Про нескончаемость народной песни
Когда я стала петь дочери русские народные песни в качестве колыбельных, то есть ночью, наедине с собой и темнотой, я стала понимать очень ясно, зачем в них столько повторений, зачем петь одну строчку дважды, а то и трижды-четырежды, а потом ещё и середину распевать.
Почти все песни кончаются так, что я по какой-нибудь причине хочу оттянуть развязку насколько возможно.
Есть песня "Ты заря моя, ты зоренька". Молодая женщина только вышла замуж и чувствует, что у неё игры ещё не доиграны, пляски-скачки не доплясаны. Свёкры и все родственники мужа её по очереди зовут домой, а она не идёт. Я пою и знаю, что будет в конце: её позовет муж, ему она отказать не сможет. И кончатся игры, и пляски будут доплясаны. Я пою и знаю, что будет её замужняя крестьянская жизнь тяжела и беспросветна, и не хочу для неё этой жизни. А она уже идёт домой, и её счастье кончится, когда я допою. Может, ещё какого-нибудь родственника добавить? Пусть позовёт её ещё шесть строк по два повтора.
Есть песня "Разлилась, разлилась (речка быстрая)". В песне три сестры переходят через речку по перекладине, первой идёт старшая, перекладина ломается, девушка тонет. Потом разные варианты, но в моём варианте там проходит её брат и она ему говорит, чтобы он не ходил, не рвал, не топтал, не мутил, не ловил, потому что эта земля, и камни, и вода, и рыба, и трава - это всё она и есть, её тело, волосы, грудь, глаза и так далее. Дважды я не хочу двигаться вперед в этой песне. Первый раз тяну время до момента, когда она тонет. Я сама старшая сестра, а ещё я почти не умею плавать, я чувствую себя героиней и не хочу умирать. Второй раз я не хочу двигаться дальше, когда не хочу слушать её прямую речь.
В этой песне очень жуткий текст. Когда сёстры живые все втроём, поётся: сестры шли и разговаривали, которая из нас наперед пойдет. Есть слова автора и прямая речь, и мы буквально видим трёх весёлых девиц, идущих рядом, может, даже за руки. Когда же утопленница обращается к брату в конце песни, нет никаких слов автора. Просто: там шёл её брат родной, не ходи, братец мой, по крутому бережку. Это голос из ниоткуда, из всего вокруг, из реки и с берега. Это же очень страшно, вдумайтесь, пространство вокруг человека вдруг оказывается телом мертвеца, причём этот мертвец выдает себя за сестру, но в реальности представляет собой совершенно чуждую сущность, заполнившую мир. Кто она? Что она? Никто не знает. И нельзя поэтому никак спеть, что сестра ему сказала так и так: это уже не она. Мне страшно это слушать, страшно прикасаться к этому и страшно присваивать себе её слова. И почему-то всё равно слушаю, прикасаюсь и присваиваю. Наверное, есть удовлетворение в том, чтобы переживать понарошку собственное умирание и в итоге оказываться - живой.