«Авель, где твой брат Каин?»
Чарльз Тейлор о республике Робеспьера и о парадоксальности возврата зла:
«…Парадокс в том, что сама благость цели определяет нас, её защитников и строителей, как благих, а значит, открывает путь к обоснованию нашей самоцелостности противопоставлением: тот, кто нам противостоит, должен быть столь же злым, сколь добродетельны мы… Когда крестовый поход входит в свою высшую фазу в морализаторстве модерного мира, тогда исчезают даже последние остатки рыцарского уважения к врагу, как во времена Салах-ад-Дина и Ричарда Львиное Сердце. Нет ничего, кроме беспросветной и неустанной борьбы против зла…
Но… человек может отказаться от права, дарованного страданием, права невиновного наказать виновного, права жертвы очистить от скверны мучителя… Это шаг, который можно назвать прощением, но на более глубоком уровне он опирается на признание общего несовершенства человечества.»
Тейлор подмечает важный нюанс в «Бесах» Достоевского. Один из революционеров говорит: «мы никого не виним». Интересный момент. Он на теоретическом уровне никого не винит. Тем самым не признаёт общей виновности человечества, а значит и своей собственной. Это расчищает дорогу к программе преобразований, все преграды к исполнению которой могут быть поставлены только злой волей тех, кто не хочет общего блага (ведь внутренних проблем у человека нет, он не плохой, не несёт в себе никакой вины). Но тогда всю вину революционер следующим шагом своей диалектики переносит на врагов, не желающих избавления человечества. От «никого не винить» логически осуществлён переход к «во всём виноваты враги», подобный переходу Шигалёва от абсолютной свободы к абсолютной деспотии, оправданный железной логикой диалектического рассуждения.
«…Парадокс в том, что сама благость цели определяет нас, её защитников и строителей, как благих, а значит, открывает путь к обоснованию нашей самоцелостности противопоставлением: тот, кто нам противостоит, должен быть столь же злым, сколь добродетельны мы… Когда крестовый поход входит в свою высшую фазу в морализаторстве модерного мира, тогда исчезают даже последние остатки рыцарского уважения к врагу, как во времена Салах-ад-Дина и Ричарда Львиное Сердце. Нет ничего, кроме беспросветной и неустанной борьбы против зла…
Но… человек может отказаться от права, дарованного страданием, права невиновного наказать виновного, права жертвы очистить от скверны мучителя… Это шаг, который можно назвать прощением, но на более глубоком уровне он опирается на признание общего несовершенства человечества.»
Тейлор подмечает важный нюанс в «Бесах» Достоевского. Один из революционеров говорит: «мы никого не виним». Интересный момент. Он на теоретическом уровне никого не винит. Тем самым не признаёт общей виновности человечества, а значит и своей собственной. Это расчищает дорогу к программе преобразований, все преграды к исполнению которой могут быть поставлены только злой волей тех, кто не хочет общего блага (ведь внутренних проблем у человека нет, он не плохой, не несёт в себе никакой вины). Но тогда всю вину революционер следующим шагом своей диалектики переносит на врагов, не желающих избавления человечества. От «никого не винить» логически осуществлён переход к «во всём виноваты враги», подобный переходу Шигалёва от абсолютной свободы к абсолютной деспотии, оправданный железной логикой диалектического рассуждения.