И.Эренбург || «
Красная звезда» №251, 23 октября 1943 года
СЕГОДНЯ В НОМЕРЕ: От Советского Информбюро. Оперативная сводка за 22 октября (1 стр.). Указы Президиума Верховного Совета СССР (2 стр.). Капитан Р.Врублевский. - Боевое крещение польской дивизии имени Тадеуша Костюшко (2 стр.). Майор Б.Король. - О распределении огневых средств пехоты в наступлении (2 стр.). Майор К.Буковский. - Пепел Дарницы (3 стр.). Бомбардировка нашей авиацией железнодорожных узлов Знаменка и Фастов (3 стр.). Новые советские кинофильмы. Беседа с председателем Комитета по делам кинематографии при СНК СССР тов. И.Большаковым (3 стр.). Майор М.Зотов. - Одна из многих (3 стр.). Илья Эренбург. - Путь народа (4 стр.). Военные действия в Италии (4 стр.). Война на Тихом океане (4 стр.).
# Все статьи за
23 октября 1943 года.
Изумительная стоит осень. Там, где уцелела деревня, праздничным кажется сельский мир. На солнце сверкают мазанки. Сушится табак. Огромные тыквы напоминают небесные светила. Лукавые и нежные девчонки улыбаются, глядя на огромные танки: даже танки входят в этот пейзаж, они кажутся безобидными. На час душевное спокойствие овладевает бойцами. Один плотничает, другой помогает девчонке загнать во двор легкомысленного теленка. Потом люди садятся, едят тыквенную кашу, и вдруг кто-то задумчиво говорит: «А в прошлом году...» Здесь, на правом берегу Днепра, они видят Волгу, холодный, безрадостный день, бои, в которых кровью обливалась Россия. Чудо, говорим мы себе, великое чудо наше наступление. Оставаясь превосходной военной операцией, оно перерастает это понятие, оно подобно приливу океана, оно относится к стихии народной души.
Изгнание врага - эти слова всего точнее определяют происходящее. Как бы ни были суровы бои на север и на юго-восток от Киева, как ни пытается враг зацепиться за Днепр, изгнание немцев продолжается. Видя угрюмые лица «сталинградцев», серые от пыли и усталости, лица, на которых горят сухие, разгневанные глаза, понимаешь: земля больше не терпит на себе немцев, земля восстала.
Немцы тщательно скрывали и от мира и от самих себя, что с ними случилось после Сталинграда. Однако симптомы надлома сказывались уже весной. Передо мной секретный приказ №15. В нем значится: «Этот приказ в письменном виде распределить до командиров полков, которые доводят его устно до всего офицерского корпуса.
После ознакомления приказ уничтожить во всех штабах ниже дивизии». Наивны были составители: они предполагали, что штабы дивизий нечто неприкосновенное. Но вот секретный приказ перестал быть секретным. Под ним подпись: Адольф Гитлер. Я приведу наиболее красноречивые места этого документа: «В последнее время наступательные и контрнаступательные операции на некоторых участках Восточного фронта не имеют того успеха, как раньше. В оборонительных боях отдельные батальоны также не выполняют заданий, хотя эти батальоны в течение длительного времени занимали свои рубежи. В оправдание этого говорят: «Пехота теперь уже
не та, какой, она была раньше». Каждый войсковой командир обязан при невыполнении приказов подчиненными и частями действовать беспощадно, со всей строгостью, применяя все средства, имеющиеся в его распоряжении. Он несет ответственность передо мной. Ни один войсковой командир не имеет права терпеть излишней мягкости, ссылаясь на переутомление его части и приводя столь дешевые оправдания, как «пехота уже не та, какой она была раньше». Так Гитлер 22 июня 1943 г. (годовщина, хорошо памятная и для него и для мира) заклинал своих офицеров. Две недели спустя он всё же начал наступление на Курск. Может быть он думал, что его офицеры лгут и что немецкая пехота оставалась прежней? Может быть он рассчитывал, что «тигры» и «
Фердинанды» заменят былой пыл немецких гренадеров? Июльские дни предопределили дальнейшее. Пассажирский поезд Москва-Харьков проходит мимо памятных мест. Станция Поныри. Станция Прохоровка. Налево и направо, среди обожженных полей, темнеют силуэты «титров» и «Фердинандов» - хорошие танки, сильные орудия, но и они не спасли Гитлера.
Фрицы теперь особенно охотно говорят о своих ногах: модная тема. На этот раз дело не в морозах и не в эрзац-валенках. Нет, немецкой пехоте пришлось зашагать пешком. Пленные стонут: «По сорок километров в день с большими потерями». «У вас переменились идеи?» - наивно спрашивает русский капитан вахмистра Флешке. Тот отвечает: «Меня измучили переходы. У меня распухли ноги...»
Говоря об «эластичной обороне», германское командование надеялось на воду: война вошла в край рек. Десна, коварный Снов, быстрый Сож, широчайший Днепр. Однако и реки не спасли немцев. Вот
записи ефрейтора Шецке: «28 августа. На мой взгляд, война может скоро кончиться, так как русских удержать невозможно. У нас всё идет кувырком и отступление беспорядочное. Сегодня мы должны пройти 30-35 километров до какого-то города. Я уже четыре дня ничего не ел… 29 августа. Мы прибыли, в город Шостка. Нам не хотели верить, над нами смеялись. Но им пришлось поверить - два часа спустя в городе началась тревога. Всё взлетело в воздух... 6 сентября. Я в Новгород-Северском, где мы должны задержать русских. Здесь это немного легче - нас разделяет Десна. Но я не думаю, чтобы нам удалось их сдержать - ведь для них и реки не являются препятствием. По-моему, они через несколько дней переправятся...» Можно подумать, что автор этого дневника сгущает краски - он ведь всё время жалуется на голод. Его коллега солдат 86 пд, наоборот, огорчен изобилием пиши. Он пишет жене: «Жители бросили живность, кур, недавно мы встретили свинью и ее, разумеется, не пропустили. Мы, к сожалению, плохо перевариваем хорошую пищу, вся рота страдает поносом, но никто не перестает кушать… Десна будет для русских значительным препятствием. Всё же вчера утром сотня русских уже пыталась переправиться через реку».
5 сентября солдат Гаустер писал: «Прошлую неделю мы были в Сумах. Теперь этот город уже в руках русских. Он был нашим два года. Нам пришлось его отдать, так как русские нас повсюду теснят. Они становятся всё сильней. Мы думаем, что отступать придется до Киева. Дорогая жена, ночью, отступая, мы сжигаем всё. Горят целые деревни. Урожай там-же приказали сжечь, чтобы ничто не попало в руки русских. Дома мы грабим, так как население убегает прочь. Как ты думаешь, что будет лучше -
таскать добро с собой или отправлять тебе?» Ефрейтор Берндт писал 17 сентября брату: «Мы были в Шостке, не успели выбраться, как русские ворвались в город. Шоссе, по которому мы должны были отходить, оказалось занятым русскими. Нам удалось ускользнуть. Потом мы были на Десне в Новгород-Северском. Через два дня русские были за рекой, мы не могли их сбросить. Вчера мы оставили и этот город, поспешно отступаем. Никто не знает, до каких пор это будет продолжаться. Снова рассказывают про Днепр, будто там построена действительная линия обороны. Но кто знает?..» Приведу еще
философское замечание солдата Пфарра: «Каждый день мы на новом месте. Мои дорогие, Россия велика! Отходить мы будем до тех пор, пока война не кончится».
Мне могут возразить, что это жалобы солдат, измученных переходами, которые не понимают тактики германского командования. Что же, я приведу в свидетели офицеров. Командир сводного батальона 332 пд писал 7 сентября жене: «Не знаю, дойдет ли это письмо. У меня были записаны все адреса, но сейчас они у русских. Только что я был свидетелем, как немецкий солдат и притом унтер-офицер, подняв руки, сдался русским, хотя обстановка не была безнадежной... Этот случай показателен для настроения наших солдат... Во время русской атаки они удирают... Мы стоим накануне серьезного перелома в ходе войны. Час тому назад я находился на крутом берегу реки. Как только солдаты заметали, что русские прорвали оборону в одном месте, все побежали без оглядки...» Автор письма оказался не храбрее своих солдат: он тоже поднял вверх руки. Один командир, взятый в плен, говорит: «Момент для нас серьезен. Мы многое потеряли. Наша армия несколько ослабла. Мы не можем маневрировать, как прежде». Ряд захваченных приказов показывает, насколько немецкое отступление далеко от «эластичной обороны». 11 сентября штаб 13 ак телеграфно сообщает командиру 183 пд: «Во что бы то ни стало надо избегать явлений, когда преждевременный отход штаба в тыл становится поводом для общего отступления по фронту». Вторая телеграмма: «Запрещаю отходить с указанной линии». Подпись: Зиберт. Командующий 4 танковой армии генерал Гот, которому
поручена оборона Киева, заклинает: «Во что бы то ни стало вернуть утраченные позиции». Командир 86 артполка пишет в приказе: «Впредь запрещается при отступлении жечь ночью дома, так как наше нынешнее положение не позволяет давать противнику данные, по которым он может определить наше местонахождение. Сжигать только днем». Командир 112 пд об'являет: «Имели место случаи, когда даже офицеры распространяли тревожные слухи о положении на фронте. Долг каждого солдата, особенно офицера, сохранять хладнокровие в критические минуты. К нарушителям будут применены суровые меры военно-судебного порядка». Вот приказ по 258 гренадерскому полку: «Стойкость солдат в последних боях оставляет желать лучшего и не находится на высоте солдат прошлой мировой войны... Не все усвоили приказ фюрера о том, что позиции можно оставлять только по приказу командира. Нужно понять, что позицией является даже открытая местность без окопов... Я обращаю ваше внимание на то, что от танков ни в коем случае не следует удирать, как это замечалось в других полках... Положение на фронте сейчас очень серьезное, и каждый солдат обязан выполнить свой долг».
Я не хочу сказать, приводя эти приказы, что немцы бежали в панике от Орла до Сожа и от Белгорода до Киева. Дисциплина в германской армии подточена, но не сломлена. В одних районах всё сожжено: здесь немцы успели «поработать». В других Красная Армия опередила «факельщиков». У немцев уже мало пыла, но у них еще достаточно горючего: пулеметчики и минометчики знали, что машины заправлены. Однако в целом Красная Армия разбила расчеты германского командования: даже в минуты меланхолии генерал Гот не думал, что русские окажутся так быстро на Днепре. Еще меньше он думал, что русские столь непочтительно отнесутся к «непереходимости» этого рубежа.
За последние недели я видел многие реки. Крут правый берег Десны. Древние русские города строились на правом, высоком берегу: тогда «факельщики» приходили с востока. Эти города немцам было легко оборонять. Красная Армия одолела Десну. Нелегко было перейти Снов - река быстрая, берег болотистый. Бойцы перешли Снов. Я видел переправы на Соже близ Гомеля. Здесь река широка, у немцев крутой лесистый берег. Красная Армия справилась и с Сожем. Немцы кормили военных обозревателей всего мира разговорами о «линии Днепра». Говоря об этом, они в душе были уверены, что русские никогда не смогут дойти до Днепра. Гитлера
подвела классическая немецкая спесь. Пленные немецкие офицеры мне возмущенно говорили, что русские переправились через Днепр «слишком поспешно» - переправа без понтонов не соответствует уставу. «Это война без правил», - строго сказал мне немецкий лейтенант. За приверженность к немецким «правилам» немцы еще раз поплатились: их
победили землепашцы из Сибири или из Заволжья, которые переправились через Днепр на бревнышках.
Война может быть делом людей одной профессии. Война может стать и делом всего народа. Я не думаю отрицать значение военной науки, но одной науки мало. Мы недаром зовем нашу войну народной: Днепр перешагнул народ. Его вела раз’яренная совесть. Всякий, кто
видел теперь Украину, поймет это без долгих слов. Прекрасный край, край мечтателей и философов, в далеком прошлом светлая Эллада Руси, край неукротимой вольницы, с его цветистым орнаментом, с грустно-веселыми песнями, край пшеницы и тракторов, край вишен и любви смотрит на бойца слепыми орбитами разбитых зданий, пепелищем сёл. Вот руины Чернигова. Пусты улицы прошлого, и некому играть с каштанами, которые валяются на земле, - не слышно здесь детского смеха. Развалины дома с мемориальными досками: здесь жил Шевченко, здесь останавливался Пушкин. Вот обожженные камни Козельца - города больше нет: бомбардировщики сделали то, чего не успели сделать саперы. Вот сожженные Бровары. Вот сотни мертвых сёл. Люди ютятся в ямах. Еще тлеют головешки, и вокруг них греются детишки. Зрелище великого горя переполняет сердце. Мне многое пришлось видеть в жизни, но не могу я спокойно глядеть на это: в горле комок. Районный центр Корюковка. Трубы, только трубы. Крестьян расстреляли, расстреляли и священника, который с крестом в руке пытался унять убийц. Люди выходят из лесов. У них мутные глаза. Они еще не понимают, что потеряли. Мы спали в избе, и ночью хозяйка с печи все говорила, говорила. Она рассказала про всё: и как забрали корову, и как увели дочку. Она не могла молчать: ее слова были слезами, долгими, как осенний дождь. Нет в украинских селах веселых девчат:
они на немецкой каторге. Нет яблонь: их вырубили. Нет в украинских местечках старых, бородатых евреев: их живыми закопали в землю. Не было в истории такого покушения на жизнь, на совесть. Плащ-палатка раздувается, как сердце. И вот уже стоят бойцы на том, заповедном, правом берегу.
You can watch this video on www.livejournal.com
Когда бойцы увидели Днепр среди белых песков, ночью похожих на снег, ничто не могло их удержать. Тащили ворота. Связывали бочки. Набивали камышом плащ-палатки, вязали их жгутами. Было в этом много смекалки, а еще больше того порыва, который не знает препятствий. Старый рыбак Коваленко показал семнадцать лодок - их рыбаки затопили на мелком месте, чтобы немцы не увидели. Плыли под пулеметным огнем на лодках. Из двух лодок смастерили паром: везли орудия - под минометным обстрелом. Это была та стихия, которую не остановить. В Козельце женщина рассказывала старшине Ефимову: «Немец вывел девочку, она просит: «Дяденька, я жить хочу, пошли лучше в Германию,
только не убивай!» А он ее убил». Ефимов помнил это, и ничто не могло его удержать.
Во многих местах Красной Армии помогали партизаны. Они вышли из лесов, как духи. Я видел девушек с автоматами, стариков с ружьями, закаленных двумя годами лютой, беспощадной войны. Они собрались к Днепру, они показывали путь. Переправы были внезапными, вдохновенными. Когда бойцы переходили через Днепр, один лейтенант кричал в рупор: «Приказ товарища Сталина! Красная Армия освободила Смоленск», и с новой силой кидались люди на крутой берег.
Потом пришло искусство сапер. Началась борьба за мосты. Не раз их поражали немцы, но мосты тотчас воскресали. Люди стоят по плечи в ледяной воде, забивают устои. Их не оторвут от работы ни снаряды, ни бомбы. Ночью, как днем, светло над рекой: немцы развешивают ракеты, бомбят. Но уж переправились на правый берег и танки, и тяжелая артиллерия.
Увидав красноармейцев на правом берегу, немцы растерялись: им сказали, что русские достигнут Днепра не ранее середины ноября. Один немец, за два года изучивший русский язык, бегал по селу и кричал: «
Русские прут, как мурашки, нам капут». Крестьянка, которая рассказала мне об этом, добавила: «Мы-то сразу поняли, что им капут, и значит по коноплянникам - спрятались от паразитов». Жители Правобережной Украины встречали освободителей. Старушка стояла и всё крестила, крестила проходящих: «Немой гуторил, что и не осталось русских, а я вот пять часов стою - рука устала...»
Сож уже Днепра, но и Сож широк. Один боец сказал, усмехаясь: «Метров полтораста, а вот переправлялись, так казалось, что все пятьсот». На одном участке Сожа переправились через реку двадцать восемь человек. Окопались. Сотня немцев начала атаковать. Три дня отбивались герои. Осталось их семь человек. Они не уступили плацдарма. Я разговаривал с двумя из них. Лейтенант Озеров до войны был колхозным бригадиром. Узбек Останов был учителем в Ташкенте. Мирные люди: сеяли рожь, читали книги. Не в этом ли
разгадка нашей силы?
Унтер-офицер 4 тд Инбер говорит: «Сначала нас утешали, что укрепленный вал находится за Десной. Потом говорили, что вал за Днепром. Солдаты шутят: «Вероятно
восточный вал отступает вместе с нами».
Было бы наивным думать, что германское командование легко примирится с потерей Киева. Позади у немцев нет чего-либо похожего на Днепр. Стоит поглядеть на карту, и станет понятным, насколько противнику важно задержаться на Днепре: от Киева куда ближе до Умани, чем от Мелитополя. Немцы не сумели помешать переправе через Днепр. Они пытались отбросить части Красной Армии на левый берег. На одном участке они сосредоточили девять дивизий, из них четыре танковых. На другом у них пять дивизий. Начались суровые бои. Наши части находились в невыгодном положении - на относительно узких плацдармах. Немцы могли маневрировать. Они перебрасывали танки и пехоту с одного участка на другой. В немецких контратаках впервые за последнее время участвуют крупные танковые соединения, изрядное количество «Фердинандов». Вражеская авиация активна: были дни - до полутора тысяч самолетовылетов. В этих контратаках немцы несут большие потери, но не могут добиться успеха. Наши части не только удерживают все позиции, но неуклонно продвигаются вперед. Они форсируют речки, заходят в тыл врагу, и голоса орудий у Вышгорода всё отчетливее доходят до плененного Киева.
Немцы подвозят маршевые батальоны. Большинство пленных, с которыми я разговаривал, прибыли недавно из Германии или из Франции. Вот несколько пометок в моей книжке: лейтенант Вайс 6 сентября из Касселя, ефрейтор Мюллер 28 сентября из Шербурга, Зедель 17 сентября из Бреста, Флоссер 29 сентября из Эльзаса, Шурпе 2 октября из Бреславля. Это либо юнцы, либо «тотальные фрицы». Первые крепко верят в фюрера, «тотальные» ни во что не верят, но все они, повинуясь приказам, и обороняются и ходят в контратаки.
Может быть люди в глубоком тылу не отдают себе отчета, насколько тяжелы бои за расширение плацдармов. Желая отсрочить сдачу Киева, Гитлер дорого оплачивает эту отсрочку. На правом берегу Днепра ему вновь пришлось принять битву.
Я видел немцев, которые еще несколько дней тому назад были в Киеве. Они рассказывают, что на запад уходят эшелоны, груженные зерном и рабынями. Оставшихся в городе киевлян немцы заставляют рыть рвы. Бойцы Красной Армии понимают, что от них зависит судьба Киева, а никогда еще не был так дорог каждому советскому гражданину древний город. Нежин уцелел, потому что его спасли наступавшие красноармейцы. В Нежине электростанция не успела прекратить работу... Красная Армия спасла Сумы от смерти. Сейчас нужно спасти то, что дорого нам, как дорог человеку родной дом, могила матери и голубой туман детства.
Среди лоз на песке лежат усталые люди. Немцы опять развесили ракеты. По зади Днепр. Ночи теперь холодные, а когда убивают друга - это как заморозки в сердце. Сейчас хоронят лейтенанта. В темноте плач девушки и залпы автоматчиков, потом глухо говорит командир: «Товарищ Чупаев войдет с нами в Киев...» Это народ сурово, молча шагает на запад. Переполнилась чаша его терпения. Он хочет жить и будет жить. //
Илья Эренбург. ДЕЙСТВУЮЩАЯ АРМИЯ.
_______________________________________
И.Эренбург:
За человека! ("Красная звезда", СССР)
И.Эренбург:
Исповедь врага ("Красная звезда", СССР)
************************************************************************************************************
От Советского Информбюро*
#
Сводка Совинформбюро за 22 октября 1943 года Гитлеровское командование, стремясь остановить наступление Красной Армии, перебрасывает пополнения с запада на советско-германский фронт.
Захваченный юго-восточнее Кременчуга в плен солдат 5 роты 767 полка 376 немецкой пехотной дивизии Эрвин Флек заявил: «Наша дивизия прибыла на Восточный фронт 4 октября из Голландии. Головной эшелон выгрузился на станции Верховцево. Перед дивизией была поставлена задача оборонять и любой ценой удержать отведенный ей участок Днепровского рубежа».
Севернее Киева захвачена в плен группа солдат 82 немецкой пехотной дивизии. Пленный ефрейтор Вальтер Браун рассказал: «389 немецкая пехотная дивизия была уничтожена русскими под Сталинградом. После этого во Франции сформировали новую дивизию и присвоили ей 389 номер. Я служил в 10 роте 545 полка этой дивизии. В сентябре из Франции перебросили много войск в Россию. Офицеры нам говорили, что на Восточный фронт отправлены третьи батальоны почти всех пехотных полков. Во второй половине сентября 7 и 10 роты 545 полка в полном составе были включены в маршевый батальон и посланы на Восточный фронт. Мой земляк Генрих Кюлинг, служивший в 544 полку 389 дивизии, также очутился в России. Я встретил его в Киеве, куда он прибыл с другим маршевым батальоном».
Захваченный в плен севернее Гомеля обер-ефрейтор 260 немецкой пехотной дивизии Пауль Гильдемди сообщил: «Я находился в Норвегии, где служил в 367 полку 214 пехотной дивизии. Мы несли охрану побережья на линии Кристиансанд-Ставангер. 18 сентября 1943 года второй батальон 367 полка срочно погрузили на транспортное судно и направили в датский порт Оргус. Оттуда мы по железной дороге выехали в Россию по маршруту Фленсбург-Штаргард-Шнейдемюль- Бромберг-Варшава-Минск-Бобруйск. Из Бобруйска батальон на автомашинах доставили на передовые позиции и распределили по ротам 260 пехотной дивизии». //
Совинформбюро.
************************************************************************************************************
ДЕЙСТВУЮЩАЯ АРМИЯ. Артиллерийская батарея польской дивизии имени Тадеуша Костюшко меняет огневую позицию.
Снимок Л.Великжанина. (Фотохроника ТАСС).
___________________________________________________
И.Эренбург:
Стандартные убийцы ("Красная звезда", СССР)***
И.Эренбург:
Фрицы о фрицах ("Красная звезда", СССР)**
И.Эренбург:
Фриц-нарцис ("Красная звезда", СССР)
И.Эренбург:
Фриц-биолог ("Красная звезда", СССР)*
И.Эренбург:
Фриц-историк* ("Красная звезда", СССР)
И.Эренбург:
Фриц-блудодей ("Красная звезда", СССР)
И.Эренбург:
"Новый порядок" в Курске* ("Красная звезда", СССР)
Газета «Красная Звезда» №251 (5622), 23 октября 1943 года