Свобода и паранойя
Как я уже писал в предыдущем посте, мне представляется очень важным продумать то, насколько глубоко проникли паранойяльные конструкции в плоть и кровь современного общества. И я думаю, имеет смысл рассмотреть эту интервенцию в фокусе западной идеи свободы, которая фактически определила наше настоящее (последние 20 лет российской истории, чем бы они ни были по факту, прошли под знаком перехода к свободе). Свобода - понятие абстрактное, поэтому во всякой его конкретизации немалую роль играет психологический фон самого человека.
Прежде всего, следует уточнить два момента.
Во-первых, что такое паранойя вообще? Паранойя - это не столько сам психический сбой, сколько попытка с ним справиться. Попытка в некотором смысле неудачная и примитивная, т.к. на месте сложной картины мира (которая рухнула в результате сбоя) возникает более простая карта, определяемая одним лишь центром - некоторой «сверх-идеей», объясняющей абсолютно все прочие элементы, включенные в карту. Сама же эта «сверх-идея» представляет собой уникальное (фантазматическое) знание о том, что у Большого Другого есть свой Большой Другой. Или говоря проще, что за всеми социально-символическими институтами (от властных институтов до общепринятой картины мира) стоит еще кто-то - некий «Он» или «Они», чьи желания и определяют логику мира. Обычно это некие демиурги реальности (как в Матрице или Шоу Трумана), инопланетяне или другие сверх-разумные существа (например, Бог Шребера), а также разного рода мировые правительства и секретные организации. В силу именно такого непозволительного знания паранойя часто связана со страхом - меня дискредитируют, убьют, облучат, посадят в дурдом и т.д. На всякое «почему?» или «зачем?» у параноика уже готов ответ, и он всегда безальтернативен. Классический пример - мания преследования. На вопрос типа «почему этот человек находится здесь/смотрит на меня/делает что-либо?» дается однозначный ответ (достигаемый в один или несколько логических шагов) - он хочет меня, например, убить. Прямое опровержение обычно не работает, нельзя объяснить параноику, что «этот человек просто идет по своим делам». В лучшем случае он решит, что вам просто не доступно критическое мышление и умение замечать странные детали и знаки, в худшем - сочтет, что вы «с ними заодно». Собственно паранойя - это особая форма, структура, а не содержание (с чертиками, НЛО и заговорами). Паранойяльные конструкции (в которых есть такой «центр» и единая логика, выводящая все из него) не обязательно функционируют как психоз или помешательство, напротив, могут встраиваться и в относительно нормальные реакции и структуры. Лакан, кстати, отмечал, что сама структура знания в общем-то параноидальна. Тонкая грань между рядовым неврозом и патологией иногда трудноопределима; единственное, что можно отметить так это наличие критики, иронической дистанции от такого рода объяснений, знаний в нормальном состоянии.
Во-вторых, исходя из формального понимания паранойи, следует сразу же обратить внимание, что характеризуя современность как эпоху паранойи, я хочу обратить внимание на широкий круг явлений, а не только на индивидуальные психологические отклонения. Сама организация общества формирует подходящую базу для укрепления параноических конструкций как в институтах, так и в индивидуальной и массовой психологии. Явления другого рода само собой никуда не исчезают. Например, истерический комплекс ярко проявляется в демонстративности гламура, шоппинге или анорексии. Клиповое сознание и полифония идентичностей заставляют воспоминать шизофрению, а трудоголизм менеджеров и императивность статусного потребления воспроизводит ритуалы обсессивных невротиков. И все-таки есть что-то и в структуре общества, и в дискурсе говорящее в пользу параноической доминанты. В первую очередь приходит на ум усиление государственного контроля и рыночного управления спросом, все большая автономность разведок и корпораций, глобализация - словом те процессы, что движут нас скорее к унификации и прогнозируемости, нежели к образованию множеств и их пролиферации. Все-таки сложно говорить о шизофрении, как будущем человека, если даже в развитых странах атомизация общества нередко сопровождается сокращением субкультур, малого бизнеса и альтернативных (вроде анархистских) форм социального объединения. Другим косвенным доказательством служит распространение различных форм виктимности в дискурсе. Все чаще звучат оправдания себя как жертвы истории или общества (и даже природы): я таков в силу колониализма, тоталитарного прошлого, социализма, патриархальной культуры, негативных сценариев окружающих, дурной компании, плохой генетики, никудышной экологии, постоянных стрессов, отчуждающей Системы, культурной гегемонии правящего класса, алчности корпораций и т.д. и т.п. Причем жертвами описывают себя не только реально пострадавшие или лишенные, но и палачи, власть имущие и бенефициары. Виктимность переплетается с цинической позицией: я знаю, что на меня влияет, но продолжаю действовать так, будто ничего не знаю об этом. Быть жертвой - в таком случае уже не демонстративная поза, привлекающая внимание, а психологическое подтверждение того, что «Они» существуют (и потому могут делать из меня игрушку обстоятельств). Кроме того, как я уже отмечал современному дискурсу весьма характерно параноическое отношение к конспирологиям: либо проявляет максимум подозрительности, либо некритично принимает за руководство.
Чтобы понять, насколько паранойя неотъемлемо присуща современным теоретическим построениям, я рекомендую посмотреть первую серию фильма «Западня: Что стало с нашей идеей свободы». Инспирированные страхами ядерной войны, а также распадом привычных социальных конвенций (упадок идеи welfare state, сексуальная революция, рост неопределенностей и рисков, вызванных глобализацией и виртуализацией рынков), эти теории слишком часто содержат в себе иррациональное стремление контролировать все. Контроль имеет мало общего с властью, т.к. последнее предполагает возможность доступа к ресурсам, в то время как первое - требует многочисленных ресурсов (время, внимание, доступ и т.д.) для самоподдержания. Желание контролировать все - это невротическая реакция, которая при неудачах и росте тревожности может привести к параноическим конструкциям.
В этом смысле описанные в фильме ученые: Нэш, фон Хайек, Бьюкенен, Лэйнг, а тем более их последователи вряд ли все были параноиками (как Нэш), большинство - это скорее невротики, нуждающиеся в какой-то основе, которая снизила бы степень тревожащей их неопределенности. Проблема в том, что в качестве теории для такого субъекта сойдет все что угодно, лишь бы помогало. И вот мы видим возвращение теории рациональных агентов, причем в более упрощенном и массовидном описании, чем у Адама Смита или Джона Локка. Утилитаристы (вроде Бентама и Милля), которым тоже была свойственна редукция человеческих проявлений, на фоне таких как Бьюкенен просто титаны мысли. Не хочется сорить оценочными суждениями, но я пока не нахожу других - кроме как деградация гуманитарно-философского мышления. Смит, например, уделял огромное внимание моральным чувствам (сентиментам) в поведении людей. А Локк, хотя и подчеркивал важность контроля над эмоциями (особенно у женщин и детей), прекрасно понимал, что чувства и ощущения - главный источник развития мозга и разума. Он был одним из тех, кто заложил основы для педагогических идей сентиментализма и романтизма. Рациональные же агенты в представлениях экономистов и психологов ХХ века (не всех, но многих) оказываются совершенно избавлены от психического балласта. Эмоции? - да их просто нет в решениях людей.
По теории игр Джона Нэша например, вы должны выбрать ту женщину, которая с большей вероятностью даст вам (то, что вы от нее хотели). Нерациональная постановка цели (влечение, страсть, каприз, интуиция и т.д.) ставит под сомнение достижение цели. Других вариантов, а также издержек такого выбора или даже способов рационально вычислить ту самую - теория не предусматривает. По мысли антипсихиатриста Рональда Лэйнга контролируемые отношения предпочтительнее, чем неконтролируемые, поскольку предполагают власть над вами других людей или обстоятельств, а тот факт, что такие отношения даже в деловой среде отнюдь не правило (выбор партнеров часто связан с симпатиями), тем паче в дружбе и семье - это досадное недоразумение. Возможно, Лэйнг в свое критике психиатрии сделал важный шаг к пересмотру ее методов и привычной классификации душевных девиаций, но его паранойяльные конструкции заставили сделать многих легковерных психологов весьма специфические выводы. Обратите внимание на первый его эксперимент, который окончился полным фиаско (все выписанные после его лечения шизофреники вернулись в больницу). Вместо того чтобы признать свои методы недостаточно эффективными, он обвинил общество и весь мир в провале. Это не мой метод не работает, это семья и общество делают их снова безумными. Если это не патология, тогда что? Бьюкенен вообще считал, что других стимулов, кроме материальных не существует, всячески нагнетая ужас перед теми, кого он окрестил «фанатиками» (это те, кто видит в своей работе не только доход, но и призвание или общую цель). И, судя по всему, никакой проблемы в коррупции или отсутствии четкой позиции у политиков он не видел. Идейные стимулы пугают параноика, потому что они не позволяют флексибильности (слово так любимое экономистами последних 30 лет) - т.е. гибкости, где нет моральных ограничений. При том, что простым людям именно «хорошо мотивированные яппи» представляются фанатиками. Еще более досадно говорить о тех, кто оказался в зависимости от идеологической конструкции «тоталитаризм», ведь среди них оказались вполне достойные ученые и философы вроде Фридриха фон Хайека, Ханны Арендт, Герберта Маркузе, Теодора Адорно и многих других. Про полные параноических страхов перед государственным контролем теории фон Хайека я недавно уже писал. В самом общем виде эти ошибки методологические. Суть в том, что столь удобная для них дилемма узников (которую они, кстати, интерпретировали не как проблему незнания выгод сотрудничества, а как проблему «пан или пропал») не позволяет различить две больших разницы: рациональное действие и действие в условиях, которые заставляют действовать, как если бы ты был рационален.
Экономисты, политологи, психологи и пр. - все они задавались по большей части двумя взаимосвязанными вопросами: как предсказывать и как мотивировать поведение людей? Вот только ответ, данный в упрощенной модели человека, не многим отличен от следующего рецепта. Сперва посадите людей в клетку и заставьте считать врагами всех остальных, лишите их подлинного выбора, а затем предложите стимулы, улучшающие условия их жизни - и тогда все заработает по модели. Действия станут предсказуемыми, материальные стимулы количественно измеримыми и неизменно рабочими. Правда, не понятно, как называть этого гомункула, т.к. он уж очень сильно напоминает концлагерного узника. Но уж точно не рациональным субъектом, т.к. рациональность он скорее имитирует - по заданному извне шаблону.
То же самое произошло и с эмоциями, когда они вернулись в теорию для использования в мотивационных технологиях и тренингах. Когда бизнес-тренер говорит о чувствах и эмоциях, то его интересует только то, что укладывается в шаблон «кнут-пряник». Дрессура, которой подвергаются работники, ориентирована на отбрасывание всякой рефлексии (в т.ч. эмоциональной), дабы сконцентрироваться на том, что заставляет действовать (вина, зависть, радость). И в подобной одержимости только определенными переживаниями очень много общего с паранойей. Порой все эти мотивационные тренинги похожи на лекцию о любви к ближнему, написанную и прочитанную социопатом и мизантропом.
Самое забавное это упорство либералов и рэндодрочеров в своих теоретических заблуждениях. Например, если нельзя где-то внедрить свободный рынок (сам материал или нужный результат не позволяют), то его нужно имитировать. Не верится, но именно это было проделано со всеми гос.службами в Великобритании. Снова отсылаю к вышеупомянутому фильму, т.к. в нем можно ознакомиться с десятком ухищрений, на которые пошли медицинские службы, чтобы соответствовать рациональным показателям.
Все эти нелепицы показывают, почему дилемма узников не работает в реальном поведении людей. Ответ чрезвычайно прост. Даже не очень образованные люди часто интуитивно высчитывают не только рациональные последствия, но и эмоциональные. Грубо говоря, не нужно быть семи пядей во лбу чтобы догадываться, что хитрожопым быть выгодно, но только до тех пор пока затраты на повышенный контроль, обман и столкновение с последствиями этих обманов не предъявят свой счет - и эти издержки порой тяжелее всяких выгод. Люди альтруистичны и склонны сотрудничать, в том числе и потому что минимизируют свои «душевные издержки», избегают стрессов и конфликтов. И в этом смысле они рациональнее любого рационального агента-параноика. Плюс к этому, люди самых разных верований и культур, обычно стремятся к своего рода экологичности своих действий и выборов. Эгоизм, заточенный только под личные выгоды, представляется более зауженным взглядом на мир, чем естественная установка. Даже с точки зрения нейробиологии в норме люди - доверчивы и иррациональны. И поскольку недоверие действительно асоциально, то возможны две разных трактовки причины и следствия: или современное общество и культура ориентируют людей на повышенный контроль и асоциальность, или это следствие роста функциональных отклонений в работе мозга современного человека. Впрочем, наверняка возможна и взаимная детерминация.
Тут стоит кое-что прояснить о рациональности. Рациональность слишком часто упрощают до следования некоторой логике или алгоритму. Это только половина истины. Как отмечает уже Декарт, рациональность - это последовательное рассуждение по выбранному (не случайному) основанию. Иными словами, важен не только алгоритм и непрерывность мышления, но и точка начала движения мысли. И философы прекрасно знали, что вторая задача гораздо важнее и сложнее. Проблема выбора основания и обоснования такого выбора - труднейшая задача, т.к. от степени его достоверности зависят все последующие выводы. Так что нелишне напомнить, что абсолютно логичны именно психопаты-параноики, вот только основания, по которым они все объясняют, представляются достоверными только им самим. Рациональность - не одна, т.к. точек отсчета может быть и несколько. Но каждая точка должна быть найдена в реальности или в устройстве мышления - и по этой причине настоящая рациональность не игнорирует эмоции (как это делают сторонники теории рациональных агентов).
Таким образом, мы теперь можем увидеть как же влияет параноический фон на представления о свободе? Сразу же оговорюсь: человек, чей взгляд зависит от паранойяльных конструкций, не игнорирует и не отрицает свободу. Однако его представления, так или иначе, работают на подтверждение параноической картины мира.
Первая особенность заключается в том, что привыкшее к параноическим конструкциям сознание убеждено в том, что и свобода должна быть санкционирована извне - тем самым Другим Большого Другого. Свобода - это лишь следствие каприза, желания тех, кто способен ее установить. Звучит несколько парадоксально, но поскольку «Они» вольны лишить кого угодно чего угодно, то, следовательно, всякое существование происходит только с их разрешения. Любопытно здесь то, что связь свободы и желания Другого приводит к еще одному следствию: сугубо личные желания становятся проблемой для вписывания в социальный порядок. В этом смысле параноик действительно скорее аскет. Он - тот, кто жертвует своими подлинными желаниями, ради адаптации или даже выживания. В конечном счете, свобода оказывается либо свободой выбирать из предоставленного набора, либо неожиданной случайностью, своего рода искушением, которого следует избегать (в духе «Они только и ждут, что ты купишься на это»). Параноик в этом смысле отлично понимает, что выбор сложен, более того, свобода человека иногда проявляется только в свободе навредить себе. В то же время параноика не столько беспокоят упущенные возможности (как невротика), сколько тревожит самопроявление в выборе. Он словно боится выдать себя, дать на себя материал, который будет использован против него. Так что выбор из заданного успокаивает его, позволяя скрываться дальше.
Хорошим примером того, что современный человек под свободным выбором частенько видит строго заданную группу возможностей, является избитая шутка про девиз «В жизни стоит попробовать всё». Как известно под «всё» обычно подразумеваются наркотики, гомосексуализм, боди-модификации и предательство, гораздо реже - ядерная физика, шахматы, альпинизм и практические никогда - справедливые социальные преобразования, отказ от стяжательства, серьезная работа над собой и своим сознанием. Собственно в силу такого взгляда на выбор и свободу современный человек, как правило, практик - его устраивает свобода выбора из предоставленных опций, заглядывать за эту ширму, а тем более хотя бы на миг представлять себе, что там нет никакого демиурга-программиста, - он не намерен.
Вторая особенность рецепции свободы выражается в идее о наличии узких рамок, в которых осуществляется свобода. Эти рамки очень часто выстроены по аналогии с непоколебимой и одномерной логикой паранойи. Усиление представлений о свободе как некоторой функции в четко очерченной сфере или плоскости становится все более характерным и для либералов, и для консерваторов, и для социалистов. Одни сводят свободу к предпринимательству и потреблению, другие к сохранению своей культурной неповторимости, третьи - к самореализации и демократическому управлению. Нечто общее, позволяющее говорить о свободе вообще, неумолимо исчезает меж ними. Подобный разрыв временами выглядит действительно как шизофрения, когда например, кто-то требует свободных выборов без социальной справедливости (свободы движения по социальным лифтам) или напротив, болтает об экономических свободах, игнорируя возможность быть политически независимым. Параноическое сознание редуцирует свободу до одной сферы, все прочие рассматривая как производные и второстепенные.
Классический пример - российские либералы-реформаторы, уверовавшие в то, что люди с капиталами станут подлинно свободными и, исходя из этого нового качества, переформатируют политику, социальное устройство, культурный ландшафт. Увы, по факту свобода грабить страну оборачивается лишь свободой жрать без меры и получить пулю при дележе награбленного. Никакой свободы даже вывезенные капиталы не дают, т.к. в любой момент могут быть отняты на Западе как нелегально нажитые. В конечном счете, свобода для параноика редуцируется до личной свободы. Как я уже отмечал в самом начале, параноик представляет себя в некотором смысле Избранным, т.к. только он обладает важным знанием (как оно на самом деле есть), потому логично приходит к мысли, что все прочие - либо автоматы, подчиненные высшей воле, либо просто их свобода иллюзорна. Так что эгоизм в стиле «живи для себя» действительно содержит параноическую компоненту, если превращается в представление не только о наличии некоторого идеала, шаблона, но и содержит веру в то, что отклонения от него ведут к наказанию. Например, идеология успеха с элементами попсового психоложества частенько содержит такие «пугалки» - будешь вести себя как неудачник и тут-то на тебя повалится неприятность за неприятностью, т.к. мир хочет чтоб ты был успешен.
Если вы посмотрели фильм, то следует задуматься о том, что ждет нас. Описанные в нем теории не просто не канули в небытие, но напротив железной поступью продолжают покорять мир. Печально, но я пока не вижу причин надеяться на отмену этого крестового похода: в российской элите превалируют либералы - одни по образованию, другие по своему стихийному мировоззрению и даже душевной организации. Стремление все унифицировать, проконтролировать и подсчитать поразительными темпами переформатирует сферы образования, медицины, науки, культуры. Все чаще вместо специалистов по работе со смыслами и людьми выпускаются «болванчики», спрятавшиеся за технологиями, тестами и опросниками. Даже в психотерапии ставка делается либо на максимально отчужденные, деиндивидуализированные методики, либо на сверхбыстрые (и столь же краткосрочные) эффекты. Неслучайно последние 10 лет максимальную оторопь и ужас у меня вызывают экономисты, психологи и нечто посередине - кадровики. Эти сферы испытали наибольшее влияние паранойяльных теорий, взятых на вооружение неолиберальной культурной политикой. И не удивляйтесь, если через пару лет какой-нибудь легкомысленный тест не только обнаружит у вас психическое расстройство, но и серьезно повлияет на вашу жизнь и карьеру. Ведь как в целом верно подсказывает параноическое сознание - вы сами даете на себя материал и в большом количестве. Так что использовать вас против вас же при желании не составит труда тем, кто имеет доступ.
Тут в общем и не нужны никакие выводы и резюме. Свобода сама по себе проблема (хоть определение, хоть достижение), т.к. вносит в жизнь каждого дополнительную меру неопределенности и нехватки. Этот смутный идеал требует от нас поиска или создания смысла, а потом - нередко и борьбы. Но именно эта опция - самоопределение, вопреки доминирующему дискурсу - в современных представлениях все чаще отсутствует. Так что выбор за вами: искать свободу вопреки своей и/или окружающей паранойе или искать свободу внутри своей/окружающей паранойи. Впрочем, наверняка есть и те, кто способен избегать навязчивой паранойи, кто свободен совсем в ином смысле - в смысле иммунной защиты от инвазий паранойяльных конструкций. Наверняка такие существуют. Но это точно не я.
Прежде всего, следует уточнить два момента.
Во-первых, что такое паранойя вообще? Паранойя - это не столько сам психический сбой, сколько попытка с ним справиться. Попытка в некотором смысле неудачная и примитивная, т.к. на месте сложной картины мира (которая рухнула в результате сбоя) возникает более простая карта, определяемая одним лишь центром - некоторой «сверх-идеей», объясняющей абсолютно все прочие элементы, включенные в карту. Сама же эта «сверх-идея» представляет собой уникальное (фантазматическое) знание о том, что у Большого Другого есть свой Большой Другой. Или говоря проще, что за всеми социально-символическими институтами (от властных институтов до общепринятой картины мира) стоит еще кто-то - некий «Он» или «Они», чьи желания и определяют логику мира. Обычно это некие демиурги реальности (как в Матрице или Шоу Трумана), инопланетяне или другие сверх-разумные существа (например, Бог Шребера), а также разного рода мировые правительства и секретные организации. В силу именно такого непозволительного знания паранойя часто связана со страхом - меня дискредитируют, убьют, облучат, посадят в дурдом и т.д. На всякое «почему?» или «зачем?» у параноика уже готов ответ, и он всегда безальтернативен. Классический пример - мания преследования. На вопрос типа «почему этот человек находится здесь/смотрит на меня/делает что-либо?» дается однозначный ответ (достигаемый в один или несколько логических шагов) - он хочет меня, например, убить. Прямое опровержение обычно не работает, нельзя объяснить параноику, что «этот человек просто идет по своим делам». В лучшем случае он решит, что вам просто не доступно критическое мышление и умение замечать странные детали и знаки, в худшем - сочтет, что вы «с ними заодно». Собственно паранойя - это особая форма, структура, а не содержание (с чертиками, НЛО и заговорами). Паранойяльные конструкции (в которых есть такой «центр» и единая логика, выводящая все из него) не обязательно функционируют как психоз или помешательство, напротив, могут встраиваться и в относительно нормальные реакции и структуры. Лакан, кстати, отмечал, что сама структура знания в общем-то параноидальна. Тонкая грань между рядовым неврозом и патологией иногда трудноопределима; единственное, что можно отметить так это наличие критики, иронической дистанции от такого рода объяснений, знаний в нормальном состоянии.
Во-вторых, исходя из формального понимания паранойи, следует сразу же обратить внимание, что характеризуя современность как эпоху паранойи, я хочу обратить внимание на широкий круг явлений, а не только на индивидуальные психологические отклонения. Сама организация общества формирует подходящую базу для укрепления параноических конструкций как в институтах, так и в индивидуальной и массовой психологии. Явления другого рода само собой никуда не исчезают. Например, истерический комплекс ярко проявляется в демонстративности гламура, шоппинге или анорексии. Клиповое сознание и полифония идентичностей заставляют воспоминать шизофрению, а трудоголизм менеджеров и императивность статусного потребления воспроизводит ритуалы обсессивных невротиков. И все-таки есть что-то и в структуре общества, и в дискурсе говорящее в пользу параноической доминанты. В первую очередь приходит на ум усиление государственного контроля и рыночного управления спросом, все большая автономность разведок и корпораций, глобализация - словом те процессы, что движут нас скорее к унификации и прогнозируемости, нежели к образованию множеств и их пролиферации. Все-таки сложно говорить о шизофрении, как будущем человека, если даже в развитых странах атомизация общества нередко сопровождается сокращением субкультур, малого бизнеса и альтернативных (вроде анархистских) форм социального объединения. Другим косвенным доказательством служит распространение различных форм виктимности в дискурсе. Все чаще звучат оправдания себя как жертвы истории или общества (и даже природы): я таков в силу колониализма, тоталитарного прошлого, социализма, патриархальной культуры, негативных сценариев окружающих, дурной компании, плохой генетики, никудышной экологии, постоянных стрессов, отчуждающей Системы, культурной гегемонии правящего класса, алчности корпораций и т.д. и т.п. Причем жертвами описывают себя не только реально пострадавшие или лишенные, но и палачи, власть имущие и бенефициары. Виктимность переплетается с цинической позицией: я знаю, что на меня влияет, но продолжаю действовать так, будто ничего не знаю об этом. Быть жертвой - в таком случае уже не демонстративная поза, привлекающая внимание, а психологическое подтверждение того, что «Они» существуют (и потому могут делать из меня игрушку обстоятельств). Кроме того, как я уже отмечал современному дискурсу весьма характерно параноическое отношение к конспирологиям: либо проявляет максимум подозрительности, либо некритично принимает за руководство.
Чтобы понять, насколько паранойя неотъемлемо присуща современным теоретическим построениям, я рекомендую посмотреть первую серию фильма «Западня: Что стало с нашей идеей свободы». Инспирированные страхами ядерной войны, а также распадом привычных социальных конвенций (упадок идеи welfare state, сексуальная революция, рост неопределенностей и рисков, вызванных глобализацией и виртуализацией рынков), эти теории слишком часто содержат в себе иррациональное стремление контролировать все. Контроль имеет мало общего с властью, т.к. последнее предполагает возможность доступа к ресурсам, в то время как первое - требует многочисленных ресурсов (время, внимание, доступ и т.д.) для самоподдержания. Желание контролировать все - это невротическая реакция, которая при неудачах и росте тревожности может привести к параноическим конструкциям.
В этом смысле описанные в фильме ученые: Нэш, фон Хайек, Бьюкенен, Лэйнг, а тем более их последователи вряд ли все были параноиками (как Нэш), большинство - это скорее невротики, нуждающиеся в какой-то основе, которая снизила бы степень тревожащей их неопределенности. Проблема в том, что в качестве теории для такого субъекта сойдет все что угодно, лишь бы помогало. И вот мы видим возвращение теории рациональных агентов, причем в более упрощенном и массовидном описании, чем у Адама Смита или Джона Локка. Утилитаристы (вроде Бентама и Милля), которым тоже была свойственна редукция человеческих проявлений, на фоне таких как Бьюкенен просто титаны мысли. Не хочется сорить оценочными суждениями, но я пока не нахожу других - кроме как деградация гуманитарно-философского мышления. Смит, например, уделял огромное внимание моральным чувствам (сентиментам) в поведении людей. А Локк, хотя и подчеркивал важность контроля над эмоциями (особенно у женщин и детей), прекрасно понимал, что чувства и ощущения - главный источник развития мозга и разума. Он был одним из тех, кто заложил основы для педагогических идей сентиментализма и романтизма. Рациональные же агенты в представлениях экономистов и психологов ХХ века (не всех, но многих) оказываются совершенно избавлены от психического балласта. Эмоции? - да их просто нет в решениях людей.
По теории игр Джона Нэша например, вы должны выбрать ту женщину, которая с большей вероятностью даст вам (то, что вы от нее хотели). Нерациональная постановка цели (влечение, страсть, каприз, интуиция и т.д.) ставит под сомнение достижение цели. Других вариантов, а также издержек такого выбора или даже способов рационально вычислить ту самую - теория не предусматривает. По мысли антипсихиатриста Рональда Лэйнга контролируемые отношения предпочтительнее, чем неконтролируемые, поскольку предполагают власть над вами других людей или обстоятельств, а тот факт, что такие отношения даже в деловой среде отнюдь не правило (выбор партнеров часто связан с симпатиями), тем паче в дружбе и семье - это досадное недоразумение. Возможно, Лэйнг в свое критике психиатрии сделал важный шаг к пересмотру ее методов и привычной классификации душевных девиаций, но его паранойяльные конструкции заставили сделать многих легковерных психологов весьма специфические выводы. Обратите внимание на первый его эксперимент, который окончился полным фиаско (все выписанные после его лечения шизофреники вернулись в больницу). Вместо того чтобы признать свои методы недостаточно эффективными, он обвинил общество и весь мир в провале. Это не мой метод не работает, это семья и общество делают их снова безумными. Если это не патология, тогда что? Бьюкенен вообще считал, что других стимулов, кроме материальных не существует, всячески нагнетая ужас перед теми, кого он окрестил «фанатиками» (это те, кто видит в своей работе не только доход, но и призвание или общую цель). И, судя по всему, никакой проблемы в коррупции или отсутствии четкой позиции у политиков он не видел. Идейные стимулы пугают параноика, потому что они не позволяют флексибильности (слово так любимое экономистами последних 30 лет) - т.е. гибкости, где нет моральных ограничений. При том, что простым людям именно «хорошо мотивированные яппи» представляются фанатиками. Еще более досадно говорить о тех, кто оказался в зависимости от идеологической конструкции «тоталитаризм», ведь среди них оказались вполне достойные ученые и философы вроде Фридриха фон Хайека, Ханны Арендт, Герберта Маркузе, Теодора Адорно и многих других. Про полные параноических страхов перед государственным контролем теории фон Хайека я недавно уже писал. В самом общем виде эти ошибки методологические. Суть в том, что столь удобная для них дилемма узников (которую они, кстати, интерпретировали не как проблему незнания выгод сотрудничества, а как проблему «пан или пропал») не позволяет различить две больших разницы: рациональное действие и действие в условиях, которые заставляют действовать, как если бы ты был рационален.
Экономисты, политологи, психологи и пр. - все они задавались по большей части двумя взаимосвязанными вопросами: как предсказывать и как мотивировать поведение людей? Вот только ответ, данный в упрощенной модели человека, не многим отличен от следующего рецепта. Сперва посадите людей в клетку и заставьте считать врагами всех остальных, лишите их подлинного выбора, а затем предложите стимулы, улучшающие условия их жизни - и тогда все заработает по модели. Действия станут предсказуемыми, материальные стимулы количественно измеримыми и неизменно рабочими. Правда, не понятно, как называть этого гомункула, т.к. он уж очень сильно напоминает концлагерного узника. Но уж точно не рациональным субъектом, т.к. рациональность он скорее имитирует - по заданному извне шаблону.
То же самое произошло и с эмоциями, когда они вернулись в теорию для использования в мотивационных технологиях и тренингах. Когда бизнес-тренер говорит о чувствах и эмоциях, то его интересует только то, что укладывается в шаблон «кнут-пряник». Дрессура, которой подвергаются работники, ориентирована на отбрасывание всякой рефлексии (в т.ч. эмоциональной), дабы сконцентрироваться на том, что заставляет действовать (вина, зависть, радость). И в подобной одержимости только определенными переживаниями очень много общего с паранойей. Порой все эти мотивационные тренинги похожи на лекцию о любви к ближнему, написанную и прочитанную социопатом и мизантропом.
Самое забавное это упорство либералов и рэндодрочеров в своих теоретических заблуждениях. Например, если нельзя где-то внедрить свободный рынок (сам материал или нужный результат не позволяют), то его нужно имитировать. Не верится, но именно это было проделано со всеми гос.службами в Великобритании. Снова отсылаю к вышеупомянутому фильму, т.к. в нем можно ознакомиться с десятком ухищрений, на которые пошли медицинские службы, чтобы соответствовать рациональным показателям.
Все эти нелепицы показывают, почему дилемма узников не работает в реальном поведении людей. Ответ чрезвычайно прост. Даже не очень образованные люди часто интуитивно высчитывают не только рациональные последствия, но и эмоциональные. Грубо говоря, не нужно быть семи пядей во лбу чтобы догадываться, что хитрожопым быть выгодно, но только до тех пор пока затраты на повышенный контроль, обман и столкновение с последствиями этих обманов не предъявят свой счет - и эти издержки порой тяжелее всяких выгод. Люди альтруистичны и склонны сотрудничать, в том числе и потому что минимизируют свои «душевные издержки», избегают стрессов и конфликтов. И в этом смысле они рациональнее любого рационального агента-параноика. Плюс к этому, люди самых разных верований и культур, обычно стремятся к своего рода экологичности своих действий и выборов. Эгоизм, заточенный только под личные выгоды, представляется более зауженным взглядом на мир, чем естественная установка. Даже с точки зрения нейробиологии в норме люди - доверчивы и иррациональны. И поскольку недоверие действительно асоциально, то возможны две разных трактовки причины и следствия: или современное общество и культура ориентируют людей на повышенный контроль и асоциальность, или это следствие роста функциональных отклонений в работе мозга современного человека. Впрочем, наверняка возможна и взаимная детерминация.
Тут стоит кое-что прояснить о рациональности. Рациональность слишком часто упрощают до следования некоторой логике или алгоритму. Это только половина истины. Как отмечает уже Декарт, рациональность - это последовательное рассуждение по выбранному (не случайному) основанию. Иными словами, важен не только алгоритм и непрерывность мышления, но и точка начала движения мысли. И философы прекрасно знали, что вторая задача гораздо важнее и сложнее. Проблема выбора основания и обоснования такого выбора - труднейшая задача, т.к. от степени его достоверности зависят все последующие выводы. Так что нелишне напомнить, что абсолютно логичны именно психопаты-параноики, вот только основания, по которым они все объясняют, представляются достоверными только им самим. Рациональность - не одна, т.к. точек отсчета может быть и несколько. Но каждая точка должна быть найдена в реальности или в устройстве мышления - и по этой причине настоящая рациональность не игнорирует эмоции (как это делают сторонники теории рациональных агентов).
Таким образом, мы теперь можем увидеть как же влияет параноический фон на представления о свободе? Сразу же оговорюсь: человек, чей взгляд зависит от паранойяльных конструкций, не игнорирует и не отрицает свободу. Однако его представления, так или иначе, работают на подтверждение параноической картины мира.
Первая особенность заключается в том, что привыкшее к параноическим конструкциям сознание убеждено в том, что и свобода должна быть санкционирована извне - тем самым Другим Большого Другого. Свобода - это лишь следствие каприза, желания тех, кто способен ее установить. Звучит несколько парадоксально, но поскольку «Они» вольны лишить кого угодно чего угодно, то, следовательно, всякое существование происходит только с их разрешения. Любопытно здесь то, что связь свободы и желания Другого приводит к еще одному следствию: сугубо личные желания становятся проблемой для вписывания в социальный порядок. В этом смысле параноик действительно скорее аскет. Он - тот, кто жертвует своими подлинными желаниями, ради адаптации или даже выживания. В конечном счете, свобода оказывается либо свободой выбирать из предоставленного набора, либо неожиданной случайностью, своего рода искушением, которого следует избегать (в духе «Они только и ждут, что ты купишься на это»). Параноик в этом смысле отлично понимает, что выбор сложен, более того, свобода человека иногда проявляется только в свободе навредить себе. В то же время параноика не столько беспокоят упущенные возможности (как невротика), сколько тревожит самопроявление в выборе. Он словно боится выдать себя, дать на себя материал, который будет использован против него. Так что выбор из заданного успокаивает его, позволяя скрываться дальше.
Хорошим примером того, что современный человек под свободным выбором частенько видит строго заданную группу возможностей, является избитая шутка про девиз «В жизни стоит попробовать всё». Как известно под «всё» обычно подразумеваются наркотики, гомосексуализм, боди-модификации и предательство, гораздо реже - ядерная физика, шахматы, альпинизм и практические никогда - справедливые социальные преобразования, отказ от стяжательства, серьезная работа над собой и своим сознанием. Собственно в силу такого взгляда на выбор и свободу современный человек, как правило, практик - его устраивает свобода выбора из предоставленных опций, заглядывать за эту ширму, а тем более хотя бы на миг представлять себе, что там нет никакого демиурга-программиста, - он не намерен.
Вторая особенность рецепции свободы выражается в идее о наличии узких рамок, в которых осуществляется свобода. Эти рамки очень часто выстроены по аналогии с непоколебимой и одномерной логикой паранойи. Усиление представлений о свободе как некоторой функции в четко очерченной сфере или плоскости становится все более характерным и для либералов, и для консерваторов, и для социалистов. Одни сводят свободу к предпринимательству и потреблению, другие к сохранению своей культурной неповторимости, третьи - к самореализации и демократическому управлению. Нечто общее, позволяющее говорить о свободе вообще, неумолимо исчезает меж ними. Подобный разрыв временами выглядит действительно как шизофрения, когда например, кто-то требует свободных выборов без социальной справедливости (свободы движения по социальным лифтам) или напротив, болтает об экономических свободах, игнорируя возможность быть политически независимым. Параноическое сознание редуцирует свободу до одной сферы, все прочие рассматривая как производные и второстепенные.
Классический пример - российские либералы-реформаторы, уверовавшие в то, что люди с капиталами станут подлинно свободными и, исходя из этого нового качества, переформатируют политику, социальное устройство, культурный ландшафт. Увы, по факту свобода грабить страну оборачивается лишь свободой жрать без меры и получить пулю при дележе награбленного. Никакой свободы даже вывезенные капиталы не дают, т.к. в любой момент могут быть отняты на Западе как нелегально нажитые. В конечном счете, свобода для параноика редуцируется до личной свободы. Как я уже отмечал в самом начале, параноик представляет себя в некотором смысле Избранным, т.к. только он обладает важным знанием (как оно на самом деле есть), потому логично приходит к мысли, что все прочие - либо автоматы, подчиненные высшей воле, либо просто их свобода иллюзорна. Так что эгоизм в стиле «живи для себя» действительно содержит параноическую компоненту, если превращается в представление не только о наличии некоторого идеала, шаблона, но и содержит веру в то, что отклонения от него ведут к наказанию. Например, идеология успеха с элементами попсового психоложества частенько содержит такие «пугалки» - будешь вести себя как неудачник и тут-то на тебя повалится неприятность за неприятностью, т.к. мир хочет чтоб ты был успешен.
Если вы посмотрели фильм, то следует задуматься о том, что ждет нас. Описанные в нем теории не просто не канули в небытие, но напротив железной поступью продолжают покорять мир. Печально, но я пока не вижу причин надеяться на отмену этого крестового похода: в российской элите превалируют либералы - одни по образованию, другие по своему стихийному мировоззрению и даже душевной организации. Стремление все унифицировать, проконтролировать и подсчитать поразительными темпами переформатирует сферы образования, медицины, науки, культуры. Все чаще вместо специалистов по работе со смыслами и людьми выпускаются «болванчики», спрятавшиеся за технологиями, тестами и опросниками. Даже в психотерапии ставка делается либо на максимально отчужденные, деиндивидуализированные методики, либо на сверхбыстрые (и столь же краткосрочные) эффекты. Неслучайно последние 10 лет максимальную оторопь и ужас у меня вызывают экономисты, психологи и нечто посередине - кадровики. Эти сферы испытали наибольшее влияние паранойяльных теорий, взятых на вооружение неолиберальной культурной политикой. И не удивляйтесь, если через пару лет какой-нибудь легкомысленный тест не только обнаружит у вас психическое расстройство, но и серьезно повлияет на вашу жизнь и карьеру. Ведь как в целом верно подсказывает параноическое сознание - вы сами даете на себя материал и в большом количестве. Так что использовать вас против вас же при желании не составит труда тем, кто имеет доступ.
Тут в общем и не нужны никакие выводы и резюме. Свобода сама по себе проблема (хоть определение, хоть достижение), т.к. вносит в жизнь каждого дополнительную меру неопределенности и нехватки. Этот смутный идеал требует от нас поиска или создания смысла, а потом - нередко и борьбы. Но именно эта опция - самоопределение, вопреки доминирующему дискурсу - в современных представлениях все чаще отсутствует. Так что выбор за вами: искать свободу вопреки своей и/или окружающей паранойе или искать свободу внутри своей/окружающей паранойи. Впрочем, наверняка есть и те, кто способен избегать навязчивой паранойи, кто свободен совсем в ином смысле - в смысле иммунной защиты от инвазий паранойяльных конструкций. Наверняка такие существуют. Но это точно не я.