Как живописны эти горы...
Как живописны эти горы...
Ольга Айгнер, Австрия
Представляя себе современную Японию, трудно поверить, что так описывал свои впечатления об этой стране Филипп Франц фон Зибольд, баварский врач, историк и естествоиспытатель. С экзотической и закрытой в начале XIX века почти для всего мира страной Жибеньго, как называли тогда Японию, он связал всю жизнь, испытав немало трудностей и препятствий, но оставшись при этом верным своему делу и идеалам
К началу XIX века эра великих географических открытий уже подходила к концу. Множество путешественников, учёных, исследователей внесли свою лепту в освоение нашей планеты и постижение её тайн. Европейцы отличались особой жаждой к приключениям и любопытством к новым землям, сочетая эти качества зачастую и с коммерческими интересами. В то время их особый интерес был прикован к закрытой для чужеземцев Японии: она манила их недоступностью и возбуждала своей таинственностью их исследовательский дух.
Более двухсот лет Голландия была единственным европейским государством, имевшим контакт с находящейся в добровольной изоляции Японией. Только голландским судам разрешалось заходить в единственный открытый для иностранцев порт Нагасаки. От общения со всеми остальными судами, даже терпящими вблизи её берегов бедствие, Япония категорически отказывалась. Это было вызвано некоторыми историческими событиями, потрясшими правителей Японии ещё в XVI веке. Тогда Японию вслед за купцами и путешественниками наводнили португальские и испанские миссионеры, стремившиеся всеми силами обратить местных жителей в католическую веру. От их безмерного фанатичного миссионерства японские властители пришли в такую ярость, что в 1639 году выгнали из страны всех иностранцев, а заодно даже и японцев-христиан, запретив им въезд в страну и любые контакты, введя строгие меры наказания, не исключая и смертную казнь, для нарушителей нового порядка как со стороны пришельцев, так и для собственного народа. С тех пор только протестантам из голландского Waterkant удавалось сохранять дружественные отношения с японскими властями и они имели монополию на торговлю с этой страной.
Но, как ни странно, первым европейцем, собравшим обширный материал об этой стране, а также донёсшим эти сведения до Европы, был всё же не голландец, а немец, выходец из баварского рода медиков и учёных, Филипп Франц фон Зибольд. Получивший в Германии всестороннее медицинское образование и одержимый жаждой странствий и приключений, он поступил на службу в качестве профессионального врача в нидерландскую армию, надеясь попасть в одну из многочисленных колоний этого государства. И вот в 27-летнем возрасте он был направлен в голландскую факторию, расположенную в Нагасаки. Но его долгожданные приключения в далёкой Японии могли окончиться, не успев даже начаться. Японские переводчики, поднявшиеся 6 августа 1823 года на борт фрегата "De drie Gezusters" знали голландский лучше, чем урождённый баварец. По закону в страну допускались только голландцы, и японских чиновников обуяло сомнение, действительно ли этот новоприбывший офицер с его неровным, как бы прыгающим выговором прибыл из этой страны. На выручку поспешил капитан: "Наш новый врач - из горной местности. Там все так говорят". И "горному голландцу" после этого разъяснения был всё-таки разрешён въезд в страну восходящего солнца. Закрытое для внешнего мира японское государство представляло собой в то время для любого европейца мистическую страну. Зибольд сразу был покорён и живописной холмистой местностью, окружавшей факторию, и белоснежными, окрашенными известью из местного ракушняка домами, и дружелюбными портовыми жителями. Здесь ему предстояло провести 6 лет своей жизни, исследуя страну во всех её проявлениях, собирая обширные коллекции, составляя подробные записи и зарисовки своих наблюдений. За это время талантливый натуралист собрал более 12 000 растений и предметов, в качастве профессионального врача обучил японцев приёмам современной европейской медицины и завоевал в дальнейшем мировую славу первого европейского исследователя этой страны. На первый взгляд, Зибольд был успешен в своей профессиональной карьере, удачлив в качестве учёного и исследователя. Но, если обратиться к конкретным событиям его жизни, то она оказывается полна драматических событий и разочарований.
Находясь на службе в Голландской Восточно-Индийской торговой компании, Зибольд, как и все другие европейцы без исключения, жил на территории фактории в портовой части Нагасаки. Прибывавшие туда суда доставляли различные товары из Европы и Азии, затем грузили на борт японские изделия. Это был лишь весьма ограниченный товарообмен и от научного прогресса Западной Европы Япония была полностью отрезана. В обязанности нового врача, владеющего широкими познаниями в области ботаники, зоологии и географии, входило также налаживать контакты с представителями местной элиты, общаться с ними и выяснять, в каких ещё товарах могут они нуждаться. Учитывая стремления японских чиновников удержать чужеземцев на выделенном им клочке земли, а именно искусственном островке Дейма, имеющим форму веера, достигающим в своём размахе всего 233 метра, эта задача была весьма сложной. Место пребывания 15 обитателей фактории охранялось стражей. Через единственные ворота на островок допускались только переводчики, чиновники и куртизанки. Сами голландцы могли покидать свою "золотую клетку" только в порядке исключения. Официально контакт с японцами был им запрещён. Для самих японцев Дейма представляла собой в те времена как бы узкую замочную скважину в чужой внешний мир, который казался им настоящим паноптикумом: европейцы использовали мебель, играли в бильярд и бадминтон, ели клубнику. Вместе с тем они непроизвольно включали в свою тамошнюю жизнь и предметы японского быта, удобные и приспособленные для местных условий и климата. Так что в итоге получалась весьма оригинальная смесь из европейского и японского образа жизни. Зибольд быстро приобрёл известность среди населения Нагасаки, благодаря своим медицинским познаниям. Настоящей сенсацией были его глазные операции, да и вообще все хирургические манипуляции, незнакомые японцам. Молодой врач не только лечил многих японских пациентов, он делал доклады о современной медицине, обучал японских медиков своим методам и опыту. В процессе этой работы и родилась, наверное, его идея, которую он поведал в одном из писем своему дяде на родину. Он решает покинуть эту страну не ранее того, как осуществит подробное описание Японии и создаст музей Japonicum. С помощью японских друзей ему удаётся всё чаще переходить через запретный мост, отделяющий факторию от остального города. Во время своих нелегальных вылазок он записывает и зарисовывает всё, что встречается на его пути. С немецкой аккуратностью, без предрассудков и предубеждений. За лечение пациенты расплачивались с ним различными предметами из их повседневной жизни. Его ученики составлляли для него описания быта, обычаев и привычек японцев. Популярность Зибольда как искусного врача вырастает через некоторое время настолько, что японские власти вынуждены разрешить ему открытие медицинской школы с прилегающим к ней госпиталем за границей голландской фактории в городском пригороде Нарутаки. Это было на руку любознательному исследователю, так как, хотя он и обязан был ночевать на острове Дейма, длинный путь к его новому месту работы и обратно неизменно предоставлял ему возможности продолжать наблюдения и сбор материала. Во время посещения одного из своих пациентов он знакомится с его дочерью. 16-летняя Таки (Отакса) завладевает сердцем немецкого врача, - её именем он называет впервые описанный им вид гортензии с большими голубыми цветами "Hydrangena Otaksa". Впоследствие Отакса становится его женой, но их счастье длится недолго. Однажды Зибольд обратился к знакомому библиотекарю с просьбой раздобыть для него карту Японии, что тот и сделал, несмотря на строгий запрет властей. Эту карту обнаружил чиновник во время своего посещения Деймы. Якобы это был никто иной, как японский первопроходец Риндзо Мамия, сам совершивший немало экспедиций по стране и даже за её пределы для составления географических карт. Так что своим намётанным глазом он сразу распознал, что за бумаги были разложены на терассе дома Зибольда. Будучи тайным агентом правительства, Мамия сразу же донёс об этом. Буря не замедлила разразиться. 55 помощников и друзей Зибольда были схвачены и понесли различные наказания. Медицинская школа в Нарутаки была закрыта, а ученики её распущены. Сам Зибольд всеми силами старался спасти и своё дело, и своих сторонников. Он обратился к правительству с просьбой о предоставлении ему японского гражданства, хотя это тогда и означало для него полную невозможность возвращения на родину. Но ему было приказано покинуть Японию с последующим запретом въезда в страну на всю жизнь. Свою семью (к тому времени его дочери было уже два года) он должен был оставить в Японии. Перед неизбежной разлукой за счёт всех имеющихся средств Зибольд постарался обеспечить существование своих близких, поручив ведение финансовых дел двум своим ученикам, и в декабре 1829 года был вынужден покинуть страну. С собой на родину он мог взять только шкатулку с портретами жены и дочери и две пряди их волос, которые носил затем при себе.
Европа встретила исследователя с радостью. На него буквально посыпались почётные премии, звания и титулы. Он же, чтобы заглушить разлуку с семьёй и ставшей близкой ему страной, с головой углубился в работу. Обширные коллекции, которые были доставлены в предыдущие годы из Японии, нуждались в обработке, описании и классификации: это были сотни препарированных птиц, рыб, земноводных и млекопитающих, тысячи растений, а также бесчисленные зарисовки, модели и предметы быта. В 1832 году появляется его книга "Nippon". Это был первый том первой в истории японской энциклопедии. Современные исследователи признают Зибольда самым значительным исследователем Японии того времени. Кроме этого, считается, что он как учёный основал новый взгляд на народоведение как науку. Именно Зибольд первым пытался систематизировать свои уникальные
коллекции, а также занимался не только сбором предметов, но и описывал их действие и назначение. Что касается будущего, то ему принадлежат интересные и точные прогнозы. Например, он предсказывал, что именно Япония пройдёт стремительный путь развития от феодального государства к одной из ведущих в экономическом отношении держав мира.
С напряжением следил Зибольд за развитием международных отношений, за стремлением проникнуть на японский рынок таких держав как Великобритания, Франция, США и Россия. Для России он составил даже проект торгового договора с Японией. Но когда осенью 1853 года в Нагасаки прибыл российский посол, на рейде Эдо, как тогда назывался Токио, стояли уже американские фрегаты. Япония была вынуждена поддаться давлению внешнего мира. Её дальнейшая изоляция была уже невозможна.
И вот снова, через 30 лет Зибольд возвращается в Японию. Радость встречи была смешана с горечью: Таки уже давно не поддерживала с ним связь, так как вскоре после его высылки из страны вышла замуж, его дочь Инэ выросла и уже сама стала врачом, кое-кто из старых друзей был ещё жив. Зибольд становится советником японского правительства в Токио и вскоре наживает себе множество врагов среди европейцев, благодаря своей прояпонской позиции. Через два с половиной года он снова вынужден уже добровольно покинуть страну. Но и у себя на родине он продолжает бороться за равноправное положение Японии в мировой системе торговли, за бережное отношение к самобытной культуре этой страны, а также против её европеизации. Планы его нацелены на будущее и он готовится к третьему путешествию в Японию, но этой поездке не суждено состояться, так как в октябре 1866 года Зибольд умирает от заражения крови. Японцы чтят память изгнанного когда-то из их страны баварца, может быть, даже больше, чем у него на родине. На месте его медицинской школы в Нарутаки стоит бюст учёного. Рядом открыт его мемориальный музей, в котором представлены экспонаты не только связанные с жизнью Зибольда, но и рассказывающие об истории японо-голландских торговых отношений. Существует проект воссоздания старинной голландской фактории на Дейме, которая исчезла за истёкшее время в процессе застройки побережья. К сегодняшнему дню уже частично восстановлены жилые и складские помещения в том виде, как они выглядели в начале XIX века. Они являются местным туристическим аттракционом. Японские учёные - частые гости в Европе, где они досконально изучают коллекцию Зибольда. Кое-что из того, что этот чужестранец вывез когда-то, вопреки строгим запретам, сегодня является раритетом на их родине. Всё больше японцев испытывают тоску по времени до индустриализации их страны: тогда всё было намного проще и гармоничнее, чем сегодня. То время с любовью задокументировал Филипп Франц фон Зибольд. И японцы благодарны ему за то, что он сохранил для них частицу их истории и культуры.
11 October 2005
http://www.westeasttoronto.com/scgi-bin/news_reader/read_article.pl?articleID=238
Ольга Айгнер, Австрия
Представляя себе современную Японию, трудно поверить, что так описывал свои впечатления об этой стране Филипп Франц фон Зибольд, баварский врач, историк и естествоиспытатель. С экзотической и закрытой в начале XIX века почти для всего мира страной Жибеньго, как называли тогда Японию, он связал всю жизнь, испытав немало трудностей и препятствий, но оставшись при этом верным своему делу и идеалам
К началу XIX века эра великих географических открытий уже подходила к концу. Множество путешественников, учёных, исследователей внесли свою лепту в освоение нашей планеты и постижение её тайн. Европейцы отличались особой жаждой к приключениям и любопытством к новым землям, сочетая эти качества зачастую и с коммерческими интересами. В то время их особый интерес был прикован к закрытой для чужеземцев Японии: она манила их недоступностью и возбуждала своей таинственностью их исследовательский дух.
Более двухсот лет Голландия была единственным европейским государством, имевшим контакт с находящейся в добровольной изоляции Японией. Только голландским судам разрешалось заходить в единственный открытый для иностранцев порт Нагасаки. От общения со всеми остальными судами, даже терпящими вблизи её берегов бедствие, Япония категорически отказывалась. Это было вызвано некоторыми историческими событиями, потрясшими правителей Японии ещё в XVI веке. Тогда Японию вслед за купцами и путешественниками наводнили португальские и испанские миссионеры, стремившиеся всеми силами обратить местных жителей в католическую веру. От их безмерного фанатичного миссионерства японские властители пришли в такую ярость, что в 1639 году выгнали из страны всех иностранцев, а заодно даже и японцев-христиан, запретив им въезд в страну и любые контакты, введя строгие меры наказания, не исключая и смертную казнь, для нарушителей нового порядка как со стороны пришельцев, так и для собственного народа. С тех пор только протестантам из голландского Waterkant удавалось сохранять дружественные отношения с японскими властями и они имели монополию на торговлю с этой страной.
Но, как ни странно, первым европейцем, собравшим обширный материал об этой стране, а также донёсшим эти сведения до Европы, был всё же не голландец, а немец, выходец из баварского рода медиков и учёных, Филипп Франц фон Зибольд. Получивший в Германии всестороннее медицинское образование и одержимый жаждой странствий и приключений, он поступил на службу в качестве профессионального врача в нидерландскую армию, надеясь попасть в одну из многочисленных колоний этого государства. И вот в 27-летнем возрасте он был направлен в голландскую факторию, расположенную в Нагасаки. Но его долгожданные приключения в далёкой Японии могли окончиться, не успев даже начаться. Японские переводчики, поднявшиеся 6 августа 1823 года на борт фрегата "De drie Gezusters" знали голландский лучше, чем урождённый баварец. По закону в страну допускались только голландцы, и японских чиновников обуяло сомнение, действительно ли этот новоприбывший офицер с его неровным, как бы прыгающим выговором прибыл из этой страны. На выручку поспешил капитан: "Наш новый врач - из горной местности. Там все так говорят". И "горному голландцу" после этого разъяснения был всё-таки разрешён въезд в страну восходящего солнца. Закрытое для внешнего мира японское государство представляло собой в то время для любого европейца мистическую страну. Зибольд сразу был покорён и живописной холмистой местностью, окружавшей факторию, и белоснежными, окрашенными известью из местного ракушняка домами, и дружелюбными портовыми жителями. Здесь ему предстояло провести 6 лет своей жизни, исследуя страну во всех её проявлениях, собирая обширные коллекции, составляя подробные записи и зарисовки своих наблюдений. За это время талантливый натуралист собрал более 12 000 растений и предметов, в качастве профессионального врача обучил японцев приёмам современной европейской медицины и завоевал в дальнейшем мировую славу первого европейского исследователя этой страны. На первый взгляд, Зибольд был успешен в своей профессиональной карьере, удачлив в качестве учёного и исследователя. Но, если обратиться к конкретным событиям его жизни, то она оказывается полна драматических событий и разочарований.
Находясь на службе в Голландской Восточно-Индийской торговой компании, Зибольд, как и все другие европейцы без исключения, жил на территории фактории в портовой части Нагасаки. Прибывавшие туда суда доставляли различные товары из Европы и Азии, затем грузили на борт японские изделия. Это был лишь весьма ограниченный товарообмен и от научного прогресса Западной Европы Япония была полностью отрезана. В обязанности нового врача, владеющего широкими познаниями в области ботаники, зоологии и географии, входило также налаживать контакты с представителями местной элиты, общаться с ними и выяснять, в каких ещё товарах могут они нуждаться. Учитывая стремления японских чиновников удержать чужеземцев на выделенном им клочке земли, а именно искусственном островке Дейма, имеющим форму веера, достигающим в своём размахе всего 233 метра, эта задача была весьма сложной. Место пребывания 15 обитателей фактории охранялось стражей. Через единственные ворота на островок допускались только переводчики, чиновники и куртизанки. Сами голландцы могли покидать свою "золотую клетку" только в порядке исключения. Официально контакт с японцами был им запрещён. Для самих японцев Дейма представляла собой в те времена как бы узкую замочную скважину в чужой внешний мир, который казался им настоящим паноптикумом: европейцы использовали мебель, играли в бильярд и бадминтон, ели клубнику. Вместе с тем они непроизвольно включали в свою тамошнюю жизнь и предметы японского быта, удобные и приспособленные для местных условий и климата. Так что в итоге получалась весьма оригинальная смесь из европейского и японского образа жизни. Зибольд быстро приобрёл известность среди населения Нагасаки, благодаря своим медицинским познаниям. Настоящей сенсацией были его глазные операции, да и вообще все хирургические манипуляции, незнакомые японцам. Молодой врач не только лечил многих японских пациентов, он делал доклады о современной медицине, обучал японских медиков своим методам и опыту. В процессе этой работы и родилась, наверное, его идея, которую он поведал в одном из писем своему дяде на родину. Он решает покинуть эту страну не ранее того, как осуществит подробное описание Японии и создаст музей Japonicum. С помощью японских друзей ему удаётся всё чаще переходить через запретный мост, отделяющий факторию от остального города. Во время своих нелегальных вылазок он записывает и зарисовывает всё, что встречается на его пути. С немецкой аккуратностью, без предрассудков и предубеждений. За лечение пациенты расплачивались с ним различными предметами из их повседневной жизни. Его ученики составлляли для него описания быта, обычаев и привычек японцев. Популярность Зибольда как искусного врача вырастает через некоторое время настолько, что японские власти вынуждены разрешить ему открытие медицинской школы с прилегающим к ней госпиталем за границей голландской фактории в городском пригороде Нарутаки. Это было на руку любознательному исследователю, так как, хотя он и обязан был ночевать на острове Дейма, длинный путь к его новому месту работы и обратно неизменно предоставлял ему возможности продолжать наблюдения и сбор материала. Во время посещения одного из своих пациентов он знакомится с его дочерью. 16-летняя Таки (Отакса) завладевает сердцем немецкого врача, - её именем он называет впервые описанный им вид гортензии с большими голубыми цветами "Hydrangena Otaksa". Впоследствие Отакса становится его женой, но их счастье длится недолго. Однажды Зибольд обратился к знакомому библиотекарю с просьбой раздобыть для него карту Японии, что тот и сделал, несмотря на строгий запрет властей. Эту карту обнаружил чиновник во время своего посещения Деймы. Якобы это был никто иной, как японский первопроходец Риндзо Мамия, сам совершивший немало экспедиций по стране и даже за её пределы для составления географических карт. Так что своим намётанным глазом он сразу распознал, что за бумаги были разложены на терассе дома Зибольда. Будучи тайным агентом правительства, Мамия сразу же донёс об этом. Буря не замедлила разразиться. 55 помощников и друзей Зибольда были схвачены и понесли различные наказания. Медицинская школа в Нарутаки была закрыта, а ученики её распущены. Сам Зибольд всеми силами старался спасти и своё дело, и своих сторонников. Он обратился к правительству с просьбой о предоставлении ему японского гражданства, хотя это тогда и означало для него полную невозможность возвращения на родину. Но ему было приказано покинуть Японию с последующим запретом въезда в страну на всю жизнь. Свою семью (к тому времени его дочери было уже два года) он должен был оставить в Японии. Перед неизбежной разлукой за счёт всех имеющихся средств Зибольд постарался обеспечить существование своих близких, поручив ведение финансовых дел двум своим ученикам, и в декабре 1829 года был вынужден покинуть страну. С собой на родину он мог взять только шкатулку с портретами жены и дочери и две пряди их волос, которые носил затем при себе.
Европа встретила исследователя с радостью. На него буквально посыпались почётные премии, звания и титулы. Он же, чтобы заглушить разлуку с семьёй и ставшей близкой ему страной, с головой углубился в работу. Обширные коллекции, которые были доставлены в предыдущие годы из Японии, нуждались в обработке, описании и классификации: это были сотни препарированных птиц, рыб, земноводных и млекопитающих, тысячи растений, а также бесчисленные зарисовки, модели и предметы быта. В 1832 году появляется его книга "Nippon". Это был первый том первой в истории японской энциклопедии. Современные исследователи признают Зибольда самым значительным исследователем Японии того времени. Кроме этого, считается, что он как учёный основал новый взгляд на народоведение как науку. Именно Зибольд первым пытался систематизировать свои уникальные
коллекции, а также занимался не только сбором предметов, но и описывал их действие и назначение. Что касается будущего, то ему принадлежат интересные и точные прогнозы. Например, он предсказывал, что именно Япония пройдёт стремительный путь развития от феодального государства к одной из ведущих в экономическом отношении держав мира.
С напряжением следил Зибольд за развитием международных отношений, за стремлением проникнуть на японский рынок таких держав как Великобритания, Франция, США и Россия. Для России он составил даже проект торгового договора с Японией. Но когда осенью 1853 года в Нагасаки прибыл российский посол, на рейде Эдо, как тогда назывался Токио, стояли уже американские фрегаты. Япония была вынуждена поддаться давлению внешнего мира. Её дальнейшая изоляция была уже невозможна.
И вот снова, через 30 лет Зибольд возвращается в Японию. Радость встречи была смешана с горечью: Таки уже давно не поддерживала с ним связь, так как вскоре после его высылки из страны вышла замуж, его дочь Инэ выросла и уже сама стала врачом, кое-кто из старых друзей был ещё жив. Зибольд становится советником японского правительства в Токио и вскоре наживает себе множество врагов среди европейцев, благодаря своей прояпонской позиции. Через два с половиной года он снова вынужден уже добровольно покинуть страну. Но и у себя на родине он продолжает бороться за равноправное положение Японии в мировой системе торговли, за бережное отношение к самобытной культуре этой страны, а также против её европеизации. Планы его нацелены на будущее и он готовится к третьему путешествию в Японию, но этой поездке не суждено состояться, так как в октябре 1866 года Зибольд умирает от заражения крови. Японцы чтят память изгнанного когда-то из их страны баварца, может быть, даже больше, чем у него на родине. На месте его медицинской школы в Нарутаки стоит бюст учёного. Рядом открыт его мемориальный музей, в котором представлены экспонаты не только связанные с жизнью Зибольда, но и рассказывающие об истории японо-голландских торговых отношений. Существует проект воссоздания старинной голландской фактории на Дейме, которая исчезла за истёкшее время в процессе застройки побережья. К сегодняшнему дню уже частично восстановлены жилые и складские помещения в том виде, как они выглядели в начале XIX века. Они являются местным туристическим аттракционом. Японские учёные - частые гости в Европе, где они досконально изучают коллекцию Зибольда. Кое-что из того, что этот чужестранец вывез когда-то, вопреки строгим запретам, сегодня является раритетом на их родине. Всё больше японцев испытывают тоску по времени до индустриализации их страны: тогда всё было намного проще и гармоничнее, чем сегодня. То время с любовью задокументировал Филипп Франц фон Зибольд. И японцы благодарны ему за то, что он сохранил для них частицу их истории и культуры.
11 October 2005
http://www.westeasttoronto.com/scgi-bin/news_reader/read_article.pl?articleID=238