Читаю И. Ильфа и Е. Петрова (окончание)
.
И. Ильф (на фото справа), Е. Петров. Золотой теленок. М, 1931
начало здесь
И на фоне этой кипящей жизни, полной противоречий, борьбы нового со старым, разумного с бестолковым, делового с пустопорожним - люди мечтают о счастье. И снова не могу не провести параллель: если в «12 стульях» грезили будущим только Остап и Киса Воробьянинов (последний мечтал о покупке новых носков и отъезде за границу), то в «Теленке» мечтам предается практически каждый персонаж - вплоть до самых малозначительных. Паниковский мечтает вставить золотые зубы и жениться, Козлевич - преуспеть на ниве частного извоза, старый монархист Хворобьев мечтает о дореволюционных снах, рвач и летун Талмудовский - об окладе жалованья, инженер Заузе, выписанный из Германии, - о работе по специальности, Корейко - как ни странно, о любви… О чем мечтает Остап - в двух словах не расскажешь. О Балаганове, который, вроде бы, не мечтает ни о чем, нам предстоит отдельный разговор.
Что в итоге получают эти люди? Немецкого инженера «бросают на производство» в качестве наказания. У Хворобьева, Талмудовского и Корейко практически нет шансов обрести счастье в условиях усиливающегося социализма. Для Паниковского счастье настолько невозможно, у него до такой степени нет будущего, что скоропостижная смерть - единственный выход из создавшегося положения. Возможно, другие авторы, менее честные перед собой и читателями, дали бы ему дожить до конца романа, как-нибудь выпихнув Паниковского «за кадр», дабы не шокировать обывателя, настроившегося на юмористический лад, описанием смерти старика. Но в том-то и дело, что «Золотой теленок», по мнению Ильфа и Петрова, - это не развлекательное чтиво, а полноценное, многоплановое полотно, на котором есть место повествованию и о жизни, и о смерти...
Так что же выходит? В стране, которая задумывалась для того, чтобы все были счастливы, ради чего было пролито столько крови собственного народа, не находится людей, которые могли бы этим счастьем воспользоваться. Даже убежденные строители социализма не могут быть счастливыми, пока несознательные и отсталые элементы, составляющие 90 процентов населения, мешают им продвигаться вперед. Какое уж тут счастье - одно раздражение, желание усилить нажим, затянуть гайки и загнать страну пинком в коммунизм!
Конечно, ни одно благополучное общество само по себе не гарантирует счастья человеку. Но в благополучной стране условия жизни хотя бы не противоречат возможности быть счастливым, заниматься воплощением своих мечтаний, не отвлекаясь на борьбу за выживание, на отмежевывание и признание ошибок, на страх перед соседями по коммуналке, начальством, чистками, собраниями, а впоследствии - перед арестами, тюрьмами и пытками. В стране социализма все перевернуто вверх тормашками - главным образом, из-за огромного заблуждения социалистических утопистов - убеждения в том, что человек должен соответствовать тому, «как надо»; что его можно и нужно перевоспитывать под новые задачи, не считаясь ни с природой, ни с психологией, ни с чаяниями самого индивидуума. Сколько усилий было положено на выведение новой породы «строителей коммунизма» - и все-таки спустя десятилетия презренная генетика подтвердила свою репутацию науки, продемонстрировав невозможность такого превращения.
Пожалуй, единственный, кто, несмотря на все трудности существования, не утрачивает оптимизма и получает-таки свое - это шофер Козлевич, радующийся привезенному Остапом из Москвы маслопроводному шлангу. И дело здесь не только в том, что нужная запчасть является пределом его мечтаний. В любой стране, в любые времена, при любом режиме встречаются люди, способные довольствоваться малым. Неважно, что скрашивает им жизнь - ремонт автомобиля или коллекционирование бутылочных этикеток, главное - у них есть любимое занятие, оно заменяет им другие радости жизни, и, поглощенные им, они счастливы. Адам Казимирович Козлевич - классический представитель такого типа людей, но… сможем ли мы представить на его месте Остапа Бендера? Согласились бы мы сами прожить жизнь, состоящую из одного-единственного увлечения на фоне не занимающих нас прочих событий? Кто-то, возможно, согласился бы, и все-таки для большинства людей такой путь ущербен и неприемлем.
Можно сказать, что и главный герой - Остап Бендер получает в конце концов то, о чем так долго мечтал. Я считаю (а вы можете со мной спорить), что Остап вполне заслуживает счастья - он заработал свой миллион, проделав огромный интеллектуальный труд, ибо раскрыть деятельность другого выдающегося интеллектуала - Александра Ивановича Корейко - никакому ОБХСС было бы не по зубам. При всех своих недостатках Остап не бросал своих подопечных в беде и даже испытывал порой угрызения совести. Конечно, счастье не дается как награда за добродетель, но то, что получил Остап, является просто-напросто насмешкой над его мечтами. Миллион, опоздавший буквально на каких-то полгода и оказавшийся не просто ненужным грузом, а обузой, головной болью и причиной разочарований не только в деньгах, но и в основных жизненных постулатах. Недаром Остап рассказывает всем про атмосферный столб весом в 214 кило, который давит на него днем и ночью.
Уже после выхода романа Ильф и Петров признавались,что Остап Бендер был задуман как втростепенный персонаж, однако довольно быстро он вышел на первый план. Остап заполнил сюжет обеих книг до такой степени, что стал представлять серьезную проблему для самих авторов. Лицо, явно недружественное советской власти и постоянно ставящее эту власть в идиотское положение, никак не вязалось с общим позитивным и вполне лояльным замыслом романа. Но что могли поделать честные профессионалы Ильф и Петров с вышедшим из под контроля главным героем? Убить его они уже пытались в «Двенадцати стульях». Реализовать мечту Остапа и «выпустить» его в Рио-де-Жанейро означало бы признать поражение социализма перед талантливым одиночкой, что в корне противоречило убеждениям самих авторов, искренне веривших в победу нового общества над старым. Таким образом, финал романа, не устраивающий многих читателей ни прежде, ни сейчас, кажущийся неубедительным и натянутым, все равно предопределен теми рамками, в которых оказались зажаты Ильф и Петров. Эти рамки были не только идеологическими, хотя даже в сравнительно либеральном 1930 году цензура существовала и действовала, отгрызая целые ломти от их произведений. С одной стороны, поле для маневра оказалось ограничено собственными убеждениями Ильфа и Петрова, с другой - симпатией к обаятельному проходимцу, который все-таки оставлен хоть и нищим, но живым и на свободе, с третьей - развязку предопределяет и забота авторов о судьбе романа в целом, публикация которого отнюдь не была гарантирована. С учетом суммы этих обстоятельств, осмелюсь утверждать, что Ильф и Петров до конца боролись с невыполнимой творческой задачей, пытаясь отработать ее честно, и, несмотря на некоторое читательское разочарование, любой другой финал оказался бы еще менее убедительным.
Разговор о «сбыче мечт» не может считаться законченным, пока мы не проследим за судьбой еще одного персонажа, историю которого я намеренно оставил «на потом». Речь идет о Шуре Балаганове. Понятие «счастье» вообще плохо сочетается с его образом хотя бы потому, что он вообще не мыслит подобными категориями. Только один раз Балаганов произносит это слово, но тут же выясняется, что он не видит за ним никаких конкретных очертаний. Нигде, ни на одной странице Шура не говорит о своих мечтах - похоже, у него их просто нет. Он живет сегодняшним днем, не заглядывая ни в прошлое, ни в будущее. И вдруг разбогатевший Остап, случайно встретив Балаганова на Рязанском вокзале, задает ему, нищему, голодному и оборванному (а по-нашему говоря - бомжу) прямой и недвусмысленный вопрос:
- Скажите, Шура, честно, сколько вам нужно денег для счастья? Только подсчитайте всё.
- Сто рублей, - ответил Балаганов, с сожалением отрываясь от хлеба с колбасой.
- Да нет, вы меня не поняли. Не на сегодняшний день, а вообще. Для счастья. Ясно? Чтобы вам было хорошо на свете.
Балаганов долго думал, несмело улыбаясь, и, наконец, объявил, что для полного счастья ему нужно шесть тысяч четыреста рублей и что с этой суммой ему будет на свете очень хорошо.
- Ладно, - сказал Остап, - получите пятьдесят тысяч.
Он расстегнул на коленях квадратный саквояж и сунул Балаганову пять белых пачек, перевязанных шпагатом. У бортмеханика сразу же пропал аппетит. Он перестал есть, запрятал деньги в карманы и уже не вынимал оттуда рук.
Вы можете себе представить, что такое 50 тысяч для Шуры Балаганова? Это не просто ухваченный хвост Жар-птицы, это событие, которое вообще не укладывается в его не обремененной интеллектом голове. Это новая, абсолютно другая жизнь, которую он ни разу не пытался даже примерить на себя. Пожалуй, можно сказать, что это единственное место в романе, где мы имеем дело с настоящим, рафинированным счастьем, ибо оно не только должно приходить вовремя - оно должно обрушиваться на голову внезапно и убивать наповал. И всё это достается Балаганову - самому неподготовленному к счастью человеку на свете…
Вы помните, что было дальше? Если нет - я просто процитирую.
Они вышли на Каланчевскую площадь. Такси не было. На извозчике Остап ехать отказался… Пришлось сесть в трамвай… Волнующиеся пассажиры быстро оттеснили Балаганова от Остапа, и вскоре молочные братья болтались в разных концах вагона, стиснутые грудями и корзинами…
Внезапно…со стороны, где колыхался Балаганов, послышался женский вой:
- Украли!! Держите! Да вот же он стоит!
…Остап увидел ошеломленное лицо Балаганова. Бортмеханик еще и сам не понимал, что случилось, а его уже держали за руку, в которой крепко была зажата грошовая дамская сумочка с мелкой бронзовой цепочкой…
Обладатель пятидесяти тысяч украл сумочку, в которой были черепаховая пудреница, профсоюзная книжка и один рубль семьдесят копеек денег. Вагон остановился. Любители потащили Балаганова к выходу. Проходя мимо Остапа, Шура горестно шептал:
- Что ж это такое? Ведь я машинально.
- Я тебе покажу машинально! - сказал любитель в пенсне и с портфелем, и с удовольствием ударил бортмеханика по шее.
В окно Остап увидел, как к группе скорым шагом подошел милиционер и повел преступника по мостовой.
Великий комбинатор отвернулся.
Я вполне определенно считаю, что именно эта сцена является кульминацией и самым сильным местом «Золотого теленка». Вот где настоящая коллизия: Шура не просто в одночасье лишается свалившихся на него денег. Ведь когда они обнаружатся при обыске, он не сможет объяснить их происхождение, его словам не поверит ни один вменяемый следователь, и это однозначно говорит о том, что несчастному бортмеханику пришьют сразу несколько громких дел, после чего он получит длительный срок в как раз создающемся ГУЛАГе. А Остап, который сто раз вытаскивал и Шуру, и Паниковского из подобных передряг, будучи рядом, оказывается бессилен помочь другу, поскольку у него в руках не 50 тысяч, а миллион без малого, и происхождение этих денег тоже весьма туманно.
Кто скажет, что в жизни так не бывает, тот не знает жизни. В ней случается именно так. Больше того: вспоминая о самих авторах «Золотого теленка», я всё отчетливее вижу, что этой гениальной главой (в романе она называется «Врата великих возможностей») они напророчили собственную судьбу. Именно в тот период, когда в их жизни всё стало хорошо - появилось признание, слава, деньги, они побывали в Европе и Америке, получили квартиры, завели семьи, и у них подросли дети, случается непоправимое - Илья Ильф умирает в 39 лет от скоротечного туберкулеза (буквально за несколько лет до того, как его научились успешно лечить). Пять лет спустя, в 38 лет, погибает в подбитом самолете военный корреспондент Евгений Петров. Можно сказать, вот так, по написанному, судьба распорядилась их жизнями, даже не вытягивая бумажек из сахарницы…
Я часто думаю: что стало бы с героями «Золотого теленка», если бы роман имел продолжение во времени? Конечно, история не терпит сослагательного наклонения, и все же, раз речь идет не о реальных людях, а о литературных персонажах, можно попытаться спрогнозировать их дальнейшую судьбу - конечно, с известной долей неопределенности.
Участь Шуры Балаганова представляется мне трагической. В 31-м году начнется великое строительство Беломорканала руками заключенных. По разным данным, на этой «стройке века» погибло от 50 до 200 тыс. человек, и в первую очередь, в их число должны были попасть те, кто не имел теплых вещей, не получал посылок и какой-либо помощи от родных и друзей. После Беломорканала судьба заключенных ГУЛАГа была не лучше, поэтому Шура Балаганов вряд ли дожил бы до окончания своего срока.
Александр Иванович Корейко вполне может достичь спокойной старости, если, конечно, не сядет, как и многие, в конце 30-х или 40-х по нелепой случайности или по соседскому доносу. Его махинации надежно законспирированы, а значит, и без того занятые по горло органы внутренних дел вряд ли пронюхают о них вслед за Остапом. Но даже за решеткой Корейко не пропал бы - «хорошие счетоводы везде нужны», а там, глядишь, и занялся бы дальнейшим извлечением прибыли. Вот только распорядиться своими миллионами ему так никогда и не удастся. Либо он где-нибудь потеряет квитанцию, либо во всеобщей неразберихе, его заветный чемодан перепутают и выдадут другому пассажиру. В крайнем случае, эти деньги бесследно съест денежная реформа 1947 года.
Судьба Остапа Бендера столь четко не прослеживается. Вообще-то финальная фраза романа - «Придется переквалифицироваться в управдомы» сказана им самим, но такая работа, разумеется, не для него. Вряд ли Остап станет до конца законопослушным советским гражданином, но вполне вероятно, что остепенится и займется какой-нибудь творческой профессией. Например, писателем-«халтуртрегером», по выражению Ильфа и Петрова, он вполне мог бы стать.
Адам Козлевич будет тянуть лямку частного извоза до последнего дня «Антилопы», который, видимо, не за горами. После этого он, скорее всего, пойдет трудиться на какую-нибудь автобазу. Доработает до пенсии и даже, возможно, соберет из списанного металлолома еще одну машину - но, скорее всего, не сможет поставить ее на учет. Простым смертным в конце 30-х личные автомобили не положены...
Студенты, с которыми Остап ехал в одном купе, наверное, станут неплохими инженерами. Когда начнутся процессы над троцкистами и бухаринцами, они будут с воодушевлением выступать на митингах и требовать для них смертной казни. Впоследствии их праведному гневу тоже найдется применение, хотя никто не может поручиться, что и сами они не станут жертвами ГУЛАГа. В 1941 году им будет по 30 лет. Кто-то попадет в эвакуацию вместе со своими предприятиями, кто-то погибнет в первые месяцы войны - в армии или под бомбежкой…
А что касается счастья… Перечитав роман, мы поймем, что было оно и у Шуры Балаганова - когда его взяли бортмехаником на «Антилопу-Гну», и он протирал тряпочкой ее блестящие части, было оно и у Паниковского - когда он пил свой кефир, греясь на черноморском солнышке, или беседовал с зицпредседателем Фунтом в конторе «Рогов и копыт». В жизни каждого персонажа «Золотого теленка» обязательно были счастливые минуты и часы, помешать которым не смогли бы ни коллективизация, ни ГУЛАГ, ни война. Вот только о том, что жар-птица, пусть ненадолго, но оказывалась у них в руках, они, как правило, догадывались много позже. Что ж, у настоящего счастья есть и такая особенность…
- Молоко и сено, - сказал Остап, когда «Антилопа» на рассвете покидала деревню, - что может быть лучше! Всегда думаешь: «Это я еще успею. Еще много будет в моей жизни молока и сена». А на самом деле никогда этого больше не будет. Так и знайте: это была лучшая ночь в нашей жизни, мои бедные друзья. А вы этого даже не заметили.
Как в воду смотрел…
о книге Анатолия ЖИГУЛИНА
И. Ильф (на фото справа), Е. Петров. Золотой теленок. М, 1931
начало здесь
И на фоне этой кипящей жизни, полной противоречий, борьбы нового со старым, разумного с бестолковым, делового с пустопорожним - люди мечтают о счастье. И снова не могу не провести параллель: если в «12 стульях» грезили будущим только Остап и Киса Воробьянинов (последний мечтал о покупке новых носков и отъезде за границу), то в «Теленке» мечтам предается практически каждый персонаж - вплоть до самых малозначительных. Паниковский мечтает вставить золотые зубы и жениться, Козлевич - преуспеть на ниве частного извоза, старый монархист Хворобьев мечтает о дореволюционных снах, рвач и летун Талмудовский - об окладе жалованья, инженер Заузе, выписанный из Германии, - о работе по специальности, Корейко - как ни странно, о любви… О чем мечтает Остап - в двух словах не расскажешь. О Балаганове, который, вроде бы, не мечтает ни о чем, нам предстоит отдельный разговор.
Что в итоге получают эти люди? Немецкого инженера «бросают на производство» в качестве наказания. У Хворобьева, Талмудовского и Корейко практически нет шансов обрести счастье в условиях усиливающегося социализма. Для Паниковского счастье настолько невозможно, у него до такой степени нет будущего, что скоропостижная смерть - единственный выход из создавшегося положения. Возможно, другие авторы, менее честные перед собой и читателями, дали бы ему дожить до конца романа, как-нибудь выпихнув Паниковского «за кадр», дабы не шокировать обывателя, настроившегося на юмористический лад, описанием смерти старика. Но в том-то и дело, что «Золотой теленок», по мнению Ильфа и Петрова, - это не развлекательное чтиво, а полноценное, многоплановое полотно, на котором есть место повествованию и о жизни, и о смерти...
Так что же выходит? В стране, которая задумывалась для того, чтобы все были счастливы, ради чего было пролито столько крови собственного народа, не находится людей, которые могли бы этим счастьем воспользоваться. Даже убежденные строители социализма не могут быть счастливыми, пока несознательные и отсталые элементы, составляющие 90 процентов населения, мешают им продвигаться вперед. Какое уж тут счастье - одно раздражение, желание усилить нажим, затянуть гайки и загнать страну пинком в коммунизм!
Конечно, ни одно благополучное общество само по себе не гарантирует счастья человеку. Но в благополучной стране условия жизни хотя бы не противоречат возможности быть счастливым, заниматься воплощением своих мечтаний, не отвлекаясь на борьбу за выживание, на отмежевывание и признание ошибок, на страх перед соседями по коммуналке, начальством, чистками, собраниями, а впоследствии - перед арестами, тюрьмами и пытками. В стране социализма все перевернуто вверх тормашками - главным образом, из-за огромного заблуждения социалистических утопистов - убеждения в том, что человек должен соответствовать тому, «как надо»; что его можно и нужно перевоспитывать под новые задачи, не считаясь ни с природой, ни с психологией, ни с чаяниями самого индивидуума. Сколько усилий было положено на выведение новой породы «строителей коммунизма» - и все-таки спустя десятилетия презренная генетика подтвердила свою репутацию науки, продемонстрировав невозможность такого превращения.
Пожалуй, единственный, кто, несмотря на все трудности существования, не утрачивает оптимизма и получает-таки свое - это шофер Козлевич, радующийся привезенному Остапом из Москвы маслопроводному шлангу. И дело здесь не только в том, что нужная запчасть является пределом его мечтаний. В любой стране, в любые времена, при любом режиме встречаются люди, способные довольствоваться малым. Неважно, что скрашивает им жизнь - ремонт автомобиля или коллекционирование бутылочных этикеток, главное - у них есть любимое занятие, оно заменяет им другие радости жизни, и, поглощенные им, они счастливы. Адам Казимирович Козлевич - классический представитель такого типа людей, но… сможем ли мы представить на его месте Остапа Бендера? Согласились бы мы сами прожить жизнь, состоящую из одного-единственного увлечения на фоне не занимающих нас прочих событий? Кто-то, возможно, согласился бы, и все-таки для большинства людей такой путь ущербен и неприемлем.
Можно сказать, что и главный герой - Остап Бендер получает в конце концов то, о чем так долго мечтал. Я считаю (а вы можете со мной спорить), что Остап вполне заслуживает счастья - он заработал свой миллион, проделав огромный интеллектуальный труд, ибо раскрыть деятельность другого выдающегося интеллектуала - Александра Ивановича Корейко - никакому ОБХСС было бы не по зубам. При всех своих недостатках Остап не бросал своих подопечных в беде и даже испытывал порой угрызения совести. Конечно, счастье не дается как награда за добродетель, но то, что получил Остап, является просто-напросто насмешкой над его мечтами. Миллион, опоздавший буквально на каких-то полгода и оказавшийся не просто ненужным грузом, а обузой, головной болью и причиной разочарований не только в деньгах, но и в основных жизненных постулатах. Недаром Остап рассказывает всем про атмосферный столб весом в 214 кило, который давит на него днем и ночью.
Уже после выхода романа Ильф и Петров признавались,что Остап Бендер был задуман как втростепенный персонаж, однако довольно быстро он вышел на первый план. Остап заполнил сюжет обеих книг до такой степени, что стал представлять серьезную проблему для самих авторов. Лицо, явно недружественное советской власти и постоянно ставящее эту власть в идиотское положение, никак не вязалось с общим позитивным и вполне лояльным замыслом романа. Но что могли поделать честные профессионалы Ильф и Петров с вышедшим из под контроля главным героем? Убить его они уже пытались в «Двенадцати стульях». Реализовать мечту Остапа и «выпустить» его в Рио-де-Жанейро означало бы признать поражение социализма перед талантливым одиночкой, что в корне противоречило убеждениям самих авторов, искренне веривших в победу нового общества над старым. Таким образом, финал романа, не устраивающий многих читателей ни прежде, ни сейчас, кажущийся неубедительным и натянутым, все равно предопределен теми рамками, в которых оказались зажаты Ильф и Петров. Эти рамки были не только идеологическими, хотя даже в сравнительно либеральном 1930 году цензура существовала и действовала, отгрызая целые ломти от их произведений. С одной стороны, поле для маневра оказалось ограничено собственными убеждениями Ильфа и Петрова, с другой - симпатией к обаятельному проходимцу, который все-таки оставлен хоть и нищим, но живым и на свободе, с третьей - развязку предопределяет и забота авторов о судьбе романа в целом, публикация которого отнюдь не была гарантирована. С учетом суммы этих обстоятельств, осмелюсь утверждать, что Ильф и Петров до конца боролись с невыполнимой творческой задачей, пытаясь отработать ее честно, и, несмотря на некоторое читательское разочарование, любой другой финал оказался бы еще менее убедительным.
Разговор о «сбыче мечт» не может считаться законченным, пока мы не проследим за судьбой еще одного персонажа, историю которого я намеренно оставил «на потом». Речь идет о Шуре Балаганове. Понятие «счастье» вообще плохо сочетается с его образом хотя бы потому, что он вообще не мыслит подобными категориями. Только один раз Балаганов произносит это слово, но тут же выясняется, что он не видит за ним никаких конкретных очертаний. Нигде, ни на одной странице Шура не говорит о своих мечтах - похоже, у него их просто нет. Он живет сегодняшним днем, не заглядывая ни в прошлое, ни в будущее. И вдруг разбогатевший Остап, случайно встретив Балаганова на Рязанском вокзале, задает ему, нищему, голодному и оборванному (а по-нашему говоря - бомжу) прямой и недвусмысленный вопрос:
- Скажите, Шура, честно, сколько вам нужно денег для счастья? Только подсчитайте всё.
- Сто рублей, - ответил Балаганов, с сожалением отрываясь от хлеба с колбасой.
- Да нет, вы меня не поняли. Не на сегодняшний день, а вообще. Для счастья. Ясно? Чтобы вам было хорошо на свете.
Балаганов долго думал, несмело улыбаясь, и, наконец, объявил, что для полного счастья ему нужно шесть тысяч четыреста рублей и что с этой суммой ему будет на свете очень хорошо.
- Ладно, - сказал Остап, - получите пятьдесят тысяч.
Он расстегнул на коленях квадратный саквояж и сунул Балаганову пять белых пачек, перевязанных шпагатом. У бортмеханика сразу же пропал аппетит. Он перестал есть, запрятал деньги в карманы и уже не вынимал оттуда рук.
Вы можете себе представить, что такое 50 тысяч для Шуры Балаганова? Это не просто ухваченный хвост Жар-птицы, это событие, которое вообще не укладывается в его не обремененной интеллектом голове. Это новая, абсолютно другая жизнь, которую он ни разу не пытался даже примерить на себя. Пожалуй, можно сказать, что это единственное место в романе, где мы имеем дело с настоящим, рафинированным счастьем, ибо оно не только должно приходить вовремя - оно должно обрушиваться на голову внезапно и убивать наповал. И всё это достается Балаганову - самому неподготовленному к счастью человеку на свете…
Вы помните, что было дальше? Если нет - я просто процитирую.
Они вышли на Каланчевскую площадь. Такси не было. На извозчике Остап ехать отказался… Пришлось сесть в трамвай… Волнующиеся пассажиры быстро оттеснили Балаганова от Остапа, и вскоре молочные братья болтались в разных концах вагона, стиснутые грудями и корзинами…
Внезапно…со стороны, где колыхался Балаганов, послышался женский вой:
- Украли!! Держите! Да вот же он стоит!
…Остап увидел ошеломленное лицо Балаганова. Бортмеханик еще и сам не понимал, что случилось, а его уже держали за руку, в которой крепко была зажата грошовая дамская сумочка с мелкой бронзовой цепочкой…
Обладатель пятидесяти тысяч украл сумочку, в которой были черепаховая пудреница, профсоюзная книжка и один рубль семьдесят копеек денег. Вагон остановился. Любители потащили Балаганова к выходу. Проходя мимо Остапа, Шура горестно шептал:
- Что ж это такое? Ведь я машинально.
- Я тебе покажу машинально! - сказал любитель в пенсне и с портфелем, и с удовольствием ударил бортмеханика по шее.
В окно Остап увидел, как к группе скорым шагом подошел милиционер и повел преступника по мостовой.
Великий комбинатор отвернулся.
Я вполне определенно считаю, что именно эта сцена является кульминацией и самым сильным местом «Золотого теленка». Вот где настоящая коллизия: Шура не просто в одночасье лишается свалившихся на него денег. Ведь когда они обнаружатся при обыске, он не сможет объяснить их происхождение, его словам не поверит ни один вменяемый следователь, и это однозначно говорит о том, что несчастному бортмеханику пришьют сразу несколько громких дел, после чего он получит длительный срок в как раз создающемся ГУЛАГе. А Остап, который сто раз вытаскивал и Шуру, и Паниковского из подобных передряг, будучи рядом, оказывается бессилен помочь другу, поскольку у него в руках не 50 тысяч, а миллион без малого, и происхождение этих денег тоже весьма туманно.
Кто скажет, что в жизни так не бывает, тот не знает жизни. В ней случается именно так. Больше того: вспоминая о самих авторах «Золотого теленка», я всё отчетливее вижу, что этой гениальной главой (в романе она называется «Врата великих возможностей») они напророчили собственную судьбу. Именно в тот период, когда в их жизни всё стало хорошо - появилось признание, слава, деньги, они побывали в Европе и Америке, получили квартиры, завели семьи, и у них подросли дети, случается непоправимое - Илья Ильф умирает в 39 лет от скоротечного туберкулеза (буквально за несколько лет до того, как его научились успешно лечить). Пять лет спустя, в 38 лет, погибает в подбитом самолете военный корреспондент Евгений Петров. Можно сказать, вот так, по написанному, судьба распорядилась их жизнями, даже не вытягивая бумажек из сахарницы…
Я часто думаю: что стало бы с героями «Золотого теленка», если бы роман имел продолжение во времени? Конечно, история не терпит сослагательного наклонения, и все же, раз речь идет не о реальных людях, а о литературных персонажах, можно попытаться спрогнозировать их дальнейшую судьбу - конечно, с известной долей неопределенности.
Участь Шуры Балаганова представляется мне трагической. В 31-м году начнется великое строительство Беломорканала руками заключенных. По разным данным, на этой «стройке века» погибло от 50 до 200 тыс. человек, и в первую очередь, в их число должны были попасть те, кто не имел теплых вещей, не получал посылок и какой-либо помощи от родных и друзей. После Беломорканала судьба заключенных ГУЛАГа была не лучше, поэтому Шура Балаганов вряд ли дожил бы до окончания своего срока.
Александр Иванович Корейко вполне может достичь спокойной старости, если, конечно, не сядет, как и многие, в конце 30-х или 40-х по нелепой случайности или по соседскому доносу. Его махинации надежно законспирированы, а значит, и без того занятые по горло органы внутренних дел вряд ли пронюхают о них вслед за Остапом. Но даже за решеткой Корейко не пропал бы - «хорошие счетоводы везде нужны», а там, глядишь, и занялся бы дальнейшим извлечением прибыли. Вот только распорядиться своими миллионами ему так никогда и не удастся. Либо он где-нибудь потеряет квитанцию, либо во всеобщей неразберихе, его заветный чемодан перепутают и выдадут другому пассажиру. В крайнем случае, эти деньги бесследно съест денежная реформа 1947 года.
Судьба Остапа Бендера столь четко не прослеживается. Вообще-то финальная фраза романа - «Придется переквалифицироваться в управдомы» сказана им самим, но такая работа, разумеется, не для него. Вряд ли Остап станет до конца законопослушным советским гражданином, но вполне вероятно, что остепенится и займется какой-нибудь творческой профессией. Например, писателем-«халтуртрегером», по выражению Ильфа и Петрова, он вполне мог бы стать.
Адам Козлевич будет тянуть лямку частного извоза до последнего дня «Антилопы», который, видимо, не за горами. После этого он, скорее всего, пойдет трудиться на какую-нибудь автобазу. Доработает до пенсии и даже, возможно, соберет из списанного металлолома еще одну машину - но, скорее всего, не сможет поставить ее на учет. Простым смертным в конце 30-х личные автомобили не положены...
Студенты, с которыми Остап ехал в одном купе, наверное, станут неплохими инженерами. Когда начнутся процессы над троцкистами и бухаринцами, они будут с воодушевлением выступать на митингах и требовать для них смертной казни. Впоследствии их праведному гневу тоже найдется применение, хотя никто не может поручиться, что и сами они не станут жертвами ГУЛАГа. В 1941 году им будет по 30 лет. Кто-то попадет в эвакуацию вместе со своими предприятиями, кто-то погибнет в первые месяцы войны - в армии или под бомбежкой…
А что касается счастья… Перечитав роман, мы поймем, что было оно и у Шуры Балаганова - когда его взяли бортмехаником на «Антилопу-Гну», и он протирал тряпочкой ее блестящие части, было оно и у Паниковского - когда он пил свой кефир, греясь на черноморском солнышке, или беседовал с зицпредседателем Фунтом в конторе «Рогов и копыт». В жизни каждого персонажа «Золотого теленка» обязательно были счастливые минуты и часы, помешать которым не смогли бы ни коллективизация, ни ГУЛАГ, ни война. Вот только о том, что жар-птица, пусть ненадолго, но оказывалась у них в руках, они, как правило, догадывались много позже. Что ж, у настоящего счастья есть и такая особенность…
- Молоко и сено, - сказал Остап, когда «Антилопа» на рассвете покидала деревню, - что может быть лучше! Всегда думаешь: «Это я еще успею. Еще много будет в моей жизни молока и сена». А на самом деле никогда этого больше не будет. Так и знайте: это была лучшая ночь в нашей жизни, мои бедные друзья. А вы этого даже не заметили.
Как в воду смотрел…
о книге Анатолия ЖИГУЛИНА