Бюролирическое отступление: 25 сонетов Андрея Олеара

Jul 14, 2010 14:12

      Как вы уже знаете,  в городе Томске живет замечательный поэт Андрей Олеар. Конечно же, обычно поэты витают исключительно в мире муз и вдохновения, но иногда пошлые путы обыденности заставляют их обратить свой взор на что-нибудь приземленное. В данном случае наш поэт (что, впрочем, могло случиться с любым из нас) был "приземлен" столкновением с бюрократией. Отсюда и родились - совсем недавно, в мое пребывание в Томске свежие стихи приходили прямо по Скайпу -

ДВАДЦАТЬ ПЯТЬ АНГЛИЙСКИХ СОНЕТОВ БРИТАНСКОМУ ПОСЛУ

<2009-й - год 400-летия первой публикации «Сонетов»
  Шекспира в Англии. Видимо, в ознаменование даты, мне,
  одному из их переводчиков, не дали разрешения на очередной въезд в UК.
  Так, на всякий случай… Четырнадцать дней томительного ожидания визы
  в Москве даром не прошли. Сонетов добавилось…>

Валентине Полухиной, с любовью

1
Отец ЛондОн! Люблю тебя, как сын!
А мать же М. терплю и ненавижу.
Погода - дрянь. С утра лежу один,
как новенький пятак в навозной жиже.
В душе кисель, в мозгу сплошной туман,
сгущаясь, образуют постепенно
рой мыслей, чей воздушный караван
умчит мою тоску Большому Бену.              
Как долго киснуть так на берегу
Москвы-реки, томясь по Альбиону?
О, сколько б ни пытался, не могу
понять, на кой ей «пятая колонна»
в моём лице?  (В вопросах проку нет,
но их в финале требовал сонет.)

2
Столица - в форме пыльного окна,
однако мне и этого немало.                        
Сколь терпит взгляд, внизу лежит она         
туземным, разноцветным одеялом.
Метафора унынья - частый дождь,
дырявая сантехника на небе,                    
и гулкий звук на чердаке похож                    
на то, что бог передвигает мебель.
Сколь чуток грозный ропот пустоты:
в сердцах ругнусь - и в Небе недовольство.
О как бы шкаф  н а м  сбросить с высоты
на головы британского посольства
и трубным гласом возвестить ему
конец времён, холеру и чуму!

3
Пейзаж размыт - в Москве всё так же льёт.
Мозг третий день, как такса, аккуратно
обнюхивает комнату, её
всё так же находя, увы, квадратной.
Натура алчет выхода. Где он -
не скажет даже старый добрый Google;
лишь никотин выводит на балкон,
в квадрате обнаружив пятый угол.
Мир выцвел, как затёртое кино,
в нём каждый кадр превращаем в сито                     
свинцом дождя и времени. В окно
взгляд мечешь, словно шашку динамита;
и если б власть могла иметь тоска,
на файв-о-клок к послу пошли б войска.

4
Туземная красавица чуть свет
в каморке у приятеля-сагиба
вкушает спешно сделанный омлет
и дует джин, не говоря спасибо.
Змей (искуситель?) - чайник на плите
шипит. Дружище, мы с тобой, спросонок,
в унылой каждодневной суете
как пара безответных шестерёнок.
Гламурная старлетка, дрянь Москва 
трясёт подолом для кого попало…
(Пока у нас не платят за слова,
они с тобой и делят одеяло.)
Но коль с утра сама она пришла,               
не так х…вы все твои дела!

5
Глоток… ещё…  - и на-гора
о метафизике пространства
даёшь при помощи пера,
что говорит о роли пьянства
в преодолении границ
естественного кругозора.
Роднит художников и птиц
потребность пить и петь, в которой -
примета горнего родства
всех богомазов и пернатых.
Позыв насвистывать слова,
изрядно будучи поддатым,
в башку поэта-подлеца
не вложен ли рукой Отца?

6
«Ты знаешь, С., я нынче видел сны
и просыпался в странном беспокойстве…»
«Немедля выпить, А.! Ведь сны честны,
имея отличительное свойство
своей природы - старый Зигги прав -
весь мусор выгребать из подсознанья…»
«Идея, С., пусть и прелестный сплав, -
салат не для здорового питанья…»
«Однако, А., сны - тот же алкоголь! -
врачуют плоть, как он - внутриутробно,
плюс Гиппократ вещал: снимайте боль
в душе, леча подобное подобным».
«“Пить иль не пить?..” -  твердил авторитет.
 В сомненьях этих, право, толку нет».

7
Пиит, властитель тел и дум,
при коих он всегда с успехом
(что точный, беспардонный ум
подчас сопровождает смехом)
зрит торс, и ворс, и волос, всё               
увенчанное дивной попой,
как бык (и отчасти осёл),
пуская слюни над Европой!
Жизнь - ярмарка и шапито -
насмешничать, гадюка, рада
и натолкать в карманы то,                      
что нам действительно не надо.
И кто есть музы? Сонм девиц -
эскорт в пути меж двух столиц.

8
Зовёт к объятьям пятистопный ямб
(о, старый дядя самых честных правил!).
Со мной Евтерпа скромная моя,
своей - коварный классик не оставил.
Чу!.. Сполохи трассирующих пуль  
дот-светофор в ночь, как в копейку, садит;
московских улиц нервный автопульс
чреват инфарктом для того, кто сзади.
Вот тут бы то и дело выдавать                                   
бессмертное: «Ночь. Улица… Аптека»,
«Я помню чу…». Пророкам благодать,
когда вокруг, как встарь, начало века!
Печально я гляжу в своё окно.
Вся классика написана давно.

9
Имперские столицы хороши
для быта, грёз и мыслей о хорошем. 
Здесь радость хилых тела и души
в сожительстве с чужим великим прошлым.
Былых времён железные слоны
нелепо катят по его брусчатке,
бюджеты освоения луны
реальней выживания Камчатки…
И как Её Величества послу                                    
не дать свиданки двум великим странам
в моём лице? (Здесь даже и ослу
страдать упрямством более чем странно.)
История - Ла-манш: она всегда
течёт и разделяет, как вода.

10
Цветёт сирень, и воздух дивно свеж…
(Случайная романсовая нота.)
Обломки всех несбывшихся надежд
видней, пожалуй, с птичьего полёта.
Но мысль, как такса, по двору кружит
и носом буратиньим дробно тычет;
как ты её, поганку, ни держи,
бежит домой с сомнительной добычей.
Как не принять к ней, дуре, крайних мер,
когда в зубах, сомкнувшихся так крепко, -
посол Её Величества и мэр
с бессмысленной и беспощадной кепкой…
Что музе стоит песню поменять?
Но ей, как глухарю, - не до меня.

11
«Ты знаешь, С., вылавливанье слов
чаинками из кипятка в стаканах 
обид не лучше смёта из углов
сознанья, где простор для тараканов…»
«Всё то же, А., унылое кино;
наверно, стоит пожалеть бумагу?»
«Стишата прут, как бабочки, в окно,
колотят в дверь незваною ватагой…»
«Дружок, ты сбрендил, кажется?..» «…скрипят 
в окне фрамугой, в зале - половицей,
чтоб в зеркале ловил случайный взгляд
их словно недоношенные лица».                           
«Чайку, дружище? Ну же, отвечай!»
«И сколько раз заварен этот чай?..»

12
Лил дождь. Всё начиналось «по одной»
(что, в общем, в тему при любой погоде),
и муза получает выходной:
кто принял, тот до вечера свободен.
В Британии скандал - воруют! но
сюжеты в «Новостях» моргают споро.
Мир кругл, а помещается в окно
квадратное… О, из какого сора… !
Слезит лафитник. Чёрт возьми! Чума
пади (Шекспир. …Ещё по разу, Шура!)  
на всех ослов-послов плюс их дома,
а мы падём на эту амбразуру!
Переживать плохие времена
возможно только с песней. Вот она.

13
Как птицы в кронах, мысли в головах,
поодаль от чужих и праздных взглядов,
вьют гнёзда. Тайный шёпот естества -  
их зов, и долг, и слава, и награда.
Но перед тем как, ставши на крыло,
окинут время с птичьего полёта,                            
все выводки великих, точных слов
птенцов напоминают желторотых.                                                          
Душа и разум выпестуют их,
как светляков давая в пищу звёзды.
Извечный долг всех смертных и живых -
наполнить жизнью будущие гнёзда.
Мысль мысль зажжёт. И оттого Шекспир
рождает мир, пока рождает мир.

14
Я встретил Черчилля. Премьер
висел над миской Scotch’а, ибо
гурман был этот скотчтерьер
(наверняка курил «Cohiba»).
Пёс назван критиком А. К.
в честь фултонского златоуста,             
когда ещё собрать АК
считалось подлинным искусством.
Хотя холодная война,
как говорят, в финальной фазе -
имеет следствием она
цепь обоюдных безобразий:
виз эти нашим не дают,
а те и Черчиллю нальют.

15                                                                                               
Здоров ли ты, приятель мой башмак?
Люблю твою модель, фактуру кожи,                             
терпенье, имя... Это верный знак:
пусть вещь - но личность! Мы с тобой похожи
тем, что: а) бродим по одной земле;
b) вид в природе водится по двое;
c) общий путь теряется во мгле;
d) вечно смотрим под ноги с тобою;
скрипим под старость, ненавидим грязь,
шнурки и жилы рвём, когда нам трудно;
над миром устанавливаем власть
и мир многобашмачен многолюдный.
Не раб вещей я, ты мне не слуга.
Вот, друг-партнёр, тебе моя нога!

16
Очередной нетрезвый день
в кибуце на Преображенке…
Сценарий с визой - дребедень
от киностудии Довженко.
Отары туч, дождя стена,                             
припадочно камлает лира,
что ей единственной дана
ответственность за судьбы мира.
Пророк, с межзвёздной высоты
уместно ли тебе сердиться
на бренной этой суеты
шизофренические лица?
Оставь тоску, диван, рубли,
восстань и виждь! Ну и внемли.

17
Шесть. Утро. Женщина. Маньяк
пером размахивает. Жертва
от страха в коме. Он - свинья -
пиит, она - его Евтерпа.
Он сладострастно хитр, жесток,
как следователь на допросе
марает тысячный листок.
Несчастная, обезголосев,
идёт в отказ. Он кофе пьёт
и жрёт омлет. Вослед омлету
вновь мерно мучает её.
Она - как партизанка… Лета                       
темна, быстра и холодна.
Куда и что несёт она?..

18
Поэт, твой восемнадцатый сонет,
наставленный в упор на бюрократа-
блоху как нерасправленный лорнет, -                  
ланцет плюс бесконечность! (Ах, анатом       
здесь был бы предпочтительнее. Он,
вскрывая трупы, понял между делом:           
пусть зомби и бывал воодушевлён,
душа не навещала это тело.)
Мr. Frankenstein, гомункул… - в голове                         
идей не боле, чем в больничной утке;
посольский робот! клон! нечеловек! -                          
мозги с горошком, да и то в желудке…
Пусть сам король ослу доверил власть -
и королеве в спальню не попасть!

19
«Сваргань омлет, А.!» «Сам, С., и варгань!»             
«Ну, хорошо, помой тогда тарелки.                         
Я встал сегодня в этакую рань…»
«Насилие! И повод мелкий». «Мелкий?
Дружище, да ты попросту лентяй!»
«Творца обидеть может всякий олух».
«Пингвин!» «Баран!» «Нахлебник!» «Негодяй!»
«Да, графомана видно даже с полу…»
«Тактичней вас коллеги из ЧК!»
«А вам - в больницу, вследствие невроза...»
Закат горел, как алая щека
кончавшегося от туберкулёза.
Смиряя страсти, ночи хороши
гармониею тела и души.

20
«Рул Бритн!..» Но империя лежит       
в развалинах, которые повсюду           
теперь обозначают рубежи,
откуда та свалила и откуда
повывезла достаточно, - мираж 
для легионов страстных ротозеев,
что их манит форсировать Ла-Манш         
и КПП Британского музея.
Львы Трафальгара дрыхнут вечным сном,
что, может быть, сегодня и неплохо.
Когда соседи рубят общий дом,
прости-прощай, Прекрасная эпоха!
«Империя - страна для дураков…»
Всяк взял, что смог, и тут же был таков.

21
Жизнь, словно дятел, долбит в темя -
терпенья крошится скала…
И вот, воздвигнув ногу в стремя                    
(таким уж мама родила -  
упёртым), он неукротимо
ломить собрался напролом
к заветной цели… Пусть всё мимо -
поэт согнулся над столом, 
поверив: недруг непременно
слетит со своего поста,
а он швырнёт полсюзерена
с Вестминстерского моста!
Вода Истории. Круги.
Евтерпа, Клио помоги…

22
Грохочет мысль как порожняк,
в тон - лифт, метро в миниатюре…
Созрела, радостно дразня
вкус, мысль картошкой во фритюре,                             
чтоб, ломанувшись за флажки,
волчиной шастать на пленэре
и целый день играть в стишки
в компании с Кровавой Мэри,
пугливым сусликом дрожать,
случайно выскочив из норки,
жрать впечатления с ножа,
обгладывая их до корки…
Порой такая ерунда
идёт в стишата, господа.

23
Сгорел дотла одиннадцатый день -
бессмысленный, как ожиданье визы.
В эфире тень на избранный плетень,
не помещаясь рожей в телевизор,
гнал спикер J. Подъезд разил мочой.
Склонясь к бумаге утомлённой выей,
поэт строчил всё так же ни о чём,
как будто в мире мало энтропии:
«Зачем зимой и в дождь кладут асфальт?»,             
«В Лабуту “ж...”!», «Менты - сплошные йеху»…            
Внизу страдал ночной собачий альт,
и двор соседский огрызался эхом.
«За что?» - как боб, до самых дальних звёзд
из точки рос волнующий вопрос.

24
За двадцать лет на остров, господа,
слетелось с берегов Гипербореи
немало птиц свободного труда
(за оный раньше вешали на рее).
Те - нынче бизнесмены - носят твид,
играют с Cristie’s  в «veni, vidi, vici»,
я сколько ни гулял по Риджент-стрит -
и там одни знакомые всё лица.
Весь демос - в пабах. Я и сам не прочь
дуть single malt (ага, губа не дура!).       
Глобальный мир признал, что «бир» & «скотч» -    
великая английская культура.                                     
И вся Её Величества братва
усердно учит главные слова.

25
А мысль летит, собака, в Альбион -
похоже, что крылатая собака!
Там ждут её Шекспир, Блейк, Китс, Джон Донн,
Сент-Пол, великомученик Иаков;
быть может, ждут принц Кентский, Чандлер, Вуд,
друг Валентина с Дэниелом-мужем;
красавцы Исси с Несси также ждут,
да мало ли, «кому ещё ты нужен».
Биг-Бен, Вестминстер, Оксфорд, Бейкер-стрит,
Аtheneym, обнимусы & кэбы…
Но счастлив я, посольский скучный бритт,
что есть края свободнее, чем небо, -
Язык! И мне, как в море кораблю,
вольно в стране, которую люблю.

26 мая - 29 июня 2010 г.

НЕКОТОРЫЕ ПРИМЕЧАНИЯ

Английский сонет - разновидность формы сонета, написанного, как правило, пятистопным, реже - четырехстопным и штучно - шестистопным ямбом. Это три рифмованных четверостишия (abab, cdcd, efef) и финальное двустишие - пуант, он же «замок» (gg).

4. Сагиб (хинди) - господин; англичанин, приехавший в туземную Индию во времена британского владычества. Здесь: провинциал, завоеватель Москвы.
7. Бык, слюни над Европой… - отсылка к мифу о Юпитере, обратившемся в быка для покорения красотки Европы. Актуальная мысль: «Чтобы попасть в Европу, надо стать быком, а не переводчиком английской поэзии».
9. …былых времён железные слоны… - впечатления от военного парада на Красной площади.
12. Чума пади… на всех послов… и их дома… - стырено у Шекспира из «Ромео и Джульетты».
14. Черчилль - скотчтерьер музыкального критика Артемия Кивовича Троицкого (А.К.). 
       АК - автомат Калашникова.
      Cohiba - сорт кубинских сигар, известный пижонам всего мира.
      …в честь фултонского златоуста… - т. е. в честь сэра Уинстона Черчилля, экс-премьер-министра УК, произнёсшего знаменитую речь в местечке Фултон (Англия), положившую начало «холодной войне».
16. Кибуц на Преображенке - квартира друга и по совместительству гениального фотографа Александра С. Паутова, примечательная её восхитительными обитателями, среди которых нельзя не упомянуть отдельным добрым словом очаровательную таксу по кличке Сальма.
20. Империя - страна для дураков. - Истина, открытая И. А. Бродским.
22. …за флажки… …жрать впечатления с ножа… - взято взаймы у В. С. Высоцкого;  
      …обгладывая их до корки… -  у И. А. Бродского.
18. Mr.Frankenstein, гомункул, клон и т. п. - субъекты и объекты бюрократических отношений, искусственные по происхождению, созданные для бюрократических манипуляций, лишённые признаков наличия души и прочих человеческих свойств. Образцовые сотрудники British Border Agency.
19. Гиперборея - государство, по легенде находившееся в северной части современной России.
24. Бир & скотч - пиво и виски. 
25. Сент-Пол - собор Святого Павла в Лондоне, где трудился простым проповедником
первый из английских поэтов-метафизиков Джон Донн.
      Принц Кентский (Романов, Майкл) - Его Королевское Высочество, потомок династии Романовых, двоюродный брат Её Величества Королевы Елизаветы. Автор имел честь, в связи с проходящими в Англии днями Пушкина и Шекспира, быть дважды принятым им в Кенсингтонском дворце.
      Чандлер (Роберт) и Вуд (Энтони) - переводчики Пушкина на английский.
      Валентина (Полухина) с Дэниелом-мужем (Уэйсбортом) - лондонские друзья автора, литературовед и переводчик русской поэзии, оба - с мировой репутацией.
      Исси - замечательный рыжий кот Валентины Полухиной, названный в честь японского модельера Исси Мияки.
      Несси - плезиозавр, который, согласно легенде, до сих пор обитает в шотландском озере Лох-Несс под коммерческим ником «Лохнесское чудовище».
      Кому ещё ты нужен… - спасибо Иосифу Бродскому: формула - ни убавить, ни прибавить, метафора судьбы современной поэзии.
     Atheneym - название старейшего закрытого клуба интеллектуалов в Лондоне на Палл-Малл.

ТомскКульт, стихи, бюрократия

Previous post Next post
Up