Прочёл «Оправдание ревизионизма» Т.И.Ойзермана (М.: Канон+, 2005. 688 с.).
Такое чувство, что уважаемый автор с наступлением капитализма не только не утратил известных советских навыков эзоповости, но невиданно обострил их. То есть вроде бы все нужные инвективы в адрес советского марксизма, большевизма и СССР сказаны, все должные похвалы ревизионистам из европейской социал-демократии (которая якобы «победила» и «решила рабочий вопрос») произнесены. Однако из текста следует, что теории ревизионистов донельзя примитивны в сравнении с марксистскими, а социал-демократы удерживаются у власти в капстранах именно и только ценой классового предательства. Он подробно рассказывает, как все с.-д. партии предали даже ограниченную бернштейнианскую программу, последовательно сдав сперва социализацию средств производства, затем идею рабочей партии (защищающей интересы трудящихся от покушений предпринимателей и солидарных с ними мелкобуржуазных слоёв), а закончили ещё одной партией либеральных реформ, чуть прикрытой ошмётками прежней риторики.
----------------------------------------
«[отказавшись от социализации средств производства и социального контроля над буржуазией в 1920-х гг., несмотря на то, что много где были у власти], социал-демократы не могли, однако, отказаться от своей главной задачи - улучшения жизненных условий трудящихся масс посредством системы социальных программ, единственно возможным финансовым обеспечением которых мог быть, по их убеждению, лишь достаточно высокий прогрессивный налог. Вопрос об этом налоге не был для социал-демократов лишь финансовой проблемой. Речь шла об осуществлении социалистических реформ, что было возможно лишь, если капиталистическое производство продолжает развиваться при условии, что распределение изменяет свой чисто капиталистический характер и становится в значительной мере социалистическим, то есть служит на благо широким трудящимся массам.
Прогрессивный налог рассматривался, таким образцы, как основное социалистическое требование в сфере экономики. И поскольку социал-демократические партии не были готовы к каким-либо уступкам в этой области, они оказались «козлами отпущения» в период рецессии, конъюнктурного кризиса, кризиса занятости трудящихся. Т.Майер признаёт, что СДПГ и другие социалистические партии Западной Европы с большим опозданием вынуждены были признать, что «политика высоких налоговых ставок ради финансирования политики перераспределения - всё это в совокупности мешает необходимому приспособлению национальных экономик к глобальным императивам конкуренции». СДПГ и другие социалистические партии слишком поздно постигли эту истину и поэтому утратили политическую власть [капитал нуждается в расторопных слугах, а «красная угроза», ради которой терпели социалистическую политику в 1920-30-х гг. независимо от развития экономики, оказалась отложена. В.К.].
СДПГ пришлось 16 лет находиться в оппозиции, прежде чем кормило государственной власти вновь оказалось в её руках. Лейбористы, получившие отставку в 1978 г., находились в оппозиции 18 лет. Аналогичная картина сложилась и в других странах. Майер, развивая приведённое выше положение, пишет: Национальные экономики в условиях глобальной конкуренции могут быть конкурентоспособны только в том случае, если они благодаря политике, ориентированные на предложение, создают оптимальные условия для прибыли капитала [курсив автора - В.К.] и сокращают до минимума трудовые издержки, а также налоговые ставки
[1].
Итак, социал-демократия в развитых странах может удержать власть лишь в том случае, если она будет заботиться об увеличении прибыли капиталистов, ПИТАЯ НАДЕЖДУ, ЧТО ЭТО ХОТЬ КОСВЕННЫМ ОБРАЗОМ СТАНЕТ СПОСОБСТВОВАТЬ РЕШЕНИЮ РАЗРАБОТАННЫХ ЕЮ СОЦИАЛЬНЫХ ПРОГРАММ… главное заключается в том, чсто социал-демократия, способствующая процветанию капиталистов за счёт трудящихся, едва ли может называться отныне социалистической партией.
Майер вполне осознаёт это обстоятельство: Поэтому он заявляет: «Социал-демократическим партиям также приходится соглашаться на ограничение социальных услуг, так как к этому их вынуждают ситуация с бюджетом и международная конкуренция, которая заставляет сохранять трудовые издержки на низком уровне. Однако в том случае, если социал-демократия сама участвует в разрушении социального государства, поскольку у неё нет другого пути, она утрачивает важную часть своей идентичности».
Т.И.Ойзерман, 2005. Оправдание ревизионизма. С.599-600.
Выход есть - те реформы, которые проводило
Народное Единство в Чили при Президенте Альенде. Но для этого нужно было нарушить «священную клятву берштейенианцев» не трогать собственника, победившую у с.-д. Германии и Австрии в 1918-1924 гг., и вступить в союз с другими партиями трудящихся - коммунистами, анархистами - против буржуазных партий, а не наоборот».
Причём надо сказать, у социал-демократического реформизма есть своя правда. Какая - хорошо показано в
тексте steissd, и в первом
комменте. [к слову, данный автор - почти единственный последовательный с.-д. в блогосфере, почему его интересно читать (
1-
2-
3). Правда, надо фильтровать периодически появляющийся клерикализм-сексизм-расизм-евроцентризм, впрочем, свойственные всем «старым социал-демократам». В.К.].
То есть, при последовательном давлении народа на капиталистов, всё больше и больше ограничивающем свободу предпринимательства требованием оплачивать всё больший % социальных рисков и экологических издержек, производимых одновременно с воспроизводством товара, мы всё больше и больше ставим капиталистов в положение, когда наиболее рациональным способом ведения дел оказывается всё большее обобществление средств производства и всё более плановая экономика.
Так люди всё больше и больше ограничивают свободу автовладельцев при помощи ПДД, что благоприятно сказывается на уровне безопасности всех. Мечтая, можно представить себе, что «как только трудящееся большинство прочувствует свои долговременные интересы и научится их защищать через демократические механизмы также сильно и организованно, как это делает капитал,
рыночную экономику сменит плановая как более выгодная трудящимся (собственно почему сейчас даже в странах первого мира эти самые демократические механизмы всё больше и больше стараются отключить, - впрочем, этим готовится революция, так что пускай). См. про это общО в «
автомобильных аналогиях» и конкретно
у Мнема - на примере близкой к экологическим проблем ЖКХ» (
link). Однако все эти розовые мечты разбиваются о реальность социал-демократического ревизионизма: его движение от революционного марксизма к оппортунизму происходит отнюдь не для того, чтобы выполнить эту программу, а чтобы от неё отказаться вообще, что мы и видим в истории «старой» с-д.
И действительно, немецкая социал-демократия проделала несколько последовательных этапов деградации, отходя от революционной программы Маркса и Энгельса. Сперва, как показывает Ойзерман, в ходе дискуссий вокруг берштейнианства самого Берштейна осудили, но его точка зрения про отказ от социальной революции и развитие демократии до уровня, позволяющего рабочей партии взять власть, что либеральные свободы представляют собой для с.-д. такую ценность, что на них нельзя покушаться даже во имя социализации средств производства, в 1900-1910 гг. фактически стала общепартийной. Затем в 1919-1920 гг, социал-демократы, демократически получив большинство, призвали для управления страной буржуазных политиков, утверждая что сами не справятся - но продолжали кормить рабочих сказками, что мол построят отличный социализм, только не слушайте спартаковцев и прочих большевиков.
Собственно, все программы улучшения социальных условий жизни (жильё, медобслуживание, образование, питание и пр.) рабочих в «красной Вене», Берлине и других с.-д. городах были направлены а) на отвлечение их от большевиков и б) на привитие им привычек буржуазного быта, на культурное обуржуазивание, так, сказать.
О чём подробно рассказывает Райнхард Зидер в "Социальной истории семьи в Центральной и Восточной Европе", раздел «Социальное государство, социал-демократия и семья в 20-е годы»
1-
2-
3-
4-
5-
6-
7-
8 Далее, они полностью продолжили линию буржуазной благотворительности, которая была в обоих империях, и предполагала тотальную опёку над рабочими, без попыток узнать что им нужно, и с пресечением самоорганизации, вплоть до того, что медицинские и социальные работники в любое время могли без предупреждения входить в квартиры и проверять исполнение рекомендаций. Идеалом, к достижению которого направлялись предпринимаемые усилия, была классово чуждая буржуазная семья, с её частным пространством, жёстко отдельным от "улицы", закрытостью семейной жизни и пр.
В то же время, как показывает Р.Зидер в предыдущих главах, для рабочих была характерен прямо противоположная организация жизни. Во-первых, это "открытые" семьи и «кочевое жильё» - поскольку в квартирах всё время снимали комнаты и/или углы другие люди, частного пространства не было, жизнь была коммунальной. Во-вторых, работа обоих родителей, которая при тогдашней тяжести труда/продолжительности рабочего дня не позволяла им для детей провести грань между "домом" и "улицей", т.е. и детская жизнь была коммунальной.
[Чем хороша книга Зидера - она чётко показывает, что задачи коммунистического и рабочего движения следовали из этих материальных обстоятельств. Коллективизм вместо буржуазного индивидуализма - потому нет грани между личной и общественной жизнью, равноправие женщин с мужчинами - потому что
традиционная семья наиболее уязвима во время экономических кризисов и безработицы - женщины надрываются, мужчины деградируют, и пр. В.К.].
Не случайно в экспериментах с новыми формами быта (и архитектуры), которыми в 20-е годы была знаменита "красная Вена" и другие названные города, жизнь рабочих в этих домах жёстко регламентировалась чиновниками магистрата, тогда как мелкобуржуаная публика умела добиться возможностей для самодеятельности. Именно она экспериментировала с проектами коммунальной жизни, которые в те же годы заимствовали и продолжали в СССР. А в первом случае уже не было речи ни о социализации жилья, ни обобществления частного домашнего хозяйства рабочих, о чём шла речь в довоенных с.-д. программах.
Далее, в 1924 г. социал-демократия отказалась от лозунга социализации средств производства, признав достаточным улучшение условий жизни трудящихся (уже не только рабочих, но и мелкой буржуазии), чем официально перестала быть рабочей и антибуржуазной партией. Затем в 1928 году, после того, как Цергиббель устроил «кровавый май», расстреляв коммунистическую демонстрацию, она показала готовность подавлять даже мирные выступления рабочих, если они угрожают буржуазному строю.
И, наконец, в 1959 г., Годесбергская программа зафиксировала отказ даже от претензий быть партией трудящихся, вывод марксизма за рамки партийной идеологии при одновременном отказе от идеологии вообще; в условиях, когда буржуазные партии, либеральные, консервативные и националистические, резко усиливали идеологичность, СДПГ превратилась в безыдейную партию социальных реформ. Возник «странный социализм», выстеганный М.А.Лифшицем (
1-
2-
3).
И сейчас «левые», «социальные» страны Европы вроде Норвегии-Швеции-Дании (и с.-д. правительства, когда приходят к власти в других странах) играют свою
важную роль в неоколониальной эксплуатации «третьего мира», имеют своё разделение труда с «воюющими НАТОвцами», первые действуют лаской, вторые - таской. Ну и накопления трудящихся масс «первого мира», после привития им буржуазных стандартов жизни, через пенсионные фонды и прочее, активно участвуют в ограблении мира третьего, и нашей страны в том числе. Трудно это охарактеризовать как-то иначе, чем классовое предательство.
[1] Т.Майер. Реформируемая социал-демократия. Партия на пути в 21-й век М., 2000. С.78.