Об иллюминатах-8
(продолжение)
Есть немецкая книга, y нас запрещенная, доктора Линднера, в которой заключается вся история Феслера.
Между сим временем и тем, в которое, по возвращении государя из Парижа, в 1814 году, последовал наисильнейший прилив иллюминатства в Россию, учредились многие масонские ложи в Петербурге, Москве и даже в губерниях. Начальники двух из петербургских, граф Виельгорский и Ланской, неоднократно ездили в Вологду, равно как и некто Римский-Корсаков, к указанному мною Поздееву, старинному адепту Новикова, за наставлениями. Я упоминаю о сем для того, чтобы показать, как живущи общества сего рода, и как невидимая для правительств их нить верно сохраняется и скоро связывается со всеми возникающими того же рода учреждениями. Жеребцов, женатый на княжне Лопухиной, ввел, кажется, в ложу Пушкина. Не позже, как 1817 году масонство усилилось и сделалось так смелым, что, в бытность мою симбирским губернатором, тамошний помещик, князь Баратаев, открыто просил y меня дозволения открыть ложу в губернском городе. Тщетно уговаривал я его отложить сие предприятие, по причине соблазна, который произведет в народе заказ гробов и приискание черепов, кои не могут укрыться от людей его; он настоял до того и так нагло, утверждая, что в Москве граф Тормасов, по особенному высочайшему рескрипту масонство покровительствует, что я должен был сказать ему, что хотя бы это была и правда, то я не могу принимать от него высочайших повелений, а доколе не получу их в установленном порядке, должен руководствоваться общими узаконениями, которые тайные общества возбраняют, и потому, запрещая ему открывать ложу, прошу подать мне просьбу, им принесенную, для представления моему начальству, на письме. Когда же заявил он себя письменно мастером масонского стула и просил об открытии ложи, то я отвечал, что, для обстоятельного донесения о сем г-ну правящему министерством полиции, я прошу его доставить мне: 1-е, список членов его ложи, 2-е, статуты и, 3-е, катехизис оной. Он отвечал, что исполнить сего не может, а я, достав все от него требованное чрез полицию, представил графу Вязьмитинову с примечаниями на вредное учение сей ложи. Дело сие должно находиться в архиве особенной канцелярии министерства полиции. Представление мое осталось без ответа. Я выбыл из должности-ложа Баратаева открыта, распространена по всей губернии и до того усилилась, что начальник ее, отставной, кажется, гусарский поручик, дошел в короткое время до избрания его целым дворянством губернии, мимо старых и заслуженных людей, в губернские предводители. В Казани была также открыта ложа под председательством старого масона. Романовского, друга Лабзина и того Попова (что ныне тайный советник), о котором, в последующих статьях сей записки, много и подробно говорено будет. В числе петербургских лож ни одной не было не подверженной, более или менее, влиянию иллюминатов, но опаснейшие были: Элизена, Вейса и Лабзина, который, оставаясь от ложи Новикова и имея связи с германскими иллюминатами (Штилингом, которого соченения «Теорию духов» он перевел, a толкование на Апокалипсис под именем: «Победной повести» перевел и напечатал), восстановлял, так сказать, в своем лице иллюминатство, полуистребленное в царствование Екатерины II.
Некоторые из важных лиц духовных здесь не именуются, потому что были в связи с Лабзиным неформально, ибо он освобождал их от приемов и посещения обрядовых собраний; следовательно, неуместно было бы простирать предмет записки сей до связей, противных дружбы и приятельских сношений, входящих уже некоторым родом догадки, которой я стараюсь избегать, держась, сколько можно, за события, ежели не всегда пyбличные, то, по крайней мере, положительные.
В известной связи с обществом Лабзина была в сие время Александра Петровна Хвостова, женщина, прежде довольно свободной нравственности, но им обращенная к набожности, столько, по характеру сего рода обращений, учением Лабзина проникнутая, что писала и печатала письма к жене его, несущая печать самого восторженного воображения сектаторки.
He знаю, жива ли она? Но один из учеников ее остался теперь, некто Прянишников, которого, женив на своей воспитаннице, она облагодетельствовала и вывела по службе, помощью своих покровителей, до места довольно значительного, которое он теперь занимает.
Такого же рода творение иллюминатов служащий ныне в звании камергера Ковальков, воспитанник последних лет И. В. Лопухина. Он сделался известен, как некоторого рода иллюминатский святой, ибо, жив в доме Лопухина, в Москве, и углубляясь, под его руководством, в тайны иллюминатства, особенно же, в мистическое учение M-me Guyon[4], он имел какие-то чудесные явления, которые видел я, им самим нарисованные, в одном из знатных кабинетов в золотой раме. По приезде его после сих происшествий в Петербург он поступил под покровительство Плещеевой, которая поместила его в службу, ввела в значительные связи и содержала y себя в доме, женила на своей воспитаннице, сопричтя его, так сказать, к своему семейству.
Лица сии упоминаются в сем месте, потому что учители их играли значительные роли в иллюминатстве политическом.
Одним из известных тогда иллюминатов был Рябинин, брат умершего действ. стат. сов. Рябинина, числившийся по коллегии иностранных дел.
В другом роде-не знаю, жив ли,-был престарелый отставной профессор Петербургского университета Рязанов, трудившийся над открытием квадратуры круга, опровергавший законы Кеплера и, притом не сумасшедший, особенно занимавшийся всеми таинственными науками. Ученик его Никольский, упражняющийся также в сем последнем предмете и бывший с ним в сношении, служит теперь профессором математики в Казанском университете.
He задолго пред войною 1812 года выходит на зрелище сперва придворной и, наконец, духовной интриги новое лицо, которое впоследствии будет играть весьма важную роль и иметь гибельное влияние на дела правительства - Кошелев, упомянутый мною в первой записке. Маловажное обстоятельство вывело его из толпы суетливых, но неделовых искателей: Сперанский, бывший в 1808 или 1809 г. в Киеве, для свидания с дочерью, которая там воспитывалась, познакомился с женою сего Кошелева, урожденной Плещеевой, женщиной весьма добродетельной и почтенной, не молодых уже лет. Возвратясь в Петербург, он продолжал сие знакомство, которое обратилось в приязнь к тому временн, как Кошелева умерла. В сем скорбном для мужа ее обстоятельстве Сперанский еще ближе с ним сдружился и, когда в 1810 году открыт новый Государственный Совет, то Кошелев, по сей связи и давнишнему, в чужих краях, знакомству с графом Кочубеем, сделан членом оного, к удивлению всех, службу его знавших. Тут он начал деятельно интриговать, ища, с одной стороны, поддерживать связь свою с случайным тогда государственным секретарем, a с другой, стараясь как чрез него, так и чрез иные дороги, войти в кабинет императора и быть как-нибудь употребленным в политике того времени, ибо чем менее был способен к дипломатической службе, тем более искал снова вступить в нее.
Наконец, не знаю подлинно, через кого и при каком случае, но государю доложено, что он, по долговременной бытности в Вене, хорошо знает австрийский двор и может советами своими по обстоятельствам быть полезным. С тех пор Кошелев получил желанный к императору доступ и имел его, докладывая по венским депешам, ему сообщаемым, а, может быть, и по особенной переписке с Веною, которая была ему дозволена. Сие введение к его действиям было нужно, как из последующего видно будет.
В канцелярии министра внутренних дел Козодавлева служил в то время чиновник, до чина 4-го класса дошедший из низкого звания, без известности в делах и без всякой способности, кроме самого терпеливого искательства-Попов. Прикрывая сею незначительностью обширный и выгодный для себя по службе план большой деятельности, учился он в свободное от занятий время языкам английскому и немецкому и выучил их в таком совершенстве, что говорить и писать мог равно хорошо на обоих, и никто не мог заметить той отдаленной цели его, которой достижение составит предмет рассказа о нем во второй части сей записки.
2) Об иллюминатстве духовном.
Для ненарушимости порядка материй сей статьи должен я досказать предварительно первую часть повествования о Феслере, принадлежащую по роду своему к сей статье, а по времени-к годам предшествовавшим. Оно состоит в следующем: в первой статье рассказано его прибытие, цель его и упражнения в политическом иллюминатстве; здесь предлежит речь о действиях его в Невской духовной академии. После самого странного конспекта предполагаемых им преподаваний, которого, как признавались мне самому члены комиссии духовных училищ, никто из них не понял, конспект сей утвержден. Иллюминат взошел на кафедру одной из важнейших духовных академий в империи. Он истощил на первых шагах все прелести ума и красноречия для пленения своих слушателей и, по мере надежды на свои подпоры и на оплошность академического надзора, раскрывал от часу яснее цель и смысл иллюминатского учения. Восхищение студентов возбудило внимание духовного начальства. Оно обращено на тетради их, где, конечно, не было еще и половины того, что говорил профессор, но то, что нашли уже в них, почтено и, действительно, было достаточным для улики его в иллюминатстве. Феофилакт, член комиссии духовных училищ, выступил на единоборство с сим опасным лжеучителем. Бывшему тогда обер-прокурору Синода, князю Голицыну, принадлежит честь покровительства Феофилакта, облячение и изгнание Феслера из Невской академии. Но единомышленники изгнанного иллюмината не оставили Феофилакта не наказанным: по доносу, что он принял посвящение книги Ансильона, в которой якобы нашлось местами вольнодумство, он послан в Грузию, где и умер[5].
Теперь, оставляя Феслера в изгнании, до возвращения его странным случаем, который будет рассказан в своем месте, я приступаю к изложению главнейшей эпохи успехов духовного иллюминатства.
В государствах самодержавных, где счастье каждого зависит от царствующего лица, все внимание обращено на старание разгадать образ мыслей и чувств государя, дабы, сообразуясь с ними, прежде других упредить в угождении распределителю всех благ земных. И личная выгода, прельщаемая всеми возможными корыстями общежития, весьма в сем случае тонка и прозорлива.
Так было с покойным государем при возвращении его из чужих краев, по низложении Наполеона. Все акты прошедшей кампании несли на себе отпечаток того глубокого чувства набожности, которую получил он от частого обращения к Богу, в превратностях счастья, в благодарности к нему за чудесное избавление от бед, в изученной, на опыте, твердой на него надежде. Акт священного союза торжественно обнаружил сии его чувства. До возвращения его величества было уже гласно, что союзные монархи имели сношение с главою тугендбунда, Штейном; что известный духовною необычайностью крестьянин Мюллер имел с ними примечательное свидание в Пруссии; что наш государь виделся с главным мистиком Штилингом (Лабзин возвестил некоторые подробности сего свидания, издав на русском сочинение об оном самого Штилинга). Сего было довольно, чтобы все внимание обратилось на предметы духовные. Наряду с набожностию искренней и лицемерие, оку человеческому не проницаемое, и все секты основали на ней самые счастливые для себя надежды. В числе сих последних, методисты, иезуиты англиканского исповедания, неизвестно мне чрез кого, ввели в особенную доверенность к государю Кошелева, который против всякого чаяния, открыл тогда характер самый предприимчивый, соединенный с духом преобладания, тем более опасным, что он оградился устранением от себя всякой ответственности и всякого даже почетного или значительного наименования. Явилось образование соединенного министерства духовных дел и просвещения, таким пером написанное, которого никто из действующих в сем случае лиц не имел. Министр, сими двумя важными частями управляющий, отправляя каждый день в доме Кошелева важнейшие дела и докладывая государю не иначе, как в его присутствии, выходил не что иное как некоторый род директора над директорами обоих министерств; между тем Синод совершенно связывался в действиях, учредителем его, Петром Великим, присвоенных ему, ибо вместо прокурора его министр духовных дел облекался, по уставу, властью генерал-прокурора; а высшее над самым сим министром лицо получало права. обширнейшие, в некоторых отношениях, и самых прежде бывших патриархов. Тургенев, известный своим вольнодумством, сделан директором духовного департамента, а Попов, ничему не учившийся, кроме языков, нужных ему для чтения методистских книг, не имеющий понятия о науках-получил в свое управление департамент просвещения.
Сие распределение главнейших лиц соединенных министерств доказывает уже постороннее влияние, искавшее превратного хода или запутанности дел, для каких-либо своих видов; ибо нет вероятия, чтобы все сие вышло случайно.
Многие искатели окружили Кошелева. Ежедневные были, между прочими: Галахов, Попов, Ястребцов, военный министр Татищев, женатый на племяннице Кошелева. Знатнейшие члены Синода, приезжаюшие архиереи и даже все монахи и игуменьи, в Петербург за чем-либо прибывшие, являлись к нему на поклонение. И из сих посещений выходили разные повествования, одни других страннее.
Тогда методисты, устроив y нас или приметя сие положение наших духовных дел, устремили действие свое на Россию: явился славнейший из них Пинкертон, бывший некогда гувернером в доме княгини С. С. Мещерской, которая по приверженности своей к методизму и связи с Кошелевым, начинала играть важную роль.- Сей тонкий и пронырливый агент методистов успел учредить в России библейское общество, весьма полезное в землях протестантского исповедания, которое по догмату реформы отвергает всякое предание, представляя св. книги на суд каждого читателя, но не согласное с нашим вероисповеданием, которое, не воспрещая никому читать книг библейских, требует, чтоб мы не предпочитали собственных умствований изъяснению тех светил церкви, которых именует она отцами и после коих наследовали мы полное на все объяснение. Все лица, к каким бы они тайным обществам ни принадлежали, соединялись за одним столом библейского общества. Методисты явно господствовали. Они выслали Патерсона, Гендерсона, и употребили давнишнего в России их агента, купца Венинга. Первый, казначей общества, забыв самое бескорыстие пропаганды, взял себе квартиру, занявшую лучший этаж дома библейского общества, которому оставлены, затем, две маленькие комнаты внизу. Он выписал из Англии типографщика и переплетчика и начал разные спекуляции из огромных сумм библейских, кои слепое усердие к делу, по наружности благому, вместе с фанатизмом секты и пронырством искательств, понесли в казну его. - Один английский переплетчик общества получал 60.000 руб. за свою работу ежегодно. Начались два действия пропаганды:
Первое внутреннее, местным архиереям и начальникам губерний и мест воспитания поставлено в обязанность и отличие по службе распространение отделений общества, в городах и даже в уездах, в деревнях и школах.
Примечание. Пример гонения за противное был со мною, во время служения моего губернатором в Симбирске: городничий одного из уездных городов донес, что отставной майор Иванов (масон, покровительствуемый Лабзиным), получив чрез Лабзина разрешение на открытие библейского общества в городе, где жил он, снесся с местным протоиереем и, взяв с духовенством соборные хоругви и иконы, в сопровождении многочисленного народа, сделал процессию из церкви в дом свой. Находя подобные процессии, по распоряжению частных людей, не только противными полицейским уставам, но во многих отношениях и, опасными, я сделал должный выговор городничему, с предписанием, чтоб впредь сего не было. Государь изволил быть тогда в Москве. Вдруг приезжает ко мне курьер с строжайшим выговором за противодействие мое распространению библейских обществ и с предписанием покровительствовать их.
Второе, внешнее: Попов, избранный секретарем российского библейского общества, имея уже обширную переписку с Англией и Германией и переводя переписку Пинкертона с целым миром, начал занимать собрания сего общества тем предметом, который, под предлогом распространения св. книг, и истинную цель его составлял и был однако же явно противоположен утвержденным y нас его правилам. В них сказано, что российское библейское общество будет печатать Библии, без всяких толкований, что уже было несогласно с правилом нашей церкви, не отвергающей толкования св. отцев и соборов; но сие для того только в видах методистской пропаганды было постановлено, чтобы, устранив изъяснение законной власти духовной, заменить его изъяснениями секты. И вот каким образом сие выполнялось: сперва начали читать в собраниях выписки из писем со всех концов света, лондонским библейским обществом получаемых, об успехах раздачи книг священных; потом выписки сии стали подробнее, с примерами чудесного действия от чтения слова Божия на внезапное обращение неверующих лиц и, наконец, целых обществ идолопоклонников. Таким образом сделан нечувствительный переход от раздачи Библий к учению лондонского общества методистских миссионеров. Выписки сии отчасу делались подробнее и открытее и, наконец, читавший их обыкновенно Попов, предавшись всему жару сектаторства, начал, под их видом, читать весьма продолжительные проповеди в сем смысле и в таком восторге, что иногда принужден был отирать слезы. Письма некоего фон-Эсса, отпадшего от католической церкви священника, волновавшего сим средством умы в Германии и перегоняемого в разные места правительствами, составили главный предмет восхищений общества. Наконец захотели видеть успехи пропаганды и в России. Стали получать или подделывать подобные чудесности в письмах простых крестьян к библейскому обществу (не объявляя, что то были духоборцы, т. е. русские квакеры) и в них повествовались происшествия чрезвычайные. Методистское общество ассигновало важные суммы на поддержание российского библейского, дабы не замедлило оно своих успехов по недостатку денег. Попову воздвигнут памятник в зале лондонского библейского общества, помещением его портрета, в числе лиц покровительствующих сему делу. Под предлогом болезни, он сам, сопровождаемый Патерсоном, ездил в Лондон и в тамошнем библейском обществе, при 4.000 человек, говорил на английском языке речь, в которой объявил торжественно, что все наше духовенство сделалось уже библейским, что на сем языке значит: стремящимся к реформе, методистами предполагаемой. Возвратясь, он в отчете путешествия своего так ясно изложил преимущество духовности английской перед нашей, что митрополит Серафим, чтение сие слышавший, наконец возразил, что печатать сего не можно.
Приехали в Россию английские миссионеры, и, в числе их, славный проповедник Нилл (Knill), имевший целью отвлечение петербургских англичан от англиканской церкви. Он открыл свои собрания близ ее, в доме Сарептского общества и начал, в назначенные дни, проповедовать, при необычайном стечении англичан, немцев и русских, в числе коих была и княгиня Мещерская, учредительница библейского общества в Москве и издательница переводов методистских книжек, о коих будет говорено ниже.
[4] На котором оканчивают свое поприще все состарившиеся иллюминаты, кои, видев неудачу своих предприятий, а иногда и устрашась приближающейся смерти, не могут, по вековой их ненависти к положительной церкви, вдруг к ней обратиться, но ищут развлечь, так сказать, тоску совести своей какой-нибудь религией, в роде христианской, и тем охотнее вдаются в учение M-me Guyon, что оно, не обязывая их ни к каким постановлениям власти духовной, тешит пытливый их разум призраками мистических мечтаний и дает гордости их скорую надежду сделаться из отступников от Бога вдруг святыми, удостоясь чудесных откровений, видений и пр. Прим. Магницкого.
[5] Все эти сведения не точны. Ред.
(продолжение следует)
Есть немецкая книга, y нас запрещенная, доктора Линднера, в которой заключается вся история Феслера.
Между сим временем и тем, в которое, по возвращении государя из Парижа, в 1814 году, последовал наисильнейший прилив иллюминатства в Россию, учредились многие масонские ложи в Петербурге, Москве и даже в губерниях. Начальники двух из петербургских, граф Виельгорский и Ланской, неоднократно ездили в Вологду, равно как и некто Римский-Корсаков, к указанному мною Поздееву, старинному адепту Новикова, за наставлениями. Я упоминаю о сем для того, чтобы показать, как живущи общества сего рода, и как невидимая для правительств их нить верно сохраняется и скоро связывается со всеми возникающими того же рода учреждениями. Жеребцов, женатый на княжне Лопухиной, ввел, кажется, в ложу Пушкина. Не позже, как 1817 году масонство усилилось и сделалось так смелым, что, в бытность мою симбирским губернатором, тамошний помещик, князь Баратаев, открыто просил y меня дозволения открыть ложу в губернском городе. Тщетно уговаривал я его отложить сие предприятие, по причине соблазна, который произведет в народе заказ гробов и приискание черепов, кои не могут укрыться от людей его; он настоял до того и так нагло, утверждая, что в Москве граф Тормасов, по особенному высочайшему рескрипту масонство покровительствует, что я должен был сказать ему, что хотя бы это была и правда, то я не могу принимать от него высочайших повелений, а доколе не получу их в установленном порядке, должен руководствоваться общими узаконениями, которые тайные общества возбраняют, и потому, запрещая ему открывать ложу, прошу подать мне просьбу, им принесенную, для представления моему начальству, на письме. Когда же заявил он себя письменно мастером масонского стула и просил об открытии ложи, то я отвечал, что, для обстоятельного донесения о сем г-ну правящему министерством полиции, я прошу его доставить мне: 1-е, список членов его ложи, 2-е, статуты и, 3-е, катехизис оной. Он отвечал, что исполнить сего не может, а я, достав все от него требованное чрез полицию, представил графу Вязьмитинову с примечаниями на вредное учение сей ложи. Дело сие должно находиться в архиве особенной канцелярии министерства полиции. Представление мое осталось без ответа. Я выбыл из должности-ложа Баратаева открыта, распространена по всей губернии и до того усилилась, что начальник ее, отставной, кажется, гусарский поручик, дошел в короткое время до избрания его целым дворянством губернии, мимо старых и заслуженных людей, в губернские предводители. В Казани была также открыта ложа под председательством старого масона. Романовского, друга Лабзина и того Попова (что ныне тайный советник), о котором, в последующих статьях сей записки, много и подробно говорено будет. В числе петербургских лож ни одной не было не подверженной, более или менее, влиянию иллюминатов, но опаснейшие были: Элизена, Вейса и Лабзина, который, оставаясь от ложи Новикова и имея связи с германскими иллюминатами (Штилингом, которого соченения «Теорию духов» он перевел, a толкование на Апокалипсис под именем: «Победной повести» перевел и напечатал), восстановлял, так сказать, в своем лице иллюминатство, полуистребленное в царствование Екатерины II.
Некоторые из важных лиц духовных здесь не именуются, потому что были в связи с Лабзиным неформально, ибо он освобождал их от приемов и посещения обрядовых собраний; следовательно, неуместно было бы простирать предмет записки сей до связей, противных дружбы и приятельских сношений, входящих уже некоторым родом догадки, которой я стараюсь избегать, держась, сколько можно, за события, ежели не всегда пyбличные, то, по крайней мере, положительные.
В известной связи с обществом Лабзина была в сие время Александра Петровна Хвостова, женщина, прежде довольно свободной нравственности, но им обращенная к набожности, столько, по характеру сего рода обращений, учением Лабзина проникнутая, что писала и печатала письма к жене его, несущая печать самого восторженного воображения сектаторки.
He знаю, жива ли она? Но один из учеников ее остался теперь, некто Прянишников, которого, женив на своей воспитаннице, она облагодетельствовала и вывела по службе, помощью своих покровителей, до места довольно значительного, которое он теперь занимает.
Такого же рода творение иллюминатов служащий ныне в звании камергера Ковальков, воспитанник последних лет И. В. Лопухина. Он сделался известен, как некоторого рода иллюминатский святой, ибо, жив в доме Лопухина, в Москве, и углубляясь, под его руководством, в тайны иллюминатства, особенно же, в мистическое учение M-me Guyon[4], он имел какие-то чудесные явления, которые видел я, им самим нарисованные, в одном из знатных кабинетов в золотой раме. По приезде его после сих происшествий в Петербург он поступил под покровительство Плещеевой, которая поместила его в службу, ввела в значительные связи и содержала y себя в доме, женила на своей воспитаннице, сопричтя его, так сказать, к своему семейству.
Лица сии упоминаются в сем месте, потому что учители их играли значительные роли в иллюминатстве политическом.
Одним из известных тогда иллюминатов был Рябинин, брат умершего действ. стат. сов. Рябинина, числившийся по коллегии иностранных дел.
В другом роде-не знаю, жив ли,-был престарелый отставной профессор Петербургского университета Рязанов, трудившийся над открытием квадратуры круга, опровергавший законы Кеплера и, притом не сумасшедший, особенно занимавшийся всеми таинственными науками. Ученик его Никольский, упражняющийся также в сем последнем предмете и бывший с ним в сношении, служит теперь профессором математики в Казанском университете.
He задолго пред войною 1812 года выходит на зрелище сперва придворной и, наконец, духовной интриги новое лицо, которое впоследствии будет играть весьма важную роль и иметь гибельное влияние на дела правительства - Кошелев, упомянутый мною в первой записке. Маловажное обстоятельство вывело его из толпы суетливых, но неделовых искателей: Сперанский, бывший в 1808 или 1809 г. в Киеве, для свидания с дочерью, которая там воспитывалась, познакомился с женою сего Кошелева, урожденной Плещеевой, женщиной весьма добродетельной и почтенной, не молодых уже лет. Возвратясь в Петербург, он продолжал сие знакомство, которое обратилось в приязнь к тому временн, как Кошелева умерла. В сем скорбном для мужа ее обстоятельстве Сперанский еще ближе с ним сдружился и, когда в 1810 году открыт новый Государственный Совет, то Кошелев, по сей связи и давнишнему, в чужих краях, знакомству с графом Кочубеем, сделан членом оного, к удивлению всех, службу его знавших. Тут он начал деятельно интриговать, ища, с одной стороны, поддерживать связь свою с случайным тогда государственным секретарем, a с другой, стараясь как чрез него, так и чрез иные дороги, войти в кабинет императора и быть как-нибудь употребленным в политике того времени, ибо чем менее был способен к дипломатической службе, тем более искал снова вступить в нее.
Наконец, не знаю подлинно, через кого и при каком случае, но государю доложено, что он, по долговременной бытности в Вене, хорошо знает австрийский двор и может советами своими по обстоятельствам быть полезным. С тех пор Кошелев получил желанный к императору доступ и имел его, докладывая по венским депешам, ему сообщаемым, а, может быть, и по особенной переписке с Веною, которая была ему дозволена. Сие введение к его действиям было нужно, как из последующего видно будет.
В канцелярии министра внутренних дел Козодавлева служил в то время чиновник, до чина 4-го класса дошедший из низкого звания, без известности в делах и без всякой способности, кроме самого терпеливого искательства-Попов. Прикрывая сею незначительностью обширный и выгодный для себя по службе план большой деятельности, учился он в свободное от занятий время языкам английскому и немецкому и выучил их в таком совершенстве, что говорить и писать мог равно хорошо на обоих, и никто не мог заметить той отдаленной цели его, которой достижение составит предмет рассказа о нем во второй части сей записки.
2) Об иллюминатстве духовном.
Для ненарушимости порядка материй сей статьи должен я досказать предварительно первую часть повествования о Феслере, принадлежащую по роду своему к сей статье, а по времени-к годам предшествовавшим. Оно состоит в следующем: в первой статье рассказано его прибытие, цель его и упражнения в политическом иллюминатстве; здесь предлежит речь о действиях его в Невской духовной академии. После самого странного конспекта предполагаемых им преподаваний, которого, как признавались мне самому члены комиссии духовных училищ, никто из них не понял, конспект сей утвержден. Иллюминат взошел на кафедру одной из важнейших духовных академий в империи. Он истощил на первых шагах все прелести ума и красноречия для пленения своих слушателей и, по мере надежды на свои подпоры и на оплошность академического надзора, раскрывал от часу яснее цель и смысл иллюминатского учения. Восхищение студентов возбудило внимание духовного начальства. Оно обращено на тетради их, где, конечно, не было еще и половины того, что говорил профессор, но то, что нашли уже в них, почтено и, действительно, было достаточным для улики его в иллюминатстве. Феофилакт, член комиссии духовных училищ, выступил на единоборство с сим опасным лжеучителем. Бывшему тогда обер-прокурору Синода, князю Голицыну, принадлежит честь покровительства Феофилакта, облячение и изгнание Феслера из Невской академии. Но единомышленники изгнанного иллюмината не оставили Феофилакта не наказанным: по доносу, что он принял посвящение книги Ансильона, в которой якобы нашлось местами вольнодумство, он послан в Грузию, где и умер[5].
Теперь, оставляя Феслера в изгнании, до возвращения его странным случаем, который будет рассказан в своем месте, я приступаю к изложению главнейшей эпохи успехов духовного иллюминатства.
В государствах самодержавных, где счастье каждого зависит от царствующего лица, все внимание обращено на старание разгадать образ мыслей и чувств государя, дабы, сообразуясь с ними, прежде других упредить в угождении распределителю всех благ земных. И личная выгода, прельщаемая всеми возможными корыстями общежития, весьма в сем случае тонка и прозорлива.
Так было с покойным государем при возвращении его из чужих краев, по низложении Наполеона. Все акты прошедшей кампании несли на себе отпечаток того глубокого чувства набожности, которую получил он от частого обращения к Богу, в превратностях счастья, в благодарности к нему за чудесное избавление от бед, в изученной, на опыте, твердой на него надежде. Акт священного союза торжественно обнаружил сии его чувства. До возвращения его величества было уже гласно, что союзные монархи имели сношение с главою тугендбунда, Штейном; что известный духовною необычайностью крестьянин Мюллер имел с ними примечательное свидание в Пруссии; что наш государь виделся с главным мистиком Штилингом (Лабзин возвестил некоторые подробности сего свидания, издав на русском сочинение об оном самого Штилинга). Сего было довольно, чтобы все внимание обратилось на предметы духовные. Наряду с набожностию искренней и лицемерие, оку человеческому не проницаемое, и все секты основали на ней самые счастливые для себя надежды. В числе сих последних, методисты, иезуиты англиканского исповедания, неизвестно мне чрез кого, ввели в особенную доверенность к государю Кошелева, который против всякого чаяния, открыл тогда характер самый предприимчивый, соединенный с духом преобладания, тем более опасным, что он оградился устранением от себя всякой ответственности и всякого даже почетного или значительного наименования. Явилось образование соединенного министерства духовных дел и просвещения, таким пером написанное, которого никто из действующих в сем случае лиц не имел. Министр, сими двумя важными частями управляющий, отправляя каждый день в доме Кошелева важнейшие дела и докладывая государю не иначе, как в его присутствии, выходил не что иное как некоторый род директора над директорами обоих министерств; между тем Синод совершенно связывался в действиях, учредителем его, Петром Великим, присвоенных ему, ибо вместо прокурора его министр духовных дел облекался, по уставу, властью генерал-прокурора; а высшее над самым сим министром лицо получало права. обширнейшие, в некоторых отношениях, и самых прежде бывших патриархов. Тургенев, известный своим вольнодумством, сделан директором духовного департамента, а Попов, ничему не учившийся, кроме языков, нужных ему для чтения методистских книг, не имеющий понятия о науках-получил в свое управление департамент просвещения.
Сие распределение главнейших лиц соединенных министерств доказывает уже постороннее влияние, искавшее превратного хода или запутанности дел, для каких-либо своих видов; ибо нет вероятия, чтобы все сие вышло случайно.
Многие искатели окружили Кошелева. Ежедневные были, между прочими: Галахов, Попов, Ястребцов, военный министр Татищев, женатый на племяннице Кошелева. Знатнейшие члены Синода, приезжаюшие архиереи и даже все монахи и игуменьи, в Петербург за чем-либо прибывшие, являлись к нему на поклонение. И из сих посещений выходили разные повествования, одни других страннее.
Тогда методисты, устроив y нас или приметя сие положение наших духовных дел, устремили действие свое на Россию: явился славнейший из них Пинкертон, бывший некогда гувернером в доме княгини С. С. Мещерской, которая по приверженности своей к методизму и связи с Кошелевым, начинала играть важную роль.- Сей тонкий и пронырливый агент методистов успел учредить в России библейское общество, весьма полезное в землях протестантского исповедания, которое по догмату реформы отвергает всякое предание, представляя св. книги на суд каждого читателя, но не согласное с нашим вероисповеданием, которое, не воспрещая никому читать книг библейских, требует, чтоб мы не предпочитали собственных умствований изъяснению тех светил церкви, которых именует она отцами и после коих наследовали мы полное на все объяснение. Все лица, к каким бы они тайным обществам ни принадлежали, соединялись за одним столом библейского общества. Методисты явно господствовали. Они выслали Патерсона, Гендерсона, и употребили давнишнего в России их агента, купца Венинга. Первый, казначей общества, забыв самое бескорыстие пропаганды, взял себе квартиру, занявшую лучший этаж дома библейского общества, которому оставлены, затем, две маленькие комнаты внизу. Он выписал из Англии типографщика и переплетчика и начал разные спекуляции из огромных сумм библейских, кои слепое усердие к делу, по наружности благому, вместе с фанатизмом секты и пронырством искательств, понесли в казну его. - Один английский переплетчик общества получал 60.000 руб. за свою работу ежегодно. Начались два действия пропаганды:
Первое внутреннее, местным архиереям и начальникам губерний и мест воспитания поставлено в обязанность и отличие по службе распространение отделений общества, в городах и даже в уездах, в деревнях и школах.
Примечание. Пример гонения за противное был со мною, во время служения моего губернатором в Симбирске: городничий одного из уездных городов донес, что отставной майор Иванов (масон, покровительствуемый Лабзиным), получив чрез Лабзина разрешение на открытие библейского общества в городе, где жил он, снесся с местным протоиереем и, взяв с духовенством соборные хоругви и иконы, в сопровождении многочисленного народа, сделал процессию из церкви в дом свой. Находя подобные процессии, по распоряжению частных людей, не только противными полицейским уставам, но во многих отношениях и, опасными, я сделал должный выговор городничему, с предписанием, чтоб впредь сего не было. Государь изволил быть тогда в Москве. Вдруг приезжает ко мне курьер с строжайшим выговором за противодействие мое распространению библейских обществ и с предписанием покровительствовать их.
Второе, внешнее: Попов, избранный секретарем российского библейского общества, имея уже обширную переписку с Англией и Германией и переводя переписку Пинкертона с целым миром, начал занимать собрания сего общества тем предметом, который, под предлогом распространения св. книг, и истинную цель его составлял и был однако же явно противоположен утвержденным y нас его правилам. В них сказано, что российское библейское общество будет печатать Библии, без всяких толкований, что уже было несогласно с правилом нашей церкви, не отвергающей толкования св. отцев и соборов; но сие для того только в видах методистской пропаганды было постановлено, чтобы, устранив изъяснение законной власти духовной, заменить его изъяснениями секты. И вот каким образом сие выполнялось: сперва начали читать в собраниях выписки из писем со всех концов света, лондонским библейским обществом получаемых, об успехах раздачи книг священных; потом выписки сии стали подробнее, с примерами чудесного действия от чтения слова Божия на внезапное обращение неверующих лиц и, наконец, целых обществ идолопоклонников. Таким образом сделан нечувствительный переход от раздачи Библий к учению лондонского общества методистских миссионеров. Выписки сии отчасу делались подробнее и открытее и, наконец, читавший их обыкновенно Попов, предавшись всему жару сектаторства, начал, под их видом, читать весьма продолжительные проповеди в сем смысле и в таком восторге, что иногда принужден был отирать слезы. Письма некоего фон-Эсса, отпадшего от католической церкви священника, волновавшего сим средством умы в Германии и перегоняемого в разные места правительствами, составили главный предмет восхищений общества. Наконец захотели видеть успехи пропаганды и в России. Стали получать или подделывать подобные чудесности в письмах простых крестьян к библейскому обществу (не объявляя, что то были духоборцы, т. е. русские квакеры) и в них повествовались происшествия чрезвычайные. Методистское общество ассигновало важные суммы на поддержание российского библейского, дабы не замедлило оно своих успехов по недостатку денег. Попову воздвигнут памятник в зале лондонского библейского общества, помещением его портрета, в числе лиц покровительствующих сему делу. Под предлогом болезни, он сам, сопровождаемый Патерсоном, ездил в Лондон и в тамошнем библейском обществе, при 4.000 человек, говорил на английском языке речь, в которой объявил торжественно, что все наше духовенство сделалось уже библейским, что на сем языке значит: стремящимся к реформе, методистами предполагаемой. Возвратясь, он в отчете путешествия своего так ясно изложил преимущество духовности английской перед нашей, что митрополит Серафим, чтение сие слышавший, наконец возразил, что печатать сего не можно.
Приехали в Россию английские миссионеры, и, в числе их, славный проповедник Нилл (Knill), имевший целью отвлечение петербургских англичан от англиканской церкви. Он открыл свои собрания близ ее, в доме Сарептского общества и начал, в назначенные дни, проповедовать, при необычайном стечении англичан, немцев и русских, в числе коих была и княгиня Мещерская, учредительница библейского общества в Москве и издательница переводов методистских книжек, о коих будет говорено ниже.
[4] На котором оканчивают свое поприще все состарившиеся иллюминаты, кои, видев неудачу своих предприятий, а иногда и устрашась приближающейся смерти, не могут, по вековой их ненависти к положительной церкви, вдруг к ней обратиться, но ищут развлечь, так сказать, тоску совести своей какой-нибудь религией, в роде христианской, и тем охотнее вдаются в учение M-me Guyon, что оно, не обязывая их ни к каким постановлениям власти духовной, тешит пытливый их разум призраками мистических мечтаний и дает гордости их скорую надежду сделаться из отступников от Бога вдруг святыми, удостоясь чудесных откровений, видений и пр. Прим. Магницкого.
[5] Все эти сведения не точны. Ред.
(продолжение следует)