Прочел у Шмемана любопытные и по-прежнему совершенно актуальные замечания об автокефалии. По-русски этой статьи (хорошо известной, впрочем) не нашел, потому не удержался от удовольствия перевести кусочек:
Сравнительно недавно в Православии распространилось мнение, что жизнь Церкви основана на принципе автокефалии («автокефальными» называются в этом случае только Восточные патриархаты и церкви больших наций). Согласно данному мнению, принцип автокефалии не просто одно из исторических «выражений» Церковью своего универсального строя, но единственное экклезиологическое основание Церкви и ее жизни. Другими словами, единому универсальному организму католической экклезиологии здесь противопоставляются автокефальные организмы, каждый из которых состоит из нескольких епархий, подчиняющихся одной «верховной власти». Все «автокефалии» совершенно равны между собой, и подобное равенство исключает любой общий центр или первенство.
Возникновение этой теории и ее почти единодушное принятие современным православными канонистами весьма знаменательно. Прежде всего, в последние несколько столетий принцип автокефалии действительно был единственным организационным принципом в Православии и являлся его «действующим» каноническим правилом. Причина ясна: автокефалия, понимаемая таким образом, полностью соответствует специфически восточной форме христианского национализма, или редукции Церкви до «природного мира». В свою очередь, это объясняет, почему из всех возможных форм именно автокефалия на века стала в Восточной Церкви «действующим каноноческим правом» и принята сегодня столь многими как вечный и неизменный принцип ее канонической традиции.
Все недостатки экклезиологического сознания на Востоке могут быть возведены к двум основным источникам: отождествлению Церкви с государством (византийская «симфония» и ее варианты) и религиозному национализму. Оба явления объясняют безоговорочный триумф теории «автокефалии».
Отождествление Церкви с государством (вспомним запутанную и часто трагическую историю Византийской теократии) глубоко изменило понятие власти в Церкви. Оно все более и более формировалось под влиянием «юридического» образца государства, и, следовательно, его понимание как харизматического служения в Теле Христовом ослабилось. Точнее, произошел разрыв между сакраментальной и юридической властью. Епископ, чтобы получить свою власть, конечно, должен был быть рукоположен. Но на деле источником его «юрисдикционной власти» стала отныне «верховная власть», перед которой он оказался «подотчетен». «Подотчетность» епископа синоду - лучший пример этой перемены, поскольку она указывает, во первых, на быструю трансформацию функций синода в Византии, а во-вторых, столь же быстрый рост настоящей «мистики» верховной власти в лице патриарха.
The Idea of Primacy in Orthodox Ecclesiology