Глава 32. Предшественники Вёльсунгов и меч власти. (продолжение)
Складывается впечатление, что наделение царским титулом зависело не только и не столько от определённого наследственного права и даже общественного положения, но ещё и от обладания неким переходящим от правителя к правителю атрибутом. И наиболее подходящим на эту роль представляется какой-нибудь особый меч, символическую связь которого с верховной властью отмечали многие исследователи. Именно соперничество из-за права обладать чудесным мечом занимает важнейшее место в «Саге о Вёльсунгах, а также, например, шведской «Саге о Хервёр и Хейдреке».
Напомню, что согласно «Саге о Вёльсунгах» некий незнакомец, в котором по описанию узнаётся Один, придя в палаты Вёльсунга во время сватовства его дочери Сигню и конунга гаутов Сиггейра, воткнул меч в родовое дерево, выросшее там ещё при Рери. Многие воины пытались вытащить его, но удалось это лишь Сигмунду. Желавший завладеть этим мечом Сиггейр, заманив в засаду, убил Вёльсунга и обрёк на смерть его сыновей. Спасшийся Сигмунд вместе с Синфьётли мстит ему, а когда первый раз их схватили и заживо погребли в кургане, Сигню тайком бросила им этот меч. С его помощью они выбираются, убивают Сиггейра, и Сигмунд возвращает своё царство. В последней битве против него выходит тот же незнакомец, и меч Сигмунда разбивается о копьё Одина. Позже из его осколков, сохранённых женой Сигмунда Хьёрдис, Регин выковал для Сигурда меч Грам.
Наибольшую известность благодаря рыцарским романам получили предания о мече, вынутом Артуром из камня, что указывало на него как на будущего короля, а также о мече, полученном им от озёрной девы, когда он уже стал королём. Истоки артуровского эпоса, в частности мотив меча, исследователи ищут не только в кельтской, но и в аланской или скифо-сарматской традициях. Как указывалось в 14 главе, аланы были соседями готов в Северном Причерноморье, а во время переселения на запад оставались их ближайшими союзниками и в битве при Адрианополе, и в Паннонии, где они составили «двойной народ», и какое-то время в Галлии, где римской политике удалось разделить их (хотя уже не хватило сил, чтобы властвовать).
Впрочем, подобные представления, судя по всему, восходят к общеиндоевропейской древности. Так, например, в греческом мифе «Тесей, которого Этра родила Эгею, став взрослым, сдвинул камень и взял меч и сандалии», которые его отец повелел оставить там (Аполлодор. Мифологическая библиотека. III, 15, 7 и 16, 1), именно по мечу Эгей и признал своего сына (Там же. Эпитома, 1, 5; Гигин. Мифы. 37).
Из исторических примеров в ближайшую к описываемому времени эпоху на ум приходит обретение Аттилой «Марсова меча, признававшегося священным у скифских царей» (Иордан. Гетика. 183). По словам его современника Приска он считал, «что настоящее его могущество распространится в скором времени еще более, и что это знаменует ему Бог, явивший меч Марсов, который у Скифских царей почитается священным. Сей меч уважается ими, как посвященный Богу войны, и в древние времена он исчез, а теперь был случайно открыт быком» (Приск. Отр. 8).
Ранее Иордан сообщал о поклонении готов Марсу, которого они «постоянно ублажали жесточайшим культом (жертвою ему было умерщвление пленных), полагая, что возглавителя войн пристойно умилостивлять пролитием человеческой крови» (Гетика. 41). Е. Скржинская замечает, что «Здесь Иордан приписывает предкам готов культ бога войны Арея фракийского, процветавшего у гетов» [1], однако Х. Вольфрам, сопоставляя это с преданием о мече Тюрфинг, сохранённым в эддической «Песни о Хлёде», а также в «Саге о Хервёр и Хейдреке», предполагает, «что готским богом был фракийско-скифский Арес-Марс, воплощение народа и страны в образе меча» [2].
«Но что же говорили готы об этом боге? Ответ оказывается достаточно неожиданным. Отождествление готов и гетов из псевдологического превратилось в серьезное. Гутонский бог войны - вероятно, одна из форм проявления германского *Tīwaz, получил у причерноморско-дунайских готов также имя Марс, или Арес. В пользу этого говорят некоторые наблюдения: многочисленные упоминания готского Марса, или Ареса. До сих пор существует баварско-австрийский ирхтаг (Irchtag - вторник, Dienstag - день Dings-Zio-Tius), что не имеет никакого отношения к архиеретику Арию, но зато однозначно связывается с богом войны Аресом и его подлинным местом в небесной неделе. Рунический алфавит позволяет реконструировать готское *Teiws (читается: tius). Этот верховный бог, наследник гутонской и скифско-гетской традиций, мог западнее Днестра называться также Тервингом. Скандинавская песня о битве с гуннами сохранила именно слово Tyrfingr, и как название страны готов, и как готский вечный меч. Образ меча - не германское и тем более не скандинавское явление, а конкретное воплощение (die Epiphanie) причерноморского Марса-Ареса любой этнической принадлежности. Песня о битве с гуннами как свидетельство столь интенсивной религиозной аккультурации уже потому достоверна, что источник хорошо сохранил и другие традиции готов-кочевников» [3].
О подобном культе у скифов сообщал ещё Геродот: «Аресу же совершают жертвоприношения следующим образом. В каждой скифской области по округам воздвигнуты такие святилища Аресу: горы хвороста нагромождены одна на другую на пространстве длиной и шириной почти в 3 стадии, в высоту же меньше. Наверху устроена четырехугольная площадка; три стороны ее отвесны, а с четвертой есть доступ. От непогоды сооружение постоянно оседает, и потому приходится ежегодно наваливать сюда по полтораста возов хвороста. На каждом таком холме водружен древний железный меч. Это и есть кумир Ареса. Этому-то мечу ежегодно приносят в жертву коней и рогатый скот, и даже еще больше, чем прочим богам. Из каждой сотни пленников обрекают в жертву одного человека, но не тем способом, как скот, а по иному обряду. Головы пленников сначала окропляют вином, и жертвы закалываются над сосудом. Затем несут кровь на верх кучи хвороста и окропляют ею меч» (История. IV, 62).
Подобный культ по словам Аммиана Марцеллина сохранялся и у аланов: «Нет у них ни храмов, ни святилищ, нельзя увидеть покрытого соломой шалаша, но они втыкают в землю по варварскому обычаю обнаженный меч и благоговейно поклоняются ему, как Марсу, покровителю стран, в которых они кочуют» (Римская история. XXXI, 2, 23). Возможно, как раз на связь с этим древним культом указывал и сам Иордан, описывая со слов Приска, находку «Марсова меча, признававшегося священным у скифских царей» (Гетика. 183).
Привлекает внимание оговорка Приска о том, что этот меч «был случайно открыт быком» (Отр. 8). Более подробно это передано в выписках Иордана: «Историк Приск рассказывает, что меч этот был открыт при таком случае. Некий, пастух, говорит он, заметил, что одна телка из его стада хромает, но не находил причины ее ранения; озабоченный, он проследил кровавые следы, пока не приблизился к мечу, на который она, пока щипала траву, неосторожно наступила; пастух выкопал меч и тотчас же принес его Аттиле. Тот обрадовался приношению и, будучи без того высокомерным, возомнил, что поставлен владыкою всего мира и что через Марсов меч ему даровано могущество в войнах» (Гетика. 183).
Думается, это обстоятельство вовсе не «случайно», скорее всего, римский посол, побывавший в ставке Аттилы, слишком буквально воспринял рассказ, в котором в несколько прикрытом от непосвящённых виде описывался определённый ритуал, проведённый гуннским правителем для подтверждения своей власти, а корова при этом играла примерно ту же роль, что и отобранный для жертвоприношения конь, за которым следовали воины царя в ходе проводившейся с той же целью индийской ашвамедхи. В Ирландии при избрании короля приносили в жертву кобылу или быка. Наибольшее же сходство описанное Приском событие обнаруживает с преданиями осетин, считающихся наследниками тех алан, что ушли на Северный Кавказ.
Согласно преданиям югоосетинского рода Дзаттиаты (Джатиевых) когда-то с неба упал камень, его поднял пастух и бросил им в корову, пробив её насквозь. Потом из этого камня сделали саблю, которую хранили в святилище. Раз в год старики вынимали её из ножен, но сделать это мог только тот, кто зарезал какое-нибудь животное, иначе она не входила обратно в ножны. Ещё один меч, сделанный из камня, которым пастух, бросивший его в корову, пробил её насквозь, хранился в роду Цалыккаты (Цаликаевых) [4].
По преданиям дигорского рода Акъота (Акоевых) их родоначальник имел всего одну корову, которая во время грозы была пробита насквозь упавшим с неба камнем. Из этого камня сначала сковали серп, потом косу, но из-за её необычайной остроты переделали в меч, одним ударом разрубавший быка. Его нельзя было вложить в ножны, пока он не испил крови коровы или другого животного. Поэтому его также хранили в тайне, устраивая ежегодное празднество в его честь, причём проводили его не в горной Дигории, а в степи [5]. В абхазском эпосе меч нарта Сасрыквы также был выкован из «пули божества грозы», пробившей быка [6].
[1] Скржинская Е. Ч. Комментарий 132 // Иордан. О происхождении и деяниях гетов. - С. 221.
[2] Вольфрам Х. Готы. - С. 44 и 48.
[3] Там же. - С. 161.
[4] Туаллагов А. А. Меч и фандыр (Артуриана и Нартовский эпос осетин). - Владикавказ: Ир, 2011. - С. 99, со ссылкой на: Даричев А. В. Рождение громовержца (к интерпретации сообщения Приска о священном мече скифов) // Дарьял. № 2. - Владикавказ, 2005.
[5] Там же. - С. 98 и 100.
[6] Там же. - С. 107.