Парашютная дивизия в... окопах
С.Тюльпанов || « Красная звезда» №280, 28 ноября 1941 года
Наступление немцев на Москву продолжается. Усилить отпор врагу, задержать его, выпустить из него кровь!
# Все статьи за 28 ноября 1941 года.
У них громкое название: «Первый истребительный полк 7-й германской авиационно-десантной дивизии». Это - отборнейшие головорезы Гитлера. Гиммлер проверял и просматривал их анкеты. Геринг дрессировал их, как дрессируют борзых собак, - дразня запахом крови. Наконец, сам «фюрер» прорычал перед ними приветствие, призывая быть смелыми, наглыми, жестокими.
После того, как парашютно-истребительный полк среди белого дня и почти без потерь опустился на площадях Копенгагена и Амстердама, после того, как они заняли важные аэродромы Норвегии и жестоко расправились с деморализованным и преданным своими правителями народом Франции, их слава достигла апогея. Они стали «модным» видом войск, а их подвиги - последним достижением германско-арийской культуры. Они щеголяли в униформах. «В нашей профессии нечто романтическое». (Из показаний пленного ефрейтора Герберта Гофмана).
На пехоту они смотрели с презрением. Денег было много. Ведь они первые пустились в еще неразграбленные города Европы! Они бывшие лавочники и сутенеры, дети мелких чиновников и кулаков, имели театрализованно-подчеркнутый почет и иллюзию власти, - все, что может притягивать авантюриста.
Пресытившись обычным пьянством и развратом, многие из них в возрасте от 19 до 23 лет дошли, казалось, до пределов пороков. Даже полиция, смотревшая сквозь пальцы на их выходки, вынуждена была произвести ряд арестов. (Из показаний пленного Вольфганга Пройля). Письма, найденные у них, вскрывают неприглядную картину их быта. Обер-ефрейтору 3-й роты парашютного полка Пройлю, проживавшему в Дрездене, пишут из дома, что «Мартын также был пойман в мужеложстве, и его мать должна теперь итти в полицей-президиум. Дело вышло наружу из-за Иоргена. Теперь мать должна краснеть, так как дело выплыло наружу».
Некоторые из этих мерзавцев, попав в плен, стараются причислить себя к рабочим, кузнецам, штукатурам. В действительности же они не кто иные, как деклассированные безработицей и развращенные фашизмом люмпен-пролетарии. Они не знали настоящей работы, не знали трудовой товарищеской спайки. Они - наемники, вырванные из мелкобуржуазной, а иногда и рабочей среды, но одинаково потерянные для трудовой жизни. Они не имеют права называться не только рабочими, но даже детьми рабочих. Это - гитлеровские головорезы без стыда и совести, знающие лишь один закон - приказ «фюрера», освобождающий их от нравственной ответственности за любое преступление. Удобно и не надо думать.
Но на Крите они задумались, задумались впервые. Дания и Голландия - это был тренировочный полет со случайными авариями, Нарвик - арктическая романтика, а на Крите уже запахло войной. По показаниям Герберта Гофмана из 2-го штурмового полка, за 12 дней боев их часть потеряла на острове около 30 проц. людского состава. Вся дивизия в целом потеряла гораздо больше, ибо этот полк действовал на самом легком участке.
До середины июля вся дивизия находились на Крите, отдыхая и выполняя особые поручения «по установлению порядка». А 28 сентября все они были погружены на транспортные «Юнкерсы» и отправлены на Восточный фронт. Но спрыгнуть в Советском Союзе им не удалось, хотя их возлюбленные и мамаши в своих письмах первого периода усиленно спрашивали, прыгали ли они или нет.
Долетев до Луги, Любани, Пскова и других городов, они были посажены на грузовики и, как обычную пехоту, их повезли на передовые позиции.
Это действительно ужасно! Такое модное войско и вдруг должно разделять участь обыкновенных пехотинцев. Разумеется, германское командование сделало это не от хорошей жизни - резервов мало, резервы иссякают. Воздушные бандиты сразу заскучали. Голубое небо - высоко, а сами они в окопах, грязи, под жесточайшим огнем.
Парашютист Генц Шуан пишет домой: «Вчера и сегодня здесь под Петербургом опять начался настоящий ад. Мы ходили в атаку на гигантскую линию укреплений. В сплошном огне нельзя было различить отдельных выстрелов. Наши потери велики. В гавани Ленинграда находятся линкор и крейсер. Линкор стреляет по нас. Трудно себе представить, какие воронки образуют такие снаряды при разрыве. Один из них взорвался в двухстах метрах от меня. Я взлетел на два метра в воздух и грохнулся на землю. И зачем нас только сюда послали?»
Другой бывший веселый прыгун, солдат Герман сетует в своем последнем письме: «19 октября мы попрежнему находимся в бою. К сожалению, мы так и не прыгали с парашютом. Здесь холодно, а мы ходим, как индейцы, но ничего, - храбрится он. - Вчера я в первый раз после 20 дней помылся. Главное бы - вернуться домой...»
А ефрейтору Теодору Гуэзман надоело не только воевать, но и прыгать. «Сегодня 15-е воскресенье, как идет война. Сколько прекрасных часов я вынужден здесь провести! Это не первая война, в которой мы участвуем, но можно пожелать, чтобы она была последней. Эта война старит всех нас на целые годы».
Желание Теодора Гуэзмана исполнилось: для него эта война оказалась последней. Ни воевать, ни жить ему больше не придется.
Выхоленные негодяи из парашютного истребительного полка 7-й дивизии, захваченные в плен, сразу же теряют всю свою наглость и дешевую мишуру. Трусость - оборотная сторона жестокости гитлеровских молодчиков. Старший ефрейтор 1-й роты 1-го парашютного полка Шнейдер, едва успев попасть в плен, уже пытается выгородить себя:
- Железный крест второй степени за Нарвик у меня есть, но ведь его всем давали, кто хоть и не участвовал в боях, - говорит он, развенчивая эту железку, ради которой он недавно бесчинствовал от Нарвика до Крита.
- Я знаю, что Геббельс врет, - продолжает он заискивать, - я вынужден был верить, так как другого источника информации у нас нет. А слушать лондонское радио не разрешается. Политикой, - продолжает он, - занимается фюрер. Мы, солдаты, ему повинуемся. Сам я анализировать не могу.
Анализировать Шнейдер действительно не может. Но для грабежа это и не нужно: у Шнейдера отобраны 3 портсигара, 3 часов и нож слоновой кости. Может быть, поэтому Шнейдер считал себя штукатуром, ибо широкий нож употребляется и в этой профессии.
Военнопленный Мольце из той же роты, уличенный документальными данными, вынужден был подтвердить факты изнасилования им девушек в городе Ш., а также факты ограбления крестьян окрестных деревень и жителей правого берега реки Невы.
- Однако, - тут же добавляет он, воровато бегая глазами, - командование германской армии провинившихся наказывает.
Но ни одной фамилии мародера и насильника, понесшего наказание, он назвать не может.
Мольце - типичный представитель деклассированной и развращенной фашизмом немецкой молодежи. О его моральном облике достаточно говорит письмо матери Мольце, где последняя просит сжалиться над ней, ибо у нее нет совершенно денег, она голодает. «Пособие в 24 марки хватает всего лишь на несколько дней, а ты совсем не хочешь помочь своей матери».
Парашютная авиадесантная дивизия стала пехотной. Романтическое путешествие 100 «Юнкерсов» превратилось в прозаическое прозябание в окопах. Блестящие униформы превратились в жалкие лохмотья. Голубое небо сменилось свинцовым тяжелым зимним небом неприветливого севера. Только голубые арийские глаза попрежнему смотрят с ненавистью, но сквозь эту ненависть явственно пробиваются страх и обреченность. // Полковой комиссар С.Тюльпанов. Ленинград. 26 ноября 1941 г. (По телефону).
**************************************************************************************************************************************************
Активной обороной на всем фронте сорвем замыслы врага. Стойкой борьбой, смелыми контрударами измотаем и истребим немецкие армии!
Мой фальшивый двойник
Со мной приключилась история, какая бывала только в старинных сказках и легендах. У меня неожиданно появился двойник. В середине ноября фашистский самолет разбрасывал над нашими частями Северо-Западного фронта идиотскую листовку. Листовка озаглавлена «Боевой листок - красноармейская газета». Датирована она 12-м ноября 1941 года. Под названием «Положение на фронте» в листовке наворочена куча глупейшей и смрадной лжи. А подписана эта чепуха... «Бат. комиссар Л.Высокоостровский».
Совершенно ясно, что это мой двойник, который, впрочем, не поспел за мной ни в каком отношении.
Во-первых, с 10 октября по 25 ноября 1941 года я находился в Сибири, командированный туда редакцией «Красной звезды»; 12 ноября я был в Челябинске. Во-вторых, я, настоящий Л.Высокоостровский, 4 ноября получил звание старшего батальонного комиссара, а он, мой двойник, продолжает именовать себя «бат. комиссаром».
В листке все фальшиво от начала до конца. Все - грубая немецкая подделка. В заголовке изображен какой-то молодой немец в каске, который должен сойти за красноармейца. Дует он в трубу, какой никогда не бывало в Красной армии. Эта труба явно срисована немцами с пионерского горна. И флажок на нем ребячий, пионерский. Текст - это сплошной подлог. Язык - подделка под русский язык, безграмотный перевод с немецкого. Попадаются такие фразы: «Подвозы теперь вполне недостаточны», «Это стоит нас сотни тысяч убитых и раненых и все оружение целых армий...» И, наконец, подложная подпись: бат. комиссар Л.Высокоостровский. Подпись уворована из «Красной звезды».
Только немецкий дурак может думать, что русские люди примут это фашистское изделие за подлинную красноармейскую газету. Маскировка сделана так неуклюже, что никого она ввести в заблуждение не может.
Мы привыкли к тому, что немцы грабят у советского населения все, что можно унести. Они воруют белье и одежду, сапоги, женские блузки. Но это впервые, кажется, они украли имя советского журналиста. Зачем им понадобился мой фальшивый двойник?
Ясно: от хорошей жизни этого не сделаешь. Сознание слабости толкает их на глупые подлоги. Не встречая некоторое время моей подписи в «Красной звезде», они решили, видимо, что я «исчез», что можно безнаказанно свалить на меня свои жульнические проделки. Но они лишь разоблачили себя, как достойные ученики школы Геббельса.
В Берлине папаша Геббельс врет оптом. На фронте его детки врут по мелочам. Пусть теперь всем будет известно, какова истинная цена немецким листовкам! // Старший батальонный комиссар Л.Высокоостровский. г. Москва.
________________________________________________
А.Питерский: Гитлеровские вояки в июне и сентябре* ("Правда", СССР)
Фашистские орды убийц и насильников* ("Красная звезда", СССР)
**************************************************************************************************************************************************
НАШ АГИТПОЛЕТ В ТЫЛ НЕМЦЕВ
Что я видел на земле, захваченной фашистами
Был темный вечер. В трех шагах уже нельзя различить очертания самолетов. Синоптики предрекают «зловещую» погоду. На их картах значилось все - облачность, шквальные ветры.
Экипаж и драгоценный груз - в машине. Я вырулил на старт и, спустя несколько мгновений, оторвал тяжело нагруженный самолет от земли.
Итак, мы летим во вражеский тыл. Там мы будем сбрасывать листовки с речами товарища Сталина. Весь экипаж самолета понимает, какая огромная честь выпала на нашу долю.
Самолет сделал круг над аэродромом и лег на курс. Мы держим путь к Варшаве. Это мой первый вылет с таким заданием. Синоптики не подвели. Погода действительно плохая. Сплошная облачность. Но нам не привыкать ко тьме, к слепым полетам.
Линию фронта мы пересекли на высоте 2.500 м. Еще издали она заметна по отсветам артиллерийской канонады. «Смелее бейте врага, друзья, - подумал я про себя. - Сейчас и мы сбросим в его берлогу взрывчатое вещество большой силы - наши листовки».
Теперь мы снизились - идем над территорией, занятой неприятелем. Под нами советские города и деревни, захваченные злобным врагом. Всякий раз, когда под крылом моего самолета расстилается родная земля, временно попавшая в руки фашистов, я испытываю огромное волнение. Сердце сжимается от боли и ненависти к врагу, осквернившему наши города и села.
Вскоре после того, как линия фронта осталась позади, мы увидели зарево пожарищ. Самолет шел очень низко. По едва уловимому запаху гари, доносившемуся к нам, можно было безошибочно сказать, что внизу пылают цистерны с бензином. Это действовали советские партизаны. Немного дальше мы увидели горящее селение. Это, видимо, карательный немецкий отряд наводил «новый порядок» на нашей земле и мстил нашим людям за непокорность.
Сколько я не летал по ту линию фронта, ни разу не видел дымящихся заводских труб. Мертвыми остовами стоят полуразрушенные фабричные корпуса. Несколько раз мы наблюдали пожары в районе Гомеля. Немного времени прошло с тех пор, как его захватили фашисты, а нет им там покоя. Партизаны действуют повсюду!
Мы идем над оккупированной немцами Польшей. Через некоторое время я заметил на земле мигание сигнального фонаря. Затем еще один огонек и еще. Что бы это могло быть? Вот в стороне в воздух взметнулась ракета. Я попросил штурмана майора Авальяни установить точно, где мы находимся. Оказалось, самолет немного отклонился от заданного курса и именно в том месте, откуда взлетела ракета, был Брест. Выходит, что нам его показали с земли. Еще одна ракета. Да, не могло быть сомнений. Неизвестный друг обозначал нам месторасположение города. Мы быстро оказались над Брестом и сбросили несколько тысяч листовок.
Такие случаи бывали потом в моей практике не раз. Польские, чешские и югославские партизаны знают о полетах советских самолетов в тыл врага и ночью сигналят возле крупных населенных пунктов, указывают путь на запад.
Приближаемся к Варшаве. Она черна и бездымна. Некогда здесь работали большие заводы, текстильные фабрики. Сейчас город - кладбище. 11 часов ночи по варшавскому времени. Широковещательная радиостанция передает немецкий марш. Затем диктор начинает читать очередной бюллетень германского информационного бюро. Равнодушным голосом он перечисляет мифические победы немцев и, наконец, доходит до советской авиации. Послушаем. Оказывается, она вновь уничтожена и не существует. Удачное совпадение. Сейчас мы докажем обратное. Вниз посыпались листовки. Техника их сбрасывания облегчена изобретением нашего бортмеханика Гусева. Он сконструировал выходную трубу, которая может быть повернута в направлении скоса воздуха, и листовки плавно и быстро разлетаются вниз.
Мы полетели к другой части города. Там, повидимому, оказался аэродром, потому что немцы, приняли нас за своих, любезно засветили маяк, приглашая садиться. Но, убедившись в ошибке, они открыли бешеный зенитный огонь и привели в действие всю систему прожекторов. Мы быстро вышли из зоны действительного огня. На обратном пути работали все пункты ПВО врага. Немцы решили не дать нам уйти. Но мы изменили маршрут, прошли южнее. Уже потом из радиопередач мы узнали, что накануне нашего полета в Варшаве происходили народные волнения, и немцы стянули в город огромное количество полиции и гестаповцев. Наши листовки были очень кстати.
Через несколько дней мы летели в Чехословакию. Это был трудный рейс. Погода - по «особому заказу». Шли в облаках, не видя земли. Мы - в зоне интенсивного обледенения. Самолет вздрагивает. Пустили в ход антиобледенитель винта. На огромной высоте вышли за облачность. В небе желтая и недоступная сияла луна. Из-за облаков подымаются вершины Карпатских гор. Перевалили через хребты.
Мы у цели. Примерно в сорока минутах полета на юг - Будапешт, на запад - Вена. Советские самолеты здесь никогда не бывали. Но нам поручено сбросить листовки именно в этих местах, над крестьянскими селениями Чехословакии. Дело сделано.
Возвращаемся обратно. Наш борт-радист Рябушкин сидит с наушниками. В эфире шумно. Наперебой звучат голоса немецких радиостанций. Но это уже не те голоса, которые мы слыхали раньше. Теперь их общий тон один: «Немцы, не забывайте, что если мы проиграем войну, мы погибли». Фашисты проиграют войну. Мы разобьем их. В пламенных листовках с речью товарища Сталина, которую мы разбрасывали во время своих полетов, указано на непрочность европейского тыла империалистической Германии, непрочность «нового порядка» в Европе. Что это действительно так, мы могли убедиться даже с воздуха. // Пилот-орденоносец Р.Капрэлян.
**************************************************************************************************************************************************
Библиотечки для фронтовиков
КУЙБЫШЕВ, 27 ноября. (По телефону от наш. спец. корр.). По заданию Главного политического управления РККА, центральный книжный магазин КОГИЗ'а комплектует для отправки в части действующей армии библиотечки художественной, военной и политической литературы.
Недавно в части было отправлено 350 таких библиотечек. Сейчас комплектуются еще двести, причем в каждую входит по 25 книг. Среди них повести и рассказы И.С.Тургенева, «В людях» А.М.Горького, избранные стихи М.Ю.Лермонтова, «Вечера на хуторе близ Диканьки» Н.В.Гоголя и другие произведения классиков.
Значительную часть книг составляют сборники очерков о героях отечественной войны. Имеются такие книги: «Из фронтового блокнота» К.Симонова, «В тылу врага» К.Полякова, сборник «На полях великой битвы», куда включены очерки «Полковник Крейзер» В.Ильенкова, «Партизанки» Е.Габриловича, «Валя Тимофеева» Е.Симонова, «Там, где они были» Б.Лапина и 3.Хацревина, «Капитан Гастелло» П.Павленко.
В библиотечках есть также сборники стихов «Красная армия» и «За родину», памятки «Учись окапываться», «Правила меткого стрелка» и др. Каждая библиотечка содержит несколько экземпляров брошюры с докладом И.В.Сталина «XXIV годовщина Великой Октябрьской социалистической революции».
Сейчас центральный магазин КОГИЗ'а приступил к комплектованию 100 библиотечек по заданию Главного Военно-санитарного управления Красной армии. Они предназначены для санитарных поездов.
______________________________________________
И.Эренбург: Варвар под Ленинградом* ("Красная звезда", СССР)
И.Эренбург: Пауки в банке ("Красная звезда", СССР)
И.Эренбург: Хуже зверей ("Красная звезда", СССР)
А.Кузнецов: Черные дни германских дивизий ("Известия", СССР)
И.Эренбург: Когда они обезоружены* ("Красная звезда", СССР)
Газета «Красная Звезда» №280 (5035), 28 ноября 1941 года