких признаков жизни. Целина белая, нетоптанная… ан нет - шевельнулось, вроде, что-то, у забора. Или - показалось?! Блядь, что же делать-то?! На прорыв идти? Могут и завалить… А у меня из оружия - только тесак один, охотничий. Хороший, но… Не войну с ним воевать. Вот жеж ё! Влип!
В этот момент в дверь постучали. Я аккуратно и беззвучно переместился к чулану, за печку. Это было единственное место в доме, откуда видно сразу все, и при этом - не видно вошедшим - тебя… Не знаю, чего я рассчитывал этим добиться.
…Из моего укрытия, через окно, мне отлично было видно две фигуры на крыльце: одна побольше и поплотнее, другая - помельче, но не то - с дубиной какой, не то - с дрыном, а может - завернутым в какую-то хламиду ружьем?
Но - кто ходит на дело с завернутым в херню ружьем?! Странно… Наверное, все-таки - дрын. А зачем менту - дрын? Опять нескладуха какая-то, блядь.
…Тем временем, дверь начали ломать. Ну, ломать - это громко сказано, конечно! Ломать там особо было нечего: как во всех убогих домах, замок в двери только родным ключом открывался едва с третьего раза, а так - любым гвоздем ткни или плюнь - и заходи, бери, кто что хочет…
И - зашли. Свет фонарика заметался по веранде, повеяло холодом из открытой двери, донеслась шепотом матершина. Двое явно не очень уверенно, но - целенаправленно, продвигались вглубь дома. И вдруг…
…Дикий, боевой кошачий вскрик! Браво, Маруська!! - несмотря на напряженность обстановки, я едва сдержал улыбку: это Маруська, едва луч фонарика нащупал ее, - бросилась на непрошенных гостей самоотверженно. Послышался стук, звон, что-то упало, покатился фонарик, в сенях заматерились уже в голос.
Вспыхнул свет в большой комнате, неприятно резанув меня по глазам. Двое. В ватниках. Мелкий - в кепчоночке, сразу бросился к буфету (и оказался ко мне - ближе), а тот, что покрупнее - кинулся к кровати, рыться под ней и в матрасе…
…Еб жеж твою мать! Ну, это надо, а?! Это ж - мародеры, блядь! Вот же сцуки рваные! Ай, шакалы, мать их!
Сжимая тесак до поры - за спиной, я вышагнул из своего закутка:
- Здорово, граждане мародерствующие! - крупный, находясь спиной ко мне, вжал голову в плечи так, будто его сейчас поленом огреют, и застыл. А мелкий, со злыми черными глазками-пуговками, окаменел напротив меня, рядом с раскрытым им комодом швейной машинки…
…От обоих наносило многодневным кислым пьянством и вообще - безобразием.
- Что ж вы, падаль, а? По бабуле еще сороковины не справили, наследник законный имеется, а вы уже - тут, грабки тянете, до добра убогого?! - хотя меня всего трясло, но старался я держаться как можно увереннее и наглее. Мелкий шарил глазами по дому - пытается сообразить, сволочь, один я тут, или еще кто имеется, - понял я. Крупный же медленно повернулся ко мне, и…
…и я узнал в нем колдыря - участкового, которого мне в первый «транзитный» приезд через стекло своего «Ниссана» показывал Серега!!
Окончание - здесь.