Мой любимый китайский роман (1)
При всём моём уважении к классическим китайским романам - от «Троецарствия» и «Речных заводей» до «Цветов сливы в золотой вазе» и «Сна в красном тереме» - больше всего я люблю явно «Неофициальную историю конфуцианцев» (儒林外史, «Жулинь вайши»), сочинения У Цзин-цзы (吳敬梓). Его у нас перевели в 1950-е годы, недавно переиздали, но я буду рассказывать про старое издание - мне там нравятся и китайские иллюстрации Чэн Ши-фа, и заставки и оформление Н.Бекетова.
У Цзин-цзы. Неофициальная история конфуцианцев. \Пер. Д.Воскресенского под ред. В.Таскина. Пред. Д.Воскресенского. Рис. Чэн Ши-фа. М.:ГИХЛ, 1959.
Портрет автора придуман уже в ХХ веке - прижизненных не сохранилось
У Цзин-цзы жил в первой половине XVIII века (родился в 1701, умер в 1754), практически всю жизнь провёл в Южноречье - провинциях в низовьях Янцзы и собственно в Нанкине. Он был из учёного сословия, среди предков - высокие чиновники и столичные звёзды минских времён. Но при маньчжурах семья захирела, уже отец Цзинь-цзы был мелким чиновником уездного масштаба, да и служил без рвения. А сам У Цзин-цзы вообще не служил, принципиально - кормился сочинением и продажей стихов и составлением прошений. Написал ещё семь томов «Рассуждений» о Книге Песен, сколько-то широкого успеха не имевших. Стихи хвалили, но дохода большого они не давали, всю жизнь Цзин-цзы был то бедным, то нищим. «Неофициальную историю…» он писал на пятом десятке, она получилась абсолютно нецензурной, при жизни автора не печаталась, да и после смерти ещё лет пятьдесят ходила только в списках. Стихи и «Рассуждения…» по большей части не сохранились, а вот роман стал классикой второго ряда (а стараниями Лу Синя уже в двадцатом веке продвинулся чуть ли не в первый ряд). Умер У Цзин-цзы, как и подобает неслужилому образованному человеку, на дружеской пирушке - захлебнувшись выпивкой; может, это и легенда, но показательная.
«Неофициальная история…» обычно считается романом сатирическим и нравоописательным, такими китайскими «Мёртвыми душами». Это так, но не только так: в нём чего только нет. Тут и сентиментальные главы, и военно-приключенческие, и куски из плутовского романа, и отрывки из путеводителя по Южноречью, и чуть ли не примеры из обрядового руководства. Персонажей, как и положено солидному китайскому роману - сотни, а главного героя нет. То есть при желании можно считать, что главных героев - штук двадцать, и не то чтобы они при этом действуют дружной компанией: скорее, по цепочке. Вот герой, вроде бы вполне тянущий на главного, за которым повествователь пристально следит, плывёт по Янцзы на лодке; встречает попутчика; на пристани высаживается, направляется по своим делам - а повествование дальше следует за попутчиком. Вот этот попутчик, побыв главным герой нескольких глав, заходит в гости к знакомому - и автор переключается даже не на этого знакомого, а на другого гостя с того же приёма, и следит дальше уже за ним. Вот героиня судится, обжалует приговор, судья в апелляционном суде готов вынести решение, прислушиваясь к мнению своего приятеля, - и дальше на первый план выходит именно этот приятель судьи. И так далее. Иногда пропавшие было герои вновь появляются на сцене, порою в самые неожиданные моменты, иногда о них доходят только слухи, иногда они исчезают бесследно и безвозвратно. Лу Синя, большого поклонника У Цзин-цзы, такое обращение с сюжетом очень смущало; а роман от этого становится только живее и естественнее - народу в Китае (и даже в одном Южноречье) много, за всеми не уследить… И всё это щедро разбавлено вставными историями, которые персонажи рассказывают друг другу о третьих лицах.
Хотя китайское заглавие романа обещает нам историю «учёных мужей», и этих образованных или полуобразованных выходцев из чиновничьего сословия среди персонажей действительно много, но в целом герои куда более разнообразны по сословной принадлежности и роду занятий. Тут и крестьяне, и торговцы, и ремесленники, и актёры, и безработные поэты, и наёмные издательские редактора (что мне было особенно приятно!), и монахи, и военные, и разбойники, и геоманты, и сводни со своими девицами, и игроки в шашки, и плагиаторы, и кого только нет. Есть даже странствующий рыцарь и бессмертный святой - правда, эти двое на поверку оказываются не совсем теми, кем казались.
Странствующий рыцарь через окно навещает своих учёных друзей: «Не спрячете ли вы пока узелок с отрубленной головой моего заклятого врага? И не ссудите ли мне денег, чтоб отдать долг чести?»
Действие романа растянуто примерно на сто лет - из них подробно лет шестьдесят. Нравы описываются вполне современные автору, но действие по цензурным соображениям отнесено в прошлое, во времена павшей династии Мин, и охватывает почти весь шестнадцатый век. Этот приём нам хорошо знаком, например, по японским пьесам - но У Цзин-цзы добросовестно старается сохранять видимость исторического романа: довольно часто всплывают старинные реалии, политические события минских времён, сплетни о тогдашних скандалах и знаменитостях. И переодетых маньчжуров среди персонажей, в общем, нет - потому что, на взгляд автора, дело не в том, откуда человек род ведёт, а в том, каков он сам: вот посмотрите, чистокровные китайцы из старых образованных семей - а сволочи не меньшие, чем нынешние маньчжурские власти!
Учёные мужи минских времён за повседневными занятиями
Сволочей в «Неофициальной истории…» и правда много, некоторые поистине чудовищны. Но при этом мало кто из них - злодей от природы, люди меняются, иногда резко, иногда постепенно и незаметно. Вот неудачливый учёный Чжоу, подрабатывающий деревенским учителем, после внезапного успеха на экзаменах выбивается в большие чиновники, занимает пост в том самом экзаменационном ведомстве, которое вершит судьбы, создаёт и рушит карьеры. И, стремясь быть беспристрастным с одной стороны и расплатиться за годы безвестности - с другой, начинает выдвигать на должности не просто дураков и бездарностей, но и откровенных воров и мерзавцев: просто за то, что прежде этих людей, как и его самого, обижали.
Один из выдвиженцев Чжоу чуть с ума не сошёл на радостях. Пришлось лечить…
Вот почтительный сын Куан, добрый человек и честный трудяга (редактор, кстати), принимает в трудную минуту помощь от мелкого чиновника - и начинает искренне отдавать ему долг благодарности. А ради этого и грамоты подделывает, и экзамены за других сдаёт, и женщин на продажу помогает похищать - потому что дружба это святое.
Куан и его приятель возятся с подделкой грамот
Приятель его попадается, его сажают - и Куан в панике бежит, чтобы тоже не попасться, продав дом и бросив жену без гроша; в большом городе начинает карьеру заново, женится на дочке влиятельного человека (скрыв, что уже женат, а потом завравшись так, что признаваться уже глупо и нелепо было бы), первую жену доводит до могилы, а получив возможность похлопотать за того самого старого друга или хотя бы навестить его в тюрьме, отговаривается тем, что служилому чиновнику не подобает якшаться с уголовниками. Вот его коллега, редактор Ма, полуобразованный педант, сухарь и ненавистник поэзии (что, казалось бы, непростительно с точки зрения У Цзин-цзы, профессионального поэта) - и он оказывается добрейшим человеком, готовым поделиться последним со случайным встречным и помогающим многим другим героям. А ему это обходится недёшево: Ма - человек крупный, вечно голодный, еды ему требуется много, и этот голод его У Цзин-цзы описывает выразительнее, чем любой Гамсун в соответствующей повести. Вот братья Лоу, простодушные и щедрые люди, гостеприимцы и доброхоты, тоже помогающие всем, кому только можно - благо они заметно богаче бедолаги Ма; и каждый облагодетельствованный надувает их самым жестоким образом, так что в конце концов братья делаются мрачными нелюдимами, презирающими род человеческий. Вот судья и его любимый актёр Бао, уже немолодой; судья рассматривает жалобу вдовы - некий молодой человек присвоил имя её покойного мужа, а заодно и его стихи, мошенник-мошенником. Но актёр говорит: «Надо быть помягче к этому образованному юноше, он ведь ваш товарищ по сословию!» - и судья оправдывает жулика. А дальше внимание переключается на этого актёра - и он оказывается образцом честности, бескорыстия и трудолюбия, действительно порядочным и благородным человеком - вот просто он преклоняется перед учёными людьми и готов ради них на всё. И так далее.
У этих китайских «Мёртвых душ», впрочем, есть свой второй том: примерно треть романа занимают истории компании людей или добродетельных и честных, или, по крайней мере, не очень подлых. Самый лихой и весёлый из них считается персонажем автобиографическим - и, разумеется, очень быстро разоряется и доходит до полной бедности. («Неофициальная история…» вообще слывёт «романом с ключом», в котором выведены вполне реальные современники автора; кое-кого удалось идентифицировать, но большинство уже неизвестно с кого писаны). Вот учёный доктор Юй, светило добродетелей и знаток древнего, неиспорченного конфуцианства; он такой хороший, что даже когда студента на экзаменах со шпаргалкой ловит, его не наказывает, а покрывает. Вот другой добродетельный учёный, Чжуан, - такой хороший, что сам император призывает его ко двору и хочет сделать примерно министром. Но, как все любимые герои У Цзин-цзы, Чжуан служить не рвётся и от назначения уклоняется (а злые царедворцы всячески на него клевещут). Императору Чжуан страшно нравится, клеветникам он не верит - но что он может поделать? Только пожаловать Чжуана лучшим даром, который можно представить: дать ему право поселиться на самом красивом острове на самом красивом озере самого красивого края в мире - родного для У Цзин-цзы Южноречья. Вся эта компания в самой торжественной главе собирает по подписке деньги и возводит в Нанкине храм герою древности (тоже связанному со здешними местами и незаслуженно мало почитаемому, по мнению персонажей и автора). Торжественно и дотошно описывается во всех подробностях проводимый в новом храме обряд - жрецами выступают вот эти самые добродетельные люди и их друзья, утварь - вся по древнейшим образцам, распорядок обряда - сам Конфуций не придерётся, кровавые жертвоприношения - по всем правилам, а уж как исполняют священные танцы актёры из труппы того самого актёра Бао! В общем, апофеоз. Только книга им не кончается, дальше - ещё треть повествования, и к концу его все эти добродетельные мужи уже умерли, храм заброшен и разваливается, утварь разворована без следа, и детям и внукам остаётся утешаться в эпилоге тем, что и сейчас есть в Южноречье достойные и честные люди, не хуже этих учёных: портной, владелец чайной и закладной лавки, торговец овощами вразнос (это он, кстати, - гениальный игрок в шашки)… В общем, всё не так плохо, хотя и отнюдь не радужно.
Торговец овощами обыгрывает знатного гроссмейстера
В связи с основанием храмом показательно, что сам обожествлённый древний мудрец, которому храм посвящён, довольно мало заботит добродетельных организаторов всего этого предприятия. Да, он был достойным мужем; да, он отметился в Нанкине, и нехорошо, что ему тут храма нет, а всяким северянам - стоят. Но гораздо больше положительным героям увлекателен сам процесс - сперва деньги собрать, потом утварь заказать, обряд восстановить, жреческие должности между собою распределить (с расшаркиваниями «нет, только после вас!»), музыку и танцы подобрать и наконец - устроить само обрядовое действо и попировать потом. Очень убедительно описано, как они со всем реконструкторским азартом занимаются этой игрою - и насколько им при этом безразлична собственно религиозная составляющая: обряд прекрасен, и именно это самое важное! И простые нанкинцы, толпящиеся у храмовой ограды, восхищены именно этим - хотя большей части зрелища они и не видели, но одна музыка чего стоит! Ещё более заметно это равнодушие к религии в сценах с буддийскими и даосскими монахами: их много, в монастырях побогаче охотно сдают кельи под жильё мирянам, а залы - под торжественные застолья, монахи победнее сами нахлебничают (отнюдь не брезгуя ни убоиной, ни выпивкой), а о единственном, кажется, случае искреннего благочестия речь пойдёт в самом конце книги, в связи с одной девицей из весёлого заведения. Правда, есть даосский бессмертный, алхимик и мудрец, накормивший в голодный час редактора Ма (чтобы тот, в свою очередь, как человек образованный, отрекламировал его чудесное искусство богатому заказчику). Но, к сожалению, в самый неподходящий момент бессмертный - умирает; выясняется, что он - самозванец и мошенник, и подробно излагается технология его алхимического жульничества. Впрочем, Ма говорит: «Жулик или не жулик, а со мною он поступил хорошо и по-доброму!» и, в свою очередь, на последние деньги хоронит «бессмертного».
Отдельно впечатляет, сколько в этой истории мусульман. Больной был вопрос - судя по мрачной истории, как уездный начальник-мусульманин делает мученика веры из муллы собственной общины, только чтобы не обидеть своих гостей.
Что касается государева дара мудрому Чжуану - он, конечно, неслучаен. Своих героев У Цзин-цзы от своего лица обычно не хвалит и не ругает (он предоставляет это другим персонажам - и это общественное мнение часто пристрастно и несправедливо). Но вот родные края в нижнем течении Янцзы открыто воспевает - в духе восторженного путеводителя и порою откровенной туристической рекламы. Самые красивые озёра и виды - у нас, в Южноречье; самый замечательный город - Нанкин (и городским видам посвящено не меньше страниц, чем идиллическим загородным); о нашей Реке и говорить нечего; да и люди какие, полюбуйтесь - если не хорошие, то ведь страшно интересные! И наоборот - как только действие переносится из Южноречья в другие края, так сразу становится куда более условным. Вот чиновник едет в Пекин (ужасный холодный северный город) - и там все, кто ему встречается, довольно картонные и кукольные (за исключением выходцев из Южноречья), даже сам государь. Вот другой персонаж, арбалетчик Сяо, получает назначение в войска на Запад, в Сычуань - и там мир тоже совсем сказочный, реки полнятся ледяными глыбами, по горам рыщут не только тигры (ну как же без тигров!), но и Снеговые Чудища, которым тигры верно служат; разбойники тут едят мозги путников прямо из вскрытого черепа, а варвары - бесчисленны и яростны. Столичные генералы здесь воюют, полагаясь не на данные разведки (как убеждает их Сяо), а на трактаты о крае света многосотлетней давности. Сяо наводит порядок, громит разбойников, усмиряет варваров, убеждает местных кочевников рыть каналы и заниматься земледелием, заводит школы и отстраивает город - и всё для того, чтобы быть обвинённым в перерасходе казённых средств и едва не сгинуть под следствием. К счастью, он выживает - и приезжает в Южноречье; вот достойная награда герою!
Арбалетчик Сяо советуется с отцом, в прошлом тоже богатырём, что же теперь делать
(Окончание будет)
У Цзин-цзы. Неофициальная история конфуцианцев. \Пер. Д.Воскресенского под ред. В.Таскина. Пред. Д.Воскресенского. Рис. Чэн Ши-фа. М.:ГИХЛ, 1959.
Портрет автора придуман уже в ХХ веке - прижизненных не сохранилось
У Цзин-цзы жил в первой половине XVIII века (родился в 1701, умер в 1754), практически всю жизнь провёл в Южноречье - провинциях в низовьях Янцзы и собственно в Нанкине. Он был из учёного сословия, среди предков - высокие чиновники и столичные звёзды минских времён. Но при маньчжурах семья захирела, уже отец Цзинь-цзы был мелким чиновником уездного масштаба, да и служил без рвения. А сам У Цзин-цзы вообще не служил, принципиально - кормился сочинением и продажей стихов и составлением прошений. Написал ещё семь томов «Рассуждений» о Книге Песен, сколько-то широкого успеха не имевших. Стихи хвалили, но дохода большого они не давали, всю жизнь Цзин-цзы был то бедным, то нищим. «Неофициальную историю…» он писал на пятом десятке, она получилась абсолютно нецензурной, при жизни автора не печаталась, да и после смерти ещё лет пятьдесят ходила только в списках. Стихи и «Рассуждения…» по большей части не сохранились, а вот роман стал классикой второго ряда (а стараниями Лу Синя уже в двадцатом веке продвинулся чуть ли не в первый ряд). Умер У Цзин-цзы, как и подобает неслужилому образованному человеку, на дружеской пирушке - захлебнувшись выпивкой; может, это и легенда, но показательная.
«Неофициальная история…» обычно считается романом сатирическим и нравоописательным, такими китайскими «Мёртвыми душами». Это так, но не только так: в нём чего только нет. Тут и сентиментальные главы, и военно-приключенческие, и куски из плутовского романа, и отрывки из путеводителя по Южноречью, и чуть ли не примеры из обрядового руководства. Персонажей, как и положено солидному китайскому роману - сотни, а главного героя нет. То есть при желании можно считать, что главных героев - штук двадцать, и не то чтобы они при этом действуют дружной компанией: скорее, по цепочке. Вот герой, вроде бы вполне тянущий на главного, за которым повествователь пристально следит, плывёт по Янцзы на лодке; встречает попутчика; на пристани высаживается, направляется по своим делам - а повествование дальше следует за попутчиком. Вот этот попутчик, побыв главным герой нескольких глав, заходит в гости к знакомому - и автор переключается даже не на этого знакомого, а на другого гостя с того же приёма, и следит дальше уже за ним. Вот героиня судится, обжалует приговор, судья в апелляционном суде готов вынести решение, прислушиваясь к мнению своего приятеля, - и дальше на первый план выходит именно этот приятель судьи. И так далее. Иногда пропавшие было герои вновь появляются на сцене, порою в самые неожиданные моменты, иногда о них доходят только слухи, иногда они исчезают бесследно и безвозвратно. Лу Синя, большого поклонника У Цзин-цзы, такое обращение с сюжетом очень смущало; а роман от этого становится только живее и естественнее - народу в Китае (и даже в одном Южноречье) много, за всеми не уследить… И всё это щедро разбавлено вставными историями, которые персонажи рассказывают друг другу о третьих лицах.
Хотя китайское заглавие романа обещает нам историю «учёных мужей», и этих образованных или полуобразованных выходцев из чиновничьего сословия среди персонажей действительно много, но в целом герои куда более разнообразны по сословной принадлежности и роду занятий. Тут и крестьяне, и торговцы, и ремесленники, и актёры, и безработные поэты, и наёмные издательские редактора (что мне было особенно приятно!), и монахи, и военные, и разбойники, и геоманты, и сводни со своими девицами, и игроки в шашки, и плагиаторы, и кого только нет. Есть даже странствующий рыцарь и бессмертный святой - правда, эти двое на поверку оказываются не совсем теми, кем казались.
Странствующий рыцарь через окно навещает своих учёных друзей: «Не спрячете ли вы пока узелок с отрубленной головой моего заклятого врага? И не ссудите ли мне денег, чтоб отдать долг чести?»
Действие романа растянуто примерно на сто лет - из них подробно лет шестьдесят. Нравы описываются вполне современные автору, но действие по цензурным соображениям отнесено в прошлое, во времена павшей династии Мин, и охватывает почти весь шестнадцатый век. Этот приём нам хорошо знаком, например, по японским пьесам - но У Цзин-цзы добросовестно старается сохранять видимость исторического романа: довольно часто всплывают старинные реалии, политические события минских времён, сплетни о тогдашних скандалах и знаменитостях. И переодетых маньчжуров среди персонажей, в общем, нет - потому что, на взгляд автора, дело не в том, откуда человек род ведёт, а в том, каков он сам: вот посмотрите, чистокровные китайцы из старых образованных семей - а сволочи не меньшие, чем нынешние маньчжурские власти!
Учёные мужи минских времён за повседневными занятиями
Сволочей в «Неофициальной истории…» и правда много, некоторые поистине чудовищны. Но при этом мало кто из них - злодей от природы, люди меняются, иногда резко, иногда постепенно и незаметно. Вот неудачливый учёный Чжоу, подрабатывающий деревенским учителем, после внезапного успеха на экзаменах выбивается в большие чиновники, занимает пост в том самом экзаменационном ведомстве, которое вершит судьбы, создаёт и рушит карьеры. И, стремясь быть беспристрастным с одной стороны и расплатиться за годы безвестности - с другой, начинает выдвигать на должности не просто дураков и бездарностей, но и откровенных воров и мерзавцев: просто за то, что прежде этих людей, как и его самого, обижали.
Один из выдвиженцев Чжоу чуть с ума не сошёл на радостях. Пришлось лечить…
Вот почтительный сын Куан, добрый человек и честный трудяга (редактор, кстати), принимает в трудную минуту помощь от мелкого чиновника - и начинает искренне отдавать ему долг благодарности. А ради этого и грамоты подделывает, и экзамены за других сдаёт, и женщин на продажу помогает похищать - потому что дружба это святое.
Куан и его приятель возятся с подделкой грамот
Приятель его попадается, его сажают - и Куан в панике бежит, чтобы тоже не попасться, продав дом и бросив жену без гроша; в большом городе начинает карьеру заново, женится на дочке влиятельного человека (скрыв, что уже женат, а потом завравшись так, что признаваться уже глупо и нелепо было бы), первую жену доводит до могилы, а получив возможность похлопотать за того самого старого друга или хотя бы навестить его в тюрьме, отговаривается тем, что служилому чиновнику не подобает якшаться с уголовниками. Вот его коллега, редактор Ма, полуобразованный педант, сухарь и ненавистник поэзии (что, казалось бы, непростительно с точки зрения У Цзин-цзы, профессионального поэта) - и он оказывается добрейшим человеком, готовым поделиться последним со случайным встречным и помогающим многим другим героям. А ему это обходится недёшево: Ма - человек крупный, вечно голодный, еды ему требуется много, и этот голод его У Цзин-цзы описывает выразительнее, чем любой Гамсун в соответствующей повести. Вот братья Лоу, простодушные и щедрые люди, гостеприимцы и доброхоты, тоже помогающие всем, кому только можно - благо они заметно богаче бедолаги Ма; и каждый облагодетельствованный надувает их самым жестоким образом, так что в конце концов братья делаются мрачными нелюдимами, презирающими род человеческий. Вот судья и его любимый актёр Бао, уже немолодой; судья рассматривает жалобу вдовы - некий молодой человек присвоил имя её покойного мужа, а заодно и его стихи, мошенник-мошенником. Но актёр говорит: «Надо быть помягче к этому образованному юноше, он ведь ваш товарищ по сословию!» - и судья оправдывает жулика. А дальше внимание переключается на этого актёра - и он оказывается образцом честности, бескорыстия и трудолюбия, действительно порядочным и благородным человеком - вот просто он преклоняется перед учёными людьми и готов ради них на всё. И так далее.
У этих китайских «Мёртвых душ», впрочем, есть свой второй том: примерно треть романа занимают истории компании людей или добродетельных и честных, или, по крайней мере, не очень подлых. Самый лихой и весёлый из них считается персонажем автобиографическим - и, разумеется, очень быстро разоряется и доходит до полной бедности. («Неофициальная история…» вообще слывёт «романом с ключом», в котором выведены вполне реальные современники автора; кое-кого удалось идентифицировать, но большинство уже неизвестно с кого писаны). Вот учёный доктор Юй, светило добродетелей и знаток древнего, неиспорченного конфуцианства; он такой хороший, что даже когда студента на экзаменах со шпаргалкой ловит, его не наказывает, а покрывает. Вот другой добродетельный учёный, Чжуан, - такой хороший, что сам император призывает его ко двору и хочет сделать примерно министром. Но, как все любимые герои У Цзин-цзы, Чжуан служить не рвётся и от назначения уклоняется (а злые царедворцы всячески на него клевещут). Императору Чжуан страшно нравится, клеветникам он не верит - но что он может поделать? Только пожаловать Чжуана лучшим даром, который можно представить: дать ему право поселиться на самом красивом острове на самом красивом озере самого красивого края в мире - родного для У Цзин-цзы Южноречья. Вся эта компания в самой торжественной главе собирает по подписке деньги и возводит в Нанкине храм герою древности (тоже связанному со здешними местами и незаслуженно мало почитаемому, по мнению персонажей и автора). Торжественно и дотошно описывается во всех подробностях проводимый в новом храме обряд - жрецами выступают вот эти самые добродетельные люди и их друзья, утварь - вся по древнейшим образцам, распорядок обряда - сам Конфуций не придерётся, кровавые жертвоприношения - по всем правилам, а уж как исполняют священные танцы актёры из труппы того самого актёра Бао! В общем, апофеоз. Только книга им не кончается, дальше - ещё треть повествования, и к концу его все эти добродетельные мужи уже умерли, храм заброшен и разваливается, утварь разворована без следа, и детям и внукам остаётся утешаться в эпилоге тем, что и сейчас есть в Южноречье достойные и честные люди, не хуже этих учёных: портной, владелец чайной и закладной лавки, торговец овощами вразнос (это он, кстати, - гениальный игрок в шашки)… В общем, всё не так плохо, хотя и отнюдь не радужно.
Торговец овощами обыгрывает знатного гроссмейстера
В связи с основанием храмом показательно, что сам обожествлённый древний мудрец, которому храм посвящён, довольно мало заботит добродетельных организаторов всего этого предприятия. Да, он был достойным мужем; да, он отметился в Нанкине, и нехорошо, что ему тут храма нет, а всяким северянам - стоят. Но гораздо больше положительным героям увлекателен сам процесс - сперва деньги собрать, потом утварь заказать, обряд восстановить, жреческие должности между собою распределить (с расшаркиваниями «нет, только после вас!»), музыку и танцы подобрать и наконец - устроить само обрядовое действо и попировать потом. Очень убедительно описано, как они со всем реконструкторским азартом занимаются этой игрою - и насколько им при этом безразлична собственно религиозная составляющая: обряд прекрасен, и именно это самое важное! И простые нанкинцы, толпящиеся у храмовой ограды, восхищены именно этим - хотя большей части зрелища они и не видели, но одна музыка чего стоит! Ещё более заметно это равнодушие к религии в сценах с буддийскими и даосскими монахами: их много, в монастырях побогаче охотно сдают кельи под жильё мирянам, а залы - под торжественные застолья, монахи победнее сами нахлебничают (отнюдь не брезгуя ни убоиной, ни выпивкой), а о единственном, кажется, случае искреннего благочестия речь пойдёт в самом конце книги, в связи с одной девицей из весёлого заведения. Правда, есть даосский бессмертный, алхимик и мудрец, накормивший в голодный час редактора Ма (чтобы тот, в свою очередь, как человек образованный, отрекламировал его чудесное искусство богатому заказчику). Но, к сожалению, в самый неподходящий момент бессмертный - умирает; выясняется, что он - самозванец и мошенник, и подробно излагается технология его алхимического жульничества. Впрочем, Ма говорит: «Жулик или не жулик, а со мною он поступил хорошо и по-доброму!» и, в свою очередь, на последние деньги хоронит «бессмертного».
Отдельно впечатляет, сколько в этой истории мусульман. Больной был вопрос - судя по мрачной истории, как уездный начальник-мусульманин делает мученика веры из муллы собственной общины, только чтобы не обидеть своих гостей.
Что касается государева дара мудрому Чжуану - он, конечно, неслучаен. Своих героев У Цзин-цзы от своего лица обычно не хвалит и не ругает (он предоставляет это другим персонажам - и это общественное мнение часто пристрастно и несправедливо). Но вот родные края в нижнем течении Янцзы открыто воспевает - в духе восторженного путеводителя и порою откровенной туристической рекламы. Самые красивые озёра и виды - у нас, в Южноречье; самый замечательный город - Нанкин (и городским видам посвящено не меньше страниц, чем идиллическим загородным); о нашей Реке и говорить нечего; да и люди какие, полюбуйтесь - если не хорошие, то ведь страшно интересные! И наоборот - как только действие переносится из Южноречья в другие края, так сразу становится куда более условным. Вот чиновник едет в Пекин (ужасный холодный северный город) - и там все, кто ему встречается, довольно картонные и кукольные (за исключением выходцев из Южноречья), даже сам государь. Вот другой персонаж, арбалетчик Сяо, получает назначение в войска на Запад, в Сычуань - и там мир тоже совсем сказочный, реки полнятся ледяными глыбами, по горам рыщут не только тигры (ну как же без тигров!), но и Снеговые Чудища, которым тигры верно служат; разбойники тут едят мозги путников прямо из вскрытого черепа, а варвары - бесчисленны и яростны. Столичные генералы здесь воюют, полагаясь не на данные разведки (как убеждает их Сяо), а на трактаты о крае света многосотлетней давности. Сяо наводит порядок, громит разбойников, усмиряет варваров, убеждает местных кочевников рыть каналы и заниматься земледелием, заводит школы и отстраивает город - и всё для того, чтобы быть обвинённым в перерасходе казённых средств и едва не сгинуть под следствием. К счастью, он выживает - и приезжает в Южноречье; вот достойная награда герою!
Арбалетчик Сяо советуется с отцом, в прошлом тоже богатырём, что же теперь делать
(Окончание будет)