Чем нормальный редактор издательства отличается от советского
Беру первый пришедший в голову пример - обозначение diminuendo.
То, о чём пойдет речь, относится к очень многим моментам редактирования, смело можно сказать - ко всем. Но для удобства возьмем только этот.
Разные композиторы - а бывает, что один и тот же композитор в разных случаях - писали в нотах по-разному. Иногда полностью - diminuendo, иногда сокращали как dim., иногда - как dimin.
Бетховен часто писал не diminuendo, а decrescendo. Хотел было сказать - «в том же значении», но здесь всё же есть некоторая терминологическая и понятийная тонкость, бетховенское decrescendo (как и бетховенское crescendo, как и вообще всё бетховенское) - явление специфическое и уникальное.
Нормальному редактору и в голову не придет чем-либо особенным тут заниматься. Ну, разве что он проявит чуткое и бережное отношение к записи автора (который, по ему одному ведомым причинам, а может быть, и без особенной причины, написал то так, то этак) - и проследит, чтобы в издании всё соответствовало руке композитора. Всё, до малейших деталей, - как и подобает истинному редактору.
https://sergedid.livejournal.com/75792.html
Иное дело - редактор советский.
Он в принципе не озабочивается чутким и бережным отношением к авторской записи.
Он одержим идеей стандартизации и унификации.
Впрочем, будем справедливы. Если бы он сам был таким по натуре - это было бы еще хорошее мнение о нём. Вся беда в том, что сам он по натуре - никакой. Он не виноват. Его так учат - и с него так требуют.
Советский редактор - это чиновник, поставленный для того, чтобы не было никаких отклонений (чуть было не написал «от генеральной линии партии» - и был бы прав!) - от «Руководства по оформлению нотных изданий», которое утвердил Госкомиздат СССР.
Как правило, издательский редактор - не музыкант. Если в этой фразе я и хватил через край (какое-то музыкальное образование у него, конечно, есть), то, во всяком случае, не играющий музыкант. Это совслужащий.
Представьте себе, если вы заболеете - и вас начнет лечить чиновник советского министерства здравоохранения (у которого, конечно, тоже обязательно есть медицинский диплом), - что с вами будет?
Вот, то же самое происходило с музыкой.
И уж тем более не были музыкантами чиновники, населяющие Госкомиздат СССР. Безпрекословно выполнять глупости которых должны были все издательства - и все редакторы.
Если советскому редактору сказать: «так в рукописи композитора», - он рассмеется!
Для советского редактора вообще не существует научной текстологии.
И автографами великих композиторов, и тем, что в них и как, он не интересуется.
Советский редактор видел перед собой только два шаблона: cresc. и dim. Именно так и только так должно быть в нотах - всегда, везде и всюду. Так указано в «Руководстве по оформлению нотных изданий». И его работа заключалась в том, чтобы причесать под одну гребенку всех композиторов всех времен. И никаких отклонений! Никаких «тонкостей»!
Вы думаете, их останавливало, что Бетховен писал decrescendo? Ничуть не бывало! В советских изданиях Бетховена всюду, где он писал decrescendo, стояло dim.! (Если, конечно, редактором был не я.)
И еще - советский редактор всегда боялся.
Повторяю, случай с diminuendo - это всего лишь пример, и описанная здесь картина касалась вообще абсолютно всего.
Не было такой области - и не было такой частности, такой мелочи, - куда не проникала бы рука советчины. И не губила бы всё.
Она лезла со своими руководящими указаниями даже в нотный текст великого композитора - и определяла, каким должен быть его облик.
См. также:
https://sergedid.livejournal.com/467933.html
и
https://sergedid.livejournal.com/411318.html
То, о чём пойдет речь, относится к очень многим моментам редактирования, смело можно сказать - ко всем. Но для удобства возьмем только этот.
Разные композиторы - а бывает, что один и тот же композитор в разных случаях - писали в нотах по-разному. Иногда полностью - diminuendo, иногда сокращали как dim., иногда - как dimin.
Бетховен часто писал не diminuendo, а decrescendo. Хотел было сказать - «в том же значении», но здесь всё же есть некоторая терминологическая и понятийная тонкость, бетховенское decrescendo (как и бетховенское crescendo, как и вообще всё бетховенское) - явление специфическое и уникальное.
Нормальному редактору и в голову не придет чем-либо особенным тут заниматься. Ну, разве что он проявит чуткое и бережное отношение к записи автора (который, по ему одному ведомым причинам, а может быть, и без особенной причины, написал то так, то этак) - и проследит, чтобы в издании всё соответствовало руке композитора. Всё, до малейших деталей, - как и подобает истинному редактору.
https://sergedid.livejournal.com/75792.html
Иное дело - редактор советский.
Он в принципе не озабочивается чутким и бережным отношением к авторской записи.
Он одержим идеей стандартизации и унификации.
Впрочем, будем справедливы. Если бы он сам был таким по натуре - это было бы еще хорошее мнение о нём. Вся беда в том, что сам он по натуре - никакой. Он не виноват. Его так учат - и с него так требуют.
Советский редактор - это чиновник, поставленный для того, чтобы не было никаких отклонений (чуть было не написал «от генеральной линии партии» - и был бы прав!) - от «Руководства по оформлению нотных изданий», которое утвердил Госкомиздат СССР.
Как правило, издательский редактор - не музыкант. Если в этой фразе я и хватил через край (какое-то музыкальное образование у него, конечно, есть), то, во всяком случае, не играющий музыкант. Это совслужащий.
Представьте себе, если вы заболеете - и вас начнет лечить чиновник советского министерства здравоохранения (у которого, конечно, тоже обязательно есть медицинский диплом), - что с вами будет?
Вот, то же самое происходило с музыкой.
И уж тем более не были музыкантами чиновники, населяющие Госкомиздат СССР. Безпрекословно выполнять глупости которых должны были все издательства - и все редакторы.
Если советскому редактору сказать: «так в рукописи композитора», - он рассмеется!
Для советского редактора вообще не существует научной текстологии.
И автографами великих композиторов, и тем, что в них и как, он не интересуется.
Советский редактор видел перед собой только два шаблона: cresc. и dim. Именно так и только так должно быть в нотах - всегда, везде и всюду. Так указано в «Руководстве по оформлению нотных изданий». И его работа заключалась в том, чтобы причесать под одну гребенку всех композиторов всех времен. И никаких отклонений! Никаких «тонкостей»!
Вы думаете, их останавливало, что Бетховен писал decrescendo? Ничуть не бывало! В советских изданиях Бетховена всюду, где он писал decrescendo, стояло dim.! (Если, конечно, редактором был не я.)
И еще - советский редактор всегда боялся.
Повторяю, случай с diminuendo - это всего лишь пример, и описанная здесь картина касалась вообще абсолютно всего.
Не было такой области - и не было такой частности, такой мелочи, - куда не проникала бы рука советчины. И не губила бы всё.
Она лезла со своими руководящими указаниями даже в нотный текст великого композитора - и определяла, каким должен быть его облик.
См. также:
https://sergedid.livejournal.com/467933.html
и
https://sergedid.livejournal.com/411318.html