О ситуации на Ближнем Востоке.

Oct 06, 2015 22:15



Продолжая тему развития и деградации, хочу обратиться еще к одной животрепещущей теме современности. К ситуации Ближнего Востока, а конкретно, к той странной метаморфозе, которую данный регион переживает в настоящее время - когда пусть и не очень успешно, но все же строящие современное общество режимы все чаще заменяются откровенно архаизирующими, неизбежно ведущими к деградации, религиозными фанатиками. Все чаще там, где еще недавно были довольно европейского вида города (причем были, начиная с начала XX века), работали заводы, студенты спешили в университеты, а школьники в школы, появляются совершенно иные картины с женщинами, закутанными в паранджу и мужчинами, отрезающими головы себе подобным. И вряд ли найдется хоть один человек, который подобный «прогресс» посчитает нормой.

А значит, понимание того, как подобная «инверсия» стала возможной, является актуальной задачей. К счастью, особых проблем с изучением явления нет. Дело в том, что пресловутая «ближневосточная архаизация» началась не сегодня и не вчера. Данному явлению на сегодняшний день уже больше тридцати лет - правда, до недавнего времени оно носило довольно локальный характер. Речь идет о произошедшем 1 апреля 1979 года перевороте в Иране, который носит название «Исламская революция». Разумеется, полной аналогией между ней и современным наступлением исламизма нет, однако базовые причины, приводящие к обоим явлениям кажутся сходными. Поэтому рассмотрим «Исламскую революцию» немного подробнее.

* * *
Что же произошло в тот злополучный апрель? На первый взгляд может показаться, что  ничего особо выходящего за рамки привычных тогда событий. А именно - правитель Ирана, шахиншах Мохаммед Реза Пехлеви был вынужден покинуть страну и объявить свободные выборы. В общем-то, ничего необычного: например, совсем недавно, 1 сентября 1969 года был свергнут король Ливии Идрис 1, а еще незадолго до этого, 14 июля 1958 года та же участь постигла короля Ирака Фейсала 2. Поэтому может показаться, что падение иранской монархии явление, конечно, историческое - но не сказать, чтобы сколь либо необычное. Однако была одна деталь, которая все меняет. А именно - в случае со всеми остальными ближневосточными монархиями на смену им приходили силы «модернистского толка». Т.е., старающиеся провести модернизацию общества, создание в нем современных подсистем. Замечу, что и сами эти монархии так же представляли собой модернистские конструкты, только более раннего типа - начала XX века: получалось, что указанные революции были переходом от одного типа модернизации к другому (более интенсивному).

А «Исламская революция» привела к власти силы совершенно иной направленности. Знаменитый аятолла Хомейни и его соратники, взявшие власть после бегства «царя царей», вместо того, чтобы развертывать далее выбранную цепь изменений, сделали самый неожиданный поворот. В качестве основы для существования своего общества они взяли традиционный ислам шиитского толка (разумеется, в существенно переработанном варианте). Впервые за несколько столетий была предпринята попытка построения общества, основанного на принципах теократии и приоритета религиозных норм во всех сторонах жизни (вплоть до откровенно средневековых принципах). Что же самое удивительное во всем этом, так это то, что столь экзотический режим оказался гораздо более «удачливым», нежели существовавшая до того монархия - его не свергли до сих пор.

Такое положение позволяет предположить, что, во-первых, переход власти к исламским фанатикам был не случаен, а определялся некими внутренними процессами в стране. А во вторых, что указанный путь оказался вполне жизнеспособным - в отличие от того же пути «шахской» модернизации. Давайте скажем честно - 1 апреля 1979 года иранский народ с радостью (поддержал переход на средневековые нормы, с побиванием камнями неверных жен и повешением представителей сексуальных меньшинств. Он выбрал эту альтернативу взамен прежней, «европейской», с накрашенными красотками, роскошными машинами и «ритмами зарубежной эстрады».

Выбрал добровольно - никакой иностранной поддержки аятоллы не имели, никакого Госдепа с «печеньками» тут и рядом не стояло (напротив, исламисты с самого начала выступили с антиамериканским курсом). Поэтому, как бы не заманчиво было бы подобное предположение, его следует отмести: иранский народ пришел к исламскому государству сам, без какой-либо внешней поддержки.

* * *
Для того, чтобы понять, почему так произошло, следует обратиться к дореволюционной ситуации. А именно - к политике, проводимой шахом. Мозаммед Реза Пехлеви, несмотря на свое гордое именование «царь царей» и пышные династические ритуалы, на самом деле был всего лишь вторым представителем в своей династии. Его отец, Реза Пехлеви, был офицером иранской армии, в период смуты и внешней интервенции 1920 годов сумел захватить трон и свергнуть последнего представителя правящей с XVIII века династии Каджаров. Эта смена была аналогична многим другим подобным «модернистским революциям», происходившим в «неевропейских государствах» (не попавших в прямую колониальную зависимость) данного времени (к примеру, «революция Мэйдзи» в Японии или приход к власти Кемаля Ататюрка в Турции). Прежде всего это означало, что прежние, традиционные порядки, характерные для страны, отбрасывались, и вместо них создавались новые институты, основанные на западном опыте.

Почему так происходило - понятно. Запад к началу XX века выглядел не просто привлекательно - он выглядел как единственная реальная сила. Все остальное рассматривалось или как колония Запада - или как будущая колония Запада. Поэтому к этому времени многие думающие люди по всему миру решили, что единственный путь этого избежать - «построить Запад» у себя. Этим и занялся Реза Пехлеви. Правда, до конца пройти его первому представителю династии Пехлеви не удалось, поскольку его способностей для создания из Ирана «не колонию» оказалось недостаточно, и в 1942 году слишком самостоятельного шаха сменили на его сына - Мохамеда. Сменили англичане (с согласия остальных членов антигитлеровской коалиции) со вполне благородной целью: ввести войска, чтобы защитить нефтяные месторождений от вероятной оккупации Германией.

Впрочем, «наследник» так же продолжал курс отца, правда, уже с известной оглядкой на «мировые державы», т.е. на Запад. Эта убежденность во всесилии последнего, кстати, стала одной из причин падения шаха - правда, не основной. Но до этого момента произошло еще несколько значимых событий. И, прежде всего, попытка свержения уже самого Мохаммеда Пехлеви в 1953 году премьером Моссадыком. И в этот раз Запад сказал свое решающее слово: посредством организованной британцами «операции Аякс» режим Моссадыка был свергнут, а власть «шахиншаха» восстановлена в полном объеме.

Результатом данного процесса стало то, что именно английская British Petroleum совместно с англо-голландской Royal Dutch Shell получили более половины акций Международного Нефтяного Консорциума - организации, получившей в свое распоряжение нефтяные месторождений Ирана (именно их национализация Моссадыком и стала реальной причиной операции по возвращению шаха). Еще 35% акций досталось американцам. В общем, можно сказать, что основу своей связи с Западом Мохаммед Реза Пехлеви усвоил четко. Однако при этом он считал, что подобное положение - временное, связанное с недостаточной развитостью страны. В связи с этим все время правления шаха активно проводилась программа модернизации страны, строились заводы, развивалось образование и усиливались вооруженные силы. В глубине своей души Пехлеви считал, что подобная ситуация - когда важнейшая отрасль страны находится под контролем иностранцев - является временной, и через некоторое время это будет устранено (Что и было сделано незадолго до его свержения: имущество МНК было передано созданное Иранской Национальной Нефтяной компании с сохранением поставок нефти в течении 20 лет.)

* * *
Исходя из вышесказанного можно понять, почему и как шахский Иран подошел к «Исламской революции». Дело в том, что, выбранный Мохаммедом Реза Пехлеви курс означал одно: в стране вместо господствующих средневековых отношений (а вернее, соответствующих разлагающемуся Средневековью, переходящему к  Новому Времени, если соотносить с Европой) выстраивается современное капиталистическое общество эпохи империализма (т.е. со значительной долей государственного капитала). Самый совершенный на тот момент вариант классового общества (о том, что шах не мог строить бесклассовое общество, наверное, напоминать не надо). Если можно было бы представить, что эта реформа завершилась удачей, то тогда Иран превращался в современное государство, имеющее мощную промышленность, развитое сельское хозяйство. И мощную армию - такую, чтобы выступать в роли локального гегемона.

Определенные основания для этого были: например, экспорт нефти позволял Ирану не беспокоиться об первоначальных инвестициях. А далее - все должно было пойти, как по маслу: вновь создаваемое современное хозяйство, опять же на основании дешевого сырья, занимало лидирующее положение в том или ином секторе промышленного производства (хотя бы на уровне локальной гегемонии). А сам шах, разумеется, входил бы в «клуб» руководителей богатейших стран мира на равных (а не как представитель полуколониальной державы, которым был Иран в начале-середине XX века). И вроде бы все соответствовало указанной идее. Начало радикальных реформ - «Белая революция», развернутая Пехлеви в 1963 году, привела к небывалому экономическому росту. В  1962-1972 гг. Иран показывал темпы роста порядка 12% в год - самые высокие в мире. А вызванное созданием ОПЕК повышение цен на нефть позволило еще более увеличить этот показатель. Казалось, что ничто не помешает «царю царей» достичь желаемого…

Однако была одна тонкость. А именно - при капитализме что-либо произвести - это только полдела. Главное - суметь это продать. Проблема состояла в том, что «передовой капиталистический Иран» никто, в общем-то, не ждал. Слишком поздно началась иранская модернизация - все рынки были заняты и поделены еще задолго до ее начала. В итоге оказалось, что массовое развертывание промышленности в стране невозможно - просто потому, что произведенное некуда будет девать. Более того, рынок уже настолько перегрет, что вхождение в него означает не расширение экспорта иранских товаров, а обратный процесс (что, конечно, не является благом для экономики). Разумеется, если бы была политическая целесообразность поддержки иранского капитализма, то может быть, ему и дали бы шанс (как дали его Южной Корее). Но политических причин для поддержки не было: реформы в Иране начались тогда, когда противостояние между блоками перешло в «стационарную форму», и, в общем-то, обе стороны признали существующее разделение мира. А значит - возможность получения «Иранской Народной Республики» была равна нулю и политического смысла давать поддержку в виде допуска на рынки не было.

В итоге модернизация Ирана не получила того «естественного» развития, который мог бы создать стабильный слой ее сторонников. По сути, единственной силой, заинтересованной в ней, оказывался сам Пехлеви и люди, ориентирующиеся на него. Что же касается широких слоев иранского общества, то для них модернизация оказывалась внешним процессом, вмешивающемся в их жизнь и отбирающем  драгоценные ресурсы. Это было неизбежно: по всему миру, от Британии до Китая создание современной промышленности и прочих систем Модерна всегда опиралось на вывод средств из традиционного хозяйства, не важно, рыночными методами это делалось или нерыночными. Результат был один: крестьяне начинали жить хуже, разорялись и шли в города…

То же самое происходило и в Иране. Но так, как сказано выше, стимулов для развития промышленности не было, то разорившаяся масса людей не находила для себя места промышленных рабочих, а превращалась в некий люмпенизированный слой, перебивающийся случайными заработками. Именно эти бывшие крестьяне стали основной «ударной силой» исламской революции. Впрочем, недовольство политикой шаха не ограничивалось только ими. Крестьяне, оставшиеся «при хозяйстве», так же испытывали на себе неизбежное давление - хотя бы в виде возросших цен на большинство товаров (последнее так же норма при модернизации). Поднимать же стоимость своей продукции они не могли - так как их ограничивал импорт.

Некоторое недовольство политикой шаха испытывали и «верхние» слои общества. Дело в том, что модернизация неизбежно приводит к изменению структуры страны, в результате чего часть людей лишается своего прежнего места. Если эта модернизация всеобщая - то особой трагедии в этом нет: вместо «старых» мест находятся «новые». И даже если предположить, что «старые» элитарии этих мест не получают, потеря их поддержки компенсируется наличием более многочисленной «новой» элиты. Однако при модернизации «локальной» подобного не происходит: «новых» мест во властной пирамиде может быть еще меньше, нежели старых. Подобная ситуация происходила, например, с «интеллигенцией», т.е. с образованными людьми, где «старыми» кадрами можно считать религиозных деятелей. Модернизация однозначно била по их положению - а противопоставить им мощный модернистский слой интеллектуалов не удалось. В итоге, оказалось, что получить реальную интеллектуальную гегемонию сторонникам Модерна не удалось.

* * *
В итоге шаху пришлось опираться скорее на поддержку армии и тайной полиции CABAK, нежели на ожидаемый слой «выгодоприобретателей» модерна. Однако и армия не оставалась надежной опорой - поскольку ее основу составляли те же выходцы из разных слоев иранского общества. А на одной тайной полиции долго не усидишь. Поэтому рано или поздно, но данная система должна была рухнуть. Еще больше способствовало данному процессу то, что шах, в общем, не имел четкого плана, как надо проводить изменение страны, и действовал скорее, чисто из «эстетических побуждений». Например, это можно сказать про аграрную реформу: вначале помещичьи земли выкупались и продавались крестьянам со скидкой и в рассрочку. Это должно было склонить их к поддержке шаха - и, в общем-то, склонило.

Однако известная неэффективность крестьянского традиционного хозяйства никуда не девалась - и поэтому крестьянские районы страны периодически охватывал голод. Шах пытался бороться с ним путем создания кооперативов - неким аналогом коллективизации, только на капиталистической основе. Кооперативы получали дешевые кредиты под 6% - однако это не помогало. «Крестьянский вопрос» оказался слишком сложным для данной политики, и, в общем-то, неразрешимым в рамках ее. Результатом стало, как уже сказано выше, формирование значительного слоя безработных, принять которых «новая экономика» (создаваемые индустриальные предприятия) не могла.

То же самое можно сказать и про другие области модернизации - например, в стране происходила эмансипация женщин и вводили европейские нормы в то время, как большинство населения относилось к традиционному обществу. Создание массовой системы образования, разумеется, откладывалось - поскольку, оно просто не было нужно (что, в свою очередь, объяснялось уже отмеченным выше отсутствием массовых же индустриальных предприятий). В итоге указанная эмансипация просто не имела достаточного количества сторонников, которые могли бы «переломить» ситуацию в свою сторону. Она опиралась, скорее, на репрессивную машину государства, нежели на внутреннюю потребность. Шах не понимал, что стоит за равноправием женщин в Европе, какие сложные процессы привели к этому равноправию - он просто «прививал» своему народу «цивилизованные понятия».

И «допрививался»! Вестернизованный Иран так и остался химерой, рано или поздно, но должной прийти в устойчивое состояние, пускай и через разрушение. Это и случилось 1 апреля 1979 года, когда аятолла Хомейни объявил о создании первой в мире Исламской Республики. Это была, поистине, народная революция: массы ликовали, сбрасывали барельефы и изображения ненавистного «царя царей» и его жены, и «разбирались» с оставшимися в стране сторонниками прежнего режима. Большинство созданных при шахе «элементов современного общества» отбрасывалось, как не нужные и вредные для большинства. Например, полной «перекройке» подверглись СМИ и система высшего образования (особенно гуманитарного). В то же время большинство созданных предприятий сохранилось: аятоллы прекрасно понимали, что развитая промышленность стране нужна. В итоге, несмотря на всю проведенную борьбу с элементами западной жизни и введения норм шариата страна сохранила многие из достигнутых позиций в плане создания современной экономики - что помогло ей впоследствии.

* * *
Впрочем, разбор «Исламской Республики» не входит в поставленные нами цели. Нам важнее тут то, что случившееся в Иране показывает ту «ахиллесову пяту» ближневосточных модернистских режимов, что приводит к таким не очень приятным последствиям. А именно - недостаточность проводимой этими режимами политики для полного изменения структуры страны. Т.е., для того, чтобы все (или, по крайней мере, значительная часть) населения была бы вовлечена в систему индустриальной экономики. Причина указана выше: времена, когда капитализм мог развиваться свободно, давно прошли. А это означает, что войти в мировой рынок развивающаяся страна может только на условиях развитых стран - т.е., в самом лучшем случае, как поставщик какого-то важного продукта, вроде нефти или других полезных ископаемых. Как равноправного участника этой «мир-системы» ее никто не ждет.

Разумеется, послевоенная история знала примеры подобного вхождения некоторых стран - например, Японии, Тайваня и Южной Кореи. Но за данным вхождением стояли определенные политические интересы развитых стран (и, прежде всего, страх перед социалистическим миром). Поэтому можно сказать, что существование современных экономик в этих государствах - следствие Тени, отбрасываемой СССР. В случае с Ближним Востоком эта «тень» была много слабее (по целому ряду обстоятельств), и поэтому ни одна из стран данного региона пути «азиатских тигров» не повторила. Уделом ближневосточной модернизации оставалась модернизация «мозаичная», охватывающая лишь небольшую часть населения. Подавляющее большинство людей оставалось в рамках традиционной системы - что означало и то, что реально господствующим мировоззрением так же будет традиционное.

А, следовательно, конфликт между «модернизированным городом» и «традиционным селом» неизбежен (впрочем, физического разрыва между «городом» и «селом» на Ближнем Востоке нет: в тех же городах традиционное хозяйство очень часто соседствует с индустриальным). Разумеется, в период «сытых лет» еще возможно как-то пытаться «залить» это противоречие деньгами (как делал Каддафи), но бесконечно продолжаться подобное положение не может (как тот же Каддафи и доказал). Рано или поздно, но реальное превосходство «традиции» при принятом господстве «модерна» приведет в действие те силы, которые данное недоразумение будут пытаться исправить. В Иране это случилось в 1979 году, в других странах - в наше время. В принципе, победа этих сил не гарантирована - однако гарантирована их активизация в данной системе. Причем практически однозначно данные силы активизируются и получают поддержку во времена мировых экономических кризисов.

Виноват ли в этом ислам, как религия? Разумеется, нет. Как можно увидеть, я вообще вынес фактор религии за скобки, почти не затрагивая его. Религия вторична к социально-экономической основе. Иран времен шаха исповедовал ту же самую религию, что и Иран эпохи «Исламской революции» - ислам шиитского толка. Иной было приложение данных религиозных постулатов к существующей ситуации: вопрос о том, надо или нет забивать неверных жен камнями или сбрасывать гомосексуалистов со скалы, в общем-то, может быть решен по разному различной трактовкой религиозных текстов. Это относится не только к исламу, более чем тысячелетняя история которого изобиловала самыми различными вариантами общественного устройства. Это относится и к христианству (ну, тут «спектр» возможностей был еще больше) и даже к буддизму (И вообще, к любой достаточно сложной религии).

Это написано специально для тех, кто ищет корни проблем в составе религиозных текстов, и любит с ними бороться путем оспаривания религиозных постулатов. (А таковых сейчас большинство). На самом деле подобный путь полностью бесполезен, поскольку закрывает реальную причину проблем, а именно - социально-экономические особенности ближневосточной модернизации. Ну, и если идти до конца, то возможность построения «классического» (т.е. «ортокапиталистического») капиталистического общества странами «второго эшелона» (без превращения в колонию или полуколонию развитых стран). Это, впрочем, касается не только Ближнего Востока.

* * *
И в завершении, хочу привести пример страны, которая смогла разрешить данный вопрос. Причем, бывшей практически в той же ситуации, как и Иран: пытавшейся строить индустриальное общество при подавляющем господстве «мира традиции». Речь идет, конечно, про Россию периода начала XX века. Несмотря на все культурные и географические последствия, она столкнулась с теми же проблемами, что и Иран - но, при этом сумела блестяще их решить. В результате этого традиционное общество было практически полностью демонтировано (к сожалению, не до конца), и страна перешла к эпохе модерна. Впрочем, в данном случае речь шла не о капиталистической, а о социалистической модернизации, но нам тут важно одно: никакие аятоллы и шейхи тут больше не появляются. Впрочем, ситуация в России, как можно понять - это уже совершенно другая тема…

религия, История, Ближний Восток, теория

Previous post Next post
Up