Шмелёв
Наиболее ценные отрывки из книги (отдельные места выделены мной):
Шмелёв А.В. Внешняя политика правительства адмирала Колчака. СПб., 2017.
"Во главе Белого движения встали люди, которые сформировали свои взгляды ещё в дореволюционной России и уже тогда играли заметную роль в общественной и политической жизни. Для них большевизм был лишь преходящим явлением, тогда как Россия и её вечные геополитические и стратегические интересы останутся. Для людей этой формации было немыслимо пренебречь охраной этих интересов ради сиюминутных выгод в борьбе с большевизмом" (с. 7).
"Сэр С. Хор так вспоминает визит Сазонова к Керзону: "Керзон, совершенно не понимая личность Сазонова, пытался обращаться с ним как с бедным родственником, который совсем опустился. Сазонов, в равной степени безразличный как к должности Керзона, так и к его личности, отбивался, будто он был опытным Нессельроде, говоря с невежественным Абердином... Величие России было для него догмой, и ничто не смогло бы заставить его даже отдалённо принизить его хотя бы на бумаге"" (с. 73).
"Поддержка Белого движения союзниками никогда не была полной, ибо не было доверия ни к Колчаку, ни к его соратникам" (с. 78).
"Независимость Финляндии, признанная "безусловно", и признание Колчака, которому связали руки тугим узлом условий, указывают на то, что союзники относились к Колчаку далеко не так покровительственно, как это было принято считать в советской историографии" (с. 79).
"Это тем более ясно в истории с золотом, выплаченным большевиками Германии по условиям Брест-Литовского мира. После победы над Германией союзники взяли под свою охрану это золото до его возвращения признанному правительству России. Непризнание правительства позволило союзникам успешно присвоить это золото" (с. 82).
"Уже в начале января 1918 г. Франция признала независимость Финляндии. Англия..первое время не предпринимала таких шагов, так как надеялась на то, что Россия вновь примкнёт к союзникам, и не желала обижать и ослаблять её, пока она могла ещё принести пользу"... Франция увлеклась возможностью создания "восточного барьера" из различных восточноевропейских государств против расширения Германии" (с. 87).
О работе колчаковского "Особого подготовительного совещания" к мирной конференции: "Как отметил один из участников заседания 2 января: "Если вложить в понятие самоопределения народов идею создания самостоятельных образований, то от России ничего не останется; с другой же стороны, все эти вновь возникшие мелкие национальные государства...не будут в состоянии сохранить свою полную самостоятельность и фактически подпадут под власть более сильного экономически и политически соседа , т.е. Германии"" (с. 90).
"Ещё по пути в Париж, 18 января 1919 г., Сазонов выступил с заявлением по национальному вопросу, его напечатали в Times: "Россия признаёт независимость Польши в этнографических границах. Остальным национальностям будет обеспечено свободное развитие без нарушения жизненных интересов государственного целого"" (с. 92).
"Не желая, однако, испытывать доверие и дружеские отношения с белыми, официально Франция осталась глухой к просьбам Латвии и Эстонии и осудила предложение о конференции на Принцевых островах" (с. 92).
"Единственным выходом представлялось откладывание вопроса до того момента, пока Россия не объединится и не окрепнет в достаточной степени, чтобы и союзники, и сеператистски настроенные народности были вынуждены прислушиваться к её мнению. Такой взгляд был высказан послом в Вашингтоне Б.А. Бахметьевым в записке от 25 февраля 1919 г.: "С русской точки зрения представляется крайне невыгодным, чтобы вопросы о национальностях получили решение в настоящий момент, когда вся обстановка для нас неблагоприятна. Можно быть уверенным, что в будущем, когда решения будут намечаться не в атмосфере социальной горячки, а в условиях более спокойных и когда выяснятся как основы устройства Российского государства, так и направления политики других держав, национальности, ныне обнаруживающие крайне центробежные стремления, поймут, что их самобытное существование более всего ограждается принадлежностью к Российскому государству на автономных или федеративных началах"" (с. 95).
«Черчилль уже в середине февраля разработал планы масштабной помощи белым, но он не встретил сочувствия ни у Ллойд-Джорджа, ни у Бальфура, ни у американцев на мирной конференции. Поддержал его только Клемансо, ибо в то время маршал Фош тоже подготовил план борьбы с большевиками, но, в отличие от намерений Черчилля, план Фоша не предусматривал союзную интервенцию, а всего лишь использование войск граничащих с Россией государств - Польши, Финляндии, Румынии и т.д. …Несмотря на то, что оба плана были провалены на мирной конференции, некоторые их компоненты продолжали действовать: так, Черчилль увеличил помощь белым, а французы - Восточной Европе» (с. 100).
«Заявление по поводу национального вопроса в России, составленное 6 марта РПС и подписанное…С.Д. Сазоновым, князем Г.Е. Львовым, Н.В. Чайковским и В.А. Маклаковым, было подано мирной конференции 9 марта… Подчеркнув, что новая Россия готова организовать жизнь народностей «на принципах автономии и федерализма, и даже - в отдельных случаях и на совместно выработанных условиях между Россией и этими народностями - на началах полной независимости», заявление РПС говорит далее, что прежде всего такие вопросы в данный момент «не могут быть удовлетворительно разрешены на надлежащей законной основе без согласия русского народа» (с. 101).
«Франция, опасаясь, что Германия планирует реванш, действительно стала настаивать на включении Прибалтики в состав России на автономных началах, поскольку не верила в её жизнеспособность и боялась распространения германского влияния там. С другой стороны, Франция проявила намерение планомерно укреплять восточный барьер, особенно Польшу, Румынию и Чехословакию, за счёт России (Восточная Галиция, Бессарабия и Угорская Русь были отчуждены в пользу первых). То же происходило в отношении Финляндии: на её планы захватить Карелию Франция смотрела сквозь пальцы в надежде, что это усилит положение президента К. Маннергейма» (с. 104).
«13 марта 1919 г. Франция подписала соглашение с Англией, оставлявшее последней главную ответственность за Балтику, чтобы сконцентрировать свои усилия на Восточной Европе… Бальфур остался при своём: он был сторонником установления барьера в виде независимых прибалтийских государств между Россией и Германией» (с. 105).
«Вильсон, прежде отвергавший попытки раскроить Россию признанием независимости отдельных народностей, пришёл к выводу, что Финляндия представляет собой особый случай… Японский представитель барон Макино выразил пожелание, чтобы признание независимости было поставлено в зависимость от участия Финляндии в походе на Петроград. Французский министр Пишон схватился за эту идею, как будто она была его собственной, но представители Англии и США решительно воспротивились… В результате было принято решение признать независимость Финляндии без каких-либо особых условий, но настаивать на недопустимости территориального захвата. Имелись в виду, конечно, военные действия финнов в Восточной Карелии» (с. 109).
«8 мая, после принятия мирной конференцией решения признать независимость Финляндии, РПС обратилось к ней с заявлением, написанным в довольно жёсткой форме: «Юридический статус никакой территории не может быть изменён без согласия или без ведома того государства, часть которого составляет эта территория… Вследствие этого решение держав, признавших себя вправе провозгласить независимость Финляндии без предварительного на то согласия России, должно считаться лишь временной мерой при условии последующего принятия её Россией»» (с. 112).
Сэр С. Хор, которого автор характеризует как «одного из наиболее ярых сторонников и влиятельных друзей Белого движения в Англии», «пытался внушить Сазонову, насколько важно - для приобретения дружественного расположения и помощи Англии - согласиться на независимость Польши, Финляндии и прибалтийских государств». По словам Хора, Сазонов «отвечал, что Россия приобрела её нынешние границы по определённым причинам, и что, даже если бы она временно была от них оттеснена, ей пришлось бы обретать их заново… Могущество России было для него символом веры, и ничто не могло заставить его взять на себя даже самую отдалённую ответственность за его умаление». Сазонов приехал в Европу представлять на мирной конференции страну-победительницу, хотя и повергнутую, но возрождающуюся…а его уговаривали поприсутствовать на её расчленении» (с. 114-115).
«Будберг рассказывает об аудиенции у адмирала Колчака, в ходе которой «он с восторгом рассказал случай с отказом принять предложение помощи Маннергейма только потому, что надо было поступиться и признать независимость Финляндии; когда же я ему высказал, что не было ли такое решение крупной военной и государственной ошибкой, то он весь вспыхнул, страшно огорчился и ответил, что идеею великой, неделимой России он не поступится никогда и ни за какие минутные выгоды»… Не только Сукин и Колчак придерживались отрицательного мнения по поводу участия Финляндии. В.Н. Пепеляев и Г.К. Гинс также смотрели на это пессимистично» (с. 121).
«Свидетельство верховного комиссара Англии сэра Ч. Элиота, который 11 июля беседовал с Колчаком по поводу соглашения Маннергейма и Юденича: «[Колчак] назвал соглашение фантастическим и сказал, что можно подумать, что Финляндия покорила Россию… Если от него просят уступки, когда он в затруднительном положении, то он предпочёл бы бороться в одиночестве, несмотря на риск. Он подчеркнул, что у него два убеждения: что Россия сама справится с большевизмом без посторонней помощи и что Россия должна быть единой». Помимо этого, Колчак указал на то, что его обвиняют в реакционности и в то же время просят узурпировать власть будущего Учредительного собрания в вопросе о признании независимости Финляндии» (с. 121-122).
«Колчак знал цену всему, что было у России на Балтике: он знал, какими усилиями всё это строилось, и понимал значение побережья Балтийского моря для государственной обороны… Даже в мае 1919 г., когда к нему обратилась Швеция с просьбой передать ей планы минных заграждений в Балтийском море для разминирования, он разрешил выдать ей границы полей заграждения, но не самые планы заграждения ввиду их особой секретности» (с. 122).
«Отношение Колчака к независимости Финляндии сформировалось ещё во время его службы в Морском генеральном штабе: «Финляндия составляет непременное условие существование Российского государства как такового». Колчак руководствовался не реакционностью или национальной гордостью, а постулатами военно-морской науки начала ХХ в.» (с. 123).
«Касаясь вопроса о содействии союзников, Саблин не был склонен преувеличивать степень их влияния: «Они могут удержать эстонцев и латвийцев от удара нам в спину, т.е. в спину Юденича; они могут, если захотят, обеспечить нам благожелательный нейтралитет и дать нам пользование железнодорожной сетью этих провинций и их портами. Но заставить их сражаться против большевиков и поручиться в этом перед нами они не смогут»» (с. 129).
«Если независимость Финляндии, обусловленная её исторической обособленностью…ещё побуждала считаться с нею, то независимость прибалтийских государств отрицалась изначально» (с. 132).
«19 сентября Саблин сообщал Сазонову…[что] английские военные представители в Прибалтике ратовали за признание независимости Эстонии и Латвии, «выражая уверенность, что впоследствии эти страны, как совершенно нежизнеспособные, сами вернутся в лоно окрепшей России. Французы и американцы на местах относятся к независимости этих стран определённо отрицательно»» (с. 132-133).
«3 октября Маклаков писал Сукину: «Даже если преступить моральную границу и обещать лимитрофам всё, нет гарантий, что они вступят в борьбу с большевиками»» (с. 134).
Из письма того же Маклакова о бесполезности признания Финляндии: «Толкать в войну страну, которая всё получила, что ей нужно - задача безнадёжная» (с. 135).
Из донесения посла в Швеции Н.А. Бэра: «Все финны, с которыми говорил…стоят на одном: признание независимости, деньги на поход и гарантии союзников» (с. 137).
1 ноября Саблину «было сказано «категорически, что английское правительство не может взять на себя ответственность посоветовать финляндскому правительству выступить на помощь Юденичу». О США на этом этапе нечего и говорить. Растущий изоляционизм…предрешил полную потерю интереса к судьбе Юденича и Прибалтики» (с. 139).
Поскольку финны требовали денег на поход, Сазонов предложил использовать золото, переданное большевиками Германии и перешедшее затем под контроль союзников, как гарантию на получение кредита на 100 млн. франков. «Но союзники отнюдь не собирались отдавать это золото, и непризнание ими правительства адмирала Колчака служило им прекрасным формальным поводом для отказа. Золото так и осталось у них» (с. 140).
«1 ноября адмирал Колчак телеграфировал в Париж свою резолюцию по поводу привлечения Финляндии к петроградской операции. Считая её помощь более чем желательной, Колчак, тем не менее, писал: «Категорически заявляю, что ни при каких обстоятельствах я не дам со стороны своей заверения о признании независимости Финляндии»» (с. 140).
Из другой телеграммы Колчака Сазонову: «Никаких соглашений за счёт русской территории я не допускаю и не считаю себя правомочным решать подобного рода вопросы. Тенденции новых государственных организаций, возникающих за счёт России, использовать тяжёлые условия, в которых мы находимся, мне понятны, но удовлетворить аппетиты создавшихся за счёт России и руками союзников за письменным столом в Версале государств я не могу и не буду. Если новые государства не понимают своего положения, тем хуже для них» (с. 141).
28 октября Маннергейм написал открытое письмо президенту Стольбергу с призывом к походу на Петроград вместе с Юденичем, опубликованное в начале ноября в финских газетах, «Таймс» и «Темпс», но безуспешно. Стольберг не счёл возможным даже выдвигать это предложение в сейм, большинство в котором составляли социалисты (с. 141-142).
«Англия неизменно выступала против участия Финляндии в интервенции в какой бы то ни было форме. Это могло бы привести к крушению той нужной Англии стабилизации, которая наступила в Финляндии и Прибалтике». По этой же причине Англия была против добровольческого похода финнов в Карелию (с. 142).
«Сазонов не любил выступать в роли просителя. Вся его дипломатическая карьера, прежде всего звёздный час соглашения о Константинополе и проливах, проходила под эгидой Великой России… В октябре-ноябре разговоры о выступлении Финляндии уже вряд ли могли привести к реальной военной операции» (с. 144).
Из телеграммы Колчака Сазонову от 5 декабря 1919 г., отправленной 14 декабря: «Образование самоопределяющихся республик в виде Финляндии, Эстонии, Латвии, Литвы, Польши, Украйны и других социалистических образований, ставит Россию в положение Московии после Столбовского трактата. 300-летний исторический путь России даёт основание считать, что в дальнейшем будущем Россия не откажется от этого пути, определяемого государственными операционными направлениями на морские пути сообщения. Отказ от этих направлений и суверенных прав на территории, соприкасающиеся с выходами на Балтийское, Чёрное и Средиземное моря и в Тихий океан, означал бы историческую гибель русского народа и одичание его в глубине равнин Европейской России и Сибири» (с. 145).
«Дальнейшее развитие событий показало, насколько верной была точка зрения Колчака и Сазонова. Не прошло и 20 лет как советское правительство решило овладеть Прибалтикой и отодвинуть границу с Финляндией от Ленинграда, ибо политические перемены не отменили стратегические интересы… Только во второй половине ХХ в. были отработаны те политические и экономические рычаги давления на слабые страны, которые делают их вхождение в состав империи необязательным и даже нежелательным» (с.147).
«Многие современники и историки видели непременным условием победы белых в признании ими независимости государств-лимитрофов, чтобы совместно с ними ударить по большевикам. Однако другие современники…считали, что народности, получив самостоятельность, вряд ли захотят или смогут двинуть свои армии в крестовый поход. Да и само значение этих армий, по выражению Колчака, оценивалось «ниже нуля». Поэтому помощь государств-лимитрофов считалась сомнительной, в то время как факт признания надолго стал бы на пути России» (с. 148).
«История с Финляндией и Прибалтикой показывает, что у омского правительства была своя собственная внешнеполитическая линия, которая далеко не всегда соответствовала пожеланиям союзников, а иногда шла вразрез с их намерениями» (с. 149).
«Советские исследователи были склонны преувеличивать военную помощь союзников…чтобы показать, какую силу преодолели большевики. Так, к примеру, Ф.Д. Волков пишет, что «в период с 6 февраля по 14 мая 1919 г. к Юденичу прибыло из Англии 7 пароходов с вооружением», хотя известно, что до конца июля Юденич вообще никакой помощи от союзников не получал» (с. 152).
«15 декабря 1918 г. на первой встрече с Жаненом Колчак высказал ему всю свою горечь: «Я нуждаюсь только в сапогах, тёплой одежде, военных припасах и амуниции. Если в этом нам откажут, то пусть совершенно оставят нас в покое». Нахождение иностранных войск на территории России в качестве обыкновенных свидетелей, а также помощь на кабальных условиях он расценивал как использованаие временной слабости России в корыстных целях» (с. 160).
«Первоначальный интерес союзников к снабжению белых как часть плана восстановления фронта против Германии улетучился после перемирия… В дальнейшем только военный министр Англии Черчилль и близкие к нему военные и гражданские консерваторы успешно продолжали снабжение и даже взяли на себя организацию школ для прапорщиков и офицеров в Сибири… Прибывший в Сибирь гораздо позднее Нокса генерал Жанен оказался перед свершившимся фактом и не мог добиться приоритета Франции в отношениях с белыми. К тому же ряд грубых шагов Франции с целью получить концессии, золото и экономические выгоды оттолкнул от неё белых, после чего Франция сосредоточила свои действия в Восточной Европе» (с. 168).
Утверждение Игнатьева «в мемуарах, что именно он воспрепятствовал снабжению белых армий находившимся во Франции военным имуществом, находившимся в ведении Ликвидационного комитета, не соответствует действительности, так как в конце концов последнее слово в распоряжении этим имуществом оставалось за французским правительством» (с. 172). Там же - цитата из телеграммы Игнатьева Колчаку (Неизвестное письмо известного генерала // Отечественные архивы. 1992. № 1. С. 108). Эту телеграмму "советского графа", на которую я в своё время наткнулся в ГАРФе сам, я приводил здесь http://64vlad.livejournal.com/122100.html «Военный агент в 1919 г. не распоряжался заготовленными для России запасами, французское правительство, которое владело ими, требовало оплаты наличными даже за гуманитарный груз в виде повязок и лекарств, предназначенных больным и раненым» (с. 173).
«После эвакуации Одессы французы потеряли интерес к победе белых, продолжая, однако, подбадривать их и поддерживать там, где их борьба шла на пользу новым друзьям Франции - полякам и румынам. Очень показательны слова маршала Фоша, сказанные Ллойд-Джорджу в конце марта 1919 г., когда первый убедил последнего отменить отправку снабжения для 100 000 чел. Деникину, передав груз румынам: «То, что отправлено Деникину - потеряно… Надо ставить на Румынию»» (с. 174).
Из западных лидеров «только Черчилль отнёсся к идее помощи Юденичу сочувственно». После встречи с ним в мае 1919 г. генерал Головин писал Сазонову: «Общее впечатление…превзошло все мои ожидания. В лице Черчилля мы имеем не только симпатизирующего нам человека, но энергичного и активного друга… Между прочим, он сам выразился так: «Я сам исполняю распоряжения Колчака»» (с. 184).
Автор сравнивает переговоры генерала Романовского с Японией с ролью Юденича в вопросе о Финляндии: «В обоих случаях отдельные военные и политические деятели призывали к экономическим и даже территориальным (в случае с Финляндией) уступкам ради сиюминутной военной помощи. В обоих случаях в основном дипломаты (а также лично Деникин и Колчак в случае с Финляндией) выступали против такой постановки вопроса и добились своего» (с. 197).
«В конце июля английское правительство приняло решение прекратить снабжение всех фронтов, кроме южного… Ллойд-Джордж…сумел удобно расположиться на двух стульях, одновременно через Черчилля поддерживая белых и через Локкарта, О`Греди и других чиновников МИДа ведя переговоры с Литвиновым и другими советскими представителями» (с. 199).
«В 20-х числах июня в Париже Бахметьев даже спросил Вильсона о конкретных намерениях его правительства в отношении белых. Президент ответил, что правительство Колчака не получит признания, и следовательно, замороженные после октября 1917 г. кредиты не будут восстановлены… Правда, уже через несколько дней президент разрешил продавать белым необходимое им имущество» (с. 200-201).
«Ллойд-Джордж уже махнул рукой на Белое движение, и в ноябре начались новые переговоры англичан с Литвиновым» (с. 202).
«Если в политике Англии можно отметить благожелательность к белым со стороны Военного министерства при антагонизме МИДа, то в Америке всё было наоборот. Гос. департамент неизменно поддерживал правительство Колчака, порою вплоть до рекомендации признания, в то время как военные проявляли к нему недружелюбие. Это видно по поведению Гревса в Сибири…и по словам полковника Хауза, ближайшего советника Вильсона, рекомендовавшего расчленить Россию, так как она «слишком большая и однородная для безопасности мира»… Об этом же свидетельствуют слова…бывшего начальника Генерального штаба генерала Блисса, который в октябре 1919 г. писал: «Печально видеть по материалам американской прессы, что наше правительство решило предоставить материальную помощь правительству Колчака. Настоящая беда в России начнётся после того, как правительство Колчака победит» (с. 203).
«В конечном итоге Моррис поддержал не только просьбу о предоставлении снабжения на 200 млн. долл. в кредит, но и присылку дополнительных американских войск и даже рекомендовал признать правительство Колчака» (с. 204).
О Гревсе: «Получив всё-таки кое-какие винтовки от американского правительства для передачи белым…Гревс решил не направлять их по назначению. Под предлогом опасений, что винтовки попадут в руки Семёнова, хозяйничавшего на железной дороге, Гревс отказывался грузить их для армии Колчака» (с. 207).
«В течение всего своего существования правительство оставалось официально не признанным союзниками, а потому последние не решались разморозить старые русские кредиты и не спешили открывать новые» (с. 209).
О русском торговом флоте, переданном немцами союзникам после перемирия: «В Лондоне в августе 1919 г. прошла конференция…где были намечены основы управления торговым флотом, но сам торговый флот оставался в руках союзников» (с. 210).
Из дневника Будберга от 6 июня 1919 г.: «Наши холсты и наша деревенская армячина вне всякого сравнения с той дрянью и гнилью, которые под видом сукна и разных подделок самого отвратительного качества валят к нам заграницы и которые оплачиваются золотым рублём» (с. 212).
«Для поддержания иллюзии, что союзники приложили все силы к снабжению белых, исследователи часто приводят голые цифры: сколько обещано союзниками, сколько выкуплено белыми и т.п. При этом забывается, что обещания далеко не всегда выполнялись: выкупленное не значит отправленное, отправленное не значит полученное (как в случае с винтовками для Сибири, поставленными в Архангельск), а полученное…отнюдь не значит годное к использованию» (с. 213).
Деникин и Колчак: «В своём отношении к независимости окраинных народностей они исходили из положения, что большевики и большевизм - явления преходящие, и любое отступление от защиты вечных русских интересов, территориальной целостности страны ради сиюминутной выгоды неприемлемо» (с. 218).
«Несмотря на все усилия союзников взять Россию под опеку, и в частности, полностью контролировать снабжение белых, последние пытались сохранить самостоятельность как во внутренней, так и во внешней политике» (с. 219).
«При всей своей враждебности к большевизму союзники в целом не проявляли и особенной симпатии к белым. В 1918-1919 гг. - и это особенно заметно в высказываниях президента Вильсона - большевизм казался временным явлением, вызванным социально-политическим кризисом не только в России, но и в послевоенной Европе вообще… Правящие круги союзнических стран боялись большевизма, который представлял собой нечто новое и неизведанное. Но они боялись и белых, которые представляли собой старое и слишком хорошо известное. Великая единая Россия отпугивала очень многих (хотя некоторые видели в ней необходимый противовес Германии). Во внешней политике белых, проникнутой этой идеей, другие державы видели потенциальную опасность для себя» (с. 220).
«Была ли внешняя политика белых в корне ошибочной? Перефразируя генерала А.А. фон Лампе, можно сказать: если бы белые преследовали иные цели, они не были бы белыми… В советской историографии утвердилось мнение, что правительство адмирала Колчака являлось марионеточным, установленным союзниками и исполняющим их указания, но история его внешней политики доказывает обратное: проводимая им линия в отношении Финляндии и Прибалтики, попытки влиять на союзников, борьба за признание и за участие в мирной конференции, разработка аргументации для овладения Константинополем и проливами - всё указывает на продолжение великодержавной политики старой России. Внешняя политика омского правительства была самостоятельной и великодержавной» (с. 221).
Шмелёв А.В. Внешняя политика правительства адмирала Колчака. СПб., 2017.
"Во главе Белого движения встали люди, которые сформировали свои взгляды ещё в дореволюционной России и уже тогда играли заметную роль в общественной и политической жизни. Для них большевизм был лишь преходящим явлением, тогда как Россия и её вечные геополитические и стратегические интересы останутся. Для людей этой формации было немыслимо пренебречь охраной этих интересов ради сиюминутных выгод в борьбе с большевизмом" (с. 7).
"Сэр С. Хор так вспоминает визит Сазонова к Керзону: "Керзон, совершенно не понимая личность Сазонова, пытался обращаться с ним как с бедным родственником, который совсем опустился. Сазонов, в равной степени безразличный как к должности Керзона, так и к его личности, отбивался, будто он был опытным Нессельроде, говоря с невежественным Абердином... Величие России было для него догмой, и ничто не смогло бы заставить его даже отдалённо принизить его хотя бы на бумаге"" (с. 73).
"Поддержка Белого движения союзниками никогда не была полной, ибо не было доверия ни к Колчаку, ни к его соратникам" (с. 78).
"Независимость Финляндии, признанная "безусловно", и признание Колчака, которому связали руки тугим узлом условий, указывают на то, что союзники относились к Колчаку далеко не так покровительственно, как это было принято считать в советской историографии" (с. 79).
"Это тем более ясно в истории с золотом, выплаченным большевиками Германии по условиям Брест-Литовского мира. После победы над Германией союзники взяли под свою охрану это золото до его возвращения признанному правительству России. Непризнание правительства позволило союзникам успешно присвоить это золото" (с. 82).
"Уже в начале января 1918 г. Франция признала независимость Финляндии. Англия..первое время не предпринимала таких шагов, так как надеялась на то, что Россия вновь примкнёт к союзникам, и не желала обижать и ослаблять её, пока она могла ещё принести пользу"... Франция увлеклась возможностью создания "восточного барьера" из различных восточноевропейских государств против расширения Германии" (с. 87).
О работе колчаковского "Особого подготовительного совещания" к мирной конференции: "Как отметил один из участников заседания 2 января: "Если вложить в понятие самоопределения народов идею создания самостоятельных образований, то от России ничего не останется; с другой же стороны, все эти вновь возникшие мелкие национальные государства...не будут в состоянии сохранить свою полную самостоятельность и фактически подпадут под власть более сильного экономически и политически соседа , т.е. Германии"" (с. 90).
"Ещё по пути в Париж, 18 января 1919 г., Сазонов выступил с заявлением по национальному вопросу, его напечатали в Times: "Россия признаёт независимость Польши в этнографических границах. Остальным национальностям будет обеспечено свободное развитие без нарушения жизненных интересов государственного целого"" (с. 92).
"Не желая, однако, испытывать доверие и дружеские отношения с белыми, официально Франция осталась глухой к просьбам Латвии и Эстонии и осудила предложение о конференции на Принцевых островах" (с. 92).
"Единственным выходом представлялось откладывание вопроса до того момента, пока Россия не объединится и не окрепнет в достаточной степени, чтобы и союзники, и сеператистски настроенные народности были вынуждены прислушиваться к её мнению. Такой взгляд был высказан послом в Вашингтоне Б.А. Бахметьевым в записке от 25 февраля 1919 г.: "С русской точки зрения представляется крайне невыгодным, чтобы вопросы о национальностях получили решение в настоящий момент, когда вся обстановка для нас неблагоприятна. Можно быть уверенным, что в будущем, когда решения будут намечаться не в атмосфере социальной горячки, а в условиях более спокойных и когда выяснятся как основы устройства Российского государства, так и направления политики других держав, национальности, ныне обнаруживающие крайне центробежные стремления, поймут, что их самобытное существование более всего ограждается принадлежностью к Российскому государству на автономных или федеративных началах"" (с. 95).
«Черчилль уже в середине февраля разработал планы масштабной помощи белым, но он не встретил сочувствия ни у Ллойд-Джорджа, ни у Бальфура, ни у американцев на мирной конференции. Поддержал его только Клемансо, ибо в то время маршал Фош тоже подготовил план борьбы с большевиками, но, в отличие от намерений Черчилля, план Фоша не предусматривал союзную интервенцию, а всего лишь использование войск граничащих с Россией государств - Польши, Финляндии, Румынии и т.д. …Несмотря на то, что оба плана были провалены на мирной конференции, некоторые их компоненты продолжали действовать: так, Черчилль увеличил помощь белым, а французы - Восточной Европе» (с. 100).
«Заявление по поводу национального вопроса в России, составленное 6 марта РПС и подписанное…С.Д. Сазоновым, князем Г.Е. Львовым, Н.В. Чайковским и В.А. Маклаковым, было подано мирной конференции 9 марта… Подчеркнув, что новая Россия готова организовать жизнь народностей «на принципах автономии и федерализма, и даже - в отдельных случаях и на совместно выработанных условиях между Россией и этими народностями - на началах полной независимости», заявление РПС говорит далее, что прежде всего такие вопросы в данный момент «не могут быть удовлетворительно разрешены на надлежащей законной основе без согласия русского народа» (с. 101).
«Франция, опасаясь, что Германия планирует реванш, действительно стала настаивать на включении Прибалтики в состав России на автономных началах, поскольку не верила в её жизнеспособность и боялась распространения германского влияния там. С другой стороны, Франция проявила намерение планомерно укреплять восточный барьер, особенно Польшу, Румынию и Чехословакию, за счёт России (Восточная Галиция, Бессарабия и Угорская Русь были отчуждены в пользу первых). То же происходило в отношении Финляндии: на её планы захватить Карелию Франция смотрела сквозь пальцы в надежде, что это усилит положение президента К. Маннергейма» (с. 104).
«13 марта 1919 г. Франция подписала соглашение с Англией, оставлявшее последней главную ответственность за Балтику, чтобы сконцентрировать свои усилия на Восточной Европе… Бальфур остался при своём: он был сторонником установления барьера в виде независимых прибалтийских государств между Россией и Германией» (с. 105).
«Вильсон, прежде отвергавший попытки раскроить Россию признанием независимости отдельных народностей, пришёл к выводу, что Финляндия представляет собой особый случай… Японский представитель барон Макино выразил пожелание, чтобы признание независимости было поставлено в зависимость от участия Финляндии в походе на Петроград. Французский министр Пишон схватился за эту идею, как будто она была его собственной, но представители Англии и США решительно воспротивились… В результате было принято решение признать независимость Финляндии без каких-либо особых условий, но настаивать на недопустимости территориального захвата. Имелись в виду, конечно, военные действия финнов в Восточной Карелии» (с. 109).
«8 мая, после принятия мирной конференцией решения признать независимость Финляндии, РПС обратилось к ней с заявлением, написанным в довольно жёсткой форме: «Юридический статус никакой территории не может быть изменён без согласия или без ведома того государства, часть которого составляет эта территория… Вследствие этого решение держав, признавших себя вправе провозгласить независимость Финляндии без предварительного на то согласия России, должно считаться лишь временной мерой при условии последующего принятия её Россией»» (с. 112).
Сэр С. Хор, которого автор характеризует как «одного из наиболее ярых сторонников и влиятельных друзей Белого движения в Англии», «пытался внушить Сазонову, насколько важно - для приобретения дружественного расположения и помощи Англии - согласиться на независимость Польши, Финляндии и прибалтийских государств». По словам Хора, Сазонов «отвечал, что Россия приобрела её нынешние границы по определённым причинам, и что, даже если бы она временно была от них оттеснена, ей пришлось бы обретать их заново… Могущество России было для него символом веры, и ничто не могло заставить его взять на себя даже самую отдалённую ответственность за его умаление». Сазонов приехал в Европу представлять на мирной конференции страну-победительницу, хотя и повергнутую, но возрождающуюся…а его уговаривали поприсутствовать на её расчленении» (с. 114-115).
«Будберг рассказывает об аудиенции у адмирала Колчака, в ходе которой «он с восторгом рассказал случай с отказом принять предложение помощи Маннергейма только потому, что надо было поступиться и признать независимость Финляндии; когда же я ему высказал, что не было ли такое решение крупной военной и государственной ошибкой, то он весь вспыхнул, страшно огорчился и ответил, что идеею великой, неделимой России он не поступится никогда и ни за какие минутные выгоды»… Не только Сукин и Колчак придерживались отрицательного мнения по поводу участия Финляндии. В.Н. Пепеляев и Г.К. Гинс также смотрели на это пессимистично» (с. 121).
«Свидетельство верховного комиссара Англии сэра Ч. Элиота, который 11 июля беседовал с Колчаком по поводу соглашения Маннергейма и Юденича: «[Колчак] назвал соглашение фантастическим и сказал, что можно подумать, что Финляндия покорила Россию… Если от него просят уступки, когда он в затруднительном положении, то он предпочёл бы бороться в одиночестве, несмотря на риск. Он подчеркнул, что у него два убеждения: что Россия сама справится с большевизмом без посторонней помощи и что Россия должна быть единой». Помимо этого, Колчак указал на то, что его обвиняют в реакционности и в то же время просят узурпировать власть будущего Учредительного собрания в вопросе о признании независимости Финляндии» (с. 121-122).
«Колчак знал цену всему, что было у России на Балтике: он знал, какими усилиями всё это строилось, и понимал значение побережья Балтийского моря для государственной обороны… Даже в мае 1919 г., когда к нему обратилась Швеция с просьбой передать ей планы минных заграждений в Балтийском море для разминирования, он разрешил выдать ей границы полей заграждения, но не самые планы заграждения ввиду их особой секретности» (с. 122).
«Отношение Колчака к независимости Финляндии сформировалось ещё во время его службы в Морском генеральном штабе: «Финляндия составляет непременное условие существование Российского государства как такового». Колчак руководствовался не реакционностью или национальной гордостью, а постулатами военно-морской науки начала ХХ в.» (с. 123).
«Касаясь вопроса о содействии союзников, Саблин не был склонен преувеличивать степень их влияния: «Они могут удержать эстонцев и латвийцев от удара нам в спину, т.е. в спину Юденича; они могут, если захотят, обеспечить нам благожелательный нейтралитет и дать нам пользование железнодорожной сетью этих провинций и их портами. Но заставить их сражаться против большевиков и поручиться в этом перед нами они не смогут»» (с. 129).
«Если независимость Финляндии, обусловленная её исторической обособленностью…ещё побуждала считаться с нею, то независимость прибалтийских государств отрицалась изначально» (с. 132).
«19 сентября Саблин сообщал Сазонову…[что] английские военные представители в Прибалтике ратовали за признание независимости Эстонии и Латвии, «выражая уверенность, что впоследствии эти страны, как совершенно нежизнеспособные, сами вернутся в лоно окрепшей России. Французы и американцы на местах относятся к независимости этих стран определённо отрицательно»» (с. 132-133).
«3 октября Маклаков писал Сукину: «Даже если преступить моральную границу и обещать лимитрофам всё, нет гарантий, что они вступят в борьбу с большевиками»» (с. 134).
Из письма того же Маклакова о бесполезности признания Финляндии: «Толкать в войну страну, которая всё получила, что ей нужно - задача безнадёжная» (с. 135).
Из донесения посла в Швеции Н.А. Бэра: «Все финны, с которыми говорил…стоят на одном: признание независимости, деньги на поход и гарантии союзников» (с. 137).
1 ноября Саблину «было сказано «категорически, что английское правительство не может взять на себя ответственность посоветовать финляндскому правительству выступить на помощь Юденичу». О США на этом этапе нечего и говорить. Растущий изоляционизм…предрешил полную потерю интереса к судьбе Юденича и Прибалтики» (с. 139).
Поскольку финны требовали денег на поход, Сазонов предложил использовать золото, переданное большевиками Германии и перешедшее затем под контроль союзников, как гарантию на получение кредита на 100 млн. франков. «Но союзники отнюдь не собирались отдавать это золото, и непризнание ими правительства адмирала Колчака служило им прекрасным формальным поводом для отказа. Золото так и осталось у них» (с. 140).
«1 ноября адмирал Колчак телеграфировал в Париж свою резолюцию по поводу привлечения Финляндии к петроградской операции. Считая её помощь более чем желательной, Колчак, тем не менее, писал: «Категорически заявляю, что ни при каких обстоятельствах я не дам со стороны своей заверения о признании независимости Финляндии»» (с. 140).
Из другой телеграммы Колчака Сазонову: «Никаких соглашений за счёт русской территории я не допускаю и не считаю себя правомочным решать подобного рода вопросы. Тенденции новых государственных организаций, возникающих за счёт России, использовать тяжёлые условия, в которых мы находимся, мне понятны, но удовлетворить аппетиты создавшихся за счёт России и руками союзников за письменным столом в Версале государств я не могу и не буду. Если новые государства не понимают своего положения, тем хуже для них» (с. 141).
28 октября Маннергейм написал открытое письмо президенту Стольбергу с призывом к походу на Петроград вместе с Юденичем, опубликованное в начале ноября в финских газетах, «Таймс» и «Темпс», но безуспешно. Стольберг не счёл возможным даже выдвигать это предложение в сейм, большинство в котором составляли социалисты (с. 141-142).
«Англия неизменно выступала против участия Финляндии в интервенции в какой бы то ни было форме. Это могло бы привести к крушению той нужной Англии стабилизации, которая наступила в Финляндии и Прибалтике». По этой же причине Англия была против добровольческого похода финнов в Карелию (с. 142).
«Сазонов не любил выступать в роли просителя. Вся его дипломатическая карьера, прежде всего звёздный час соглашения о Константинополе и проливах, проходила под эгидой Великой России… В октябре-ноябре разговоры о выступлении Финляндии уже вряд ли могли привести к реальной военной операции» (с. 144).
Из телеграммы Колчака Сазонову от 5 декабря 1919 г., отправленной 14 декабря: «Образование самоопределяющихся республик в виде Финляндии, Эстонии, Латвии, Литвы, Польши, Украйны и других социалистических образований, ставит Россию в положение Московии после Столбовского трактата. 300-летний исторический путь России даёт основание считать, что в дальнейшем будущем Россия не откажется от этого пути, определяемого государственными операционными направлениями на морские пути сообщения. Отказ от этих направлений и суверенных прав на территории, соприкасающиеся с выходами на Балтийское, Чёрное и Средиземное моря и в Тихий океан, означал бы историческую гибель русского народа и одичание его в глубине равнин Европейской России и Сибири» (с. 145).
«Дальнейшее развитие событий показало, насколько верной была точка зрения Колчака и Сазонова. Не прошло и 20 лет как советское правительство решило овладеть Прибалтикой и отодвинуть границу с Финляндией от Ленинграда, ибо политические перемены не отменили стратегические интересы… Только во второй половине ХХ в. были отработаны те политические и экономические рычаги давления на слабые страны, которые делают их вхождение в состав империи необязательным и даже нежелательным» (с.147).
«Многие современники и историки видели непременным условием победы белых в признании ими независимости государств-лимитрофов, чтобы совместно с ними ударить по большевикам. Однако другие современники…считали, что народности, получив самостоятельность, вряд ли захотят или смогут двинуть свои армии в крестовый поход. Да и само значение этих армий, по выражению Колчака, оценивалось «ниже нуля». Поэтому помощь государств-лимитрофов считалась сомнительной, в то время как факт признания надолго стал бы на пути России» (с. 148).
«История с Финляндией и Прибалтикой показывает, что у омского правительства была своя собственная внешнеполитическая линия, которая далеко не всегда соответствовала пожеланиям союзников, а иногда шла вразрез с их намерениями» (с. 149).
«Советские исследователи были склонны преувеличивать военную помощь союзников…чтобы показать, какую силу преодолели большевики. Так, к примеру, Ф.Д. Волков пишет, что «в период с 6 февраля по 14 мая 1919 г. к Юденичу прибыло из Англии 7 пароходов с вооружением», хотя известно, что до конца июля Юденич вообще никакой помощи от союзников не получал» (с. 152).
«15 декабря 1918 г. на первой встрече с Жаненом Колчак высказал ему всю свою горечь: «Я нуждаюсь только в сапогах, тёплой одежде, военных припасах и амуниции. Если в этом нам откажут, то пусть совершенно оставят нас в покое». Нахождение иностранных войск на территории России в качестве обыкновенных свидетелей, а также помощь на кабальных условиях он расценивал как использованаие временной слабости России в корыстных целях» (с. 160).
«Первоначальный интерес союзников к снабжению белых как часть плана восстановления фронта против Германии улетучился после перемирия… В дальнейшем только военный министр Англии Черчилль и близкие к нему военные и гражданские консерваторы успешно продолжали снабжение и даже взяли на себя организацию школ для прапорщиков и офицеров в Сибири… Прибывший в Сибирь гораздо позднее Нокса генерал Жанен оказался перед свершившимся фактом и не мог добиться приоритета Франции в отношениях с белыми. К тому же ряд грубых шагов Франции с целью получить концессии, золото и экономические выгоды оттолкнул от неё белых, после чего Франция сосредоточила свои действия в Восточной Европе» (с. 168).
Утверждение Игнатьева «в мемуарах, что именно он воспрепятствовал снабжению белых армий находившимся во Франции военным имуществом, находившимся в ведении Ликвидационного комитета, не соответствует действительности, так как в конце концов последнее слово в распоряжении этим имуществом оставалось за французским правительством» (с. 172). Там же - цитата из телеграммы Игнатьева Колчаку (Неизвестное письмо известного генерала // Отечественные архивы. 1992. № 1. С. 108). Эту телеграмму "советского графа", на которую я в своё время наткнулся в ГАРФе сам, я приводил здесь http://64vlad.livejournal.com/122100.html «Военный агент в 1919 г. не распоряжался заготовленными для России запасами, французское правительство, которое владело ими, требовало оплаты наличными даже за гуманитарный груз в виде повязок и лекарств, предназначенных больным и раненым» (с. 173).
«После эвакуации Одессы французы потеряли интерес к победе белых, продолжая, однако, подбадривать их и поддерживать там, где их борьба шла на пользу новым друзьям Франции - полякам и румынам. Очень показательны слова маршала Фоша, сказанные Ллойд-Джорджу в конце марта 1919 г., когда первый убедил последнего отменить отправку снабжения для 100 000 чел. Деникину, передав груз румынам: «То, что отправлено Деникину - потеряно… Надо ставить на Румынию»» (с. 174).
Из западных лидеров «только Черчилль отнёсся к идее помощи Юденичу сочувственно». После встречи с ним в мае 1919 г. генерал Головин писал Сазонову: «Общее впечатление…превзошло все мои ожидания. В лице Черчилля мы имеем не только симпатизирующего нам человека, но энергичного и активного друга… Между прочим, он сам выразился так: «Я сам исполняю распоряжения Колчака»» (с. 184).
Автор сравнивает переговоры генерала Романовского с Японией с ролью Юденича в вопросе о Финляндии: «В обоих случаях отдельные военные и политические деятели призывали к экономическим и даже территориальным (в случае с Финляндией) уступкам ради сиюминутной военной помощи. В обоих случаях в основном дипломаты (а также лично Деникин и Колчак в случае с Финляндией) выступали против такой постановки вопроса и добились своего» (с. 197).
«В конце июля английское правительство приняло решение прекратить снабжение всех фронтов, кроме южного… Ллойд-Джордж…сумел удобно расположиться на двух стульях, одновременно через Черчилля поддерживая белых и через Локкарта, О`Греди и других чиновников МИДа ведя переговоры с Литвиновым и другими советскими представителями» (с. 199).
«В 20-х числах июня в Париже Бахметьев даже спросил Вильсона о конкретных намерениях его правительства в отношении белых. Президент ответил, что правительство Колчака не получит признания, и следовательно, замороженные после октября 1917 г. кредиты не будут восстановлены… Правда, уже через несколько дней президент разрешил продавать белым необходимое им имущество» (с. 200-201).
«Ллойд-Джордж уже махнул рукой на Белое движение, и в ноябре начались новые переговоры англичан с Литвиновым» (с. 202).
«Если в политике Англии можно отметить благожелательность к белым со стороны Военного министерства при антагонизме МИДа, то в Америке всё было наоборот. Гос. департамент неизменно поддерживал правительство Колчака, порою вплоть до рекомендации признания, в то время как военные проявляли к нему недружелюбие. Это видно по поведению Гревса в Сибири…и по словам полковника Хауза, ближайшего советника Вильсона, рекомендовавшего расчленить Россию, так как она «слишком большая и однородная для безопасности мира»… Об этом же свидетельствуют слова…бывшего начальника Генерального штаба генерала Блисса, который в октябре 1919 г. писал: «Печально видеть по материалам американской прессы, что наше правительство решило предоставить материальную помощь правительству Колчака. Настоящая беда в России начнётся после того, как правительство Колчака победит» (с. 203).
«В конечном итоге Моррис поддержал не только просьбу о предоставлении снабжения на 200 млн. долл. в кредит, но и присылку дополнительных американских войск и даже рекомендовал признать правительство Колчака» (с. 204).
О Гревсе: «Получив всё-таки кое-какие винтовки от американского правительства для передачи белым…Гревс решил не направлять их по назначению. Под предлогом опасений, что винтовки попадут в руки Семёнова, хозяйничавшего на железной дороге, Гревс отказывался грузить их для армии Колчака» (с. 207).
«В течение всего своего существования правительство оставалось официально не признанным союзниками, а потому последние не решались разморозить старые русские кредиты и не спешили открывать новые» (с. 209).
О русском торговом флоте, переданном немцами союзникам после перемирия: «В Лондоне в августе 1919 г. прошла конференция…где были намечены основы управления торговым флотом, но сам торговый флот оставался в руках союзников» (с. 210).
Из дневника Будберга от 6 июня 1919 г.: «Наши холсты и наша деревенская армячина вне всякого сравнения с той дрянью и гнилью, которые под видом сукна и разных подделок самого отвратительного качества валят к нам заграницы и которые оплачиваются золотым рублём» (с. 212).
«Для поддержания иллюзии, что союзники приложили все силы к снабжению белых, исследователи часто приводят голые цифры: сколько обещано союзниками, сколько выкуплено белыми и т.п. При этом забывается, что обещания далеко не всегда выполнялись: выкупленное не значит отправленное, отправленное не значит полученное (как в случае с винтовками для Сибири, поставленными в Архангельск), а полученное…отнюдь не значит годное к использованию» (с. 213).
Деникин и Колчак: «В своём отношении к независимости окраинных народностей они исходили из положения, что большевики и большевизм - явления преходящие, и любое отступление от защиты вечных русских интересов, территориальной целостности страны ради сиюминутной выгоды неприемлемо» (с. 218).
«Несмотря на все усилия союзников взять Россию под опеку, и в частности, полностью контролировать снабжение белых, последние пытались сохранить самостоятельность как во внутренней, так и во внешней политике» (с. 219).
«При всей своей враждебности к большевизму союзники в целом не проявляли и особенной симпатии к белым. В 1918-1919 гг. - и это особенно заметно в высказываниях президента Вильсона - большевизм казался временным явлением, вызванным социально-политическим кризисом не только в России, но и в послевоенной Европе вообще… Правящие круги союзнических стран боялись большевизма, который представлял собой нечто новое и неизведанное. Но они боялись и белых, которые представляли собой старое и слишком хорошо известное. Великая единая Россия отпугивала очень многих (хотя некоторые видели в ней необходимый противовес Германии). Во внешней политике белых, проникнутой этой идеей, другие державы видели потенциальную опасность для себя» (с. 220).
«Была ли внешняя политика белых в корне ошибочной? Перефразируя генерала А.А. фон Лампе, можно сказать: если бы белые преследовали иные цели, они не были бы белыми… В советской историографии утвердилось мнение, что правительство адмирала Колчака являлось марионеточным, установленным союзниками и исполняющим их указания, но история его внешней политики доказывает обратное: проводимая им линия в отношении Финляндии и Прибалтики, попытки влиять на союзников, борьба за признание и за участие в мирной конференции, разработка аргументации для овладения Константинополем и проливами - всё указывает на продолжение великодержавной политики старой России. Внешняя политика омского правительства была самостоятельной и великодержавной» (с. 221).