Елизаветинское ЧТИВО
Предлагаем уважаемым гостям тематическую зарисовку из упоминаемой прекрасной монографии Элизабет Бартон. Мы немного поиграем порядком абзацев, но основной месседж будет донесён без огрехов...
Глава седьмая
На смену войнам пришли праздники
(...)
Судя по большому числу печатавшихся книг и памфлетов, листовок и баллад, чтение было одним из любимых способов времяпрепровождения елизаветинцев. Этому способствовали полвека книгопечатания, а также расширение возможностей для получения образования. Англичане жадно поглощали книги, и Томас Кориат однажды хмуро заметил, что скоро книг будет больше, чем читателей.
Лондонцы покупали книги в лавках, теснившихся возле собора Святого Павла. Сельских жителей балладами, листовками, памфлетами, сборниками смешных историй и загадок снабжали бродячие торговцы.
...Елизаветинцы также очень интересовались тем, что в их время считалось наукой.
При острой нехватке врачей каждый глава семьи был просто обязан обладать хотя бы минимумом медицинских знаний. Учитывая влияние звезд на жизнь человека, было просто неразумным не знать хоть что-то из астрономии и астрологии. А так как алхимия всегда была на грани открытия «философского камня», то следовало не отставать от жизни и быть в курсе последних новостей в этой сфере. Практически непонятный сейчас жаргон «Алхимика» был намного более прозрачным для людей той эпохи, чем для нас язык нашей постоянно развивающейся науки.
Справочники, которые мы считаем изобретением современности, были распространены уже в ту эпоху. Джон Маплет в 1567 году выпустил поистине энциклопедическое издание под очаровательным названием «Зеленый лес, или Естественная история». Он хотел упростить университетское обучение и сделать его доступным для обычных людей.
Его «Зеленый лес» был одновременно справочником и пособием для самообучения на дому. Информация в нем была поделена на три раздела: животные, растения и минералы, - и по необходимости была краткой. Однако все факты, собранные из латинских трактатов, по которым обучались в университетах, были изложены на английском.
Маплет популяризировал Аристотеля, Плиния, Теофраста, Диоскорида и Кардано и сделал их доступными для тех, кто не владел ни латинским, ни греческим, подобно тому, как [Джордж] Чепмен, правда, по другим причинам, «англизировал» Гомера. Большинство ученых трудов того времени писалось на латыни, и одним из достоинств придворного было умение переводить различные книги с латыни на английский язык.
Елизавета сама в преклонные годы занималась тем, что в свободное время переводила Боэция.
Кроме этого, были распространены сборники, предоставляющие разнообразную информацию.
Постоянно переиздавались «книги тайн» вроде той, что приписывалась Альберту Великому.
В его книге содержались эзотерические сведения о травах, камнях, животных, а также полезная информация о семи планетах, «управляющих гороскопами детей». Предполагалось, что дети, родившиеся в один день, один час и один год, испытывают друг к другу сильное влечение - так называемую синархию, и именно синархией объяснялась близость Елизаветы и Роберта Дадли. Считалось, будто совпал не только день, но даже момент рождения королевы и Дадли.
Возможно, что это неправда, но сам факт такого убеждения говорит о многом.
Перевод «Сада любопытных цветов» Антонио Торквемады приобрел большую известность благодаря доверчивости, свойственной той эпохе. Среди изложенных там чудес был рассказ о женщине, которую выбросило на африканский берег, где она родила от обезьяны двух сыновей. Елизаветинцы проявляли большой интерес к подобным вещам.
В ходу были также различные обучающие буклеты типа «сделай сам».
Томас Хилл был самым плодовитым автором таких работ, с помощью которых ремесленники, не владевшие латынью и греческим, могли постичь секреты природы.
Эти откровения включали в себя полезную информацию и некоторую смесь из знаний по садовому искусству, астрономии, астрологии, физиогномике, хиромантии, ботанике, медицине, химии, пчеловодству, толкованию снов и предсказаниям, не говоря уже о тайном рецепте, превращающем воду в вино.
title-page of «The Gardener's Labyrinth»(using the pseudonym Didymus Mountain)
page 25: sowing, seeding and weeding
...Pасширение горизонтов физического мира закономерно привело к возникновению новых горизонтов в сфере разума. Теперь общество состояло уже не из двух классов, а из трех, и новый, постоянно увеличивающийся средний класс пристрастился к чтению с тем же рвением, что и к торговле.
Равенства между людьми нет. Если бы это было так, то самосовершенствование было бы бессмысленным. Сыновья купцов и ремесленников - а ремесленник изначально сам мог быть сельским жителем - шли получать образование в Оксфорд и Кембридж.
И многие из них зарабатывали себе на жизнь - или пытались заработать - с помощью пера. Кристофер Марло был сыном сапожника, Габриэль Харви - сыном канатчика, Роберт Херик - сыном кузнеца, Энтони Мандей - сыном торговца мануфактурными товарами, Джордж Пил - солевара, Джон Вебстер - торговца мужским платьем, Джон Донн - сыном торговца железными и скобяными изделиями. Отец Уильяма Шекспира начинал как перчаточник, а впоследствии стал обеспеченным жителем Стратфорда.
Нет причин, по которым можно было бы утверждать, что по рождению и образованию Шекспир не мог быть автором своих произведений. Он умел читать (а в то время недостатка в чтении не было) и, подобно блистательным итальянским актерам, был мастером импровизации.
Публика так стремилась читать и учиться, что практически все, что выходило в то время из-под пера писателей, быстро распродавалось - от недавно «англизированных» шедевров античности до баллад-однодневок.
Надо сказать, что читатели не испытывали нехватки и в «однодневной» литературе.
Листовки и баллады печатались в огромном количестве и были, в известном смысле, неким эквивалентом нашим газетам. В виде баллады можно было издать все, что угодно.
Англичане так любили песни, и даже плохие, что баллады были просто обречены на успех.
И не имело никакого значения, что их содержание зачастую было неприличным, а стихи ужасными.
Жалобы по поводу налогов и монополий, якобы предсмертные мысли казненных преступников, ненависть папы Пия V, приключения Дрейка и Хоукинса, конкуренция, вызванная ввозом заграничных товаров, мошенничество ремесленников, пагубное действие вина, женщин и табака - все это обыгрывалось авторами баллад.
Обычный человек того времени оказывался на полпути от трубадура к таблоиду.
Не было недостатка и в художественных произведениях.
«Аркадия» сэра Филиппа Сидни стала очень популярна в придворных кругах, как и «Эвфуэс, или Анатомия ума» Дж.Лили.
Title page of Euphues, the book that launched Lily's writing career
Кроме того, были еще «Менафон: пробуждение спящего Эвфуэса Камиллой» Роберта Грина и его пасторальные романы, вроде «Пандосто: Триумф времени» (последний так понравился Шекспиру, что он позаимствовал его сюжет для своей «Зимней сказки»).
Грин, называвший Шекспира «выскочкой вороной», был очень плодовитым автором бестселлеров того времени. (см: http://libx.bsu.edu/cgi-bin/showfile.exe?CISOROOT=/BSMngrph&CISOPTR=13&filename=21.pdf)
Большой популярностью пользовался Томас Лодж, оставивший право ради литературы, а затем литературу ради занятий медициной.
В его романе «Маргарита Американская» есть сцена, где добрая героиня Маргарита и Фавния встречают в лесу льва. Лев пожирает Фавнию, склоняет голову на колени Маргарите и начинает лизать ее белые руки. Поведение льва было понятно для каждого елизаветинца, поскольку средневековое убеждение, что король зверей узнает и вознаграждает моральную чистоту, по-прежнему считалось верным.
Другой пасторальный роман Лоджа «Розалинда: Золотая Легенда Эвфуэса», написанный им во время поездки на Канарские острова, также был очень известен. (Шекспир использовал этот сюжет в своей пьесе «Как вам это понравится».)
Green's "Groats-worth of Wit"
Помимо работ Сидни, Грина, Лоджа, спросом пользовались переводы произведений испанских, французских и итальянских авторов. Любовь к бесконечным и бессодержательным испанским балладам, неумело и зачастую плохо рассказанным, разрушает всякую иллюзию, что елизаветинцы обладали хорошим литературным вкусом.
Читателей, принадлежавших к среднему классу, больше заботила мораль, чем вкус.
(Хотя моральное совершенство в испанских исторических балладах можно было обнаружить с трудом.)
В то же время попадались и реалистичные, и даже пошлые романы. Некоторые из них основывались на эротических новеллах итальянцев вроде «Дворца наслаждений».
Woodcut showing Robert Greene
Другие были скорее памфлетами, чем романами, и рассказывали о различных трюках, с помощью которых жулики обманывали доверчивых простаков. [Роберт] Грин выпустил четыре брошюры «на благо джентльменов, подмастерьев, йоменов и фермеров». Они стали известны как conycatching (силки для зайцев).
В них живо описывались западни и ловушки, в которые попадали неотесанные деревенские парни и другие несчастные, незнакомые с превратностями лондонской жизни.
[Но равно как Лондон был полон загадок и опасностей для славных и наивных малых из глубинки, так и прочий мир за МКАДОМ пределами Британии был внове, таил очарование загадок и неведомых опасностей...]
Навигационная карта Ла-Манша и побережья Англии от Плимута до Веймута 1583 г.
(Из первого тома морского атласа «Зеркало мореплавания» (1584) Лукаса Вагенера)
[...] Привычный для нас образ мира в виде земного шара был для елизаветинцев внове, а известная нам география - пространством для открытий. Книги о путешествиях были настолько популярны, что, казалось, интерес к ним никогда не угаснет - это и подвигло [Уильяма] Харрисона написать свою книгу.
Предполагалось, что она будет частью более обширной работы, начатой Реджинальдом Вулфом, печатником королевы: он планировал создать «универсальную космографию всего мира вместе с историями обо всех известных народах». Для написания исторической части Вулф привлек Рафаила Холиншеда и других, но после двадцати пяти лет работы умер. Его покровители, побоявшиеся продолжать столь значительный труд, решили ограничиться частью Холиншеда и описанием Англии.
Частично интерес к книгам о странствиях объяснялся тем фактом, что географические исследования и путешествия, по мнению толпы, неизменно приводили к богатству. Те, кому не приходилось ездить дальше ярмарки в соседней деревне, пристрастились к путешествиям и поиску сокровищ через книги.
Сэр Уолтер Рейли написал небольшую работу с длинным названием - «Открытие обширной, богатой и прекрасной империи Гвианы, с описанием великого золотого города Маноа (который испанцы называют El Dorado) и провинции Эмерия, Арромайя, Амапайя и других стран с примыкающими реками». Она трижды переиздавалась в год своего выхода (1596).
Кто мог устоять перед словами «обширная, богатая и прекрасная империя», или «великий золотой город», или странными поэтичными названиями «Эмерия, Арромайя, Амапайя»? Уж точно не подданные Елизаветы, хотя многие из них и не доверяли автору книги. Они слышали, что он был заносчивым и высокомерным, выглядел как чужеземец и даже - из-за смуглого лица и темных глаз - как испанец!
Титульная страница первого морского атласа «Зеркало мореплавания»
Генри Робартс относился к совершенно другому типу автора-моряка. Он выпускал памфлет за памфлетом, прославляя английское искусство мореплавания и подвиги пиратов. Робартс, твердо веривший в патриотическую пропаганду, умудрился даже приписать выходки пиратов Божьему предопределению. Эта идея была очень популярна в то время. Но мысль о том, что материальное благополучие вне зависимости от того, каким путем оно было достигнуто, является доказательством Божьей милости, вовсе не была изобретением жителей той эпохи и не исчезла после ее окончания.
Широко распространенная в то время баллада наглядно отражает народный пыл:
Вы, щеголи, джентльмены, британцы по крови,
Почему не плывете по океанским водам?
Я заявляю, что все вы не стоите фундука,
Если сравнить с сэром Хэмфри Гилбертом.
The first page of volume 1 of the expanded edition of Hakluyt's
The Principal Navigations, Voiages, Traffiques and Discoueries of the English Nation (1598)
И в то же время что бы делали моряки без Ричарда Хаклюйта?
Он был выдающейся личностью той эпохи, и его «Основные плавания английской нации» - по-прежнему одна из лучших книг, написанных на английском языке. Хаклюйт, как и Харрисон, был священником и миссионером. Он был убежден, что морское могущество Англии призвано с помощью торговли и колонизации «увеличить число владений королевы, обогатить ее казну и обратить язычников в христианскую веру».
В XX веке Англия повернула вспять процесс, начало которому положили люди той эпохи.
При этом не стоит забывать, что они были столь же уверены в правильности своих действий, как и их далекие потомки, возвращая все на свои места.
Несмотря на все эти новинки, елизаветинцы по-прежнему очень любили Плиния, в книгах которого было много чудес и загадок.
«В Эфиопии водились драконы длиной в 10 фатомов», - говорил он, и мало кто из читателей в этом сомневался, хотя многие, возможно, и не верили, что существуют дикие собаки с человеческими руками и стопами.
А примерное поведение львов, хоть они и не водились в Англии, определенно успокаивало детей. Король зверей «полон благородства и милосердия и скорее нападет на мужчину, чем на женщину и никогда - на ребенка, если только не будет страшно голоден».
И уж конечно он не станет трогать своего «собрата» среди людей - об этом известно даже Фальстафу: «Лев из чувства породы никогда не тронет истинного принца».
Дети во времена Елизаветы, раскрыв глаза, слушали «Естественную историю» Плиния, которую им читали старшие братья или сестры, и от рассказа про львов у них перехватывало дыхание.
Большое удовольствие им доставляли и истории про дельфина - «самую милую рыбу в море», которая больше всего любит «маленьких детей и звуки музыки». Считалось, что дельфину также нравится звук человеческого голоса, и ничто не вызывает в нем такого восторга, как обращение «Саймон».
Эдвард Топселл, служивший одно время капелланом церкви Святого Ботолфа, в Олдгейте, по части драконов сумел превзойти Плиния в своей книге «История змей».
Прочитав эту книгу, взрослые и дети узнавали, что эфиопский дракон был 30 ярдов в длину - на целых 10 ярдов длиннее, чем утверждал Плиний. У одного вида драконов, эпидорианского, кожа была золотисто-желтой, а другой - жестокий горный дракон - был известен тем, что его веки звенели, как медь. Македонские драконы были «самыми приручаемыми», и счастливые македонские дети держали их как домашних животных, «ездили на них верхом, играли с ними, как будто те были собаками, не причиняя им вреда, и клали с собой в постель, ложась спать».
Примечательно, что эти драконы не были плотоядными и даже не думали похищать принцесс и губить принцев. Драконов раскармливали яйцами. Взрослый дракон проглатывал их целиком, а затем катался, пока скорлупки внутри него не разламывались. Маленький дракон был еще не в состоянии проделать эту процедуру, поэтому ему приходилось, придерживая яйцо хвостом, прокалывать его чешуйкой и высасывать содержимое из скорлупы.
Желудок драконов совершенно не переносил яблок. (Может, именно поэтому дракон охранял дерево с золотыми яблоками Гесперид?) Если же он случайно съел яблоко, то ему требовался дикий салат-латук, чтобы нейтрализовать вредное действие фрукта.
Некоторые драконы казались очаровательными и преданными ящерами - один из них так полюбил пастуха за прекрасные золотистые волосы, что каждый день приносил ему подарок, - и даже немного грустно, что средневековые отцы церкви именно их называли олицетворением греха и Сатаны.
Очевидно, что елизаветинцы разделяли драконов на две категории - плохих и хороших.
Давным-давно король Артур изобразил дракона на своем знамени. Это был именно он, красно-золотой дракон Уэльса, который стал символом Тюдоров и который теперь вместе со львом поддерживает английский герб.
Tornado observed on July 1, 1587 in Augsburg, Germany