Времена года
Е.Кригер || « Известия» №102, 1 мая 1942 года
Да здравствует 1 Мая - день смотра боевых сил рабочего класса! Пролетарии всех стран, соединяйтесь для борьбы против немецко-фашистских захватчиков! Под знаменем Ленина-Сталина вперед, на разгром немецких захватчиков!
# Все статьи за 1 мая 1942 года.
После того, как немцы узнали силу русской зимы и силу русских в зиме, после морозов, крепких совсем по-военному, пришла весна, напористая, быстрая, вся вдруг, без передышки, с разливом прожорливых рек, поглотивших берега, дороги, мосты, с бурным таянием снега, сошедшего в несколько дней, обнажившего следы трех сезонов войны, бурую землю, изрытую снарядами летних и осенних битв, землянками и могилами фрицев, стальными зубьями танков, брошенных в ноябре на Москву и здесь остановленных нашим упорством, - лето, осень, зима миновали. Мы на пороге военной весны.
Четыре времени года Гитлер вопит о своем наступлении. Пусть вопит. Это не сделает немецкий народ более сытым, а немецких солдат более храбрыми. Начиная с декабря, повели наступление мы.
Весна - трудное время для фронта. Дороги плывут, половодье. В тех местах, где несколько месяцев назад разыгрались самые тяжелые бои, под напором талой воды набухли и распались даже покрытые бетоном шоссе, - вода завершила работу пушек и танков. Мосты под угрозой. Время работать саперам. На небольшой реке, летом чрезвычайно добродушной, а теперь разлившейся чуть ли не в ширину Волги, сильный поток обрушился на понтонный мост. Переправа могла быть нарушена. Движение колонны остановилось. Мост уже начало сносить вниз по течению, он изогнулся дугой, река навалилась на него всей тяжестью, всей силой разлива. Саперам сказали:
- Движение войск должно продолжаться, мост должен работать.
Саперы вступили в единоборство с потоком. В свое время, под Истрой, под Волоколамском, они справились с немецкими минами, провели атакующие батальоны сквозь зону скрытого под снегом огня, взрывов, смерти. Батальоны прошли. Они должны пройти и теперь. Саперы поставили на берегу два тягача, с помощью стального троса взяли на крючья изогнутую часть моста, водители тягачей включили моторы и стали тянуть. Мост дрожал от напряжения, от ударов воды, от вибрации тросов. Два гусеничных трактора тянули в сторону, обратную движению потока, это был поединок стихии и техники, и техника победила. Дуга стала уменьшаться, линия моста выпрямилась, взбешенная вода еще била, хлестала, давила, но тягачи упрямо рычали на берегу, и батальоны вступили на мост и прошли. Движение войск возобновилось. Мост устоял. Эта картина врезалась в память, как образ нашего упорства, нашей весны.
Я вспоминаю другие времена года. Лето, когда мы отступали. В упорстве нашего сопротивления, в ответных ударах, в боях, которые вели с немцами окруженные части, никогда не сдаваясь, пробиваясь к востоку, к своим, была наша победа. Немцы тогда шли вперед, но это лишь приблизило их к декабрьскому разгрому под стенами Москвы. Даже отступая, наша армия становилась все более сильной - своими людьми, их верностью родине, народу, славе русского оружия.
Первые дни войны. На одном из участков фронта гаубичный полк, прикрывая отход наших войск, принял на себя удары гитлеровских танков. По тем же дорогам шли толпы беженцев. Война свалилась на них ночью.
Немецкие танки шли по шоссе, они двигались на хорошей скорости, это был темп продвижения французской кампании. Наши гаубицы дали немцам понять, что советский бетон уложен совсем не для Гитлера. Никто до тех пор не встречался с германскими танками. А они подходили ближе и ближе. Командиры предупредили: не стрелять без команды! Возле одной из гаубиц люди не выдержали, их передернуло: стрелять, стрелять, отвечать, долго ли можно терпеть? Командир батареи заметил движение у орудия и погрозил в ту сторону кулаком. Ефрейтор локтем отодвинул наводчика и сам стал на его место. Командир батареи вздохнул, кивнул головой и опять перевел взгляд на участок шоссе, по которому двигались немецкие танки. Вскоре он тихо сказал:
- Прямой наводкой. Первому огонь!
Снаряды врезались в колонну танков, выходивших из рощи. После первого залпа шедший впереди танк захлебнулся огнем, качнулся, махнул, как взбесившийся буйвол хвостом, разорванной гусеничной цепью и замер. Шедший сзади с разгона ударил в него, скрежет и лязг, колонна остановилась, гаубицы передвинулись на новый рубеж. Сдерживая лавину танков, в бою лоб в лоб, каждый раз отодвигаясь только на дистанцию выстрела, сшибая с дороги танк за танком, артиллеристы переменили восемь огневых позиций, дали бой на восьми рубежах. Немцы шли сюда молодцом. К восьмому рубежу они добирались калеками.
Бой на восьми рубежах сопровождался бешеной, нечеловечески трудной работой по эвакуации материальной части полка, - в движении, в сумятице первого дня, под ударами с воздуха, когда стон стоял на забитых беженцами дорогах. В тот летний день наши люди взяли свой первый урок упорства. Среди них был один, которого трудно забыть, - водитель тягача Минько. Он отнюдь не считал себя героем. В пути у него отказал мотор. Немцы приближались. Минько приказали трактор поджечь, самому отходить. Минько удивился. Чем же виновата машина? Это он сам виноват. Укрываясь за деревьями и буграми, под огнем, он вывел трактор в сторону от дороги, к деревьям. Немцы промчались мимо, одинокий Минько остался за их спиной. Поминая всех на свете чертей, он чинил свой трактор. Через полтора часа мотор зачихал и вдруг загудел ровно. - Очнулся, дурак, - сказал Минько и в первый раз за двое суток присел на землю. На третий день он прорвался из немецкого тыла к своим. Его вызвали к командиру.
- Явился по вашему приказанию, - доложил Минько командиру.
Тот глянул на него свирепо и весело, но сразу отвернулся и буркнул через плечо:
- А трактор?
- Доставлен и сдан на ремонт.
- Нарушил приказ? Сказано было трактор поджечь, самому отходить! А ты что?
Минько стоял в полном испуге, уныло переминаясь с ноги на ногу, и вдруг засопел от волнения и обиды. Командир обернулся и, не сдерживая больше улыбки, загремел:
- Курицын сын, золотой человек! Еще виноватого строит! Мы ж за тебя волновались. Молодец. Не забудем. Полк тобою доволен.
Когда Минько вышел, командир долго еще усмехался чему-то, потирал руки, ходил из угла в угол и бормотал:
- Ничего, ничего, драться можно. С такими людьми? Ну, ну! Ах, чорт побери!..
Где теперь водитель Минько? Таких, как он, начинавших войну бойцами в июньский день, я встречал потом командирами. Они вели отделения, взводы. Упорством наградила их родина, опыт они завоевали в боях. Осенью Гитлера остановили под Вязьмой. Больше двух месяцев фрицы валялись в окопах. Наши пушки не давали им поднять головы. Тогда они впервые заскулили: грязь, холод, вши, непонятное упорство русских. Нельзя ли домой, пока еще целы? Гитлер погнал их вперед.
Он рвался к Москве. Он приблизился к ней. От центра города, от памятника Пушкину, возле которого попрежнему шумела детвора и толпились у трамвайной остановки пассажиры, до линии боя можно было доехать на машине за час. Как всегда, ходили троллейбусы, но от конечной их остановки на Ленинградском шоссе до того места, где дрались защитники Москвы, оставались считанные километры. Двадцать девятого ноября постовые на Ленинградском шоссе сказали нам: «Только до Пскова, дальше нельзя»; и мы проехали до Пскова и еще немного дальше и там действительно увидели, что дальше совсем уж нельзя. В те зимние дни мы ездили и по другим магистралям, и всюду возле какого-то пункта, очень недалеко от Москвы, дальше было нельзя, и это было очень больно. Утром возле вывешенной в витрине газеты собирались десятки людей, - «положение под Москвой остается очень серьезным», - и они шли от витрины работать, делать снаряды, рыть на заставах траншеи, таскать к баррикадам мешки с песком и железные трубы и, если нужно стрелять, стрелять, как только появятся немцы.
Самыми спокойными были люди на фронте. Они делали то, что было самым важным и нужным, они дрались с врагом, держали его своей ненавистью и упорством, выходили с гранатой на танк, и немцы шли по снегу, красному от их собственной крови. Двадцать девятого ноября возле Пскова мы говорили с танкистами, и на полуслове разговор оборвался, моторы зафыркали, танки с ревом вышли из леса по узкой дороге, где уже рвались немецкие мины, мимо избы, где десять минут назад мы виделись с тремя генералами, один из которых сказал: «Немцы пытаются прорваться именно здесь, а сил у нас не так много, но все будет в порядке, мы сами проведем контратаку, все должно быть в порядке», и глаза у него были совсем красные от бессонницы. Прошло десять минут, и крестьянская изба, в которой мы виделись с генералами, была на линии боя. Но все было в порядке. Наши части провели контратаку. В ней участвовал командир танка Дамаскин, двадцатидвухлетний лейтенант, - это был его сорок седьмой танковый бой, и все было в порядке. Немцы были еще достаточно сильны, но от таких контратак начинали терять дыхание. Это знал наш вождь Сталин. Он ждал момента, когда немцы начнут задыхаться от своего последнего штурма, еще будут итти вперед, еще усилие, еще бросок, вот-вот дотянуться бы - и не хватит дыхания, и тут их ударить! Ударить всей силой и ненавистью народа.
Такой момент был выбран. В первых числах декабря Сталин дал приказ о наступлении на всех фронтах под Москвой. Он знал все. Он ждал момента. Немцы под Москвой, но они на последнем дыхании. Удар, и они пошатнулись. Еще и еще удар, всюду, на всех направлениях, не давая немцам опомниться, с флангов и с тыла, и в лоб, и немцы бросились бежать от Москвы. Тысячи людей в Москве говорили: это счастье. Миллионы им отвечали: это Красная Армия. Это народ. Это упорство. Это Сталин.
Так прошла зима. Теперь май. Гитлер продолжает вопить о своем наступлении. Его вопль мы слышим на протяжении всех четырех сезонов войны. Тем временем мы деремся. Весна будет нашей. К победе в 1942 году придем мы. // Евгений Кригер, спец. корреспондент «Известий». ЗАПАДНЫЙ ФРОНТ.
________________________________________________________
И.Эренбург: Душа народа ("Красная звезда", СССР)
Величие духа советского человека ("Известия", СССР)*
Народный герой Александр Чекалин* ("Известия", СССР)**
А.Толстой: Грозная сила народа ("Красная звезда", СССР)
Д.Заславский: Фашистский зверь боится человека* ("Правда", СССР)
Газета «Известия» №102 (7788), 1 мая 1942 года