Либеральная халтура.
Уже несколько раз я писал здесь о том, почему я не разделяю либеральные взгляды, более того, считаю эту позицию принципиально ошибочной. По существу либерализм несостоятелен одновременно как с позиции этики и эстетики, так и с философской позиции. Об уродливых последствиях либерального мышления я уже много раз говорил, а вот главный контраргумент «от философии» все не было времени обозначить.
А ведь либеральная идеология очень часто маскируется под философию или мировоззрение, что в общем и позволяет ей переформатировать молодые мозги. Это нетрудно, т.к. в основе либерализма лежит понятие свободы (понятие экзистенциально нагруженное, особенно в юности) - свободы гражданина и личности, из которой в первую очередь выводят свободу предпринимательства. Последняя столь важна для либерала, что фактически отрицается возможность реализации свободы без рынка и вне его. Именно поэтому должно утверждать, что либеральная «философия» опирается на два понятия, а не одно, а именно на свободу и рынок. Выведение свободного рынка из естественных прав человека - это все-таки уловка, и довольно очевидная. Во-первых, потому что естественным можно объявить довольно многое, и все акценты будут зависеть от интересов теоретика (почему бы не начать не с обмена, а с права на жестокость и насилие, которое Сад считал неотъемлемой частью всякой природы?). Во-вторых, само выведение права из данности - двойная ошибка, игнорирующая как нормативность (не все что есть - должно быть или желательно), так и искусственность самого права (право - не удовлетворяет потребность, а отчуждает ее). На деле же либеральные концепции в политике и экономике очень часто эволюционировали в сторону «больше рынка, меньше свободы».
Однако здесь как раз главная причина несостоятельности «философии либерализма». Рынок - это не философское понятие. Это философская халтура. Собственно в этом и заключается мое ключевое возражение против попытки изобразить либерализм в качестве философии: нельзя построить теорию на понятии, которое никаких фундаментальных структур в себе не содержит. Рынок - это всего лишь средний уровень абстракции, очень приблизительно описывающий некий род сущего, который никак не тянет ни на основы бытия, ни даже на отдельную его сферу. В рамках либеральной мысли «рынок» имеет претензию быть универсальным, но внятных обоснований этих претензий я не встречал. Зато очевидны софистические уловки: например, если все может быть товаром, значит, товарные отношения лежат в основе социального бытия. Несложно заметить, что попытки понять мир через логику товара чреваты не только бесполезной потерей времени, но и существенной деградацией мышления. Понятие рынка (в его философском использовании) - это классическая ошибка эссенциализма. Суть ее в том, что понятие предполагает сущность, а сущность (пусть нами еще не проясненная) создает иллюзию наличия единых внутренних законов. Таким нехитрым способом из частной описательной конвенции мы выводим генеральную теорию, подкрепленную (интуитивно очевидной) онтологией. Добавилось ли у нас от этого смысла или понимания? Да ничуть. Зато теперь мы можем без всяких доказательств выдумывать бессмысленные концепты вроде «невидимой руки рынка», «морали сильного» или «чистой конкуренции». Плюс ко всему эта надуманная онтология создает (заметьте, без особых усилий, доказательств, а лишь за счет частных иллюстраций) идеологическое обоснование социальных последствий рынка и капиталистических отношений. Явление существует, значит, оно необходимо, а потому оно есть благо. Тот факт, что таким благом могут назвать нищету, голод, деградацию, истребление народов, уничтожение экосистем и пр. - либералов трогает мало.
Резюмируя вышесказанное: либерал склонен искажать понимание «рынка», навязывая представление о нем как об онтологической и внеисторической данности, в то время как рынок - социальный феномен, производный от исторически обусловленных теории и практики конкретного общества. Придавая объективность законам рынка, либерал надеется протащить идеологию, оправдывающую последствия рыночных отношений. И часто это удается. Хотя бы потому, что рыночные примеры наглядны и количественны, в то время как контрпримеры требуют способности к диалектическому мышлению.
Чтобы разобраться с этим долгоиграющим мошенничеством, следует вернуться к истокам сей теории. Классические основы либеральной доктрины заложили два философа - Джон Локк и Адам Смит. Ни тот, ни другой не ставили себе задачи построить философию с опорой на рынок, однако стали знаковыми фигурами для либералов.
Джон Локк был автором теории общественного договора, впервые выводившей в числе наиважнейших естественных свобод - право на предпринимательство (его предшественник - Гоббс посчитал достаточным лишь право на жизнь). Эта теория, по сути, была призвана не только объяснить возникновение государства и общества, но и оправдать властные притязания буржуазии (что достигалось разрушением прежней теологической версии генезиса государства). В теории Локка, по современным меркам, был весьма трогательный изъян: утверждалось, что гражданское общество и потребность в рынке возникают раньше государства, а естественный человек изображался поистине светочем разума. Рынка нет, но потребность в нем есть, и она лежит в природе человека. Видимо дикарь, не испорченный цивилизацией, нарвав пару яблок, тут же загорается идеей кому-нибудь их впарить. Что, в конечном счете, и приводит его к мысли о необходимости государства как гаранта собственности и прочих прав. Налицо парадокс: рынок как некая сущность существовал задолго до возникновения условий для его реализации (что очень странно для эмпирика Локка). Надо сказать, представление о рынке как эйдосе, или еще какой-то вне-мирной и потому абсолютной реалии сохраняется и у современных адептов данной доктрины. Стоит, однако, признать, что Локка как философа место рынка в социуме занимало намного меньше, чем устройство человеческого разума.
Адам Смит еще более интересный случай. Вообще-то он долгое время занимался моральной философией, и лишь в какой-то момент обнаружил, что для полной картины ему не хватает ответа на вопрос «откуда берется богатство народов?». Связь по мысли Смита здесь прямая: достоинство - категория моральная, но возможность его реализовать зависит, как бы мы сегодня сказали, от среднего уровня жизни, т.е. от благосостояния общества в целом. Пример, который он сам использовал, это льняная рубашка, которая не является необходимостью для выживания, но должна быть у каждого (ради приличия при посещении общества - на рынке или воскресной службе). Это очень важный момент, который и объясняет почему в работе Смита так много ad hoc гипотез и упрощений. Первоначально политэкономия для Смита - подпорка, а не несущая конструкция. Лишь в последствии он увлекся критикой предшественников и развитием концепции (многие последователи, кстати, не приняли поздних усложнений Смита). Адам Смит действительно одним из первых попытался создать общую теорию рынка (более ранние концепции меркантилистов и физиократов воспринимали как качественно разные величины внутренний рынок, внешнюю торговлю и отношения с колониями). Однако он повторил и даже усилил ошибку предпосылок Локка. У Смита таких предпосылок две. Во-первых, экономические агенты действуют рационально, ради своей выгоды, а во-вторых, рынок сам себя регулирует посредством объективных законов, прежде всего координации спроса и предложения (та самая «невидимая рука рынка») и эффективности разделения труда. В идеальной картинке Смита формула эффективного бизнеса проста: уменьшая издержки, побеждай в ценовой конкуренции. Практическая же трудность состоит в том, что не только посылки неверны (это не фатально для практики), но и теория не работает - она не способна объяснить и решить главную проблему капиталистических рынков, уже известную в то время, а именно, кризисы перепроизводства. Не секрет и то, что теория Адама Смита так и не дала рецептов, по которым каждый англичанин смог бы позволить себе льняную рубашку. За разговорами об эффективности разделения труда (в т.ч. между нациями) и прочих утопических гармониях скрывается банальная правда о том, что никакого морального контроля над предпринимателем нет (т.е. ничто не удержит его завышать цены или создавать дефицит, вывозя товар за границу, если это будет прибыльно).
Логика ошибок Смита такова. Прежде всего, тот факт, что поведение экономических агентов далеко от рациональности, запросто доказывается любым эмпирическим наблюдением. Еще до теории бессознательного или товарного фетишизма различные мыслители кристально ясно продемонстрировали, что сфера товарного обмена пронизана случайными мотивами - от эмоциональных (алчности, зависти, скаредности) до идеологических (моды, верований и присущих эпохе научных теорий). Сегодня иррациональность экономического поведения - основа ряда экономических дисциплин. Что же касается законов рынка, то никакой тенденции к балансу и гармонии здесь также не наблюдается. «Естественное» и «свободное» развитие рынка - это не райский сад полный одуванчиков, а вполне себе плотоядная борьба за существование и доминирование. Отъевшиеся фирмы-хищники редко превращаются в застенчивых филантропов и поборников справедливости, и потому дело обычно заканчивается монополией, исчезновением конкуренции и как следствие деградацией рынков. Контроль здесь необходим. История самых разных обществ доказывает, что при отсутствии экономического контроля он все равно возникает - в форме картельных и олигархических сговоров, криминальной регуляции и внешнего воздействия (ни одна страна не живет в вакууме, но среди других стран со своими эконмическими интересами). Адам Смит отводил государству роль «ночного сторожа», при этом он видимо не захотел увидеть, что экономическое благосостояние его страны во многом связано с жесткими протекционистскими мерами государства. И сегодня неолиберальная проповедь об открытых рынках спокойно соседствует со скрытыми и явными формами протекционизма в развитых странах.
Исходя из вышесказанного, особого выбора нет: и рыночный механизм конкуренции, и несвободное от иррациональности экономическое поведение людей не могут обойтись без ограничений и контроля. Здесь следует отметить, что те, кто противопоставляет государственное регулирование и рынок (дескать «либо - либо») - просто никогда не пробовали думать или хотя бы наблюдать. Жесткое их разделение - это обычно форма веры в либеральные догмы для массового употребления. Никакого противоречия нет: одно всегда соседствует с другим, хотя иногда и в крайне уродливых формах, когда навязывается одно и игнорируется другое. В этом смысле, дело не в оспаривании Смита: спрос и предложение и в самом деле позволяют сбалансировать экономику, но с той лишь оговоркой, что эта балансировка действительно работает только тогда, когда худо-бедно решены другие задачи - от регулятивных правил до денежного обращения.
Если же вы обратите внимание на либеральную трактовку экономической теории, то Адам Смит окажется для них и первым экономистом, и вершиной теории, и едва ли не последним (поскольку Маркса, пришедшего ему на смену и раскритиковавшего политэкономию, они не знают и знать не хотят). Разного рода либеральные экономические теории ХХ века (например, Милтон Фридман и весь монетаризм) всегда будут подаваться как осовремененный возврат к истине и сути учения Смита. Полагаю, сам Смит пришел бы в ужас от трактовок «невидимой руки рынка» в духе ущербных недосверхчеловеков вроде Айн Рэнд. Обращение к Смиту неслучайно: критика Маркса как раз и обнажает проблему: рынок - пустая форма, исторически заполняемая сам разным содержанием. Маркс понимал, что это понятие нельзя класть в основу системы, поэтому разрабатывал более глубокие (на его взгляд) базисные категории - труд и производство. На мой взгляд, этот момент часто игнорируют в Марксе: он смог создать действительно интегральную теорию (соединив экономику, политику, историю, и философию) только потому, что отказался от чисто экономических терминов в пользу антропологических. Одним словом Маркс - это основательный гвоздь в гроб либеральных надежд на единую теорию рынка как основание для других сфер гуманитарного знания. Универсальной теории рынка нет до сих пор ни в трудах экономистов, ни в трудах философов. Она невозможна, т.к. единственное общее для всех рынков - это идеологическое оправдание существующих экономических отношений.
Увы, либералы, даже весьма умные, практикуют своего рода избирательную слепоту - они видят лишь благоприятные результаты либерализации рынка. Однако история знает примеры обоих видов, когда более или менее свободный рынок приводит как к благим последствиям (повышение качества товара, рост занятости и благосостояния и т.д.), так и к откровенно ужасным. Сверх-ценность рынка заставляет теоретиков заниматься ничем не оправданной экстраполяцией понятий. Яркий пример - представитель австрийской экономической школы фон Хайек, который, полемизируя с Кейнсом, пришел к выводу о вредности любого регулирования. По его мысли регулировать рынки нет смысла по двум причинам. Во-первых, это невозможно (индивидуальность потребностей выше любых возможностей расчета), а во-вторых, самоорганизация всегда лучше. Казалось бы, нужно остановиться на первом пункте и обсудить, что можно и должно регулировать, а что нет. Но фон Хайек как всякий либерал добавляет сюда веру - веру в самоорганизацию (фактически это перепев все той же «невидимой руки рынка»). Убежденный в правоте своей веры, он вместо серьезного изучения предмета допускал абсолютно безграмотные и чисто идеологические суждения. В том числе он доказывал (явно выполняя соц.заказ стран Запада того времени), что экономики немецких нацистов и итальянских фашистов - это формы социализма, а не капитализма. Уж не за это ли ему дали Нобелевскую? Хайек, будучи очень хорошим экономистом, предложившим ряд тонких решений, в итоге часто оказывается носителем типичной либеральной ерунды - «рынок благ, а если это и не так, то виноват кто-то другой». Все-таки либерализация и легализация - не панацея, хотя в каких-то случаях и работает. Так, например, вполне возможно, что свободная продажа наркотиков решит часть проблем (при наличии сотен и тысяч «если»), но значит ли это, что пора задуматься о легализации торговли тяжелым вооружением или людьми? И разве в пресловутой самоорганизации не звучит снова наивная идея о бессознательной рациональности людей? Увы, люди очень часто создают примитивные, хотя и работающие организации с довольно средненькой эффективностью в ущерб подлинной кооперации, эффективности и справедливости. В свободном плавании (как на «плоту Медузы») люди стремятся не к цветущей сложности, а к стайному инстинкту с насильственным доминированием. Рынки в данном случае не исключение; напротив, ярчайший пример.
Все эти мифы приводят к тому, что уповающие на либерализм люди остаются ни с чем. Жители Латинской Америки, Восточной Европы и бывшего СССР на собственной шкуре узнали, что свободный рынок с его «чего, изволите?» может неумолимо быстро обернуться голодом, нищетой, безработицей и абсолютным безразличием. Проблема в данном случае не только, в том, что неолиберальная доктрина была изначально заточена под выгоды стран Запада (утечка капитала и несправедливый раздел собственности заложены в эти концепции). Более глубокий уровень проблемы в том, что игнорирование психологии, культуры и необходимости гос.регуляции всегда приводит к негативным социальным последствиям, нечестной конкуренции и различным формам оболванивания. Что дал рынок всем тем, кто жаждал прилавков с двумястами сортами колбасы? Качество по большому счету не предполагает излишних вариаций (вроде пресловутой «второй свежести»), поэтому неясно, что именно чаял получить человек в товарном разнообразии. Изобилие разномастных этикеток или широкий спектр модификаций (разного рода заменителей, добавок и красителей)? Ведь исчезновение недорогих, но натуральных продуктов - это тоже дефицит. Причем, искусственный. Лучший товар вытесняет худший (по теории) только при наличии все того же рационального, совершенно просвещенного и компетентного потребителя. Ну и где же он? Отчего же западные экономики вопреки классическому либерализму стали развивать технологии маркетинга? Люди голосуют рублем за правдоподобные, но дешевые эрзацы, стимулируя тем самым вылет с рынка наиболее честных производителей. Люди голосуют за удачные рекламные компании, а не за вкус и качество, тем самым понижая траты на них в пользу продвижения. Так что суровый общеобязательный ГОСТ до сих пор остается более удачным решением, чем «потребитель разберется». К слову, для классиков либерализма, вроде Локка и Смита, все эти бренды, таргетирование и прочие инструменты формируемого спроса являются мошенничеством и нарушением честной конкуренции. Конкуренция в их понимании - это ценовая конкуренция и только, в то время как формирование спроса - это вмешательство в сферу личной свободы граждан, имеющих полное право самим решать, что является их потребностями. Как это ни смешно, но именно капиталистическая современность выбросила на помойку излишне преданных «ценовой конкуренции» теоретиков (в т.ч. уже упомянутую австрийскую экономическую школу, влияние которой сегодня крайне мало). Современный либерализм требует от своих послушников не только верности идеалам рынка и свободы, но и феноменальной гибкости в оправдании нелиберальной практики Западных экономик (стандарты, квоты, субсидии, неценовая конкуренция и т.п.).
Вообще рассуждая о судьбе экономических теорий, можно заметить, что вопреки речам о свободном рынке, конкуренции и глобализации реальная практика стран Золотого миллиарда все больше напоминает старый добрый меркантилизм. Ведь именно в основе этой концепции лежат жесткий протекционизм, сложные манипуляции с торговым балансом и денежной политикой, а также колонии как необходимая опора неравновесного обмена. Как это ни удивительно, но уже в 16-17 веке экономисты понимали, что свободный рынок таит в себе много минусов, от которых нужно защитить страну и население. Нужно ли после этого упоминать о том, что именно доктрина меркантилизма приводила к финансовому и политическому могуществу Англию, Швецию, Пруссию? В противоположность этому МВФ не обнаружил ни одной страны за последние полвека, получившей серьезные выгоды от политики laissez-faire и вступления в ВТО. Сегодня государства уже не стремятся накопить побольше золота (хотя кто знает?) и проще относятся к гос.долгу (он ведь виртуальный), но мне кажется, возвращение к элементам меркантилизма еще проявит себя и в политической, и в социальной сфере. Так, например, меркантилизм не уделял большого внимания внутреннему потребительскому спросу, но сегодня он как раз в кризисе - средний класс уменьшается, а потребности больше не растут по экспоненте. Либерализм в данном случае остается очень полезной ширмой для подлинных интересов развитых стран.
В сухом остатке мы имеем следующее. Основы либерализма довольно уязвимы, никакой серьезной философской теории на них не построить. Или если быть точным, основная проблема в попытке принять в качестве универсального явления рынок, обмен товаров. Что касается второго основания - проблемы свободы, то здесь действительно возможны либеральные трактовки. И если они не идут по пути редукции и упрощения, то «либеральная философия» вполне возможна. Именно поэтому так часто приходится разводить либерала по этимологии (того, кто выступает за свободу личности от государства и других институтов) и либерала по факту приверженности к современным либеральным взглядам (чаще это именно приверженность узкой социальной группе со своими интересами). Рынок как понятие позволяет оправдывать или от-объяснять явления, но он не только не добавляет понимания, более того является формой затемнения смысла. Именно поэтому наиболее часто встречаемый либерализм - это крайне примитивная вера в то, что «рынок решает проблемы». В этом тезисе люди очень часто смешивают рынок и персональную ответственность (они тесно связаны, но не взаимозависимы) - дескать, рынок это когда каждый занят тем, в чем он хорош и востребован другими и когда каждый отвечает за свою собственность (заботится о своем, в противовес безразличия к общему). Подкрепить этот тезис милыми иллюстрациями не составит проблемы. И все же не стоит забывать, что рынок управляется не здравым смыслом (на уровне потребности), а конъюнктурой. Именно изменчивая конъюнктура приводит к тому, что люди не просто не востребованы в своих талантах, а часто и вообще не нужны. Эта же рыночная логика предписывает уничтожать излишки товара при кризисе перепроизводства, а не раздать нуждающимся. И этот же милый сердцу рыночный закон ведет к тому, что любая собственность рассматривается как капитал (а он должен двигаться), а не как реальность, часть мира - поэтому корпорации не превращают свои владения в цветущие сады, а выкачивают из них максимум выгоды и продают. А уж принцип ответственности в рамках своей собственности, похоже, окончательно похерен антикризисной политикой западных стран, ведь банки не только не платят за свои риски, но и перекладывают необходимость платить на государство и простых людей. Рынок решает проблемы? Пожалуй, и такое бывает, да, но не забывайте, что часть этих проблем он создал сам. Но ведь другую часть проблем он вообще не способен решить ни при каких обстоятельствах.
История неолиберальных реформ ХХ века, от Латинской Америки до стран социалистического блока неумолимо доказывает это: свободный рынок решает проблемы других, более развитых стран, создавая их в собственной. И даже в том случае, когда рынок «работает» - это еще не значит, что он оправдан. Иногда же он создает глобальные проблемы, одна из них - это люди, которые безоглядно верят в рынок. Верят столь истово (пусть часто и за деньги), что готовы искоренять любые другие образы и стили жизни, не вписывающиеся в их веру. Если мы считаем религиозный фундаментализм, порождающий терроризм, глобальной проблемой, то чем лучше либеральный фундаментализм? На деле, он много хуже, потому что гораздо более экспансивен. Даже не будучи радикалами по духу многие «рыночники» просто-напросто вытесняют, предают забвению некоторые ключевые факторы, отдавая их на откуп случайности. Возможно именно в силу такого игнорирования, попытки перенести логику рынка на сферу отношения людей и оканчиваются морально ущербными и/или эстетически несуразными проявлениями. И я смею думать, что понимание ограниченности рыночных отношений и логики обмена является первым шагом не к отмене рынка, а к ликвидации и даже предупреждению его негативных последствий.
А ведь либеральная идеология очень часто маскируется под философию или мировоззрение, что в общем и позволяет ей переформатировать молодые мозги. Это нетрудно, т.к. в основе либерализма лежит понятие свободы (понятие экзистенциально нагруженное, особенно в юности) - свободы гражданина и личности, из которой в первую очередь выводят свободу предпринимательства. Последняя столь важна для либерала, что фактически отрицается возможность реализации свободы без рынка и вне его. Именно поэтому должно утверждать, что либеральная «философия» опирается на два понятия, а не одно, а именно на свободу и рынок. Выведение свободного рынка из естественных прав человека - это все-таки уловка, и довольно очевидная. Во-первых, потому что естественным можно объявить довольно многое, и все акценты будут зависеть от интересов теоретика (почему бы не начать не с обмена, а с права на жестокость и насилие, которое Сад считал неотъемлемой частью всякой природы?). Во-вторых, само выведение права из данности - двойная ошибка, игнорирующая как нормативность (не все что есть - должно быть или желательно), так и искусственность самого права (право - не удовлетворяет потребность, а отчуждает ее). На деле же либеральные концепции в политике и экономике очень часто эволюционировали в сторону «больше рынка, меньше свободы».
Однако здесь как раз главная причина несостоятельности «философии либерализма». Рынок - это не философское понятие. Это философская халтура. Собственно в этом и заключается мое ключевое возражение против попытки изобразить либерализм в качестве философии: нельзя построить теорию на понятии, которое никаких фундаментальных структур в себе не содержит. Рынок - это всего лишь средний уровень абстракции, очень приблизительно описывающий некий род сущего, который никак не тянет ни на основы бытия, ни даже на отдельную его сферу. В рамках либеральной мысли «рынок» имеет претензию быть универсальным, но внятных обоснований этих претензий я не встречал. Зато очевидны софистические уловки: например, если все может быть товаром, значит, товарные отношения лежат в основе социального бытия. Несложно заметить, что попытки понять мир через логику товара чреваты не только бесполезной потерей времени, но и существенной деградацией мышления. Понятие рынка (в его философском использовании) - это классическая ошибка эссенциализма. Суть ее в том, что понятие предполагает сущность, а сущность (пусть нами еще не проясненная) создает иллюзию наличия единых внутренних законов. Таким нехитрым способом из частной описательной конвенции мы выводим генеральную теорию, подкрепленную (интуитивно очевидной) онтологией. Добавилось ли у нас от этого смысла или понимания? Да ничуть. Зато теперь мы можем без всяких доказательств выдумывать бессмысленные концепты вроде «невидимой руки рынка», «морали сильного» или «чистой конкуренции». Плюс ко всему эта надуманная онтология создает (заметьте, без особых усилий, доказательств, а лишь за счет частных иллюстраций) идеологическое обоснование социальных последствий рынка и капиталистических отношений. Явление существует, значит, оно необходимо, а потому оно есть благо. Тот факт, что таким благом могут назвать нищету, голод, деградацию, истребление народов, уничтожение экосистем и пр. - либералов трогает мало.
Резюмируя вышесказанное: либерал склонен искажать понимание «рынка», навязывая представление о нем как об онтологической и внеисторической данности, в то время как рынок - социальный феномен, производный от исторически обусловленных теории и практики конкретного общества. Придавая объективность законам рынка, либерал надеется протащить идеологию, оправдывающую последствия рыночных отношений. И часто это удается. Хотя бы потому, что рыночные примеры наглядны и количественны, в то время как контрпримеры требуют способности к диалектическому мышлению.
Чтобы разобраться с этим долгоиграющим мошенничеством, следует вернуться к истокам сей теории. Классические основы либеральной доктрины заложили два философа - Джон Локк и Адам Смит. Ни тот, ни другой не ставили себе задачи построить философию с опорой на рынок, однако стали знаковыми фигурами для либералов.
Джон Локк был автором теории общественного договора, впервые выводившей в числе наиважнейших естественных свобод - право на предпринимательство (его предшественник - Гоббс посчитал достаточным лишь право на жизнь). Эта теория, по сути, была призвана не только объяснить возникновение государства и общества, но и оправдать властные притязания буржуазии (что достигалось разрушением прежней теологической версии генезиса государства). В теории Локка, по современным меркам, был весьма трогательный изъян: утверждалось, что гражданское общество и потребность в рынке возникают раньше государства, а естественный человек изображался поистине светочем разума. Рынка нет, но потребность в нем есть, и она лежит в природе человека. Видимо дикарь, не испорченный цивилизацией, нарвав пару яблок, тут же загорается идеей кому-нибудь их впарить. Что, в конечном счете, и приводит его к мысли о необходимости государства как гаранта собственности и прочих прав. Налицо парадокс: рынок как некая сущность существовал задолго до возникновения условий для его реализации (что очень странно для эмпирика Локка). Надо сказать, представление о рынке как эйдосе, или еще какой-то вне-мирной и потому абсолютной реалии сохраняется и у современных адептов данной доктрины. Стоит, однако, признать, что Локка как философа место рынка в социуме занимало намного меньше, чем устройство человеческого разума.
Адам Смит еще более интересный случай. Вообще-то он долгое время занимался моральной философией, и лишь в какой-то момент обнаружил, что для полной картины ему не хватает ответа на вопрос «откуда берется богатство народов?». Связь по мысли Смита здесь прямая: достоинство - категория моральная, но возможность его реализовать зависит, как бы мы сегодня сказали, от среднего уровня жизни, т.е. от благосостояния общества в целом. Пример, который он сам использовал, это льняная рубашка, которая не является необходимостью для выживания, но должна быть у каждого (ради приличия при посещении общества - на рынке или воскресной службе). Это очень важный момент, который и объясняет почему в работе Смита так много ad hoc гипотез и упрощений. Первоначально политэкономия для Смита - подпорка, а не несущая конструкция. Лишь в последствии он увлекся критикой предшественников и развитием концепции (многие последователи, кстати, не приняли поздних усложнений Смита). Адам Смит действительно одним из первых попытался создать общую теорию рынка (более ранние концепции меркантилистов и физиократов воспринимали как качественно разные величины внутренний рынок, внешнюю торговлю и отношения с колониями). Однако он повторил и даже усилил ошибку предпосылок Локка. У Смита таких предпосылок две. Во-первых, экономические агенты действуют рационально, ради своей выгоды, а во-вторых, рынок сам себя регулирует посредством объективных законов, прежде всего координации спроса и предложения (та самая «невидимая рука рынка») и эффективности разделения труда. В идеальной картинке Смита формула эффективного бизнеса проста: уменьшая издержки, побеждай в ценовой конкуренции. Практическая же трудность состоит в том, что не только посылки неверны (это не фатально для практики), но и теория не работает - она не способна объяснить и решить главную проблему капиталистических рынков, уже известную в то время, а именно, кризисы перепроизводства. Не секрет и то, что теория Адама Смита так и не дала рецептов, по которым каждый англичанин смог бы позволить себе льняную рубашку. За разговорами об эффективности разделения труда (в т.ч. между нациями) и прочих утопических гармониях скрывается банальная правда о том, что никакого морального контроля над предпринимателем нет (т.е. ничто не удержит его завышать цены или создавать дефицит, вывозя товар за границу, если это будет прибыльно).
Логика ошибок Смита такова. Прежде всего, тот факт, что поведение экономических агентов далеко от рациональности, запросто доказывается любым эмпирическим наблюдением. Еще до теории бессознательного или товарного фетишизма различные мыслители кристально ясно продемонстрировали, что сфера товарного обмена пронизана случайными мотивами - от эмоциональных (алчности, зависти, скаредности) до идеологических (моды, верований и присущих эпохе научных теорий). Сегодня иррациональность экономического поведения - основа ряда экономических дисциплин. Что же касается законов рынка, то никакой тенденции к балансу и гармонии здесь также не наблюдается. «Естественное» и «свободное» развитие рынка - это не райский сад полный одуванчиков, а вполне себе плотоядная борьба за существование и доминирование. Отъевшиеся фирмы-хищники редко превращаются в застенчивых филантропов и поборников справедливости, и потому дело обычно заканчивается монополией, исчезновением конкуренции и как следствие деградацией рынков. Контроль здесь необходим. История самых разных обществ доказывает, что при отсутствии экономического контроля он все равно возникает - в форме картельных и олигархических сговоров, криминальной регуляции и внешнего воздействия (ни одна страна не живет в вакууме, но среди других стран со своими эконмическими интересами). Адам Смит отводил государству роль «ночного сторожа», при этом он видимо не захотел увидеть, что экономическое благосостояние его страны во многом связано с жесткими протекционистскими мерами государства. И сегодня неолиберальная проповедь об открытых рынках спокойно соседствует со скрытыми и явными формами протекционизма в развитых странах.
Исходя из вышесказанного, особого выбора нет: и рыночный механизм конкуренции, и несвободное от иррациональности экономическое поведение людей не могут обойтись без ограничений и контроля. Здесь следует отметить, что те, кто противопоставляет государственное регулирование и рынок (дескать «либо - либо») - просто никогда не пробовали думать или хотя бы наблюдать. Жесткое их разделение - это обычно форма веры в либеральные догмы для массового употребления. Никакого противоречия нет: одно всегда соседствует с другим, хотя иногда и в крайне уродливых формах, когда навязывается одно и игнорируется другое. В этом смысле, дело не в оспаривании Смита: спрос и предложение и в самом деле позволяют сбалансировать экономику, но с той лишь оговоркой, что эта балансировка действительно работает только тогда, когда худо-бедно решены другие задачи - от регулятивных правил до денежного обращения.
Если же вы обратите внимание на либеральную трактовку экономической теории, то Адам Смит окажется для них и первым экономистом, и вершиной теории, и едва ли не последним (поскольку Маркса, пришедшего ему на смену и раскритиковавшего политэкономию, они не знают и знать не хотят). Разного рода либеральные экономические теории ХХ века (например, Милтон Фридман и весь монетаризм) всегда будут подаваться как осовремененный возврат к истине и сути учения Смита. Полагаю, сам Смит пришел бы в ужас от трактовок «невидимой руки рынка» в духе ущербных недосверхчеловеков вроде Айн Рэнд. Обращение к Смиту неслучайно: критика Маркса как раз и обнажает проблему: рынок - пустая форма, исторически заполняемая сам разным содержанием. Маркс понимал, что это понятие нельзя класть в основу системы, поэтому разрабатывал более глубокие (на его взгляд) базисные категории - труд и производство. На мой взгляд, этот момент часто игнорируют в Марксе: он смог создать действительно интегральную теорию (соединив экономику, политику, историю, и философию) только потому, что отказался от чисто экономических терминов в пользу антропологических. Одним словом Маркс - это основательный гвоздь в гроб либеральных надежд на единую теорию рынка как основание для других сфер гуманитарного знания. Универсальной теории рынка нет до сих пор ни в трудах экономистов, ни в трудах философов. Она невозможна, т.к. единственное общее для всех рынков - это идеологическое оправдание существующих экономических отношений.
Увы, либералы, даже весьма умные, практикуют своего рода избирательную слепоту - они видят лишь благоприятные результаты либерализации рынка. Однако история знает примеры обоих видов, когда более или менее свободный рынок приводит как к благим последствиям (повышение качества товара, рост занятости и благосостояния и т.д.), так и к откровенно ужасным. Сверх-ценность рынка заставляет теоретиков заниматься ничем не оправданной экстраполяцией понятий. Яркий пример - представитель австрийской экономической школы фон Хайек, который, полемизируя с Кейнсом, пришел к выводу о вредности любого регулирования. По его мысли регулировать рынки нет смысла по двум причинам. Во-первых, это невозможно (индивидуальность потребностей выше любых возможностей расчета), а во-вторых, самоорганизация всегда лучше. Казалось бы, нужно остановиться на первом пункте и обсудить, что можно и должно регулировать, а что нет. Но фон Хайек как всякий либерал добавляет сюда веру - веру в самоорганизацию (фактически это перепев все той же «невидимой руки рынка»). Убежденный в правоте своей веры, он вместо серьезного изучения предмета допускал абсолютно безграмотные и чисто идеологические суждения. В том числе он доказывал (явно выполняя соц.заказ стран Запада того времени), что экономики немецких нацистов и итальянских фашистов - это формы социализма, а не капитализма. Уж не за это ли ему дали Нобелевскую? Хайек, будучи очень хорошим экономистом, предложившим ряд тонких решений, в итоге часто оказывается носителем типичной либеральной ерунды - «рынок благ, а если это и не так, то виноват кто-то другой». Все-таки либерализация и легализация - не панацея, хотя в каких-то случаях и работает. Так, например, вполне возможно, что свободная продажа наркотиков решит часть проблем (при наличии сотен и тысяч «если»), но значит ли это, что пора задуматься о легализации торговли тяжелым вооружением или людьми? И разве в пресловутой самоорганизации не звучит снова наивная идея о бессознательной рациональности людей? Увы, люди очень часто создают примитивные, хотя и работающие организации с довольно средненькой эффективностью в ущерб подлинной кооперации, эффективности и справедливости. В свободном плавании (как на «плоту Медузы») люди стремятся не к цветущей сложности, а к стайному инстинкту с насильственным доминированием. Рынки в данном случае не исключение; напротив, ярчайший пример.
Все эти мифы приводят к тому, что уповающие на либерализм люди остаются ни с чем. Жители Латинской Америки, Восточной Европы и бывшего СССР на собственной шкуре узнали, что свободный рынок с его «чего, изволите?» может неумолимо быстро обернуться голодом, нищетой, безработицей и абсолютным безразличием. Проблема в данном случае не только, в том, что неолиберальная доктрина была изначально заточена под выгоды стран Запада (утечка капитала и несправедливый раздел собственности заложены в эти концепции). Более глубокий уровень проблемы в том, что игнорирование психологии, культуры и необходимости гос.регуляции всегда приводит к негативным социальным последствиям, нечестной конкуренции и различным формам оболванивания. Что дал рынок всем тем, кто жаждал прилавков с двумястами сортами колбасы? Качество по большому счету не предполагает излишних вариаций (вроде пресловутой «второй свежести»), поэтому неясно, что именно чаял получить человек в товарном разнообразии. Изобилие разномастных этикеток или широкий спектр модификаций (разного рода заменителей, добавок и красителей)? Ведь исчезновение недорогих, но натуральных продуктов - это тоже дефицит. Причем, искусственный. Лучший товар вытесняет худший (по теории) только при наличии все того же рационального, совершенно просвещенного и компетентного потребителя. Ну и где же он? Отчего же западные экономики вопреки классическому либерализму стали развивать технологии маркетинга? Люди голосуют рублем за правдоподобные, но дешевые эрзацы, стимулируя тем самым вылет с рынка наиболее честных производителей. Люди голосуют за удачные рекламные компании, а не за вкус и качество, тем самым понижая траты на них в пользу продвижения. Так что суровый общеобязательный ГОСТ до сих пор остается более удачным решением, чем «потребитель разберется». К слову, для классиков либерализма, вроде Локка и Смита, все эти бренды, таргетирование и прочие инструменты формируемого спроса являются мошенничеством и нарушением честной конкуренции. Конкуренция в их понимании - это ценовая конкуренция и только, в то время как формирование спроса - это вмешательство в сферу личной свободы граждан, имеющих полное право самим решать, что является их потребностями. Как это ни смешно, но именно капиталистическая современность выбросила на помойку излишне преданных «ценовой конкуренции» теоретиков (в т.ч. уже упомянутую австрийскую экономическую школу, влияние которой сегодня крайне мало). Современный либерализм требует от своих послушников не только верности идеалам рынка и свободы, но и феноменальной гибкости в оправдании нелиберальной практики Западных экономик (стандарты, квоты, субсидии, неценовая конкуренция и т.п.).
Вообще рассуждая о судьбе экономических теорий, можно заметить, что вопреки речам о свободном рынке, конкуренции и глобализации реальная практика стран Золотого миллиарда все больше напоминает старый добрый меркантилизм. Ведь именно в основе этой концепции лежат жесткий протекционизм, сложные манипуляции с торговым балансом и денежной политикой, а также колонии как необходимая опора неравновесного обмена. Как это ни удивительно, но уже в 16-17 веке экономисты понимали, что свободный рынок таит в себе много минусов, от которых нужно защитить страну и население. Нужно ли после этого упоминать о том, что именно доктрина меркантилизма приводила к финансовому и политическому могуществу Англию, Швецию, Пруссию? В противоположность этому МВФ не обнаружил ни одной страны за последние полвека, получившей серьезные выгоды от политики laissez-faire и вступления в ВТО. Сегодня государства уже не стремятся накопить побольше золота (хотя кто знает?) и проще относятся к гос.долгу (он ведь виртуальный), но мне кажется, возвращение к элементам меркантилизма еще проявит себя и в политической, и в социальной сфере. Так, например, меркантилизм не уделял большого внимания внутреннему потребительскому спросу, но сегодня он как раз в кризисе - средний класс уменьшается, а потребности больше не растут по экспоненте. Либерализм в данном случае остается очень полезной ширмой для подлинных интересов развитых стран.
В сухом остатке мы имеем следующее. Основы либерализма довольно уязвимы, никакой серьезной философской теории на них не построить. Или если быть точным, основная проблема в попытке принять в качестве универсального явления рынок, обмен товаров. Что касается второго основания - проблемы свободы, то здесь действительно возможны либеральные трактовки. И если они не идут по пути редукции и упрощения, то «либеральная философия» вполне возможна. Именно поэтому так часто приходится разводить либерала по этимологии (того, кто выступает за свободу личности от государства и других институтов) и либерала по факту приверженности к современным либеральным взглядам (чаще это именно приверженность узкой социальной группе со своими интересами). Рынок как понятие позволяет оправдывать или от-объяснять явления, но он не только не добавляет понимания, более того является формой затемнения смысла. Именно поэтому наиболее часто встречаемый либерализм - это крайне примитивная вера в то, что «рынок решает проблемы». В этом тезисе люди очень часто смешивают рынок и персональную ответственность (они тесно связаны, но не взаимозависимы) - дескать, рынок это когда каждый занят тем, в чем он хорош и востребован другими и когда каждый отвечает за свою собственность (заботится о своем, в противовес безразличия к общему). Подкрепить этот тезис милыми иллюстрациями не составит проблемы. И все же не стоит забывать, что рынок управляется не здравым смыслом (на уровне потребности), а конъюнктурой. Именно изменчивая конъюнктура приводит к тому, что люди не просто не востребованы в своих талантах, а часто и вообще не нужны. Эта же рыночная логика предписывает уничтожать излишки товара при кризисе перепроизводства, а не раздать нуждающимся. И этот же милый сердцу рыночный закон ведет к тому, что любая собственность рассматривается как капитал (а он должен двигаться), а не как реальность, часть мира - поэтому корпорации не превращают свои владения в цветущие сады, а выкачивают из них максимум выгоды и продают. А уж принцип ответственности в рамках своей собственности, похоже, окончательно похерен антикризисной политикой западных стран, ведь банки не только не платят за свои риски, но и перекладывают необходимость платить на государство и простых людей. Рынок решает проблемы? Пожалуй, и такое бывает, да, но не забывайте, что часть этих проблем он создал сам. Но ведь другую часть проблем он вообще не способен решить ни при каких обстоятельствах.
История неолиберальных реформ ХХ века, от Латинской Америки до стран социалистического блока неумолимо доказывает это: свободный рынок решает проблемы других, более развитых стран, создавая их в собственной. И даже в том случае, когда рынок «работает» - это еще не значит, что он оправдан. Иногда же он создает глобальные проблемы, одна из них - это люди, которые безоглядно верят в рынок. Верят столь истово (пусть часто и за деньги), что готовы искоренять любые другие образы и стили жизни, не вписывающиеся в их веру. Если мы считаем религиозный фундаментализм, порождающий терроризм, глобальной проблемой, то чем лучше либеральный фундаментализм? На деле, он много хуже, потому что гораздо более экспансивен. Даже не будучи радикалами по духу многие «рыночники» просто-напросто вытесняют, предают забвению некоторые ключевые факторы, отдавая их на откуп случайности. Возможно именно в силу такого игнорирования, попытки перенести логику рынка на сферу отношения людей и оканчиваются морально ущербными и/или эстетически несуразными проявлениями. И я смею думать, что понимание ограниченности рыночных отношений и логики обмена является первым шагом не к отмене рынка, а к ликвидации и даже предупреждению его негативных последствий.