Гласность
Разделяю недоумение d_st75 ( d-st75.livejournal.com/79557.html) по поводу следующего высказывания владыки Илариона:
"... ни один, так называемый «епископ» или «священник» из раскола не может быть принят в сущем сане. Но существует практика в подобных случаях рукоположения тех людей, которые были незаконно рукоположены в расколе. Причем это можно делать без особой огласки, без того чтобы, во всяком случае люди подвергались каким бы то ни было унизительным процедурам. Вообще, ведь в покаянии нет ничего унизительного. Покаяние это радостное событие, это воссоединение человека с Церковью. Признание прежних ошибок, в этом тоже нет ничего унизительного." (см. www.otechestvo.org.ua/main/20107/2225.htm)
Вот это "без особой огласки" очень меня смущает. Неужели гласность и открытость относятся к числу унизительных сторон возврата в церковь? Если прочие рукоположения, по преданию, совершаются максимально гласно и открыто (должны совершаться, во всяком случае) как акты важные для всей церкви, то о каком секретничании идет речь в данном случае? Или это не церковный акт, а событие к сведению немногих? Мне кажется владыка в данном случае желает следовать той экклезиологии, которую диктуют ему церковнополитические обстоятельства, а не той, что укоренена в предании. В первохристианстве воссоединение человека с церковью совершалось торжественно перед лицом всей поместной церкви - церкви древнего города и его округи. Именно это и было таинством покаяния (современное покаяние - тайная исповедь - в первохристианстве не существовала). Разве не это пример, которому мы должны подражать? Если следовать логике церковнополитической целесообразности митрополита Илариона, то следующим шагом может стать рукоположение в кабинете, которое старик-романтик Зизиулас (см. его "Евхаристия и церковь") наивно приводит как пример нонсенса, совершенно невозможного в православии.
Конечно, я ратую не за то, чтобы подвергать возвращающихся публичным унижениям.
"... ни один, так называемый «епископ» или «священник» из раскола не может быть принят в сущем сане. Но существует практика в подобных случаях рукоположения тех людей, которые были незаконно рукоположены в расколе. Причем это можно делать без особой огласки, без того чтобы, во всяком случае люди подвергались каким бы то ни было унизительным процедурам. Вообще, ведь в покаянии нет ничего унизительного. Покаяние это радостное событие, это воссоединение человека с Церковью. Признание прежних ошибок, в этом тоже нет ничего унизительного." (см. www.otechestvo.org.ua/main/20107/2225.htm)
Вот это "без особой огласки" очень меня смущает. Неужели гласность и открытость относятся к числу унизительных сторон возврата в церковь? Если прочие рукоположения, по преданию, совершаются максимально гласно и открыто (должны совершаться, во всяком случае) как акты важные для всей церкви, то о каком секретничании идет речь в данном случае? Или это не церковный акт, а событие к сведению немногих? Мне кажется владыка в данном случае желает следовать той экклезиологии, которую диктуют ему церковнополитические обстоятельства, а не той, что укоренена в предании. В первохристианстве воссоединение человека с церковью совершалось торжественно перед лицом всей поместной церкви - церкви древнего города и его округи. Именно это и было таинством покаяния (современное покаяние - тайная исповедь - в первохристианстве не существовала). Разве не это пример, которому мы должны подражать? Если следовать логике церковнополитической целесообразности митрополита Илариона, то следующим шагом может стать рукоположение в кабинете, которое старик-романтик Зизиулас (см. его "Евхаристия и церковь") наивно приводит как пример нонсенса, совершенно невозможного в православии.
Конечно, я ратую не за то, чтобы подвергать возвращающихся публичным унижениям.