Письма из зоны военных действий: Почему так называемым радикальным мужчинам мила и нужна порнография
Перевод главы "Why So-Called Radical Men Love and Need Pornography" из книги "Letters from a War Zone".
Оригинал перевода можно найти здесь.
Сердечно благодарю caballo_marino за редакторскую правку и неоценимую помощь.
Речь здесь идет в первую очередь о мальчиках шестидесятых - мальчиках моего поколения, боровшихся против войны во Вьетнаме. Дети цветов. Пацифисты. Хиппи. Студенты за демократическое общество. «Синоптики» [1]. Протестующие против призыва. Уклонисты. Сжигающие призывные. Выступающие против войны. Отказывающиеся от военной службы по моральным соображениям. Йиппи. Мы, женщины, сражались за жизни этих мальчиков против военной машины. Теперь они сражаются за порнографию. На демонстрациях мы скандировали: «Перенесем войну домой». И вот война дома.
I
И пришли на место, о котором сказал ему Бог; и устроил там Авраам жертвенник, разложил дрова и, связав сына своего Исаака, положил его на жертвенник поверх дров. И простер Авраам руку свою и взял нож, чтобы заколоть сына своего.
Бытие, 22: 9-10
Мужчины обожают смерть. Что бы они ни создавали, ей всегда отводится центральное место, и пусть ее тлетворный дух отравит все, что еще живо. Особенно мужчины любят убийство. Они воспевают его в искусстве, они совершают его в жизни. Они возносят его на пьедестал, словно без него жизнь лишится страсти, смысла и действия; словно убийство для них - утешение, осушающее слезы, когда они оплакивают пустоту и отчужденность своих жизней.
Мужская история, романтика и приключения - истории убийств, реальных или мифических. Мужчины правого крыла оправдывают убийство как инструмент установления или поддержания порядка, мужчины левого крыла оправдывают убийство как инструмент для смены общественного строя, после чего начинают оправдывать его с тех же позиций, что и правые мужчины. В мужской культуре медленное убийство - сама суть эроса, быстрое убийство - сама суть действия, систематические убийства - сама суть истории. Словно когда-то давно мужчины заключили завет с убийством: я стану поклоняться и служить тебе, а ты пощадишь меня; я стану убивать, чтобы не быть убитым самому; я не предам тебя, что бы еще мне ни пришлось предать. Убийство пообещало: добыча принадлежит победителю. Этот завет, скрепляемый кровью, перезаключается в каждом поколении.
Страх быть убитыми побуждает мужчин убивать. Отцы, желавшие собственного подобия, поднятого с лона родившей женщины, желавшие сыновей, не дочерей, в один прекрасный момент понимают, как несчастный царь Мидас: они получили то, что хотели. И вот перед ними сыновья, их точная копия; сыновья, готовые на убийство ради власти; сыновья, которые отнимут у них все; сыновья, которые заменят их. Сыновья - вылепленные из глины человечки, еще закаленные в огоне горнила - должны убить или быть убитыми, свергнуть тирана или быть стертыми в пыль - на поле брани или под его пятой. Отцы - верховные архитекторы войны и бизнеса; сыновья - человеческие жертвоприношения; их умерщвляют во искупление угасающей мужской силы стареющих хозяев мира.
Последнее принесение в жертву сыновей в Америке называлось Вьетнам. Как Авраам, повинуясь Богу, созданному для обслуживания его собственных глубочайших психосексуальных потребностей, занес нож, чтобы своей рукой убить Исаака, так же и отцы Америки, повинуясь государству, созданному для обслуживания их надобностей, устроили пир на крови молодых мужчин.
Сыновья, ушедшие на войну, были послушными учениками отцов. Война несла для них самое древнее свое значение: она должна была инициировать их завет с убийством. Они бы умилостивили жестоких отцов, заменив мертвые тела других сыновей своими собственными. И каждый сын другой расы, убитый ими, упрочнял бы их союз с отцами. Кроме того, если бы им удалось убивать и не быть убитыми самим, а также умертвить в себе все, что гнушается убийства, они могли надеяться получить благословение своих отцов, стать наследниками их владений, в зрелом возрасте сменить статус сына на статус отца и примкнуть к кругу сильных мира сего - вершителей войн и манипуляторов смертью.
Сыновья, на войну не пошедшие, подняли воинственный мятеж. Они хотели низвергнуть отца, победить, посрамить, уничтожить его. И над могилой убиенного отца, питаясь еще свежим трупом, расцвело бы братство юной маскулинности - чувственной, не ведающей запретов и ограничений, - и войны прекратились бы навеки.
И все же эта невинность таила в себе страх. Неизбывный ужас въелся в саму плоть бунтарей - ужас от предательства отца, который признал, пестовал и откармливал их не для того, чтобы короновать на царство, а на убой. Эти бунтари видели себя связанными на жертвеннике, рука отца, сжимающая нож, уже занесена над ними. Отцовская жестокость внушала благоговейный страх, как и его колоссальная власть.
II
Ной начал возделывать землю и насадил виноградник; и выпил он вина, и опьянел, и [лежал] обнаженным в шатре своем. И увидел Хам, отец Ханаана, наготу отца своего, и выйдя рассказал двум братьям своим. Сим же и Иафет взяли одежду и, положив ее на плечи свои, пошли задом и покрыли наготу отца своего; лица их были обращены назад, и они не видали наготы отца своего. Ной проспался от вина своего и узнал, что сделал над ним меньший сын его, и сказал: проклят Ханаан; раб рабов будет он у братьев своих.
Бытие, 9: 20-25
Отцы копят власть. Они используют власть, чтобы получить еще больше власти. Они не разводят сантиментов на этот счет. Во всех сферах жизни их действия направлены на захват или укрепление власти.
Непокорные сыны, рожденные по образу и подобию отцов, рождены для власти, но они не ценят ее с позиций, понятных отцам. Эти сыновья отрекаются от отцовской холодной любви к власти. Эти сыновья утверждают, что власть должна приносить удовольствие. Эти сыновья хотят, чтобы власть им грела промежность.
Отцы знают, что табу - необходимое условие власти: ее источник должен быть надежно спрятан, окутан тайной, сакрален - чтобы лишенные власти не могли найти, понять или отнять ее.
Непокорные сыны думают, что власть, как и молодость, непреходяща. Им кажется, ее невозможно исчерпать, растратить или отнять. Они воображают, что власть можно пускать на поиск наслаждений, и она не оскудеет, что удовольствие восполняет власть.
Отцы знают, что власть нужно использовать для получения еще большей власти, иначе она будет утрачена навеки.
В Америке во время вьетнамской войны спор этот выглядел следующим образом: отцы, как во все времена, настаивали, что власть мужчин заключена в фаллосе: держи его прикрытым, спрятанным; окутывай религиозными табу; используй исподволь; строй на нем империю, но никогда не обнажай перед бесправными - теми, у кого его нет. Теми, кто, узрев его в истинном обличьи - голым и беззащитным, - исполнились бы к нему презрением, растоптали бы его. Отцы хотели сохранить сакральную роль фаллоса; как имя Яхве не должно поминаться, так же и фаллос должен быть вездесущ в своей власти, но при этом скрыт, недоступен для осквернения.
Непокорные сыны хотели, чтобы фаллическая власть была светской и «демократичной» в мужском значении этого слова - иными словами, они хотели, чтобы е…ля без табу и ограничений была признана их естественным правом. С самомнением наследных принцев, изобличавшим их претензии на эгалитаризм, они хотели, чтобы символом мужественности стало потрясание пенисом, а не оружием. Они не отрекались от незаконной власти фаллоса: они отрекались от власти отцов, законом и условностями наложивших ограничения на их распутство. Они не выступали против власти пениса; они выступали за удовольствие как его истинное предназначение.
Отцы призвали на помощь институты своей власти - законы, религию, и т.д. - чтобы обуздать гедонизм непокорных сыновей, поскольку понимали, что сыны эти в безрассудной своей распущенности ставят под угрозу мужскую гегемонию: не власть отцов над сыновьями, осуществляемую во Вьетнаме с впечатляющей жестокостью, но власть всех мужчин над всеми женщинами. Опошлив пенис, бунтари сорвали бы с него покров сакральности; лишив же пенис этого убежища, они обнажили бы его перед женщинами, от которых на протяжении тысячелетий он был спрятан под тщательно культивируемым невежеством, мифами и табу. Отцы знали, что романтические бредни мальчишек, очарованных собственной потенцией, - плохая замена табу в деле защиты пениса от гнева - подавленного, но назревающего - колонизированных им.
III
Наготы отца твоего и наготы матери твоей не открывай.
Левит 18:7
Наготы жены отца твоего не открывай: это нагота отца твоего.
Левит 18:8
Наготы сестры отца твоего не открывай, она единокровная отцу твоему.
Левит 18:12
Согласно «Иерусалимской Бибилии», «открыть наготу» - «пренебрежительное обозначение сексуального сношения». Перечисленные выше запреты из Левита, очерчивающие границы дозволенного мужского поведения, все до единого запрещают инцест - инцестуальное сношение с отцом. На языке вульгаризмов они гласят: «Не трахай отца твоего».
Авраам связывает Исаака на алтаре, чтобы всадить в него суррогат фаллоса, нож. В мужской мифологии нож или меч являются главными метафорами пениса; слово «вагина» буквально означает «ножны». Сам сценарий, лишенный какого бы то ни было символизма, представляет собой чистой воды гомоэротический садомазохизм.
Хам совершает надругательство над отцом, когда видит Ноя голым. Преступление младшего сына настолько чудовищно, что Ной осуждает потомков этого сына на вечное рабство.
Отцовско-сыновий инцест - вытесняемый из сознания, запертый за тысячью дверей, захороненный так надежно, что даже не возникает необходимости отрицать его - невидимый призрак, преследующий мужчин: неотступный, неумолимый, постыдный. Это эротическое вытеснение - беззвучная пульсация институционализированной власти фаллоса. Отцы, эти лишенные чрева увековечиватели собственного образа и подобия, знают себя: то есть, знают, что они опасны, что они - источник грубого насилия и все новых и новых смертей. Они знают, что мужское желание соткано из убийства, не из любви. Они знают, что мужской эротизм, атрофировавшийся в мумифицированный пенис, садистичен; что сам пенис - нож, меч, оружие, как сами они называют его. Также они знают, что сексуальная агрессия мужчин, направленная друг против друга - в первую очередь агрессия сыновей, обратившаяся против отцов, - уничтожит их, стоит ей вырваться наружу.
Отцы не трахают своих сыновей не потому, что никогда того не желали, но потому, что понимают необходимость подчинения эротических желаний задачам власти: именно это желание в первую очередь должно быть погребено, оставлено гнить под пластами мужского опыта и кормить собой снующих там крыс. Овладеть своим сыном - значит подтолкнуть того к мысли о другой возможности: напасть на стареющего отца и подчинить его сексуальным насилием.
Отцы должны уничтожить в сыновьях саму способность изнасиловать их. Им необходимо превратить этот импульс в паралич, импотенцию, мертвое нервное окончание, замороженное во льду воспоминание. Ведь если бы отец и сын сошлись нагими, лицом к лицу, то мужское оружие - агрессия, обузданная до состояния, которое мужчины именуют страстью - уничтожило бы отца, покорило и обесчестило бы его.
На войне отцы кастрируют своих сыновей, убивая их. На войне отцы усмиряют пенисы выживших сыновей, подавляя тех страхом, стремясь утопить их в крови.
Но и этого им мало, ибо отцы воистину боятся потенции своих сыновей. Прекрасно зная пыточные камеры мужского воображения, видят они самих себя - ноги раскинуты, анус изорван, искормсан, иссечен той самой саблей, которую они вознесли как святыню.
«Делай это с нею», они шепчут; «делай это с нею», приказывают они.
IV
Вот что произошло в Америке по окончании Вьетнамской войны.
Непокорные сыновья не были больше беззаботными мальчишками, охваченными буйным восторгом по поводу открытия в пенисе инструмента наслаждения. Они увидели, как смерть, насланная их отцами, надвигается все ближе, нагоняет, окружает, обступает их. Они закалились и ожесточились, оглушенные и парализованные воспоминанием о мучительном кошмаре, преследующем их: отец связал их на алтаре; рука отца, сжимающая нож, уже занесена над ними.
Непокорные сыновья стали старше. Их пенисы тоже постарели, познали бессилие, неудачу. Способность девятнадцатилетних мальчишек трахаться без устали покинула их.
Непокорные сыновья, как и предсказывали их отцы, пережили и другую утрату, следствие их спесивого святотатства: они опошлили пенис, когда обнажили его, сняв эффективную защиту тайны и табу. Колонизированные им узрели его без мистификации, прочувствовали без покровов и сплотились, чтобы уничтожить его власть над собой. Сыновья, тщеславные и самовлюбленные, не признали и не оценили революционную воинственность женщин: они лишь поняли, что женщины оставили их, покинули, и что без женских безвольно простертых тел, доныне мостивших землю под их ногами, им некуда будет ступить. Сама земля под ними предала их, обратилась в зыбучие пески или пыль.
У брошенных сыновей был выбор: заключить союз с отцами, чтобы подавить женщин, или же объединиться с женщинами против тирании фаллической власти, включая свою собственную.
Сыновья, верные пенису, присоединились к отцам, пытавшимся их убить. Лишь вступив в этот союз, они могли быть уверены в том, что не окажутся снова на алтаре, связанные для жертвоприношения. Лишь вступив в этот союз, они могли обрести социальную и политическую власть, которая скомпенсировала бы их уходящую мужскую силу. Лишь вступив в этот союз, они могли получить доступ к институционализированной грубой силе, необходимой, чтобы отомстить покинувшим их женщинам.
Идеальным посредником для заключения этого союза стала порнография.
Отцы, не понаслышке знакомые с порнографией, делали из ее потребления тайный ритуал. В ней пели они хвалу собственной мужской силе, иногда существующей лишь в воспоминаниях. Эти хвалебные гимны рисовали в воображении картины земли обетованной - предела, в котором потенция никогда не слабеет, где пенис сам по себе, безо всякой поддержки извне, являет собой чистую власть. Отцы также использовали порнографию для извлечения прибыли. Тайный грех в их системе был золотом алхимика.
Повзрослевшие сыновья, используя риторику юных, провозгласили порнографию удовольствием, которое они обращали в прибыль. Провозглашая кредо свободы, сыновья делали и продавали изображения женщин, связанных и закованных в цепи. Провозглашая необходимость и достоинство свободы, сыновья делали и продавали изображения женщин, униженных и искалеченных. Провозглашая первостепенную важность соблюдения свободы слова, сыновья производили изображения изнасилований и пыток для того, чтобы, запугав ими женщин, заставить тех молчать. Провозглашая безусловную неприкосновенность Первой поправки [2], сыновья использовали ее, чтобы заткнуть женщинам рты.
Сыновья хотят свою долю в отцовской империи. Со своей стороны они предлагают отцам следующее: новые пути получения прибыли; новые методы террора для подчинения женщин; новые маски для защиты пениса. На этот раз изготовлением масок займутся сами сыновья. Тканью будет либеральная болтовня о цензуре; нитью - насилие столь чистое, что женщины отведут глаза.
Сыновья уже связались с одной сферой деятельности отцов - организованной преступностью. Все еще рассыпаясь в антикапиталистических освободительных банальностях, они, не раздумывая, стали той мразью, которую сами обличают.
Другие отцы последуют примеру. Тайный страх инцестуального изнасилования все еще тревожит их и лишь усугубляется осознанием, что эти сыновья научились обращать удовольствие в прибыль, а распутство во власть.
В порнографии непокорные сыновья обнаружили ключ к царству. Вскоре они взойдут на престол.
[1] «Синоптики»: леворадикальная военизированная организация, действовавшая в США с 1969 по 1977 г. Была сформирована из радикального крыла движения Студентов за демократическое общество (SDS), выступавшего против войны во Вьетнаме.
[2] Имеется в виду Первая поправка к Конституции США, гарантирующая защиту свободы слова.
Перейти к предыдущей главе: " Роль порнографии в сексуальном насилии".
Перейти к следующей главе: " Мужчинам - свобода слова; женщинам - просьба молчать".
Оригинал перевода можно найти здесь.
Сердечно благодарю caballo_marino за редакторскую правку и неоценимую помощь.
Речь здесь идет в первую очередь о мальчиках шестидесятых - мальчиках моего поколения, боровшихся против войны во Вьетнаме. Дети цветов. Пацифисты. Хиппи. Студенты за демократическое общество. «Синоптики» [1]. Протестующие против призыва. Уклонисты. Сжигающие призывные. Выступающие против войны. Отказывающиеся от военной службы по моральным соображениям. Йиппи. Мы, женщины, сражались за жизни этих мальчиков против военной машины. Теперь они сражаются за порнографию. На демонстрациях мы скандировали: «Перенесем войну домой». И вот война дома.
I
И пришли на место, о котором сказал ему Бог; и устроил там Авраам жертвенник, разложил дрова и, связав сына своего Исаака, положил его на жертвенник поверх дров. И простер Авраам руку свою и взял нож, чтобы заколоть сына своего.
Бытие, 22: 9-10
Мужчины обожают смерть. Что бы они ни создавали, ей всегда отводится центральное место, и пусть ее тлетворный дух отравит все, что еще живо. Особенно мужчины любят убийство. Они воспевают его в искусстве, они совершают его в жизни. Они возносят его на пьедестал, словно без него жизнь лишится страсти, смысла и действия; словно убийство для них - утешение, осушающее слезы, когда они оплакивают пустоту и отчужденность своих жизней.
Мужская история, романтика и приключения - истории убийств, реальных или мифических. Мужчины правого крыла оправдывают убийство как инструмент установления или поддержания порядка, мужчины левого крыла оправдывают убийство как инструмент для смены общественного строя, после чего начинают оправдывать его с тех же позиций, что и правые мужчины. В мужской культуре медленное убийство - сама суть эроса, быстрое убийство - сама суть действия, систематические убийства - сама суть истории. Словно когда-то давно мужчины заключили завет с убийством: я стану поклоняться и служить тебе, а ты пощадишь меня; я стану убивать, чтобы не быть убитым самому; я не предам тебя, что бы еще мне ни пришлось предать. Убийство пообещало: добыча принадлежит победителю. Этот завет, скрепляемый кровью, перезаключается в каждом поколении.
Страх быть убитыми побуждает мужчин убивать. Отцы, желавшие собственного подобия, поднятого с лона родившей женщины, желавшие сыновей, не дочерей, в один прекрасный момент понимают, как несчастный царь Мидас: они получили то, что хотели. И вот перед ними сыновья, их точная копия; сыновья, готовые на убийство ради власти; сыновья, которые отнимут у них все; сыновья, которые заменят их. Сыновья - вылепленные из глины человечки, еще закаленные в огоне горнила - должны убить или быть убитыми, свергнуть тирана или быть стертыми в пыль - на поле брани или под его пятой. Отцы - верховные архитекторы войны и бизнеса; сыновья - человеческие жертвоприношения; их умерщвляют во искупление угасающей мужской силы стареющих хозяев мира.
Последнее принесение в жертву сыновей в Америке называлось Вьетнам. Как Авраам, повинуясь Богу, созданному для обслуживания его собственных глубочайших психосексуальных потребностей, занес нож, чтобы своей рукой убить Исаака, так же и отцы Америки, повинуясь государству, созданному для обслуживания их надобностей, устроили пир на крови молодых мужчин.
Сыновья, ушедшие на войну, были послушными учениками отцов. Война несла для них самое древнее свое значение: она должна была инициировать их завет с убийством. Они бы умилостивили жестоких отцов, заменив мертвые тела других сыновей своими собственными. И каждый сын другой расы, убитый ими, упрочнял бы их союз с отцами. Кроме того, если бы им удалось убивать и не быть убитыми самим, а также умертвить в себе все, что гнушается убийства, они могли надеяться получить благословение своих отцов, стать наследниками их владений, в зрелом возрасте сменить статус сына на статус отца и примкнуть к кругу сильных мира сего - вершителей войн и манипуляторов смертью.
Сыновья, на войну не пошедшие, подняли воинственный мятеж. Они хотели низвергнуть отца, победить, посрамить, уничтожить его. И над могилой убиенного отца, питаясь еще свежим трупом, расцвело бы братство юной маскулинности - чувственной, не ведающей запретов и ограничений, - и войны прекратились бы навеки.
И все же эта невинность таила в себе страх. Неизбывный ужас въелся в саму плоть бунтарей - ужас от предательства отца, который признал, пестовал и откармливал их не для того, чтобы короновать на царство, а на убой. Эти бунтари видели себя связанными на жертвеннике, рука отца, сжимающая нож, уже занесена над ними. Отцовская жестокость внушала благоговейный страх, как и его колоссальная власть.
II
Ной начал возделывать землю и насадил виноградник; и выпил он вина, и опьянел, и [лежал] обнаженным в шатре своем. И увидел Хам, отец Ханаана, наготу отца своего, и выйдя рассказал двум братьям своим. Сим же и Иафет взяли одежду и, положив ее на плечи свои, пошли задом и покрыли наготу отца своего; лица их были обращены назад, и они не видали наготы отца своего. Ной проспался от вина своего и узнал, что сделал над ним меньший сын его, и сказал: проклят Ханаан; раб рабов будет он у братьев своих.
Бытие, 9: 20-25
Отцы копят власть. Они используют власть, чтобы получить еще больше власти. Они не разводят сантиментов на этот счет. Во всех сферах жизни их действия направлены на захват или укрепление власти.
Непокорные сыны, рожденные по образу и подобию отцов, рождены для власти, но они не ценят ее с позиций, понятных отцам. Эти сыновья отрекаются от отцовской холодной любви к власти. Эти сыновья утверждают, что власть должна приносить удовольствие. Эти сыновья хотят, чтобы власть им грела промежность.
Отцы знают, что табу - необходимое условие власти: ее источник должен быть надежно спрятан, окутан тайной, сакрален - чтобы лишенные власти не могли найти, понять или отнять ее.
Непокорные сыны думают, что власть, как и молодость, непреходяща. Им кажется, ее невозможно исчерпать, растратить или отнять. Они воображают, что власть можно пускать на поиск наслаждений, и она не оскудеет, что удовольствие восполняет власть.
Отцы знают, что власть нужно использовать для получения еще большей власти, иначе она будет утрачена навеки.
В Америке во время вьетнамской войны спор этот выглядел следующим образом: отцы, как во все времена, настаивали, что власть мужчин заключена в фаллосе: держи его прикрытым, спрятанным; окутывай религиозными табу; используй исподволь; строй на нем империю, но никогда не обнажай перед бесправными - теми, у кого его нет. Теми, кто, узрев его в истинном обличьи - голым и беззащитным, - исполнились бы к нему презрением, растоптали бы его. Отцы хотели сохранить сакральную роль фаллоса; как имя Яхве не должно поминаться, так же и фаллос должен быть вездесущ в своей власти, но при этом скрыт, недоступен для осквернения.
Непокорные сыны хотели, чтобы фаллическая власть была светской и «демократичной» в мужском значении этого слова - иными словами, они хотели, чтобы е…ля без табу и ограничений была признана их естественным правом. С самомнением наследных принцев, изобличавшим их претензии на эгалитаризм, они хотели, чтобы символом мужественности стало потрясание пенисом, а не оружием. Они не отрекались от незаконной власти фаллоса: они отрекались от власти отцов, законом и условностями наложивших ограничения на их распутство. Они не выступали против власти пениса; они выступали за удовольствие как его истинное предназначение.
Отцы призвали на помощь институты своей власти - законы, религию, и т.д. - чтобы обуздать гедонизм непокорных сыновей, поскольку понимали, что сыны эти в безрассудной своей распущенности ставят под угрозу мужскую гегемонию: не власть отцов над сыновьями, осуществляемую во Вьетнаме с впечатляющей жестокостью, но власть всех мужчин над всеми женщинами. Опошлив пенис, бунтари сорвали бы с него покров сакральности; лишив же пенис этого убежища, они обнажили бы его перед женщинами, от которых на протяжении тысячелетий он был спрятан под тщательно культивируемым невежеством, мифами и табу. Отцы знали, что романтические бредни мальчишек, очарованных собственной потенцией, - плохая замена табу в деле защиты пениса от гнева - подавленного, но назревающего - колонизированных им.
III
Наготы отца твоего и наготы матери твоей не открывай.
Левит 18:7
Наготы жены отца твоего не открывай: это нагота отца твоего.
Левит 18:8
Наготы сестры отца твоего не открывай, она единокровная отцу твоему.
Левит 18:12
Согласно «Иерусалимской Бибилии», «открыть наготу» - «пренебрежительное обозначение сексуального сношения». Перечисленные выше запреты из Левита, очерчивающие границы дозволенного мужского поведения, все до единого запрещают инцест - инцестуальное сношение с отцом. На языке вульгаризмов они гласят: «Не трахай отца твоего».
Авраам связывает Исаака на алтаре, чтобы всадить в него суррогат фаллоса, нож. В мужской мифологии нож или меч являются главными метафорами пениса; слово «вагина» буквально означает «ножны». Сам сценарий, лишенный какого бы то ни было символизма, представляет собой чистой воды гомоэротический садомазохизм.
Хам совершает надругательство над отцом, когда видит Ноя голым. Преступление младшего сына настолько чудовищно, что Ной осуждает потомков этого сына на вечное рабство.
Отцовско-сыновий инцест - вытесняемый из сознания, запертый за тысячью дверей, захороненный так надежно, что даже не возникает необходимости отрицать его - невидимый призрак, преследующий мужчин: неотступный, неумолимый, постыдный. Это эротическое вытеснение - беззвучная пульсация институционализированной власти фаллоса. Отцы, эти лишенные чрева увековечиватели собственного образа и подобия, знают себя: то есть, знают, что они опасны, что они - источник грубого насилия и все новых и новых смертей. Они знают, что мужское желание соткано из убийства, не из любви. Они знают, что мужской эротизм, атрофировавшийся в мумифицированный пенис, садистичен; что сам пенис - нож, меч, оружие, как сами они называют его. Также они знают, что сексуальная агрессия мужчин, направленная друг против друга - в первую очередь агрессия сыновей, обратившаяся против отцов, - уничтожит их, стоит ей вырваться наружу.
Отцы не трахают своих сыновей не потому, что никогда того не желали, но потому, что понимают необходимость подчинения эротических желаний задачам власти: именно это желание в первую очередь должно быть погребено, оставлено гнить под пластами мужского опыта и кормить собой снующих там крыс. Овладеть своим сыном - значит подтолкнуть того к мысли о другой возможности: напасть на стареющего отца и подчинить его сексуальным насилием.
Отцы должны уничтожить в сыновьях саму способность изнасиловать их. Им необходимо превратить этот импульс в паралич, импотенцию, мертвое нервное окончание, замороженное во льду воспоминание. Ведь если бы отец и сын сошлись нагими, лицом к лицу, то мужское оружие - агрессия, обузданная до состояния, которое мужчины именуют страстью - уничтожило бы отца, покорило и обесчестило бы его.
На войне отцы кастрируют своих сыновей, убивая их. На войне отцы усмиряют пенисы выживших сыновей, подавляя тех страхом, стремясь утопить их в крови.
Но и этого им мало, ибо отцы воистину боятся потенции своих сыновей. Прекрасно зная пыточные камеры мужского воображения, видят они самих себя - ноги раскинуты, анус изорван, искормсан, иссечен той самой саблей, которую они вознесли как святыню.
«Делай это с нею», они шепчут; «делай это с нею», приказывают они.
IV
Вот что произошло в Америке по окончании Вьетнамской войны.
Непокорные сыновья не были больше беззаботными мальчишками, охваченными буйным восторгом по поводу открытия в пенисе инструмента наслаждения. Они увидели, как смерть, насланная их отцами, надвигается все ближе, нагоняет, окружает, обступает их. Они закалились и ожесточились, оглушенные и парализованные воспоминанием о мучительном кошмаре, преследующем их: отец связал их на алтаре; рука отца, сжимающая нож, уже занесена над ними.
Непокорные сыновья стали старше. Их пенисы тоже постарели, познали бессилие, неудачу. Способность девятнадцатилетних мальчишек трахаться без устали покинула их.
Непокорные сыновья, как и предсказывали их отцы, пережили и другую утрату, следствие их спесивого святотатства: они опошлили пенис, когда обнажили его, сняв эффективную защиту тайны и табу. Колонизированные им узрели его без мистификации, прочувствовали без покровов и сплотились, чтобы уничтожить его власть над собой. Сыновья, тщеславные и самовлюбленные, не признали и не оценили революционную воинственность женщин: они лишь поняли, что женщины оставили их, покинули, и что без женских безвольно простертых тел, доныне мостивших землю под их ногами, им некуда будет ступить. Сама земля под ними предала их, обратилась в зыбучие пески или пыль.
У брошенных сыновей был выбор: заключить союз с отцами, чтобы подавить женщин, или же объединиться с женщинами против тирании фаллической власти, включая свою собственную.
Сыновья, верные пенису, присоединились к отцам, пытавшимся их убить. Лишь вступив в этот союз, они могли быть уверены в том, что не окажутся снова на алтаре, связанные для жертвоприношения. Лишь вступив в этот союз, они могли обрести социальную и политическую власть, которая скомпенсировала бы их уходящую мужскую силу. Лишь вступив в этот союз, они могли получить доступ к институционализированной грубой силе, необходимой, чтобы отомстить покинувшим их женщинам.
Идеальным посредником для заключения этого союза стала порнография.
Отцы, не понаслышке знакомые с порнографией, делали из ее потребления тайный ритуал. В ней пели они хвалу собственной мужской силе, иногда существующей лишь в воспоминаниях. Эти хвалебные гимны рисовали в воображении картины земли обетованной - предела, в котором потенция никогда не слабеет, где пенис сам по себе, безо всякой поддержки извне, являет собой чистую власть. Отцы также использовали порнографию для извлечения прибыли. Тайный грех в их системе был золотом алхимика.
Повзрослевшие сыновья, используя риторику юных, провозгласили порнографию удовольствием, которое они обращали в прибыль. Провозглашая кредо свободы, сыновья делали и продавали изображения женщин, связанных и закованных в цепи. Провозглашая необходимость и достоинство свободы, сыновья делали и продавали изображения женщин, униженных и искалеченных. Провозглашая первостепенную важность соблюдения свободы слова, сыновья производили изображения изнасилований и пыток для того, чтобы, запугав ими женщин, заставить тех молчать. Провозглашая безусловную неприкосновенность Первой поправки [2], сыновья использовали ее, чтобы заткнуть женщинам рты.
Сыновья хотят свою долю в отцовской империи. Со своей стороны они предлагают отцам следующее: новые пути получения прибыли; новые методы террора для подчинения женщин; новые маски для защиты пениса. На этот раз изготовлением масок займутся сами сыновья. Тканью будет либеральная болтовня о цензуре; нитью - насилие столь чистое, что женщины отведут глаза.
Сыновья уже связались с одной сферой деятельности отцов - организованной преступностью. Все еще рассыпаясь в антикапиталистических освободительных банальностях, они, не раздумывая, стали той мразью, которую сами обличают.
Другие отцы последуют примеру. Тайный страх инцестуального изнасилования все еще тревожит их и лишь усугубляется осознанием, что эти сыновья научились обращать удовольствие в прибыль, а распутство во власть.
В порнографии непокорные сыновья обнаружили ключ к царству. Вскоре они взойдут на престол.
[1] «Синоптики»: леворадикальная военизированная организация, действовавшая в США с 1969 по 1977 г. Была сформирована из радикального крыла движения Студентов за демократическое общество (SDS), выступавшего против войны во Вьетнаме.
[2] Имеется в виду Первая поправка к Конституции США, гарантирующая защиту свободы слова.
Перейти к предыдущей главе: " Роль порнографии в сексуальном насилии".
Перейти к следующей главе: " Мужчинам - свобода слова; женщинам - просьба молчать".