Человек и Кошка. Окончание.
Начало можно прочитать здесь.
…Пол поехал под ногами. Нож чуть не выскользнул из моих, вмиг ослабевших, рук.
А-ху-и-тельный расклад! Просто - охуительный! Ну, чо скажешь, шахматист? Бог - не фраер, факт… Задачка, которая только что вдруг облегченно стала ясной, как божий день, - вновь потеряла хоть какой-нибудь вариант решения!
Одно дело - двух синяков подрезать, да выгнать нахуй - они завтра и не вспомнят, где, кто, что, и - как, и совсем другое - мента! Мусор завсегда - при исполнении, они, падлы, завсегда отмажутся. Тем более - участковый! Местный царек и божок, блядь. Вот же, еп, этого мне только не хватало, ко всем моим проблемам!!
- А ты, чтоле, наследник-то?! - с недоброй хрипотцой спросил меня участковый милиционер, по ночам оборачивающийся пьяным мародером. Я узнал его тайну. Тайну оборотня. И мне теперь, видимо, - кранты. Мысли летели лихорадочным вихрем: есть, правда, один вариант. Ма-а-аленький выход. Меньше игольного ушка, тоньше комариной пизды: я-то его тайну узнал, но он-то моей - пока не знает, судя по всему! Надо как-то разрулить сиюминутную запутку, бескровно, без ножей, без всего, - избавиться от них, и - валить, валить отсюда нахер! До трассы доберусь, а там - на дальнобоях, в Вологодскую область, есть у меня там один давний корешок, егерь - у него забьюсь пока, на дальнем кордоне - авось, не сыщут! Потом разберемся, главное - сейчас…
- Брат я его. Двоюродный. Попросил присмотреть за домом. Спать уж лег, а тут - вы. Вообщем, так, мужики, такое предложение: нам с братом ссориться с новыми соседями не резон, потому давайте так: ничего не было, лады? Вы уходите щас, и больше сюда не лазаете, мы - тож помалкиваем. Договорились? - я постарался придать своему голосу миролюбивости и эдакой купеческой основательности, насколько я ее себе представлял…
- Ничего не было, говоришь? - проскрипел мент. - Это - можно, это мы - завсегда! - и ощерился недобро…
БАЦ!!!!! - свет померк у меня в глазах. Завороженный участковым-оборотнем, я совсем упустил из виду мелкого, подельника его. А ведь дубину-то он неподалеку держал! И именно этой дубиной и накатил мне по жбану, со всей дури!
Слава Богу (это я уж понял потом), и моей реакции - я инстинктивно немного пригнулся, и удар пошел вскользь, но все равно - прилично задело, не устоял на ногах. И следующий удар уже достиг цели однозначно: по ребрам, со всей дури, аж что-то хрустнуло в груди, накатил мне, мелкий, падла, своим дрыном, пока я голову прикрывал. Полыхнуло в глазах, багряно-кровавая пелена окончательно скрыла от меня происходящее, рот наполнился соленым вкусом крови… Наверное, я ненадолго отключился, во всяком случае, ударов я не чувствовал больше. Звук пришел позже:
- Готов, кажись… - это - мелкий.
- «Гото-ов»… Чучело! Бить не умеешь! Живой он… Ладно, валим отсюда, Шура. Оклемается если - будет тока кашки кушать, и под себя ходить… Все ж черепушку ты ему прилично снес, олух.
- Гандон заезжий, блядь! - пинок в район живота, удаляющиеся шаги…
* * *
Сколько я так пролежал? Может, час? Может, сутки? Не помню. Наверное, недолго, потому что очнулся - от холода. Через скрипящую на ветру разыгравшейся метели, незакрытую входную дверь дом выстуживался очень быстро. Очнулся же я в тот момент, когда меня кто-то мягко потрогал. И жалобно мяукнул. Маруська! Холодно ей, бедолаге…
…Попытался подняться, но боль, полыхнувшая сразу во всех частях тела, - свалила на пол, я жалобно заскулил, унянчивая ее в себе, уминая, пытаясь утихомирить. Особенно больно было в груди, слева, туда, куда пришелся самый крепкий, самый «удачный» удар (много позже выяснилось, что я лишился двух ребер).
Необходимо, однако, было встать. Хотя бы для того, чтобы закрыть дверь. Если дом выстудится полностью, у меня не хватит сил, чтоб принести дров и протопить печь. А Серега приедет еще не скоро… Да и Маруську жалко.
Наконец, кое-как поднялся. Шатаясь, и поминутно рискуя упасть - добрел до входной двери (о побеге я уже и не помышлял). На крыльце меня вдруг обильно стошнило, кровью. А блевать было жутко больно из-за режущей боли в груди, и я не удержался, скрючившись, упал лицом в снег. Хорошо-о… Вот так вот и замерзнуть бы… заснуть… Пропади оно все пропадом. Почему на меня все это? За что? Найдут завтра похмелившиеся пейзане замерзший окровавленный труп «заезжего гандона»… Наверняка выдумают красивую страшилку про проклятый дом, про буфет, который душит, и громкоговоритель, который заставляет людей бросаться на стены… И про призрак бабули, появляющийся из швейной машинки ровно в полночь…
…Я уже почти задремывал в болезненном сне, или - терял сознание (чтоб уже его больше никогда не обрести, наверняка!), когда с крыльца снова раздалось призывное мяуканье Маруськи.
Хорошо! Пусть я никому не нужен. Пусть весь мир - против меня, от колдыря - участкового до областного прокурора! Пусть моя жизнь не стоит ни копейки, и вообще - висит на волоске!
Но я, хотя бы, нужен этой кошке! А это уже - немало, черт возьми!
…Трясясь, шатаясь, ежесекундно поскальзываясь, плюя кровью, я снова поднялся. Один глаз ничего не видел, и я не сразу сообразил, что это потому, что он залит кровью. Прилично мне голову разбили, ничего не скажу, прилично…
…Каким-то совершенно нечеловеческим усилием воли я протащил свое тело в дом, тщательно сумев закрыть за собой дверь; смог пошурудить дрова в печке; отмыть лицо от крови (ну, как смог!), достать бинт, и кое-как, чуть не теряя сознание от болезненности каждого движения - перемотать себе голову… После чего погасил свет и - упал в постель, в беспамятстве…
…Что-то теплое, урчащее, подлезло ко мне слева, между рукой и грудью, туда, где был самый болезненный очаг. Оно урчало все громче, умащиваясь там, словно специально прижимаясь к больному месту, но это почему-то не вызывало отторжения, наоборот, стало даже как будто легче. Краешком сознания я понял - Маруська. Странно, она до этого никогда даже в мое отсутствие не запрыгивала на постель. А тут - по хозяйски так… Впрочем, мне уже было не до чего… и последняя мысль, промелькнувшая в сознании, была: «Нет тьмы более совершенной, чем тьма предрассветная! - хорошо бы, если б это было правдой!»
* * *
Утро разбудило меня практически весенним, радостным, солнышком в окно! Боль в груди, как не странно - практически исчезла, голова, конечно, еще болела, и кружилась, как будто с перепоя большого, но уже не так критично, как вчера. Гордая и довольная собой Маруська сидела, сощурясь, на подушке, прямо над моей неряшливо перемотанной бинтами, головой, и пристально следила за мной - как врач за пациентом, которому делал сложную операцию, и которая, похоже, увенчалась успехом, но он до последнего настроен критически, и ищет ошибки!
…Дико хотелось есть (а это - хороший признак!), я поднялся, как мог - привел себя в порядок, перевязал нормально повязку на голове (кровь остановилась уже, но здоровая гематома была весьма болезненна), сварил кашу Маруське, двойную порцию:
- Держи! За героизм! - захомячил и сам все, что нашел, когда вдруг заметил приближающийся по дороге красный Ниссан. Упс! Что это Серега пожаловал внеурочно?! Несмотря на странно-хорошее для моего положения настроение, я, после веселой ночи, ждал любых неприятностей и только - их.
- Эй! Узник совести! - весело закричали со двора. Ба, да он и не один - с парой друзей наших общих, что тоже меня прятали в разное время! Что-то новенькое… - Отворяй! Кончилось твое затворничество, слышь?!
Я вышел на крыльцо.
- Ох и нихуя себе?! Ты чо такой красивый-то? С печки, чтоль, упал?! - и вся гопа наша дружная радостно загоготала! Йех, кобели молодые. Лишь бы ржать. Через силу улыбнулся тоже: - Угу. Бабы местные - норовистые уж больно. Одна коромыслом вот, приласкала… - я потрогал повязку.
Га-га-га! Гы-гы-гы!! Ну ты, Пашка, даешь!! Молодец, даром времени… - шуточки сальные, прибауточки, анекдоты в тему, - весело пацанам, шо пиздец…
- Ладно, хорош уже ржать. Чо там случилось, что вы веселые такие? Я про свои приключения вам потом, отдельным томом, расскажу…
- Амнистия тебе вышла, Пашкидзе! Твой этот жид, Арон Израилевич…
- Аркадий. Аркадий Израилевич.
- Это он для тебя - Аркадий, а по паспорту - жид, тьфу, то есть - Арон, во! Бу-га-га! Дык вот - он там все дело обтяпал, заседание суда вчера было, решение - снять с тебя уголовку, обвинение в убийстве. За от-сут-стви-ем сос-та-ва пре-ступ-ле-ни-я, о! - и Серега в такт этим словам замысловато пропрыгал с поднятыми руками, исполняя, видимо, какой-то ритуальный танец для самого себя. - Так что всё, братуха! Пора домой, к нормальной жизни! Йех, а воздух-то тут - какой…
…Сборы были недолгими. Маруська наблюдала за нами очень внимательно, как будто даже - осознанно, но ни разу не издала ни звука. Я почувствовал неловкость.
- Серег. Кошку возьми с собой.
- Нахуя она мне?! - искренне изумился он.
- Возьми, Серый, не пожалеешь! Я бы сам взял, да у меня псина - здоровая, будто не знаешь! А кошечка - штучная, непростая кошечка-то! - я потрогал себя в районе груди, там, где еще слегка побаливало.
- Чо-то ты, старый, тут совсем трекнулся, пока сидел в норе. Ладно, хер с тобой, возьму - пусть ребенок играется. Приживется - слава Богу, нет - не обессудь… Чем кормить-то ее?!
- Кашей.
Прижилась, кстати, Маруська-то. Лет пять или шесть в их семье прожила. Потом умерла, от старости уже, конечно.
Такая вот история.
* * *
Вместо эпилога (несколько месяцев спустя):
- Здорово, абориген! Слышь, на бутылку подкалымить хочешь?
- А чо делать надо?
- Тебя как зовут?
- Шурик…
- Вот что, Шурик. Говорят, озера у вас тут рыбные есть, неподалеку? Но места нехоженые, глухие. А мы с братвой порыбачить хотим. Садись в машину, покажи дорогу, ты же ведь - местный, знаешь ведь? И бутылка - твоя!
- Уй, да легко, мужики! Поехали…
…Пол поехал под ногами. Нож чуть не выскользнул из моих, вмиг ослабевших, рук.
А-ху-и-тельный расклад! Просто - охуительный! Ну, чо скажешь, шахматист? Бог - не фраер, факт… Задачка, которая только что вдруг облегченно стала ясной, как божий день, - вновь потеряла хоть какой-нибудь вариант решения!
Одно дело - двух синяков подрезать, да выгнать нахуй - они завтра и не вспомнят, где, кто, что, и - как, и совсем другое - мента! Мусор завсегда - при исполнении, они, падлы, завсегда отмажутся. Тем более - участковый! Местный царек и божок, блядь. Вот же, еп, этого мне только не хватало, ко всем моим проблемам!!
- А ты, чтоле, наследник-то?! - с недоброй хрипотцой спросил меня участковый милиционер, по ночам оборачивающийся пьяным мародером. Я узнал его тайну. Тайну оборотня. И мне теперь, видимо, - кранты. Мысли летели лихорадочным вихрем: есть, правда, один вариант. Ма-а-аленький выход. Меньше игольного ушка, тоньше комариной пизды: я-то его тайну узнал, но он-то моей - пока не знает, судя по всему! Надо как-то разрулить сиюминутную запутку, бескровно, без ножей, без всего, - избавиться от них, и - валить, валить отсюда нахер! До трассы доберусь, а там - на дальнобоях, в Вологодскую область, есть у меня там один давний корешок, егерь - у него забьюсь пока, на дальнем кордоне - авось, не сыщут! Потом разберемся, главное - сейчас…
- Брат я его. Двоюродный. Попросил присмотреть за домом. Спать уж лег, а тут - вы. Вообщем, так, мужики, такое предложение: нам с братом ссориться с новыми соседями не резон, потому давайте так: ничего не было, лады? Вы уходите щас, и больше сюда не лазаете, мы - тож помалкиваем. Договорились? - я постарался придать своему голосу миролюбивости и эдакой купеческой основательности, насколько я ее себе представлял…
- Ничего не было, говоришь? - проскрипел мент. - Это - можно, это мы - завсегда! - и ощерился недобро…
БАЦ!!!!! - свет померк у меня в глазах. Завороженный участковым-оборотнем, я совсем упустил из виду мелкого, подельника его. А ведь дубину-то он неподалеку держал! И именно этой дубиной и накатил мне по жбану, со всей дури!
Слава Богу (это я уж понял потом), и моей реакции - я инстинктивно немного пригнулся, и удар пошел вскользь, но все равно - прилично задело, не устоял на ногах. И следующий удар уже достиг цели однозначно: по ребрам, со всей дури, аж что-то хрустнуло в груди, накатил мне, мелкий, падла, своим дрыном, пока я голову прикрывал. Полыхнуло в глазах, багряно-кровавая пелена окончательно скрыла от меня происходящее, рот наполнился соленым вкусом крови… Наверное, я ненадолго отключился, во всяком случае, ударов я не чувствовал больше. Звук пришел позже:
- Готов, кажись… - это - мелкий.
- «Гото-ов»… Чучело! Бить не умеешь! Живой он… Ладно, валим отсюда, Шура. Оклемается если - будет тока кашки кушать, и под себя ходить… Все ж черепушку ты ему прилично снес, олух.
- Гандон заезжий, блядь! - пинок в район живота, удаляющиеся шаги…
* * *
Сколько я так пролежал? Может, час? Может, сутки? Не помню. Наверное, недолго, потому что очнулся - от холода. Через скрипящую на ветру разыгравшейся метели, незакрытую входную дверь дом выстуживался очень быстро. Очнулся же я в тот момент, когда меня кто-то мягко потрогал. И жалобно мяукнул. Маруська! Холодно ей, бедолаге…
…Попытался подняться, но боль, полыхнувшая сразу во всех частях тела, - свалила на пол, я жалобно заскулил, унянчивая ее в себе, уминая, пытаясь утихомирить. Особенно больно было в груди, слева, туда, куда пришелся самый крепкий, самый «удачный» удар (много позже выяснилось, что я лишился двух ребер).
Необходимо, однако, было встать. Хотя бы для того, чтобы закрыть дверь. Если дом выстудится полностью, у меня не хватит сил, чтоб принести дров и протопить печь. А Серега приедет еще не скоро… Да и Маруську жалко.
Наконец, кое-как поднялся. Шатаясь, и поминутно рискуя упасть - добрел до входной двери (о побеге я уже и не помышлял). На крыльце меня вдруг обильно стошнило, кровью. А блевать было жутко больно из-за режущей боли в груди, и я не удержался, скрючившись, упал лицом в снег. Хорошо-о… Вот так вот и замерзнуть бы… заснуть… Пропади оно все пропадом. Почему на меня все это? За что? Найдут завтра похмелившиеся пейзане замерзший окровавленный труп «заезжего гандона»… Наверняка выдумают красивую страшилку про проклятый дом, про буфет, который душит, и громкоговоритель, который заставляет людей бросаться на стены… И про призрак бабули, появляющийся из швейной машинки ровно в полночь…
…Я уже почти задремывал в болезненном сне, или - терял сознание (чтоб уже его больше никогда не обрести, наверняка!), когда с крыльца снова раздалось призывное мяуканье Маруськи.
Хорошо! Пусть я никому не нужен. Пусть весь мир - против меня, от колдыря - участкового до областного прокурора! Пусть моя жизнь не стоит ни копейки, и вообще - висит на волоске!
Но я, хотя бы, нужен этой кошке! А это уже - немало, черт возьми!
…Трясясь, шатаясь, ежесекундно поскальзываясь, плюя кровью, я снова поднялся. Один глаз ничего не видел, и я не сразу сообразил, что это потому, что он залит кровью. Прилично мне голову разбили, ничего не скажу, прилично…
…Каким-то совершенно нечеловеческим усилием воли я протащил свое тело в дом, тщательно сумев закрыть за собой дверь; смог пошурудить дрова в печке; отмыть лицо от крови (ну, как смог!), достать бинт, и кое-как, чуть не теряя сознание от болезненности каждого движения - перемотать себе голову… После чего погасил свет и - упал в постель, в беспамятстве…
…Что-то теплое, урчащее, подлезло ко мне слева, между рукой и грудью, туда, где был самый болезненный очаг. Оно урчало все громче, умащиваясь там, словно специально прижимаясь к больному месту, но это почему-то не вызывало отторжения, наоборот, стало даже как будто легче. Краешком сознания я понял - Маруська. Странно, она до этого никогда даже в мое отсутствие не запрыгивала на постель. А тут - по хозяйски так… Впрочем, мне уже было не до чего… и последняя мысль, промелькнувшая в сознании, была: «Нет тьмы более совершенной, чем тьма предрассветная! - хорошо бы, если б это было правдой!»
* * *
Утро разбудило меня практически весенним, радостным, солнышком в окно! Боль в груди, как не странно - практически исчезла, голова, конечно, еще болела, и кружилась, как будто с перепоя большого, но уже не так критично, как вчера. Гордая и довольная собой Маруська сидела, сощурясь, на подушке, прямо над моей неряшливо перемотанной бинтами, головой, и пристально следила за мной - как врач за пациентом, которому делал сложную операцию, и которая, похоже, увенчалась успехом, но он до последнего настроен критически, и ищет ошибки!
…Дико хотелось есть (а это - хороший признак!), я поднялся, как мог - привел себя в порядок, перевязал нормально повязку на голове (кровь остановилась уже, но здоровая гематома была весьма болезненна), сварил кашу Маруське, двойную порцию:
- Держи! За героизм! - захомячил и сам все, что нашел, когда вдруг заметил приближающийся по дороге красный Ниссан. Упс! Что это Серега пожаловал внеурочно?! Несмотря на странно-хорошее для моего положения настроение, я, после веселой ночи, ждал любых неприятностей и только - их.
- Эй! Узник совести! - весело закричали со двора. Ба, да он и не один - с парой друзей наших общих, что тоже меня прятали в разное время! Что-то новенькое… - Отворяй! Кончилось твое затворничество, слышь?!
Я вышел на крыльцо.
- Ох и нихуя себе?! Ты чо такой красивый-то? С печки, чтоль, упал?! - и вся гопа наша дружная радостно загоготала! Йех, кобели молодые. Лишь бы ржать. Через силу улыбнулся тоже: - Угу. Бабы местные - норовистые уж больно. Одна коромыслом вот, приласкала… - я потрогал повязку.
Га-га-га! Гы-гы-гы!! Ну ты, Пашка, даешь!! Молодец, даром времени… - шуточки сальные, прибауточки, анекдоты в тему, - весело пацанам, шо пиздец…
- Ладно, хорош уже ржать. Чо там случилось, что вы веселые такие? Я про свои приключения вам потом, отдельным томом, расскажу…
- Амнистия тебе вышла, Пашкидзе! Твой этот жид, Арон Израилевич…
- Аркадий. Аркадий Израилевич.
- Это он для тебя - Аркадий, а по паспорту - жид, тьфу, то есть - Арон, во! Бу-га-га! Дык вот - он там все дело обтяпал, заседание суда вчера было, решение - снять с тебя уголовку, обвинение в убийстве. За от-сут-стви-ем сос-та-ва пре-ступ-ле-ни-я, о! - и Серега в такт этим словам замысловато пропрыгал с поднятыми руками, исполняя, видимо, какой-то ритуальный танец для самого себя. - Так что всё, братуха! Пора домой, к нормальной жизни! Йех, а воздух-то тут - какой…
…Сборы были недолгими. Маруська наблюдала за нами очень внимательно, как будто даже - осознанно, но ни разу не издала ни звука. Я почувствовал неловкость.
- Серег. Кошку возьми с собой.
- Нахуя она мне?! - искренне изумился он.
- Возьми, Серый, не пожалеешь! Я бы сам взял, да у меня псина - здоровая, будто не знаешь! А кошечка - штучная, непростая кошечка-то! - я потрогал себя в районе груди, там, где еще слегка побаливало.
- Чо-то ты, старый, тут совсем трекнулся, пока сидел в норе. Ладно, хер с тобой, возьму - пусть ребенок играется. Приживется - слава Богу, нет - не обессудь… Чем кормить-то ее?!
- Кашей.
Прижилась, кстати, Маруська-то. Лет пять или шесть в их семье прожила. Потом умерла, от старости уже, конечно.
Такая вот история.
* * *
Вместо эпилога (несколько месяцев спустя):
- Здорово, абориген! Слышь, на бутылку подкалымить хочешь?
- А чо делать надо?
- Тебя как зовут?
- Шурик…
- Вот что, Шурик. Говорят, озера у вас тут рыбные есть, неподалеку? Но места нехоженые, глухие. А мы с братвой порыбачить хотим. Садись в машину, покажи дорогу, ты же ведь - местный, знаешь ведь? И бутылка - твоя!
- Уй, да легко, мужики! Поехали…