Сэй-Сёнагон: мне нравится моя работа
«Записки у изголовья» Сэй-Сёнагон (清少納言, годы жизни около 966-1017) - пожалуй, самая знаменитая книга из японской «женской прозы» всех времён - по крайней мере, за пределами Японии. В самой Японии на первом месте, конечно, была «Повесть о Гэндзи» Мурасаки-Сикибу, но иноземные читатели «Гэндзи», при его объёме, дочитывали реже. Книга Сэй-Сёнагон и похожа, и непохожа на другие «записки придворных дам» - и не всегда сразу бросается в глаза, чем именно.
О чём эта книга? Чаще всего даётся ответ: «о красоте повседневного» или что-нибудь в этом духе. Сама Сэй-Сёнагон в послесловии вполне чётко обозначает, о чём она писала: «обо всем на свете, иногда даже о совершенных пустяках. Но больше всего я повествую в моей книге о том любопытном и удивительном, чем богат наш мир, и о людях, которых считаю замечательными. Говорю я здесь и о стихах, веду рассказ о деревьях и травах, птицах и насекомых, свободно, как хочу…» Всё это в «Записках у изголовья» действительно есть; но не менее примечательно то, чего там нет.
Японская женщина тех времён (да и много более поздних) - прежде всего «дочь такого-то», порой - «мать такого-то», по именам отцов или сыновей эти женщины обычно и известны. Женщина принадлежит роду, а главные в роду - всё равно мужчины, хотя в столичном придворном кругу мужская карьера очень сильно зависела от брачных связей. Собственно, правил Японией в эту пору тот, чья дочь (или сестра, или внучка) сделается главной женой государя Главная придворная интрига времён Сэй-Сёнагон - соперничество двух вельмож, которые продвигают своих дочерей в государыни, в матери наследника. При одной из этих молодых государынь служила сама Сэй-Сёнагон, а с её смертью была отправлена в отставку.
Казалось бы, родовые, семейные дела в размышлениях женщины должны занимать первое место. Во многих «женских» текстах X-XI веков так оно и есть. В «Дневнике эфемерной жизни» - все сложности брачных отношений его сочинительницы, матери Митицуна. В «Дневнике Мурасаки-Сикибу» - события при дворе во многом выглядят как семейные дела государева рода. Много и серьёзно про свою родню пишет дочь Сугавара-но Такасуэ в «Дневнике Сарасина». А вот у Сэй-Сёнагон семьи как будто бы нет. Ни её родной семьи Киёвара, ни мужей, ни детей. Государь в «Записках у изголовья» появляется, государыня Тэйси - самая любимая из «замечательных людей», но семейной парой эти двое не выглядят. Настоящая семья государыни - её женский двор, начиная от самой Сэй-Сёнагон и кончая придворной кошкой.
И героя-возлюбленного в этой книге тоже нет. Ни напряжённой страсти дневника Идзуми-Сикибу, ни тайной влюблённости госпожи Мурасаки - Сей-Сёнагон пишет о красоте мужчин (как, кстати, и об обаянии детей) совершенно так же, как о красоте цветов или прелести цыплят и воробышков. И даже когда Сэй-Сёнагон получает записку и подарок ухажёра, записка эта - нелепа, подарок - остывшие пирожки, кавалера Сэй-Сёнагон отшивает, а главный итог - то, что «Когда эту историю поведали императору в присутствии множества людей, государь соизволил заметить: «Она ответила остроумно»».
А что же занимает в книге место родных, домашних и возлюбленных? Служба. «Записки…» Сэй-Сёнагон - это записки служилой женщины, ценящей и любящей свою службу. Может быть, это и не книга о том, «как дОлжно служить», но безусловно - о том, «почему стОит служить».
Потому что это красиво. Многие страницы посвящены красоте придворных мероприятий, придворного быта, и ещё больше - той красоте, которая вроде бы и не обязательно связана со двором, но наслаждаться которой служба совершенно не мешает - красота ли это природы, стихов или китайских сочинений. И не только не мешает, но наоборот, помогает, это - тоже часть службы.
Потому что это честно. Своей юной государыне Сэй-Сёнагон (она на десять лет старше Тэйси) искренне предана, она её любит и больше того - она её знает. И едва ли не самые дорогие для Сэй-Сёнагон слова из обращённых к ней государыней - о том, что лишь она, Сэй, знает и понимает государыню по-настоящему. А когда кормилица Тэйси уезжает из столицы (судя по всему - к мужу в провинцию), Сэй-Сёнагон воспринимает это почти как дезертирство.
Потому что это интересно. В обязанность придворной дамы входит за всем наблюдать, всё замечать и обо всём уметь доложить правильным способом, прямо или косвенно - причём формулировки докладов, сплетен и стихов равно важны! Эта отточенная наблюдательность, пожалуй, и привлекает больше всего читателей к «Запискам у изголовья».
И свои наблюдения Сэй-Сёнагон ценит высоко. С какой книгой рядом оказываются её «Записки…» в послесловии? Ни больше ни меньше - с «Историческими записками»: вот для государя переписали Сыма Цяня, а у государыни Сэй-Сёнагон просит бумагу для собственных заметок. Конечно, там же она замечает о своей книге: «Кое-что в ней сказано уж слишком откровенно и может, к сожалению, причинить обиду людям. Опасаясь этого, я прятала мои записки, но против моего желания и ведома они попали в руки других людей и получили огласку». Ну, да, к сожалению. Но Сэй-Сёнагон даже не приходит в голову по этому поводу залиться привычными слезами стыда - что о цене такого «к сожалению» многое говорит.
Для чего, по Сэй-Сёнагон, особенно нужна хорошо подготовленная служилая дама? Да, конечно, для собраний и торжественных выходов, для забот о платье и утвари госпожи, для развлечений. Но главное - для ответов на вопросы. Что ты об этом знаешь, что ты об этом думаешь, как тебе это нравится. Стало быть, нужно много знать: из книг и их пересказов, из преданий и старинных дворцовых баек. И из собственных наблюдений. Нужно для госпожи работать ходячим поисковиком, выдать при случае достаточно полный список ответов на запрос «равнина», или «китайская книга», или «мост», или «пруд»... Надо владеть искусством классификации. Это в «Записках…» показано много раз, порой тоже в виде справочника: «что приличествует дому», «что должно быть коротким», «что не вызывает доверия», «что далеко, хотя и близко»… Нужно уметь выносить суждения, высказывать чувства: разнообразно, занимательно, убедительно. Тут Сэй-Сёнагон также делится опытом, в том числе и отрицательным: «Я переписала в свою тетрадь стихотворение, которое показалось мне прекрасным, и вдруг, к несчастью, слышу, что его напевает простой слуга… Какое огорчение!» Равно хорошо уметь всё невозможно: Сэй-Сёнагон не славилась, например, искусством стихосложения. Зато в случае необходимости могла вместо этого привести подходящую китайскую цитату - и с удовольствием отмечает: «Услышав об этом, император соизволил заметить: “Это лучше, чем сочинять обычную японскую танку. Умно и находчиво!”» И пусть злые языки говорят, что женщине китайская учёность не пристала : женщине, может, и не пристала, а служилой даме - вполне!
Примеры таких ответов составляют большую часть книги. А вот откуда ответы берутся - об этом Сэй-Сёнагон ещё не пишет. Об этом через полвека будет писать дочь Такасуэ в «Дневнике Сарасина».
Женская служба ненадёжнее, чем мужская. Выдать всё, на что способна, дама должна здесь и сейчас, ей не приходится рассчитывать на десятилетия служебной карьеры. Чтобы мужчина навсегда лишился службы, должно случиться что-то исключительное; обычно карьера чиновника растягивалась на несколько правлений, не в столице, так в провинции, на более или менее почётных должностях, но он всё равно служил. А если госпожа умрёт или опостылеет господину, вся её свита отправляется в отставку. И тем больше такой службой дорожишь, пока она есть, и тем острее по ней скучаешь, когда её лишишься.
Обычно считается, что «Записки у изголовья» написаны (или, по крайней мере, завершены) уже после смерти государыни Тэйси и отставки её дам. Так это или не так - но пишет Сэй-Сёнагон словно о настоящем. О настоящем времени и настоящем деле. О работе, которая ей нравится.