Четыре сестры - 1
Бутидка бежала, не оглядываясь, потом пошла ровным шагом и с тоской думала, что на помойке осталось много очистков овощей, кусочков хлеба, объеденных рыбьих скелетов и даже слипшихся стебельков лапши. Бутидка набрела на это место первой! Сегодня она могла бы хорошо накормить семью. Неужели русским жалко объедков, даже чушкам не отдали? Пропадёт еда. Но, если повезёт, то остатки могут собрать другие бурятские ребятишки, которых привезли сюда вместе с ними осенью прошлого года. Многие из них умерли за зиму и весну, но некоторые выжили.
Случается, они собираются вместе и играют, когда не ищут еду. А еду они ищут всё время, матери и старшие дети на бесконечной работе. Русское слово «норма» для взрослых и подростков бурят, некогда живших в степи, стало и праздником, и голодной смертью. Выполнил «норму» - получишь еду, не выполнил - не получишь, помирай. Кто не работает, тот не ест. Вообще…
Дети умирают чаще взрослых. Русские говорят «дохнут, как мухи». Буряты повторяют пословицу: «Живущий в аду, адом и счастлив». Неужели? Голод, холод, грязь, бараки набиты народом, клопы и вши прямо пожирают их, клопов - тьмы, валятся прицельно, обнаружив обогретые места, вши непрерывно копошатся в одежде, по всему телу, у людей кровавые расчёсы.
В бараках - скарб, воздух спёртый и нездоровый. Вдоль стен - нары из не оструганных досок, топчаны, некоторые семьи «отгородились» одеялами и простынями. В середине - единственная, плохо сложенная, печь на всех, дров на неё не напасёшься. А где и на чём еду варить? Взрослых и подростков гонят на работу охрана, бригадиры, госслужащие, но лучше их - «норма». Они валят деревья, обрубают сучки и таскают в тайге тяжеленные брёвна. Больные, дети и младенцы спецпоселенцев остаются в бараках.
И все считают норму выработки, от которой зависит норма еды. Неработающим и детям выдают меньше всех. Случается, придёт измождённая, после лесоповала, мать в холодный барак, наклонится над ребёнком, лежащим на грязном тряпье топчана: моргает ли кроткими глазёнками? Не моргает, значит, умер. Запричитает, а то и упадёт от невыносимого горя рядом с ним. Но потом отойдёт, безвольная, отупевшая и безжизненная. И отнесут мёртвого ребёнка в общую яму, что за бараком. В некоторых случаях даже актов не пишут, только отмечают галочкой в амбарной книге учёта спецпоселенцев. (Теперь на местах таких кладбищ - парки культуры и отдыха трудящихся).
Много раз Бутидка видела картину похорон стариков и детей. Поняла: надо шевелиться, всё время шевелиться и тормошить других, иначе - смерть.
Сегодня Бутидка искала еду самостоятельно. Обычно кучкуются несколько бурятских детей, ходят измождённые под окнами русских изб, казармы или столовой, протянув тоненькие ручонки и выпрашивая еду. Все выучили русские слова. Не выучишь - умрёшь. Даже зажмурив глаза Бутидка может дрожащим голоском, без никакого притворства, приговаривать:
- Дяденьки и тётеньки дайте поесть, мама умирает, дайте хлеба, мама умирает, мама умирает. Дайте поесть…
Иногда дают. Дебелые русские жёны офицеров, старшин, госслужащих брезгливо бросают им куски объедков, а жалостливые жители деревень суют немного еды в руки. Кажется, деревенские и сами голодные. Глаза обитателей бараков непрерывно и всюду ищут еду, особенно, возле домов, казарм, столовой, руки тянутся подобрать любой предмет, напоминающий пищу.
Всегда хочется есть, ох, как хочется.
Мама болеет ещё с весны. От работы её освободили, встаёт она всё реже и реже…
Только очень низкий, не выработавший никаких понятий о человечности, завистливый, мстительный и в то же время подлый и хитрый организм, мог создать такую дьявольскую и несокрушимую систему уничижения и уничтожения. Даже случайный контакт с этой системой губит всё человеческое в человеке, делая его послушным и управляемым винтиком, подлым манкуртом без собственного мнения. Сначала системе надо было препарировать людей и готовить из них манкуртов, но с годами они стали рождаться сами, процесс продолжается и в наши дни. Не способных превратиться в манкуртов система убивает, способных бережёт и откармливает для размножения.
Бутидка открыла тяжёлую и вонючую, обитую разным тряпьём, дверь барака, куда хлынул свет из улицы, увидела сгорбившуюся фигурку матери, лежавшей на топчане возле окна, прислонившись спиной к стене. Она сосредоточенно шила очередные рукавицы, а Һамудай сучила нитку из конских сухожилий. Иссохшую, смердящую и обглоданную тушу издохшего от непосильной работы старого лагерного коня сёстры нашли на скотомогильнике. Есть жилы - будут и сухожилия, крепчайшие нитки. Значит, можно зарабатывать…
Малютка Сэвэдэй не моргала, но мирно посапывала на остатках бурятского овчинного одеяла, которое с каждым днём становилось всё меньше и меньше. Раньше под этим роскошным и тёплым укрытием могли спать мать и все четыре сестры, а теперь - только двое. Чимид кроила и шила из одеяла рукавицы, которые заказывали спецпоселенцы. Кроме них заказывали вохровцы и госслужащие. Таких варежек не было, да и не могло быть, ни у одного человека, кроме бурят. рукавицы покупали, обменивали. А семье - прибавка, тем более что, когда Чимид, придя с лесоповала, поскользнулась на обледеневшем крыльце и упала, сломав кость где-то далеко, в тазобедренном суставе, её осмотрел доктор и освободил от работы, прошелестел слух, что семью могут отправить домой. Но никто этим слухам не верил.
После увечья, когда-то красивая и полная жизненных сил Чимид, не может ходить и с каждым днём слабеет, сломанная кость не срастается и, видимо, началось заражение. Сейчас бы её в больницу, где прооперируют хорошие хирурги. Но где эта больница и, тем более. хирурги? И превозмогая боль, Чимид продолжает упорно шить рукавицы.
Дисциплина в семье держалась строгая, каждый знает о своих обязанностях. Раньше это было заведённые предками порядки, а теперь - жизненная необходимость. Мать, хотя болеет и не встаёт с топчана, всё время шьёт рукавицы, латает людям одежду. Четырнадцатилетняя Хорло работает за мать на лесоповале, она сучкоруб, отрабатывает семейную «норму». Десятилетняя Һамудай помогает Хорло и матери, смотрит за маленькой Сэвэдэй, а семилетняя Бутидка выпрашивает по посёлку еду. От пригоршни муки, выдаваемой начальством и которую пекут прямо на плите печи, болит живот. Иногда отпускают немного крупы, в которой попадаются черви. Масла дают - только губы помазать, которые тут же иссохнут на сибирских ветрах, лютых морозах или жаре.
Малютка Сэвэдэй - чудо-красавица, живая кукла, любой залюбуется, любому она по сердцу. Как-то вышла с ней Бутидка на улицу, так на Сэвэдэй сразу обратили внимание военные и гражданские, засуетились, зашушукались, стали подходить и гладить её по головке. Бутидка испугалась и быстро унесла Сэвэдэй в барак. Но потом некоторые семьи военных и госслужащих стали приходить в барак и уговаривать Чимид отдать им в дочери Сэвэдэй. Говорили: чудесная малютка всё равно умрёт в таких условиях, лучше отдать её в русскую семью, где ей сменят имя и воспитают. Но Чимид сурово смотрела на них и отказывала. Дочерям же строго наказала: в любом случае, при любом исходе их ссыльной судьбы довезти Сэвэдэй до родных краёв, ни в коем случае не оставлять её здесь и не отдавать русским людям.
А теперь Сэвэдэй посапывает и крепко спит на нарах, завёрнутая в стираные-перестиранные пелёнки.
2
Чимид была непревзойдённой работницей и красавицей в Торейской степи, весь её род - красивые и большеглазые, весёлые и работящие люди. За зиму и весну в тайшетском поселении она превратилась в ходячий и бледный скелет, обтянутый кожей, в котором всё ещё угадывалась былая красота и теплилась воля к жизни. А потом упала с обледеневшего крыльца... Дочери исхудали, побледнели, но, несмотря на бескровные лица, оставались работящими, быстрыми и послушными.
Все спецпереселенцы, жившие в трудовых посёлках вокруг Тайшета, неузнаваемо изменились за каких-то полгода, из сытых и нормальных людей они превратились в забитые и измождённые существа неизвестной национальности. В германском концлагере был железный орднунг, то есть порядок, а здесь - воровство и бардак. Мускулы всего работающего контингента непрестанно болели, хотели отдыха, но отдыха не давала сама система, требующая постоянных и нечеловеческих, порой совершенно бессмысленных усилий и мук, превращающие мышцы человека в слабые, изорванные бечева, напрягающиеся неимоверными усилиями воли.
Товарно-денежные отношения - не только двигатель производства и торговли, но и активное орудие преступников. Все последние войны - за их благополучие. Экономическая удавка или выгоды от распределения природных и материальных ресурсов, особенно пищевая иерархия, отлично изучены и продолжают изучаться категориями преступников. За всю историю человечества именно они, всеми способами, стараются занять ведущие места в системах распределения. Суть политической и экономической борьбы в этой ничтожной, но кровавой, суете, которую не видит за завесой слов большинство наивных людей, ослеплённых пропагандой или рекламой, что одно и то же.
Не видели никакой преступности и спецпоселенцы Тайшета. Но люди - везде люди, и даже в нечеловеческих условиях случаются роды, свидетельством чему - дети заключённых и ссыльных, рождённые в стране, руководство которой потрудилось создать для народонаселения ужасающий криминальный фон, на котором ничто человеческое не могло проявиться. И никто ещё не ответил, не покаялся за это преступление. Таких не было и нет.
Зачем тогда такие люди, почему с ними надо считаться и знать их? Рабов на каторгу второго крепостного права большевиков везли со всех концов самой большой в мире страны. Кто вёз? А кто ещё, кроме рабов, тут живёт?
«...В конце января 1931 года нашу семью вместе с несколькими другими отправили в верховья р. Бирюсы на заготовку леса, поселили в бараках. За работу не платили, кормили и выдавали рабочую одежду бесплатно. Выдавали паёк, столовой не было, никто из нас не имел права уволиться, сменить место работы, уехать, потому что мы были ссыльными, отбывали срок. Моему отцу, когда ещё на него заводили дело, сказали - ссылаетесь на десять лет, а значит вместе с семьей. При конторе леспромхоза был комендант, который наблюдал за нами. Бежавших искали, судили и давали пять лет лагерного срока. Вскоре моих родителей, сестёр, братишку перевели в пос. Юрты. Там они жили плохо, голодали. Братишке было в 1934 году шесть лет. Осенью этого года отцу на работе выдали рожь. Братишка нашел её в чулане и наелся. У него получилось вспучивание живота, а помочь никто не мог, и он умер. Через год умерла мама, отец заболел, совсем обессилил, работать, как раньше, не мог. Через некоторое время его увезли куда-то, в какой-то дом для престарелых, а моих сестрёнок - в Бирюсинский детдом...» (А. Наумов «Спецпереселенец». «Бирюсинская новь». Июль 1989 г.).
«В Тайшетском районе в 1933 г. существовало 13 трудовых посёлков: Караул, Пярендя. Новый путь, Неоисидный, Невельская, Квиток, Лавинка, Сафроновка, Суетиха, Саранчет, Пролетарка, Бирюсинский детдом, Квитковский инвалидный дом. Эти сведения взяты из сводки Тайшетской районной комендатуры ОГПУ о ходе уборочных работ по неуставным сельхозартелям спецпереселенцев на 1 сентября 1933 года. (Тайшет, горархив, Ф1, оп.3,в.х.7, стр. 58)».
«...Спали на каких-то ветках. Спим, а нас снегом засыпает. Мама сделала веник и им нас обметала. Потом отец надрал коры и сделал что-то вроде шалаша. Корчевали лес, расчищали поля. Подкапывали деревья глубоко, рубили корни, а потом привязывали за вершину верёвку, и все вместе тянули, пока дерево не упадёт. Затем его распиливали, что могли, уносили с поля, а что нет - сжигали. Потом лопатами копали целину, садили капусту, косили сено. Потом меня забрали в Квиток. Работала на строительстве, копали землю под фундаменты. Уходить из посёлка запрещалось, за уход - в каталажку. Кормили нас в столовой два раза в день. Кормили плохо. Помню, один раз давали горох, а в нём белые черви. Но мы ели и это. Денег не выдавали, выдавали муки 7 кг, а стахановцам по 12 кг, иждивенцы получали по 2 кг. Отец стал совсем плох и умер в 1933 году. Потом меня перебросили в пос. Неожиданный - копать землю под капусту. Жили в избушках, спали на нарах, нас было человек 20. Условия были тяжелые, особенно нас мучили клопы, которых было много - просто ужас! Мама моя находилась в Квитке, жила очень плохо, голодала, опухла от недоедания. Я просила отпустить меня к ней, но начальство не разрешало. Тогда я ночью бежала, до Квитка было 14 км. Меня в Квитке увидело начальство и вернуло назад. Работала на кирпичном заводе, резала кирпич. Норма - 800 штук. Глину месили ногами, от такой работы одежда всегда была мокрой, не успевала высохнуть. Затем работала на лесоповале, на расчистке полей... Позже мне удалось устроиться уборщицей в детдом. Платили 45 рублей. Летом вновь полевые работы. Старалась попасть на уборочные работы - там обещали по 200 гр. хлеба. Мы так голодали, что собирали в лесу съедобные травы - саранку, щавель, черемшу. От употребления травы в пищу болели часто. Муку спецпереселенцам выдавали в Тайшете и нам приходилось за ней ходить пешком. Подмешивали в муку опилки. Мама собирала очистки по помойкам. Местным жителям запрещалось с нами общаться, не говоря уже о том, чтобы жениться или выйти замуж...» (Воспоминания М В. Мацкевич. Архив ИПО «Бирюса»).
Осенние мухи вялые, умирают от перемены климата. Люди умирают от тифа, оспы, пеллагры, скарлатины, кори, то есть - от антисанитарии, голода, плохой и случайной пищи, вшивости, безволия, до которых доводят людей другие люди. Благоденствие одного, зачастую, - трагедия для другого.
Их много, распределителей материальных ресурсов, вечно карабкающихся на вершины пищевой иерархии. Конечно, они всегда хотят спрятать от посторонних глаз, скрыть всё, с чем трудно жить, что мешает им ощущать себя настоящими людьми, а потому они выдумывают себе какую-то другую жизнь, в которую коллективно играют много лет, обманывая друг друга и общество. Эти лицемеры и сегодня пытаются продолжать такое существование, но оно уже настолько устарело, что сгнили все нитки, скреплявшие ложь. Объедая других всю свою жалкую жизнь, эти товарищи страшились, что кто-то вывернет их ложь наизнанку. Но зачем и кому нужно гнилое нутро, тем более что оно всегда наружу?
«...Многие умирали. Особенно страдали старики и дети от надоедания, так как на детей и неработавших выдавали по 200 гр. хлеба или муки. Уход из посёлка был запрещен...» (Воспоминания В. К. Тринс. Архив НПО «Бирюса»).
«Встретились, поплакали и пошли в посёлок или зону, не знаю даже как это назвать. Были длинные бараки, общие, без комнат, кроватей не было, только топчаны. У папы и мамы было два топчана, а у кого были семьи, они имели больше топчанов. Семьи отгораживались друг от друга половиками, кто чем мог, жильцов в бараке было около 40 человек, а то и больше. Одна печь-плита на всех, на ней готовили пищу Мама толкла сушенные гороховые плети и лебеду, другие собирали очистки с помоек надзирателей. А лепёшки пекли кто из чего мог, прямо на плите, без сковородок. Люди умирали каждый день, очень много было опухших от голода...» (Воспоминания К.М. Ермаковой, архив ИПО «Бирюса»).
Посёлок Квиток Тайшетского района. Здесь были детский дом и бараки для ЧСИР - членов семей изменников родины. Сущность советского тоталитаризма наиболее полно раскрыли сами создатели этой бесчеловечной власти. Так, Бухарин писал в 1928 году: «Мы проводим эксперименты на живом теле народа... точно как студент-первокурсник работает над трупом бродяги, который он раздобыл в анатомическом театре. Вчитайтесь в нашу Конституцию. Там откровенно сказано, что нас интересует не Советский Союз, не его составные части, а борьба против мирового капитала и мировая революция, которой мы жертвуем страну... здесь мы абсолютные хозяева. Не существует в России ни одного дома, где бы мы не убили, так или иначе, отца, мать, дочь, сына, какого-нибудь родственника или друга».
Подобных откровений много. Также мучались и умирали ссыльные монголо-буряты, но они не оставили мемуаров, есть только устные воспоминания, которые неумолимо отдаляются во мглу истории всё дальше и дальше, покрываясь толстым слоем красочных повествований с иллюстрациями о радостных переменах и сытой колхозной жизни. Покрытие становится непробиваемой каменной стеной, отделяющей современников от их предков.
Настоящие слова и настоящий смех людей могут быть только после правды. До этого любая песня - ложь…
Окончание здесь
Четыре сестры, слева направо: сидят - Хорло и Һамудай, стоят - Сэвэдэй и Бутид. 1970-ые...
Помочь: РФ, тлф +79245168119, MIR 2202 2006 6800 1223,
Туслаач: MN, утас +97680306207, Хаан банк: Үндсэн данс 5419 120 465, Карт 6234 5801 2208 8533 (Балдоржиев Цырен-Ханда).
Топ-5 за октябрь 2023 года:
1. Сёстры-2,
2. Где родился Чингисхан?
3. Где родился и умер Бабжи Барас батор?
4. Сокровенное сказание и современная география
5. Монголы мира. Кто, где и сколько?
Случается, они собираются вместе и играют, когда не ищут еду. А еду они ищут всё время, матери и старшие дети на бесконечной работе. Русское слово «норма» для взрослых и подростков бурят, некогда живших в степи, стало и праздником, и голодной смертью. Выполнил «норму» - получишь еду, не выполнил - не получишь, помирай. Кто не работает, тот не ест. Вообще…
Дети умирают чаще взрослых. Русские говорят «дохнут, как мухи». Буряты повторяют пословицу: «Живущий в аду, адом и счастлив». Неужели? Голод, холод, грязь, бараки набиты народом, клопы и вши прямо пожирают их, клопов - тьмы, валятся прицельно, обнаружив обогретые места, вши непрерывно копошатся в одежде, по всему телу, у людей кровавые расчёсы.
В бараках - скарб, воздух спёртый и нездоровый. Вдоль стен - нары из не оструганных досок, топчаны, некоторые семьи «отгородились» одеялами и простынями. В середине - единственная, плохо сложенная, печь на всех, дров на неё не напасёшься. А где и на чём еду варить? Взрослых и подростков гонят на работу охрана, бригадиры, госслужащие, но лучше их - «норма». Они валят деревья, обрубают сучки и таскают в тайге тяжеленные брёвна. Больные, дети и младенцы спецпоселенцев остаются в бараках.
И все считают норму выработки, от которой зависит норма еды. Неработающим и детям выдают меньше всех. Случается, придёт измождённая, после лесоповала, мать в холодный барак, наклонится над ребёнком, лежащим на грязном тряпье топчана: моргает ли кроткими глазёнками? Не моргает, значит, умер. Запричитает, а то и упадёт от невыносимого горя рядом с ним. Но потом отойдёт, безвольная, отупевшая и безжизненная. И отнесут мёртвого ребёнка в общую яму, что за бараком. В некоторых случаях даже актов не пишут, только отмечают галочкой в амбарной книге учёта спецпоселенцев. (Теперь на местах таких кладбищ - парки культуры и отдыха трудящихся).
Много раз Бутидка видела картину похорон стариков и детей. Поняла: надо шевелиться, всё время шевелиться и тормошить других, иначе - смерть.
Сегодня Бутидка искала еду самостоятельно. Обычно кучкуются несколько бурятских детей, ходят измождённые под окнами русских изб, казармы или столовой, протянув тоненькие ручонки и выпрашивая еду. Все выучили русские слова. Не выучишь - умрёшь. Даже зажмурив глаза Бутидка может дрожащим голоском, без никакого притворства, приговаривать:
- Дяденьки и тётеньки дайте поесть, мама умирает, дайте хлеба, мама умирает, мама умирает. Дайте поесть…
Иногда дают. Дебелые русские жёны офицеров, старшин, госслужащих брезгливо бросают им куски объедков, а жалостливые жители деревень суют немного еды в руки. Кажется, деревенские и сами голодные. Глаза обитателей бараков непрерывно и всюду ищут еду, особенно, возле домов, казарм, столовой, руки тянутся подобрать любой предмет, напоминающий пищу.
Всегда хочется есть, ох, как хочется.
Мама болеет ещё с весны. От работы её освободили, встаёт она всё реже и реже…
Только очень низкий, не выработавший никаких понятий о человечности, завистливый, мстительный и в то же время подлый и хитрый организм, мог создать такую дьявольскую и несокрушимую систему уничижения и уничтожения. Даже случайный контакт с этой системой губит всё человеческое в человеке, делая его послушным и управляемым винтиком, подлым манкуртом без собственного мнения. Сначала системе надо было препарировать людей и готовить из них манкуртов, но с годами они стали рождаться сами, процесс продолжается и в наши дни. Не способных превратиться в манкуртов система убивает, способных бережёт и откармливает для размножения.
Бутидка открыла тяжёлую и вонючую, обитую разным тряпьём, дверь барака, куда хлынул свет из улицы, увидела сгорбившуюся фигурку матери, лежавшей на топчане возле окна, прислонившись спиной к стене. Она сосредоточенно шила очередные рукавицы, а Һамудай сучила нитку из конских сухожилий. Иссохшую, смердящую и обглоданную тушу издохшего от непосильной работы старого лагерного коня сёстры нашли на скотомогильнике. Есть жилы - будут и сухожилия, крепчайшие нитки. Значит, можно зарабатывать…
Малютка Сэвэдэй не моргала, но мирно посапывала на остатках бурятского овчинного одеяла, которое с каждым днём становилось всё меньше и меньше. Раньше под этим роскошным и тёплым укрытием могли спать мать и все четыре сестры, а теперь - только двое. Чимид кроила и шила из одеяла рукавицы, которые заказывали спецпоселенцы. Кроме них заказывали вохровцы и госслужащие. Таких варежек не было, да и не могло быть, ни у одного человека, кроме бурят. рукавицы покупали, обменивали. А семье - прибавка, тем более что, когда Чимид, придя с лесоповала, поскользнулась на обледеневшем крыльце и упала, сломав кость где-то далеко, в тазобедренном суставе, её осмотрел доктор и освободил от работы, прошелестел слух, что семью могут отправить домой. Но никто этим слухам не верил.
После увечья, когда-то красивая и полная жизненных сил Чимид, не может ходить и с каждым днём слабеет, сломанная кость не срастается и, видимо, началось заражение. Сейчас бы её в больницу, где прооперируют хорошие хирурги. Но где эта больница и, тем более. хирурги? И превозмогая боль, Чимид продолжает упорно шить рукавицы.
Дисциплина в семье держалась строгая, каждый знает о своих обязанностях. Раньше это было заведённые предками порядки, а теперь - жизненная необходимость. Мать, хотя болеет и не встаёт с топчана, всё время шьёт рукавицы, латает людям одежду. Четырнадцатилетняя Хорло работает за мать на лесоповале, она сучкоруб, отрабатывает семейную «норму». Десятилетняя Һамудай помогает Хорло и матери, смотрит за маленькой Сэвэдэй, а семилетняя Бутидка выпрашивает по посёлку еду. От пригоршни муки, выдаваемой начальством и которую пекут прямо на плите печи, болит живот. Иногда отпускают немного крупы, в которой попадаются черви. Масла дают - только губы помазать, которые тут же иссохнут на сибирских ветрах, лютых морозах или жаре.
Малютка Сэвэдэй - чудо-красавица, живая кукла, любой залюбуется, любому она по сердцу. Как-то вышла с ней Бутидка на улицу, так на Сэвэдэй сразу обратили внимание военные и гражданские, засуетились, зашушукались, стали подходить и гладить её по головке. Бутидка испугалась и быстро унесла Сэвэдэй в барак. Но потом некоторые семьи военных и госслужащих стали приходить в барак и уговаривать Чимид отдать им в дочери Сэвэдэй. Говорили: чудесная малютка всё равно умрёт в таких условиях, лучше отдать её в русскую семью, где ей сменят имя и воспитают. Но Чимид сурово смотрела на них и отказывала. Дочерям же строго наказала: в любом случае, при любом исходе их ссыльной судьбы довезти Сэвэдэй до родных краёв, ни в коем случае не оставлять её здесь и не отдавать русским людям.
А теперь Сэвэдэй посапывает и крепко спит на нарах, завёрнутая в стираные-перестиранные пелёнки.
2
Чимид была непревзойдённой работницей и красавицей в Торейской степи, весь её род - красивые и большеглазые, весёлые и работящие люди. За зиму и весну в тайшетском поселении она превратилась в ходячий и бледный скелет, обтянутый кожей, в котором всё ещё угадывалась былая красота и теплилась воля к жизни. А потом упала с обледеневшего крыльца... Дочери исхудали, побледнели, но, несмотря на бескровные лица, оставались работящими, быстрыми и послушными.
Все спецпереселенцы, жившие в трудовых посёлках вокруг Тайшета, неузнаваемо изменились за каких-то полгода, из сытых и нормальных людей они превратились в забитые и измождённые существа неизвестной национальности. В германском концлагере был железный орднунг, то есть порядок, а здесь - воровство и бардак. Мускулы всего работающего контингента непрестанно болели, хотели отдыха, но отдыха не давала сама система, требующая постоянных и нечеловеческих, порой совершенно бессмысленных усилий и мук, превращающие мышцы человека в слабые, изорванные бечева, напрягающиеся неимоверными усилиями воли.
Товарно-денежные отношения - не только двигатель производства и торговли, но и активное орудие преступников. Все последние войны - за их благополучие. Экономическая удавка или выгоды от распределения природных и материальных ресурсов, особенно пищевая иерархия, отлично изучены и продолжают изучаться категориями преступников. За всю историю человечества именно они, всеми способами, стараются занять ведущие места в системах распределения. Суть политической и экономической борьбы в этой ничтожной, но кровавой, суете, которую не видит за завесой слов большинство наивных людей, ослеплённых пропагандой или рекламой, что одно и то же.
Не видели никакой преступности и спецпоселенцы Тайшета. Но люди - везде люди, и даже в нечеловеческих условиях случаются роды, свидетельством чему - дети заключённых и ссыльных, рождённые в стране, руководство которой потрудилось создать для народонаселения ужасающий криминальный фон, на котором ничто человеческое не могло проявиться. И никто ещё не ответил, не покаялся за это преступление. Таких не было и нет.
Зачем тогда такие люди, почему с ними надо считаться и знать их? Рабов на каторгу второго крепостного права большевиков везли со всех концов самой большой в мире страны. Кто вёз? А кто ещё, кроме рабов, тут живёт?
«...В конце января 1931 года нашу семью вместе с несколькими другими отправили в верховья р. Бирюсы на заготовку леса, поселили в бараках. За работу не платили, кормили и выдавали рабочую одежду бесплатно. Выдавали паёк, столовой не было, никто из нас не имел права уволиться, сменить место работы, уехать, потому что мы были ссыльными, отбывали срок. Моему отцу, когда ещё на него заводили дело, сказали - ссылаетесь на десять лет, а значит вместе с семьей. При конторе леспромхоза был комендант, который наблюдал за нами. Бежавших искали, судили и давали пять лет лагерного срока. Вскоре моих родителей, сестёр, братишку перевели в пос. Юрты. Там они жили плохо, голодали. Братишке было в 1934 году шесть лет. Осенью этого года отцу на работе выдали рожь. Братишка нашел её в чулане и наелся. У него получилось вспучивание живота, а помочь никто не мог, и он умер. Через год умерла мама, отец заболел, совсем обессилил, работать, как раньше, не мог. Через некоторое время его увезли куда-то, в какой-то дом для престарелых, а моих сестрёнок - в Бирюсинский детдом...» (А. Наумов «Спецпереселенец». «Бирюсинская новь». Июль 1989 г.).
«В Тайшетском районе в 1933 г. существовало 13 трудовых посёлков: Караул, Пярендя. Новый путь, Неоисидный, Невельская, Квиток, Лавинка, Сафроновка, Суетиха, Саранчет, Пролетарка, Бирюсинский детдом, Квитковский инвалидный дом. Эти сведения взяты из сводки Тайшетской районной комендатуры ОГПУ о ходе уборочных работ по неуставным сельхозартелям спецпереселенцев на 1 сентября 1933 года. (Тайшет, горархив, Ф1, оп.3,в.х.7, стр. 58)».
«...Спали на каких-то ветках. Спим, а нас снегом засыпает. Мама сделала веник и им нас обметала. Потом отец надрал коры и сделал что-то вроде шалаша. Корчевали лес, расчищали поля. Подкапывали деревья глубоко, рубили корни, а потом привязывали за вершину верёвку, и все вместе тянули, пока дерево не упадёт. Затем его распиливали, что могли, уносили с поля, а что нет - сжигали. Потом лопатами копали целину, садили капусту, косили сено. Потом меня забрали в Квиток. Работала на строительстве, копали землю под фундаменты. Уходить из посёлка запрещалось, за уход - в каталажку. Кормили нас в столовой два раза в день. Кормили плохо. Помню, один раз давали горох, а в нём белые черви. Но мы ели и это. Денег не выдавали, выдавали муки 7 кг, а стахановцам по 12 кг, иждивенцы получали по 2 кг. Отец стал совсем плох и умер в 1933 году. Потом меня перебросили в пос. Неожиданный - копать землю под капусту. Жили в избушках, спали на нарах, нас было человек 20. Условия были тяжелые, особенно нас мучили клопы, которых было много - просто ужас! Мама моя находилась в Квитке, жила очень плохо, голодала, опухла от недоедания. Я просила отпустить меня к ней, но начальство не разрешало. Тогда я ночью бежала, до Квитка было 14 км. Меня в Квитке увидело начальство и вернуло назад. Работала на кирпичном заводе, резала кирпич. Норма - 800 штук. Глину месили ногами, от такой работы одежда всегда была мокрой, не успевала высохнуть. Затем работала на лесоповале, на расчистке полей... Позже мне удалось устроиться уборщицей в детдом. Платили 45 рублей. Летом вновь полевые работы. Старалась попасть на уборочные работы - там обещали по 200 гр. хлеба. Мы так голодали, что собирали в лесу съедобные травы - саранку, щавель, черемшу. От употребления травы в пищу болели часто. Муку спецпереселенцам выдавали в Тайшете и нам приходилось за ней ходить пешком. Подмешивали в муку опилки. Мама собирала очистки по помойкам. Местным жителям запрещалось с нами общаться, не говоря уже о том, чтобы жениться или выйти замуж...» (Воспоминания М В. Мацкевич. Архив ИПО «Бирюса»).
Осенние мухи вялые, умирают от перемены климата. Люди умирают от тифа, оспы, пеллагры, скарлатины, кори, то есть - от антисанитарии, голода, плохой и случайной пищи, вшивости, безволия, до которых доводят людей другие люди. Благоденствие одного, зачастую, - трагедия для другого.
Их много, распределителей материальных ресурсов, вечно карабкающихся на вершины пищевой иерархии. Конечно, они всегда хотят спрятать от посторонних глаз, скрыть всё, с чем трудно жить, что мешает им ощущать себя настоящими людьми, а потому они выдумывают себе какую-то другую жизнь, в которую коллективно играют много лет, обманывая друг друга и общество. Эти лицемеры и сегодня пытаются продолжать такое существование, но оно уже настолько устарело, что сгнили все нитки, скреплявшие ложь. Объедая других всю свою жалкую жизнь, эти товарищи страшились, что кто-то вывернет их ложь наизнанку. Но зачем и кому нужно гнилое нутро, тем более что оно всегда наружу?
«...Многие умирали. Особенно страдали старики и дети от надоедания, так как на детей и неработавших выдавали по 200 гр. хлеба или муки. Уход из посёлка был запрещен...» (Воспоминания В. К. Тринс. Архив НПО «Бирюса»).
«Встретились, поплакали и пошли в посёлок или зону, не знаю даже как это назвать. Были длинные бараки, общие, без комнат, кроватей не было, только топчаны. У папы и мамы было два топчана, а у кого были семьи, они имели больше топчанов. Семьи отгораживались друг от друга половиками, кто чем мог, жильцов в бараке было около 40 человек, а то и больше. Одна печь-плита на всех, на ней готовили пищу Мама толкла сушенные гороховые плети и лебеду, другие собирали очистки с помоек надзирателей. А лепёшки пекли кто из чего мог, прямо на плите, без сковородок. Люди умирали каждый день, очень много было опухших от голода...» (Воспоминания К.М. Ермаковой, архив ИПО «Бирюса»).
Посёлок Квиток Тайшетского района. Здесь были детский дом и бараки для ЧСИР - членов семей изменников родины. Сущность советского тоталитаризма наиболее полно раскрыли сами создатели этой бесчеловечной власти. Так, Бухарин писал в 1928 году: «Мы проводим эксперименты на живом теле народа... точно как студент-первокурсник работает над трупом бродяги, который он раздобыл в анатомическом театре. Вчитайтесь в нашу Конституцию. Там откровенно сказано, что нас интересует не Советский Союз, не его составные части, а борьба против мирового капитала и мировая революция, которой мы жертвуем страну... здесь мы абсолютные хозяева. Не существует в России ни одного дома, где бы мы не убили, так или иначе, отца, мать, дочь, сына, какого-нибудь родственника или друга».
Подобных откровений много. Также мучались и умирали ссыльные монголо-буряты, но они не оставили мемуаров, есть только устные воспоминания, которые неумолимо отдаляются во мглу истории всё дальше и дальше, покрываясь толстым слоем красочных повествований с иллюстрациями о радостных переменах и сытой колхозной жизни. Покрытие становится непробиваемой каменной стеной, отделяющей современников от их предков.
Настоящие слова и настоящий смех людей могут быть только после правды. До этого любая песня - ложь…
Окончание здесь
Четыре сестры, слева направо: сидят - Хорло и Һамудай, стоят - Сэвэдэй и Бутид. 1970-ые...
Помочь: РФ, тлф +79245168119, MIR 2202 2006 6800 1223,
Туслаач: MN, утас +97680306207, Хаан банк: Үндсэн данс 5419 120 465, Карт 6234 5801 2208 8533 (Балдоржиев Цырен-Ханда).
Топ-5 за октябрь 2023 года:
1. Сёстры-2,
2. Где родился Чингисхан?
3. Где родился и умер Бабжи Барас батор?
4. Сокровенное сказание и современная география
5. Монголы мира. Кто, где и сколько?