Римопариж (4): на кладбище
Римопариж (1): предыстория
Римопариж (2): две прекрасные мадмуазель
Римопариж (3): Парижский синдром
Прибыв в Париж, мы, естественно, сразу же направились на кладбище.
Потому что - ну а что еще делать в этой Франции? Не омаров же есть, в самом-то деле.
Погода была подходящая - лил дождь, тучи цвета асфальта, асфальт под толстым слоем воды, мы обе в кроссовках и без зонта.
Мы вообще шикарно подготовились.
Как и большинство кладбищ в Европе, Пер-Лашез находится прямо в черте город за высокой монолитной стеной. Красивые ворота, много деревьев, все поросло мхом, ну, всё такое. И естественно, при входе - большая карта, на которой обозначены могилы известных людей или просто занятные монументы.
Мы сфотографировали план, тщательно изучили список известных людей и отметили примерный маршрут, чтобы же ж все посмотреть. Нам все интересно: каждая могилка, каждая плита, каждый ангелочек. Мы, едрить, для этого во Францию приехали!
Ну и первым делом, конечно же, я ломанулась к Оскару.
Светило сарказма и красноречия. Тюремные записи, милый Бозии и всё такое.
Но белокрылого ангела нынче нельзя лобызать красной помадой. Хоть она и была у меня с собой.
Ангела закрыли от потных ручек пластиком и железным забором.
С воздухе висела морось - эдакий застывший студень из дождя, кроссовки хлюпали по брусчатке, на объектив падали капли, мимо проходили унылые туристы. Перед ангелосфинксом были свежие цветы и памятка от мэрии "Не заходите за ограждение. Ну пожалуйста." За запотевшим пластиком старые поцелуи были почти не видны. Но ангел все-таки был прямо перед нами. Настоящий. С профиля почему-то похожий на Виктора Цоя, в анфас - на ДиКаприо. Ну и ладно, ну и ладно.
В общем, чего глазеть, мы поплыли дальше.
Пер-Лашез, скажем так, немаленькое кладбище - 44 гектара. Для запорожцев: это чуть-чуть меньше Дубовки, только вместо деревьев и реки кругом могилы. Красота-а-а-а.
Вдоль кладбища идут мощеные булыжником дороги с бордюрами, указатели с улицами - совсем как городе! - и все это вписывается в совершенно ненормальный запутанный план местности, в котором заблудиться нефик делать.Что мы в итоге, конечно же, и сделали, но об этом чуть попозже.
А пока мы хлюпаем водой в кроссовках, прячем руки в карманах от холода, натягиваем курточки до ушей и смотрим по сторонам. А там вокруг вот это всё...
Улицы...
...переулки, ...
...проспекты,...
... ограничения скорости, ...
... направления,...
... домики, ...
... дворцы, ...
... скромные полочки, ...
... и золотые купола.
И в этом очаровательном густонаселенном городе таки, я вам скажу, есть на что посмотреть.
Да, уже через полтора часа мы обе были мокрыми курицами, у которых капало даже с ушей.
Да, мы не просто замерзли, мы вымерзлись еще даже до того, как вышли утром на улицу, а тут просто догнались.
Да, мы бродили по безлюдному кладбищу в, наверное, один из самых мрачных дней в году, за все время встретив не больше десяти человек..
Скоро Рождество, Новый Год и всё такое.
А у нас культурный экскурс - мы смотрим на потрясающие скульптуры и восхищаемся.
В отличие от русских и украинских, на европейских кладбищах тихо, хорошо и совсем не страшно. Все ухожено, кругом выедающий глаза зеленый мох, вечнозеленые кустарники, посажены живые цветы, стволы платанов щерятся защитной раскраской, всё такое пошарпаное и ухоженное одновременно.
Вот, кстати, пирамидки, пользуются большой популярностью на Пер-Лашез:
В воздухе по-прежнему висит дождь, мы прорываемся сквозь невесомые капли, грызем морковку. Мы вообще все время грызем морковку. Морковка - стимул приключений. И как раз под хруст съедаемого овоща впервые появляется мужик с зонтиком.
Мы прошли мимо душещипательный и откровенно жутких монументов в память погибшим в немецких концлагерях, и, завидев большую, просто огромную дуру стеллу, направились к ней. Мужик с зонтиком появлялся то справа, то слева - и исчезал.
Мы прошли мимо могилы Марселя Пруста, на которой лежала полностью размякшая и уже не читабельная записка, написанная от руки. Мужик с зонтиком маячил в зоне видимости.
По другую сторону кладбища мы поднялись к могиле Эдит Пиаф.
У нее стоял огромный свежий букет белых роз. Просто огромный.
Цвел белый цикламен, хоть вокруг и конец декабря.
На холме впереди нас поднималась парочка туристов, а перед ними шагал всё тот же мужик с зонтиком.
Мольеру - саркофаг на неуклюжих уродливых "ногах", - в отличе от Пруста и Пиаф, цветов особо не досталось. Две подзавявшие розы бесхозно торчали в оградке, вот и вся благодарность.
Cовершенно потрясающий памятник Фердинанду Барбединни, благодаря которому стало возможно делать потрясающие скульптуры из бронзы, был, естественно, тоже отлит из бронзы, теперь уже задорно позелевшей. "Совсем как в Копенгагене," - подумала я и снова краем глаза заметила знакомый черный зонтик.
Не то, чтобы он шел за нами по пятам или преследовал нас - иначе мы бы сразу наложили в штаны и бежали бы оттуда на зависть всем олимпийским спортсменам. Но мужик с зонтиком просто периодически появлялся то тут, то там, с разных сторон, цокая по брусчатке блестящими ботинками на каблуках и привлекая внимание своим зонтом.
В какой-то момент мы решили взять инициативу в свои руки и убраться от него подальше, в результате чего ожидаемо потерялись. Где-то в этой местности должен очевидно быть Шопен, но мы ходили кругами - и никак не могли его найти.
Дело принципа. Цель надо взять.
Мы даже разделились и пошли по разным дорожкам.
Дороги шли не только кругами, но еще вверх и вниз. Разветвлялись и заворачивали за беспросветные линии склепов. Единственная наша карта была на снимке в моем фотоаппарате, который моментально запотевал, стоило его только достать из сумки. Ботинки хлюпали, носки приклеелись к ногами, волосы прилипли к ушам и щекам, пальцы в карманах сжимали морковку, как талисман.
Когда мы с Наташей снова соединились после безуспешных индивидуальных поисков, мы остановились возле парочки французов, с открытым ртом внемлющих... всё тому же мужчине под зонтиком.
Его штиблеты сверкали, будто совершенно новые, серый шарфик залихватски свисал со спины, кучеряшки а-ля Пьер Ришар совершенно сухие пушились, как у овечки.
Мужик держал в руках тетрадку - тоже сухую - и тыкал ею в памятник.
"Наташ, - говорю, - смотри!"
Мы стояли прямо у памятника Шопену, заваленного до верху цветами и с огромным польским флагом.
Мы, наверное, раз десять мимо него прошли и в упор не видели.
Пока мы все еще обсуждали, как так получилось, что нам повылазило, и мы не заметили самого очевидного, кучерявый мужик с зонтиком подошел к нам и на отличном английском спросил: "О! Вы, должно быть, из России?"
"Да нет, - говорю. - Из Украины". "Оо! - еще больше обрадовался мужик. - А вы знаете, что тут захоронен Нестор Махно? Он прожил в Париже последние десять лет своей жизни, и урна с его прахом стоит за памятной табличкой, хотите вам покажу?"
"Не-не! - хором запричитали мы, в шоке, что кто-то не только знает, что такое Украина, но еще и рассказывает нам про Махно. - Мы потом сами найдем". (дудки, не нашли.)
"Вот, смотрите, это могила старого доктора, его все любили, а он однажды чихнул, упал - и умер. А вон там могила журналиста, туда приходят женщины, которым не везет в любви, и натирают до блеска его ширинку. А вот эта, смотрите, как выделяется, эта желтая статуя, это целительница. К ее могиле еще долго паломники приходили, чтобы исцелиться. Потом перестали..."
"А Моррисон, - спрашиваю я на бегу, - Мориссон-то где?"
"О! А Моррисон тут за углом!"
Мужик с зонтом ныряет в еле заметный закуток между двумя склепами, а мы с Наташей стоим посреди дороги и не решаемся идти дальше.
- Он с нас сейчас затребует плату за свою экскурсию, - говорит Наташа. - А я не хочу платить. Я его не просила.
- И я не хочу платить, - грустно говорю я. - Он подозрительный.
- И что нам делать?
Мы пошли следом, чтобы окончательно не потеряться, потому что уболтанные необъемными знаниями нашего экскурсовода, мы окончательно запутались в местности.
Завернув за угол, мы попали в тупик, упирающийся в совершенно неприметную и непримечательную, но тщательно огороженную могилу Моррисона.
Моррисон есть, а мужика нет.
Нигде.
И после не появилось.
Вот вам и "всё такое".
Римопариж (2): две прекрасные мадмуазель
Римопариж (3): Парижский синдром
Прибыв в Париж, мы, естественно, сразу же направились на кладбище.
Потому что - ну а что еще делать в этой Франции? Не омаров же есть, в самом-то деле.
Погода была подходящая - лил дождь, тучи цвета асфальта, асфальт под толстым слоем воды, мы обе в кроссовках и без зонта.
Мы вообще шикарно подготовились.
Как и большинство кладбищ в Европе, Пер-Лашез находится прямо в черте город за высокой монолитной стеной. Красивые ворота, много деревьев, все поросло мхом, ну, всё такое. И естественно, при входе - большая карта, на которой обозначены могилы известных людей или просто занятные монументы.
Мы сфотографировали план, тщательно изучили список известных людей и отметили примерный маршрут, чтобы же ж все посмотреть. Нам все интересно: каждая могилка, каждая плита, каждый ангелочек. Мы, едрить, для этого во Францию приехали!
Ну и первым делом, конечно же, я ломанулась к Оскару.
Светило сарказма и красноречия. Тюремные записи, милый Бозии и всё такое.
Но белокрылого ангела нынче нельзя лобызать красной помадой. Хоть она и была у меня с собой.
Ангела закрыли от потных ручек пластиком и железным забором.
С воздухе висела морось - эдакий застывший студень из дождя, кроссовки хлюпали по брусчатке, на объектив падали капли, мимо проходили унылые туристы. Перед ангелосфинксом были свежие цветы и памятка от мэрии "Не заходите за ограждение. Ну пожалуйста." За запотевшим пластиком старые поцелуи были почти не видны. Но ангел все-таки был прямо перед нами. Настоящий. С профиля почему-то похожий на Виктора Цоя, в анфас - на ДиКаприо. Ну и ладно, ну и ладно.
В общем, чего глазеть, мы поплыли дальше.
Пер-Лашез, скажем так, немаленькое кладбище - 44 гектара. Для запорожцев: это чуть-чуть меньше Дубовки, только вместо деревьев и реки кругом могилы. Красота-а-а-а.
Вдоль кладбища идут мощеные булыжником дороги с бордюрами, указатели с улицами - совсем как городе! - и все это вписывается в совершенно ненормальный запутанный план местности, в котором заблудиться нефик делать.Что мы в итоге, конечно же, и сделали, но об этом чуть попозже.
А пока мы хлюпаем водой в кроссовках, прячем руки в карманах от холода, натягиваем курточки до ушей и смотрим по сторонам. А там вокруг вот это всё...
Улицы...
...переулки, ...
...проспекты,...
... ограничения скорости, ...
... направления,...
... домики, ...
... дворцы, ...
... скромные полочки, ...
... и золотые купола.
И в этом очаровательном густонаселенном городе таки, я вам скажу, есть на что посмотреть.
Да, уже через полтора часа мы обе были мокрыми курицами, у которых капало даже с ушей.
Да, мы не просто замерзли, мы вымерзлись еще даже до того, как вышли утром на улицу, а тут просто догнались.
Да, мы бродили по безлюдному кладбищу в, наверное, один из самых мрачных дней в году, за все время встретив не больше десяти человек..
Скоро Рождество, Новый Год и всё такое.
А у нас культурный экскурс - мы смотрим на потрясающие скульптуры и восхищаемся.
В отличие от русских и украинских, на европейских кладбищах тихо, хорошо и совсем не страшно. Все ухожено, кругом выедающий глаза зеленый мох, вечнозеленые кустарники, посажены живые цветы, стволы платанов щерятся защитной раскраской, всё такое пошарпаное и ухоженное одновременно.
Вот, кстати, пирамидки, пользуются большой популярностью на Пер-Лашез:
В воздухе по-прежнему висит дождь, мы прорываемся сквозь невесомые капли, грызем морковку. Мы вообще все время грызем морковку. Морковка - стимул приключений. И как раз под хруст съедаемого овоща впервые появляется мужик с зонтиком.
Мы прошли мимо душещипательный и откровенно жутких монументов в память погибшим в немецких концлагерях, и, завидев большую, просто огромную дуру стеллу, направились к ней. Мужик с зонтиком появлялся то справа, то слева - и исчезал.
Мы прошли мимо могилы Марселя Пруста, на которой лежала полностью размякшая и уже не читабельная записка, написанная от руки. Мужик с зонтиком маячил в зоне видимости.
По другую сторону кладбища мы поднялись к могиле Эдит Пиаф.
У нее стоял огромный свежий букет белых роз. Просто огромный.
Цвел белый цикламен, хоть вокруг и конец декабря.
На холме впереди нас поднималась парочка туристов, а перед ними шагал всё тот же мужик с зонтиком.
Мольеру - саркофаг на неуклюжих уродливых "ногах", - в отличе от Пруста и Пиаф, цветов особо не досталось. Две подзавявшие розы бесхозно торчали в оградке, вот и вся благодарность.
Cовершенно потрясающий памятник Фердинанду Барбединни, благодаря которому стало возможно делать потрясающие скульптуры из бронзы, был, естественно, тоже отлит из бронзы, теперь уже задорно позелевшей. "Совсем как в Копенгагене," - подумала я и снова краем глаза заметила знакомый черный зонтик.
Не то, чтобы он шел за нами по пятам или преследовал нас - иначе мы бы сразу наложили в штаны и бежали бы оттуда на зависть всем олимпийским спортсменам. Но мужик с зонтиком просто периодически появлялся то тут, то там, с разных сторон, цокая по брусчатке блестящими ботинками на каблуках и привлекая внимание своим зонтом.
В какой-то момент мы решили взять инициативу в свои руки и убраться от него подальше, в результате чего ожидаемо потерялись. Где-то в этой местности должен очевидно быть Шопен, но мы ходили кругами - и никак не могли его найти.
Дело принципа. Цель надо взять.
Мы даже разделились и пошли по разным дорожкам.
Дороги шли не только кругами, но еще вверх и вниз. Разветвлялись и заворачивали за беспросветные линии склепов. Единственная наша карта была на снимке в моем фотоаппарате, который моментально запотевал, стоило его только достать из сумки. Ботинки хлюпали, носки приклеелись к ногами, волосы прилипли к ушам и щекам, пальцы в карманах сжимали морковку, как талисман.
Когда мы с Наташей снова соединились после безуспешных индивидуальных поисков, мы остановились возле парочки французов, с открытым ртом внемлющих... всё тому же мужчине под зонтиком.
Его штиблеты сверкали, будто совершенно новые, серый шарфик залихватски свисал со спины, кучеряшки а-ля Пьер Ришар совершенно сухие пушились, как у овечки.
Мужик держал в руках тетрадку - тоже сухую - и тыкал ею в памятник.
"Наташ, - говорю, - смотри!"
Мы стояли прямо у памятника Шопену, заваленного до верху цветами и с огромным польским флагом.
Мы, наверное, раз десять мимо него прошли и в упор не видели.
Пока мы все еще обсуждали, как так получилось, что нам повылазило, и мы не заметили самого очевидного, кучерявый мужик с зонтиком подошел к нам и на отличном английском спросил: "О! Вы, должно быть, из России?"
"Да нет, - говорю. - Из Украины". "Оо! - еще больше обрадовался мужик. - А вы знаете, что тут захоронен Нестор Махно? Он прожил в Париже последние десять лет своей жизни, и урна с его прахом стоит за памятной табличкой, хотите вам покажу?"
"Не-не! - хором запричитали мы, в шоке, что кто-то не только знает, что такое Украина, но еще и рассказывает нам про Махно. - Мы потом сами найдем". (дудки, не нашли.)
"Вот, смотрите, это могила старого доктора, его все любили, а он однажды чихнул, упал - и умер. А вон там могила журналиста, туда приходят женщины, которым не везет в любви, и натирают до блеска его ширинку. А вот эта, смотрите, как выделяется, эта желтая статуя, это целительница. К ее могиле еще долго паломники приходили, чтобы исцелиться. Потом перестали..."
"А Моррисон, - спрашиваю я на бегу, - Мориссон-то где?"
"О! А Моррисон тут за углом!"
Мужик с зонтом ныряет в еле заметный закуток между двумя склепами, а мы с Наташей стоим посреди дороги и не решаемся идти дальше.
- Он с нас сейчас затребует плату за свою экскурсию, - говорит Наташа. - А я не хочу платить. Я его не просила.
- И я не хочу платить, - грустно говорю я. - Он подозрительный.
- И что нам делать?
Мы пошли следом, чтобы окончательно не потеряться, потому что уболтанные необъемными знаниями нашего экскурсовода, мы окончательно запутались в местности.
Завернув за угол, мы попали в тупик, упирающийся в совершенно неприметную и непримечательную, но тщательно огороженную могилу Моррисона.
Моррисон есть, а мужика нет.
Нигде.
И после не появилось.
Вот вам и "всё такое".