Экскурсия в Среднюю Азию летом 1914 года. 3. Бухара - город контрастов
В. Волошинов. Экскурсия в Среднюю Азию летом 1914 года. - Киев, 1915.
1. Киев - Самара - Ташкент
2. Голодная степь. Джизак. По Самарканду с Вяткиным
3. Бухара - город контрастов
4. Мургабское Государево имение. Старый Мерв
5. Асхабад - Баку - Москва - Киев
Бухара. Русская почтовая контора № 1
Обед был мною заранее заказан, по совету В. Д. Крымского, в общественном собрании, где нас накормили сытно, за недорогую плату. После обеда мы отправились бродить по городу. Самарканд производит менее выигрышное впечатление, чем Ташкент. Отношение между ними такое же, как между столицей и губернским городом. Но зато в Самарканде гораздо больше зелени и климат значительно прохладнее. Последнее объясняется тем, что Самарканд лежит значительно выше над уровнем моря, чем Ташкент. По местоположению своему Самарканд южнее Мадрида и Неаполя, но высота его над уровнем моря равняется 2259 фут.
При осмотре древностей Самарканда, давал объяснения экскурсии лучший знаток этих древностей - г. Вяткин. Вместе с последним сопровождал экскурсию один ученик местной гимназии, в котором г. Вяткин готовит себе преемника по изучению истории Самарканда. Конечно, сейчас же завязалось самое близкое знакомство, и в промежутках между осмотром памятников древности велась оживленная беседа на самые жгучие современные темы, в которых первое место занимал футбол. В результате последовал вызов на состязание, назначенное после 6-ти часов вечера.
Самарканд. Площадь между Георгиевской церковью и Офицерским собранием. Гимназисты на молебне. 1914-1917
В центре города, недалеко от церкви Георгия Победоносца, находится обширная площадь, окруженная деревьями. Здесь должен был разрешиться спортивный вопрос. Погулявши после обеда по городу, мы пришли на площадь около половины 7-го. Здесь уже ожидала киевлян местная гимназическая футбольная команда. Среди моих экскурсантов было только двое или трое умеющих играть; тем на менее, не желая ударить в грязь лицом, в бой храбро пошли все. Поражение экскурсантов было полное и безнадежное, что, впрочем, нисколько не повлияло на дружеские отношения. На обратном пути мне долго и горячо разъясняли, почему, собственно, экскурсанты потерпели неудачу, и успокоились лишь севши за стол и приступивши к чаепитию.
На следующий день мне пришлось рано поднять экскурсантов, так как мы должны были выехать в Бухару с утренним поездом. Нас приехал провожать В. Д. Крымский, который поехал с нами на вокзал, чтобы посодействовать отводу изолированного отделения в вагоне для экскурсии. Благодаря любезности П. О. Папенгута (помощник военного губернатора), нам был приготовлен отдельный вагон, но, к сожалению, произошло недоразумение. Вагон был II класса, и поэтому присутствие на вокзале В. Д. Крымского было очень полезно.
Напившись последний раз в училище чаю, мы сложили вещи на арбу, которая медленно заскрипела к вокзалу. Желающих ехать на арбе теперь не оказалось, и с вещами отправился гимназический служитель. По прибытии на станцию, мы воспользовались оставшимся временем до отхода поезда, чтобы осмотреть небольшой памятник генералу Анненкову, главному строителю железной дороги от Каспийского моря до Самарканда. Памятник этот представляет собой бюст на гранитном столбе, стоящем в сквере напротив станции. Открыт он был незадолго до нашего приезда. На цоколе находится надпись, представляющая собой хронологическое перечисление дат, касающихся важнейших моментов постройки дороги.
В половине девятого утра по петроградскому времени подошел почтовый поезд. Мы разместились в вагоне и через полчаса поехали в Бухару, горячо простившись с любезным В. Д. Крымским.
Железнодорожная линия между Самаркандом и Бухарой пролегает среди малоинтересных мест. Сначала она идет долиной реки Зеравшана, затем удаляется от нее, потом опять приближается, и так несколько раз. Поэтому из окна вагона виднеются то возделанные культурные места, то безводная степь. Последнее, впрочем, наблюдается гораздо чаще.
На расстоянии верст 70-ти от Самарканда находится станция Катты-Курган. За ней поезд вступает в пределы Бухарского ханства. Между Катты-Курганом и ст. Зерабулаком находятся Зерабулакские высоты, на которых 2-го июня 1868 года русский отряд, под начальством генерала Кауфмана, нанес окончательное поражение бухарским войскам. Над братской могилой поставлен памятник.
Станция Каган
21 июня в 4 часа дня мы прибыли на станцию Каган, откуда приложена железнодорожная ветка в 12 верст до Бухары. Последняя называется Старой Бухарой, в отличие от Новой Бухары, находящейся возле станции Каган. В Новой Бухаре находится русский политический агент, несколько училищ, общественное собрание, отделение государственного банка и т. д. В общем она производит вполне благоустроенное впечатление.
О нашем приезде в Бухару было заранее протелеграфировано русскому политическому агенту. Телеграмма была послана по моей просьбе и. о. Туркестанского генерал-губернатора ген.-м. Лешем, а также мною. Прием, который был нам оказан в Бухаре, напоминал картину из 1001 ночи.
Когда мы приехали на ст. Каган, нас встретили несколько бухарских чиновников, в халатах и со звездами. Один из них подал мне визитную карточку, на которой стояло: «Мирза Урун. Чиновник Бухарского правительства». Он был прикомандирован к экскурсии на все время ее пребывания в Бухаре. Вид у него был самый восточный: роскошный шелковый халат из плотной бухарской материи, зеленый пояс с металлическими бляхами, указывавший на занимаемую им должность, и традиционная белая чалма, обвивавшая его голову. По своей должности он назывался дживачи, нечто среднее между полицеймейстером и судебным приставом. По-русски говорил вполне прилично.
Мы пересели в отдельный вагон поезда, который ходит по соединительной ветке между Каганом и Бухарой. Расстояние в 12 верст он идет более получаса, но медленность движения искупается видами обработанных полей и разбросанных между ними живописными группами деревьев.
Станция Старая Бухара
Сказка нашего пребывания в Бухаре началась с того момента, как мы сошли с поезда на станции Старая Бухара. У подъезда вокзала нас ожидали семь экипажей, в которые предложено было садиться. Мы разместились, и процессия двинулась в следующем порядке. Впереди ехали верхом двое полицейских чиновников в халатах и в чалмах, с нагайками. Последними они разгоняли не в меру любопытную публику. За ними следовал наш дживачи, стоя в экипаже и молодцевато держась рукою за облучок. Далее дефилировали мы, а в конце, последние два ландо были заняты грудою наших вещей, на которых гордо возвышались два экскурсанта, смотря на окружающий мир поверх головы кучера. Смотреть же было на что.
В прежние мои экскурсии мне приходилось видеть много различных городов, начиная от Каира на юге и кончая Гаммерфестом на севере. Бывали мы в скученных арабских деревушках Африки, заезжали в грязные и скверно пахнувшие местечки Малой Азии, бродили по угрюмым и неприветливым становищам мурманских и норвежских рыбаков на берегах Ледовитого океана, но нигде я не испытывал тех ощущений, которые сразу завладели мною при въезде в Бухару. Эти ощущения не были субъективны. Я потом опросил всех моих спутников, и оказалось, что все они испытывали то же, что и я.
Чтобы представить себе Бухару, надо вообразить ряд длинных, узких и невероятно переплетенных между собою коридоров, из невысоких глиняных стен. Наружу не выходит ни одного окна; двери, которые ведут внутрь дома, делаются маленькими и незаметными: их посеревшая от времени окраска сливает их с остальной стеной, и поэтому получается впечатление однообразной давящей массы, которая сжимает и без того узкую улицу. Последняя на каждом шагу разветвляется на массу отдельных закоулков, которые в свою очередь распадаются на еще большее количество мелких извилин. Над всем этим неумолимо царит мертвенное однообразие глиняной стены. Казалось, что мы едем среди какой-то пустыни, расстилающейся, однако, не в горизонтальном, но в продольном и вертикальном направлении. И такая «вертикальная пустыня» простирается на десятки верст. Глазу, привыкшему к разнообразию европейских архитектурных форм, здесь решительно не на чем остановиться. Сначала возлагается некоторая надежда на различные повороты; кажется, что за углом станет просторнее, но эта надежда быстро исчезает. С каждым новым поворотом открывается перспектива таких же безнадежных коридоров, и чем дальше едет экипаж, становится все тоскливее и тоскливее.
Бухара. Регистан. Ворота Арка
Наконец, внезапно, мы выехали на городскую площадь Ригистан. Впечатление было грандиозное. Перед нами стояла мечеть, а рядом с нею высился минарет в 87 аршин вышины. Глиняные стены куда-то исчезли, и мы ехали по широкой площади. Все сразу вздохнули свободнее. Казалось, что там, сзади, было не только тесно ехать, но трудно было и дышать. Однако наше блаженство продолжалось недолго. Скоро экипажи опять нырнули в один из коридоров, и нас сразу охватило прежнее чувство. Неожиданно экипажи остановились. Оказалось, что мы приехали к отведенному нам помещению…
Слезши с экипажа, я не мог сразу понять, что нам предстоит войти в это небольшое отверстие в глинобитной стене, долженствовавшее изображать собой дверь. Это могло быть входом в конюшню или в скотный двор, но никак не в жилое помещение. Однако любезные предложения дживачи и низкие поклоны целой шеренги людей в халатах, высыпавшихся из отверстия, не оставляли места сомнениям. Я решительно перешагнул через порог, перешел через небольшое отверстие в глинобитной стене и очутился в небольшом квадратном дворе. За мной последовали остальные экскурсанты.
То, что мы видели, поразило нас своей неожиданностью. На небольшой двор выходили окна внутренних помещений, отделанных с действительно восточной роскошью. Всюду ковры и зеркала. Стены оклеены шелковыми материями. В первой комнате, куда мы вошли, стоял прекрасно сервированный стол со всевозможными сладостями. Тут были вазы с фруктами, миндаль, фисташки, изюм, жареные абрикосовые косточки, печенье и другие восточные сладости.
Дживачи предложил нам сесть за стол, но мы предпочли предварительно умыться и привести себя в порядок. Мы прошли по целой амфиладе комнат, убранных везде одинаково роскошно. Нога тонула в мягких коврах, и мои экскурсанты даже примолкли. Один из них обратился ко мне с вопросом, не принимают ли нас за кого-нибудь другого?
Пройдя мимо гостиных и спален, мы пришли на второй двор, несколько отличавшийся от прежнего. Начиная с середины поднималась площадка, на которую вело несколько ступенек. Она устилалась коврами и на ней можно было отдыхать под открытым небом. Кругом были такие же комнаты, как и на первом дворе. Сюда нам принесли воды, перетащили наши вещи, и мы с наслаждением занялись туалетом. Только здесь, в этом жарком и пыльном климате, можно было воочию убедиться в необходимости омовений, которые Магометом возведены в степень религиозного обряда. Зная нечистоплотность своих соплеменников, он возвел требование гигиены в религиозный догмат и принес этим огромную пользу.
Освеженные, мы возвратились в столовую, где уже был приготовлен чай. Отдавши должную дань всему стоявшему на столе, экскурсанты почувствовали себя утомленными и выразили желание предаться кейфу. Однако неутомимый дживачи нашел, что наше питание не может считаться законченным и, отведя меня в сторону, спросил, что будет угодно заказать на ужин. В свою очередь я решил выяснить вопрос, который меня сильно беспокоил. Состояние наших финансов было крайне опасное. Благодаря тому, что пришлось платить за лишние билеты, получился перерасход и малейшее превышение бюджета могло вызвать крах. Поэтому на вопрос об ужине я ответил вопросом о стоимости помещения и еды. Ответ был такой, какого, признаться, я и ожидал. Бухарский Эмир, узнав о нашем приезде, распорядился, чтобы мы считались «гостями Эмира»: для нас отведено помещение дворца посольства, экипажи к нашим услугам, когда бы мы ни пожелали; что же касается продовольствия, то меню зависело всецело от нас, причем о плате не может быть и речи.
Такое положение вещей, конечно, сразу определяло позиции. Поэтому я просил дживачи заказать на ужин то, что он пожелает; единственно, я просил, чтобы ужин состоял из чисто туземных блюд, так как быть в Бухаре и не есть плова - равноценно тому, чтобы быть в Риме и не видеть папы. Последнее, вероятно, даже менее затруднительно.
Ужин был подан около 10 часов вечера. Сначала мы ели «кебабу», а затем плов. Кебаба представляет собой куски жареного барашка с красными баклажанами и различной зеленью. Плов же - общеизвестная комбинация из риса и баранины. Повара в посольстве и аппетиты у экскурсантов были на одинаковой высоте. Однако в конце концов экскурсанты вынуждены были признать себя побежденными, и им захотелось спать.
Разместиться мы могли в каких угодно комнатах, так как кроватей хватило бы на всех, но экскурсанты предпочли провести ночь под открытым небом. На второй дворик сейчас же принесли ковры и положили их в несколько слоев один на другой; затем побрызгали оставшуюся непокрытой часть дворика водой, чтобы охладить нагревшиеся за день камни, и мы остались одни. Этот вечер в Бухаре является центральным воспоминанием об экскурсии у всех участников. На небе светила луна, окружавшие дворики комнаты были освещены лампами и свечами, и через открытые окна были видны ковры, шелка, лепные украшения в виде сталактитов и все восточное убранство. Над нами таинственно возвышался минарет, мимо которого мы недавно проезжали, с ним связаны мрачные воспоминания. Построен он свыше 1000 лет тому назад и служил для казни преступников, которых вводили на самый верх и сбрасывали оттуда на площадь. Только в 70-х годах прошлого столетия это было прекращено, благодаря вмешательству русского правительства. Кругом нас была тишина. Громадный город, с 150.000 населением, раскинувшийся на много верст, решительно ничем не давал себя знать. Мы лежали на коврах как очарованные; отрывочная беседа велась вполголоса, так как было страшно нарушать эту мертвую тишину. Скоро стали смолкать и эти отдельные реплики, и постепенно нами овладел сон.
Улица у мечети Калян
На следующее утро наш дживачи разбудил меня вопросом о том, что мы намерены завтракать. Выяснивши этот пункт и выработавши программу осмотра, мы поспешили закусить и направились в путь. Прежде всего мы зашли посмотреть постройку медресе, воздвигавшуюся поблизости. Особенный интерес представляет производство лепных украшений. У нас обычно они делаются при помощи особых шаблонов, тогда как в Бухаре все выделывается руками. Работа эта очень кропотливая, медленная, и требует большого умения. Искусный мастер может вырезать на мягком грунте стены не более одного фута в день. Как раз при нас производилась интересная работа разделки потолка небольшого купола. Он украшался шестиугольными углублениями в виде сталактитов. В центре каждого углубления помещалось маленькое зеркало. Вид получался очень эффектный.
Из медресе мы отправились на Ригистан. Здесь прежде всего бросается в глаза знаменитая башня Мирхараб, с которой сбрасывали преступников. Каменная лестница со ступенями около ¾ аршина вышиной ведет на самый верх. Почему-то нашему дживачи очень не хотелось, чтобы экскурсанты полезли наверх; чтобы не допустить их до этого, он начал рассказывать о том, что эта башня обладает особыми, таинственными свойствами; всякий, кто попытается взобраться на верхушку, непременно потом заболевает горячкой. Сам дживачи этому сначала не верил и попробовал взлезть; ступеней за пятнадцать до конца он вдруг почувствовал, что его как будто кто-то не пускает дальше; тем не менее он продолжал подниматься, но ноги внезапно отказались служить и он с трудом мог сойти вниз, не добравшись до конца. После этого он вылежал в кровати 14 дней в жесточайшей лихорадке.
Рассказ этот произвел, однако, совершенно обратное впечатление. Экскурсанты преисполнились спортивного задора и непременно решили полезть. Мне с трудом удалось отговорить их от этого, указывая, что неудобно идти туда, куда нас почему-то не желают пустить; подобная предприимчивость была бы скверной отплатой за гостеприимство, с которым нас здесь принимали.
Посмотрев на «башню с лихорадкой», мы отправились рассматривать различные мечети и медресе, которых в Бухаре множество; недаром она является центром мусульманского образования в Средней Азии. В ней находится 364 мечети и 138 медресе и мектебов. Все они похожи на описанные уже самаркандские мечети и отличаются только разницей в величине. В одной из мечетей мы взошли на крышу. Вид, который представился оттуда, был более чем оригинален. Перед нами расстилалось необозримое множество квадратных зданий с плоскими крышами. Казалось, что мы видим массу закрытых четыреугольных коробок серого цвета, сделанных все по одному шаблону; об них изредка сплющивались полукруглые купола мечетей; группы таких коробок, с квадратными пространствами - двориками - посредине, отделялись друг от друга узкими улицами-коридорами, которые пересекались между собой в самых разнообразных направлениях. Во всем этом хаосе линий не было решительно никакой системы, и каким образом туземцы умудряются здесь ориентироваться, остается для меня до сих пор загадкой. В наших европейских городах каждая улица, даже каждый дом, имеет свою индивидуальную окраску; здесь же все улицы одинаковы, а домов, собственно, нет, так как вместо них тянутся однообразные серые стены.
Вид на Арк от Зиндана
Трудность ориентировки вызвала в местной жизни довольно интересное явление. Каждый чиновник, полицейский или же судейский, должен предварительно выдержать своеобразный экзамен знания города. Для этого ему дается определенное время, которое считается службой. Так, напр., сопровождавший нас дживачи, будучи назначен на занимаемую им должность, в течение шести месяцев получал жалование и считался состоящим на службе, хотя не исполнял никаких обязанностей. Это время он должен был употребить на изучение города. С утра до вечера он или ходил пешком, или ездил на извозчике по улицам Бухары. После этого ему был произведен экзамен, по выдержании которого он был допущен к отправлению своих обязанностей. Таким образом, ему, местному жителю, выросшему в Бухаре, пришлось потратить полгода для того, чтобы узнать город. Что же в таком случае можно требовать от европейца, попавшего первый раз в Бухару?
Когда мы вышли из мечети, то нас уже поджидали экипажи, о чем заранее позаботился дживачи. Мы в прежнем порядке поехали по городу, с двумя верховыми в авангарде, направляясь на базар. Описывать последний - значить повторять то, что было сказано о самаркандском базаре. Интереснее всего был ковровый ряд. В настоящее время производство ковров значительно упало. Ковры стали выделываться более грубого качества и из более дешевого материала. Прежние оригинальные рисунки стали мало-помалу вытесняться скверным подражанием лубочным изделиям московских фабрик. Стремясь к барышу, начали заботиться главным образом о быстроте выделки. Раньше, напр., каждая туркменская девушка ткала ковер вплоть до выхода своего замуж; для прочности к основному материалу прибавлялся шелк; окрашивались ковры прочными растительными красками. Теперь все это начинает отходить в область преданий. Прежнее любовное отношение к делу, дававшее часто высокохудожественные произведения, заменилось теперь заботой о большей спешности работы; о шелке нет уже и помина, а растительные краски заменены быстро выцветающими анилиновыми. Но даже и в таком виде, эти ковры неизмеримо выше европейских изделий фабричного производства.
Лучшими коврами считаются пендинские; за ними следуют текинские и бухарские. Величины они бывают различной; мы видали ковры в 36 кв. аршин, и наряду с ними нам показывали маленькие коврики для подушек. Любимым цветом является красный с белыми украшениями. Цены ковров довольно высокие, но тем не менее ковры можно встретить повсюду. Во время нашего дальнейшего осмотра Бухары был такой случай. Мне понадобилось переговорить по телефону с русским дипломатическим агентом, живущим, как уже говорилось, в Новой Бухаре. Дживачи остановил экипажи возле какого-то помещения. Мы пошли в довольно большую комнату, сплошь покрытую великолепным ковром. Посередине стоял стол, покрытый цветной скатертью, а на столе - ваза с цветами. Сбоку, на стене, висел телефон. Ковер обратил на себя наше особенное внимание и я спросил дживачи, сколько может стоить такой ковер. Ответ был довольно оригинален. Оказалось, что новым он стоил 900 рублей, а теперь за него можно взять тысячи полторы-две. Дело в том, что хорошие сорта ковров приобретают от употребления мягкость, а кроме того, краски становятся более нежными. Это один из тех крайне редких случаев, когда подержанная вещь ценится дороже новой. Только что сделанный ковер никогда не поступает сразу в продажу; его сначала кладут на пол, ходят по нем, и только после этого выпускают на рынок. Ковер, лежавший в той комнате, куда мы зашли, был сделан около 20 лет тому назад, и за это время его цена возросла в два раза.
Помещение, в котором я говорил по телефону, оказалось… полицейским участком. Это обстоятельство крайне нас поразило. Полицейский участок, с тысячным ковром и с цветами на столе! Однако на этом основании нельзя рисовать себе картин идиллических отношений между бухарской администрацией и туземным населением. Наоборот, во всех областях господствует произвол и насилие, повсюду царит вымогательство и взяточничество. Громадной культурной заслугой русского правительства, в лице высшей администрации Туркестанского края, является стремление уменьшить, по мере возможности, все эти злоупотребления. Я уже говорил о том, что леденящая душу картина казни преступников посредством сбрасывания с минарета отошла уже в область преданий. Далее, когда мне придется говорить о нашем посещении знаменитых бухарских тюрем-клоповников, я должен буду отметить важную культурную роль России, выразившуюся в настойчивых требованиях об уничтожении этих камер пыток.
Познакомившись с ковровыми изделиями, мы сели в экипажи и поехали дальше. Опять перед нами потянулись однообразные каменные стены. Мы проезжали мимо зимнего дворца эмира, находящегося в цитадели. По внешнему виду, конечно, нельзя было сказать, что это за здание, так как его стены ничем не отличались от других. Единственно, что отличало его от прочих, - это часовые, стоявшие на небольших расстояниях друг от друга. При нашем проезде они вытягивались во фронт и брали ружья «на караул».
Через некоторое время мы приехали к тюрьме, находящейся на невысоком холме. Навстречу нам вышла стража с офицером, который отсалютовал саблей. Тюрьма представляет собой ряд глинобитных камер, которые выстроены над ямами в несколько аршины глубины. В этих ямах сидят заключенные. Кругом идет узкий коридор, отделяющий камеры от внешней стены. Это была тюрьма для более мелких преступников; лица же, заподозренные в уголовных преступлениях крупного характера, - заключаются в особые ямы-одиночки, сплошь кишащие клопами. Эти отвратительные паразиты густо облепляют несчастного и тело его превращается в сплошной гнойник. Мало кто долго выдерживает подобное заключение. Русское правительство энергичными мерами добилось уничтожения этого зверского способа наказания, и в Бухаре городе в настоящее время подобных заключенных нет. В более отдаленных местах ханства клоповники еще продолжают нести свою отвратительную службу, хотя центральное бухарское правительство энергично отрицает этот факт. Трудно, конечно, за те сорок с лишним лет, в течение которых Россия влияла на Бухару, уничтожить обычаи, имеющие за собой более чем тысячелетнюю давность; тем не менее облагораживающее влияние русской культуры дает себя вполне определенно знать.
Бухара. Зиндан
Из тюрьмы мы поехали осматривать зимний дворец. Самого Эмира не было, он находился в одном из загородных дворцов. Жилых помещений мы не видали, но зато мы были первыми европейскими путешественниками, которым показали тронную залу. До сих пор сюда из посторонних допускался только русский политический представитель. С этого года эмир разрешил показывать ее путешественникам, но каждый раз с особого разрешения. Тронная зала не представляет собой ничего особо интересного. Это - четыреугольный двор, по сторонам которого идет открытая галерея, возвышающаяся над двором аршина на три. В углублении двора и на галерее находятся приближенные Эмира, сам же он восседает на троне, на одной из коротких сторон галереи. Трон сделан из серого мрамора и находится на небольшом возвышении. Украшен он резьбой довольно грубого свойства.
Когда мы окончили осматривать залу, было около 12 ч. дня; а я условился по телефону с нашим политическим агентом, что буду у него к часу. Передаточного поезда в Новую Бухару в это время не было, и я решил поехать в экипаже. Поручив экскурсантов доктору и условившись с дживачи о месте встречи, я отправился в Каган. На солнце было около 62 гр. по Цельсию, но я не могу сказать, чтобы эта жара была совершенно невыносима. В Египте мы испытывали меньшую жару, но переносить ее было труднее. Объясняется это громадной сухостью воздуха в Туркестане, благодаря которой процесс испарения идет с такой быстротой, что пот не успевает образовываться.
Дворец Ширбудун
Вернувшись обратно, я застал экскурсантов в одном из летних дворцов Эмира на окраине Бухары. В мое отсутствие они осмотрели базар и побывали в арсенале, где им показывали старинные пушки. Летний дворец расположен в прекраснейшем саду, занимающем пространство десятин в пятнадцать С улицы совершенно нельзя предположить, что за этой серой стеной скрывается такое чудное местечко. Целый ряд легких деревянных построек расположился среди зелени гранатовых кустов, осыпанных красными цветами; виноградные лозы, обвиваясь вокруг дугообразно изогнутых прутьев, уходили вдаль, образуя длинные тенистые аллеи; золотистые персики и розоватые сливы ярко сверкали на солнце, прячась среди густой листвы деревьев. Воздух был наполнен благоуханием цветов, а серебристые пруды, разбросанные повсюду, умеряли солнечный жар и распространяли приятную прохладу.
Внутренность дворца отличается великолепным убранством. Целый ряд комнат, в различных восточных стилях, был сплошь застлан роскошными коврами; везде были расставлены низкие диванчики, широкие софы и оттоманки, крытые шелком и бархатом. Наши ноги неслышно погружались в мягкую ткань ковров; перед нами неожиданно вырастали таинственные фигуры в чалмах и халатах, низко кланявшиеся нам при встрече. Мы были перенесены в совершенно чуждую нам обстановку; весь этот восточный колорит навевал какие-то смутные ожидания; казалось, что вот-вот появится фигура Аладина с волшебной лампой и случится какое-нибудь чудо. Последнее, действительно, не заставило себя ожидать. Нам пришлось переходить из одного помещения в другое по небольшой тенистой площадке, расположенной возле пруда. Когда мы возвращались минут через десять обратно, мы ее не узнали. Площадка была покрыта коврами и на ней стоял стол с фруктами и приборами; нас ожидал обед.
Это посещение дворца еще более усилило то сказочное впечатление, которое оставила по себе Бухара. С другой стороны, наше пребывание в летней резиденции Эмира дало мне возможность разрешить вопрос о сущности того интереса, который вызывается Бухарой. Она интересна не только как чисто восточный город; в ней есть свой специфический колорит, придающий ей особую окраску. Этот колорит - контрастность впечатлений. Выше я говорил о том, как сильно подействовал на нас вид площади Ригистана, после утомительного переезда по однообразным улицам; площадь эта, сама по себе незначительная, показалась, однако, громадных размеров. Еще сильнее было впечатление от внутреннего помещения дворца посольства, в сравнении с его внешним видом. Наконец, посещение летнего дворца Эмира окончательно убедило меня в том, что Бухара - город контрастов. Эта особенность ее бросается в глаза не только при внешнем осмотре, но она чувствуется и в мелочах.
Бухара вообще не чужда европейской культуре, только последняя слишком медленно к ней прививается и ограничивается, покамест, чисто внешней стороной жизни. Когда проводили железную дорогу и показались первые поезда, туземцы окрестили их названием «шайтан арба» (чертова повозка), но затем быстро оценили удобства этого рода передвижения. Тем не менее Эмир Бухарский просил, чтобы линию не подводили к самой Бухаре, опасаясь волнений в народе из-за этого новшества. Однако спустя несколько лет бухарское правительство на свой счет выстроило соединительную ветку между главной линией и Бухарой. Когда мы осматривали дворец, нас поразила одна комната: она была сделана в виде железнодорожного купе. Оказалось, что эмиру, первый раз проехавшему по железной дороге, до такой степени все это понравилось, что он приказал выстроить комнату в виде купе в своем дворце; прежде он в ней часто сидел и вспоминал свое путешествие. Видели мы и другую комнату. Обширный полукруглый зал, который разделен перегородками на массу извилистых узких коридоров, перепутанных самым невероятным образом. Этот зал имеет особое назначение: он служит для игры в прятки.
Зато дворец освещается электричеством; для этого выстроена в саду особая электрическая станция. Сюда также проведен телефон, который соединяет дворец с Каганом. Все эти европейские удобства мирно уживаются с остатками чисто восточных привычек и вкусов.
Осмотрев дворец и пообедав, мы поехали обратно. Наше знакомство с Бухарой не было бы, однако, закончено, если бы мы не увидали знаменитых «чай-хане» (кафе) и съестных лавок. Они располагаются обыкновенно на берегах прудов, которых в Бухаре более сотни. Эти пруды заслуживают того, чтобы сказать о них несколько слов.
Бухара орошается водой из Зеравшана, проведенной по особому каналу Шахруд. Вода в нем, однако, не проточная, так как пускается из Зеравшана только шесть раз в год. В зависимости от этого и пруды, которые питаются Шахрудом, застаиваются и начинают цвести. Этому обстоятельству сильно способствует крайняя неопрятность туземного населения, бросающего в воду всякие отбросы. В результате пруды являются рассадниками заболеваний. Тем не менее общая картина в высшей степени эффектная. Мы пошли на самый большой пруд Ляби-Хауз. Это обширный водоем, около 3 сажен глубины, площадью в 150 кв. сажен. К нему ведут каменные ступени. Вокруг расположились на коврах живописные группы туземцев. Они пили чай, ели мороженое и фрукты, наслаждаясь относительной прохладой. Вокруг пруда тесным рядом идут чай-хане и съестные лавки; на открытом воздухе приготовляется шашлык, плов и жарятся в бараньем жире различные пирожки и коржики. Все это было очень оригинально, но нельзя сказать, чтобы слишком аппетитно…
Бассейн ансамбля Ляби-хауз
Домой мы приехали приблизительно в 6 часов вечера. Так как поезд отходил около 12 часов ночи, то времени у нас было более чем достаточно. Мы уложили вещи, и дживачи предложил поехать покататься по городу, обещая показать нам нечто очень интересное. Опять двинулась наша процессия с неизбежными верховыми впереди. Ехали мы в достаточной степени долго для того, чтобы погрузиться в уныние от разнообразных видов бухарских улиц; совершенно неожиданно перед нами предстало здание, стоящее на небольшой площади. Видом оно очень напоминало наши казармы. Тем не менее мы обрадовались ему как родному. Ведь в нем были окна на улицу! Оказалось, что это недавно выстроенная почтовая контора. Дживачи был в восторге от того впечатления, которое на нас произвело это здание. Несомненно, он теперь окончательно убедился в высоких художественных достоинствах постройки.
Наш переезд из Бухары в Каган достойно завершил картину пребывания в Бухаре. Так как стоял дивный лунный вечер и передаточный поезд отходил из Бухары сравнительно слишком рано, то мы решили выехать попозднее, лошадьми. Удивительное впечатление производит Бухара ночью при лунном освещении. Серый цвет стен приобретает какой-то матово-голубой отблеск, и улицы перестают казаться мрачными; они становятся таинственными, и в мыслях опять начинают проноситься картины из 1001 ночи. Когда мы выехали за пределы городской стены, все изменилось как бы по мановению волшебного жезла. Перед нами расстилалось широкое поле, с причудливыми очертаниями групп деревьев, с искрящимся серебром ручейков и с желтоватой лентой дороги, извивающейся на фоне густого зеленого ковра. Сзади быстро исчезла Бухара. Ее плоские крыши как будто растворялись в лунном свете, и только высокие минареты горделиво высились к небу. Но скоро и они должны были уступить, постепенно задергиваясь голубоватым флером, пока наконец слились с тем небом, к которому они стремились.
На вокзал мы приехали незадолго до отхода поезда. Распрощавшись с дживачи, мы удобно разместились в плацкартном вагоне скорого поезда и быстро уснули в ожидании новых впечатлений.
ПРОДОЛЖЕНИЕ
О Самарканде и других населенных пунктах Самаркандской области:
http://rus-turk.livejournal.com/569602.html
О Бухаре и других населенных пунктах ханства:
https://rus-turk.livejournal.com/669271.html
1. Киев - Самара - Ташкент
2. Голодная степь. Джизак. По Самарканду с Вяткиным
3. Бухара - город контрастов
4. Мургабское Государево имение. Старый Мерв
5. Асхабад - Баку - Москва - Киев
Бухара. Русская почтовая контора № 1
Обед был мною заранее заказан, по совету В. Д. Крымского, в общественном собрании, где нас накормили сытно, за недорогую плату. После обеда мы отправились бродить по городу. Самарканд производит менее выигрышное впечатление, чем Ташкент. Отношение между ними такое же, как между столицей и губернским городом. Но зато в Самарканде гораздо больше зелени и климат значительно прохладнее. Последнее объясняется тем, что Самарканд лежит значительно выше над уровнем моря, чем Ташкент. По местоположению своему Самарканд южнее Мадрида и Неаполя, но высота его над уровнем моря равняется 2259 фут.
При осмотре древностей Самарканда, давал объяснения экскурсии лучший знаток этих древностей - г. Вяткин. Вместе с последним сопровождал экскурсию один ученик местной гимназии, в котором г. Вяткин готовит себе преемника по изучению истории Самарканда. Конечно, сейчас же завязалось самое близкое знакомство, и в промежутках между осмотром памятников древности велась оживленная беседа на самые жгучие современные темы, в которых первое место занимал футбол. В результате последовал вызов на состязание, назначенное после 6-ти часов вечера.
Самарканд. Площадь между Георгиевской церковью и Офицерским собранием. Гимназисты на молебне. 1914-1917
В центре города, недалеко от церкви Георгия Победоносца, находится обширная площадь, окруженная деревьями. Здесь должен был разрешиться спортивный вопрос. Погулявши после обеда по городу, мы пришли на площадь около половины 7-го. Здесь уже ожидала киевлян местная гимназическая футбольная команда. Среди моих экскурсантов было только двое или трое умеющих играть; тем на менее, не желая ударить в грязь лицом, в бой храбро пошли все. Поражение экскурсантов было полное и безнадежное, что, впрочем, нисколько не повлияло на дружеские отношения. На обратном пути мне долго и горячо разъясняли, почему, собственно, экскурсанты потерпели неудачу, и успокоились лишь севши за стол и приступивши к чаепитию.
На следующий день мне пришлось рано поднять экскурсантов, так как мы должны были выехать в Бухару с утренним поездом. Нас приехал провожать В. Д. Крымский, который поехал с нами на вокзал, чтобы посодействовать отводу изолированного отделения в вагоне для экскурсии. Благодаря любезности П. О. Папенгута (помощник военного губернатора), нам был приготовлен отдельный вагон, но, к сожалению, произошло недоразумение. Вагон был II класса, и поэтому присутствие на вокзале В. Д. Крымского было очень полезно.
Напившись последний раз в училище чаю, мы сложили вещи на арбу, которая медленно заскрипела к вокзалу. Желающих ехать на арбе теперь не оказалось, и с вещами отправился гимназический служитель. По прибытии на станцию, мы воспользовались оставшимся временем до отхода поезда, чтобы осмотреть небольшой памятник генералу Анненкову, главному строителю железной дороги от Каспийского моря до Самарканда. Памятник этот представляет собой бюст на гранитном столбе, стоящем в сквере напротив станции. Открыт он был незадолго до нашего приезда. На цоколе находится надпись, представляющая собой хронологическое перечисление дат, касающихся важнейших моментов постройки дороги.
В половине девятого утра по петроградскому времени подошел почтовый поезд. Мы разместились в вагоне и через полчаса поехали в Бухару, горячо простившись с любезным В. Д. Крымским.
Железнодорожная линия между Самаркандом и Бухарой пролегает среди малоинтересных мест. Сначала она идет долиной реки Зеравшана, затем удаляется от нее, потом опять приближается, и так несколько раз. Поэтому из окна вагона виднеются то возделанные культурные места, то безводная степь. Последнее, впрочем, наблюдается гораздо чаще.
На расстоянии верст 70-ти от Самарканда находится станция Катты-Курган. За ней поезд вступает в пределы Бухарского ханства. Между Катты-Курганом и ст. Зерабулаком находятся Зерабулакские высоты, на которых 2-го июня 1868 года русский отряд, под начальством генерала Кауфмана, нанес окончательное поражение бухарским войскам. Над братской могилой поставлен памятник.
Станция Каган
21 июня в 4 часа дня мы прибыли на станцию Каган, откуда приложена железнодорожная ветка в 12 верст до Бухары. Последняя называется Старой Бухарой, в отличие от Новой Бухары, находящейся возле станции Каган. В Новой Бухаре находится русский политический агент, несколько училищ, общественное собрание, отделение государственного банка и т. д. В общем она производит вполне благоустроенное впечатление.
О нашем приезде в Бухару было заранее протелеграфировано русскому политическому агенту. Телеграмма была послана по моей просьбе и. о. Туркестанского генерал-губернатора ген.-м. Лешем, а также мною. Прием, который был нам оказан в Бухаре, напоминал картину из 1001 ночи.
Когда мы приехали на ст. Каган, нас встретили несколько бухарских чиновников, в халатах и со звездами. Один из них подал мне визитную карточку, на которой стояло: «Мирза Урун. Чиновник Бухарского правительства». Он был прикомандирован к экскурсии на все время ее пребывания в Бухаре. Вид у него был самый восточный: роскошный шелковый халат из плотной бухарской материи, зеленый пояс с металлическими бляхами, указывавший на занимаемую им должность, и традиционная белая чалма, обвивавшая его голову. По своей должности он назывался дживачи, нечто среднее между полицеймейстером и судебным приставом. По-русски говорил вполне прилично.
Мы пересели в отдельный вагон поезда, который ходит по соединительной ветке между Каганом и Бухарой. Расстояние в 12 верст он идет более получаса, но медленность движения искупается видами обработанных полей и разбросанных между ними живописными группами деревьев.
Станция Старая Бухара
Сказка нашего пребывания в Бухаре началась с того момента, как мы сошли с поезда на станции Старая Бухара. У подъезда вокзала нас ожидали семь экипажей, в которые предложено было садиться. Мы разместились, и процессия двинулась в следующем порядке. Впереди ехали верхом двое полицейских чиновников в халатах и в чалмах, с нагайками. Последними они разгоняли не в меру любопытную публику. За ними следовал наш дживачи, стоя в экипаже и молодцевато держась рукою за облучок. Далее дефилировали мы, а в конце, последние два ландо были заняты грудою наших вещей, на которых гордо возвышались два экскурсанта, смотря на окружающий мир поверх головы кучера. Смотреть же было на что.
В прежние мои экскурсии мне приходилось видеть много различных городов, начиная от Каира на юге и кончая Гаммерфестом на севере. Бывали мы в скученных арабских деревушках Африки, заезжали в грязные и скверно пахнувшие местечки Малой Азии, бродили по угрюмым и неприветливым становищам мурманских и норвежских рыбаков на берегах Ледовитого океана, но нигде я не испытывал тех ощущений, которые сразу завладели мною при въезде в Бухару. Эти ощущения не были субъективны. Я потом опросил всех моих спутников, и оказалось, что все они испытывали то же, что и я.
Чтобы представить себе Бухару, надо вообразить ряд длинных, узких и невероятно переплетенных между собою коридоров, из невысоких глиняных стен. Наружу не выходит ни одного окна; двери, которые ведут внутрь дома, делаются маленькими и незаметными: их посеревшая от времени окраска сливает их с остальной стеной, и поэтому получается впечатление однообразной давящей массы, которая сжимает и без того узкую улицу. Последняя на каждом шагу разветвляется на массу отдельных закоулков, которые в свою очередь распадаются на еще большее количество мелких извилин. Над всем этим неумолимо царит мертвенное однообразие глиняной стены. Казалось, что мы едем среди какой-то пустыни, расстилающейся, однако, не в горизонтальном, но в продольном и вертикальном направлении. И такая «вертикальная пустыня» простирается на десятки верст. Глазу, привыкшему к разнообразию европейских архитектурных форм, здесь решительно не на чем остановиться. Сначала возлагается некоторая надежда на различные повороты; кажется, что за углом станет просторнее, но эта надежда быстро исчезает. С каждым новым поворотом открывается перспектива таких же безнадежных коридоров, и чем дальше едет экипаж, становится все тоскливее и тоскливее.
Бухара. Регистан. Ворота Арка
Наконец, внезапно, мы выехали на городскую площадь Ригистан. Впечатление было грандиозное. Перед нами стояла мечеть, а рядом с нею высился минарет в 87 аршин вышины. Глиняные стены куда-то исчезли, и мы ехали по широкой площади. Все сразу вздохнули свободнее. Казалось, что там, сзади, было не только тесно ехать, но трудно было и дышать. Однако наше блаженство продолжалось недолго. Скоро экипажи опять нырнули в один из коридоров, и нас сразу охватило прежнее чувство. Неожиданно экипажи остановились. Оказалось, что мы приехали к отведенному нам помещению…
Слезши с экипажа, я не мог сразу понять, что нам предстоит войти в это небольшое отверстие в глинобитной стене, долженствовавшее изображать собой дверь. Это могло быть входом в конюшню или в скотный двор, но никак не в жилое помещение. Однако любезные предложения дживачи и низкие поклоны целой шеренги людей в халатах, высыпавшихся из отверстия, не оставляли места сомнениям. Я решительно перешагнул через порог, перешел через небольшое отверстие в глинобитной стене и очутился в небольшом квадратном дворе. За мной последовали остальные экскурсанты.
То, что мы видели, поразило нас своей неожиданностью. На небольшой двор выходили окна внутренних помещений, отделанных с действительно восточной роскошью. Всюду ковры и зеркала. Стены оклеены шелковыми материями. В первой комнате, куда мы вошли, стоял прекрасно сервированный стол со всевозможными сладостями. Тут были вазы с фруктами, миндаль, фисташки, изюм, жареные абрикосовые косточки, печенье и другие восточные сладости.
Дживачи предложил нам сесть за стол, но мы предпочли предварительно умыться и привести себя в порядок. Мы прошли по целой амфиладе комнат, убранных везде одинаково роскошно. Нога тонула в мягких коврах, и мои экскурсанты даже примолкли. Один из них обратился ко мне с вопросом, не принимают ли нас за кого-нибудь другого?
Пройдя мимо гостиных и спален, мы пришли на второй двор, несколько отличавшийся от прежнего. Начиная с середины поднималась площадка, на которую вело несколько ступенек. Она устилалась коврами и на ней можно было отдыхать под открытым небом. Кругом были такие же комнаты, как и на первом дворе. Сюда нам принесли воды, перетащили наши вещи, и мы с наслаждением занялись туалетом. Только здесь, в этом жарком и пыльном климате, можно было воочию убедиться в необходимости омовений, которые Магометом возведены в степень религиозного обряда. Зная нечистоплотность своих соплеменников, он возвел требование гигиены в религиозный догмат и принес этим огромную пользу.
Освеженные, мы возвратились в столовую, где уже был приготовлен чай. Отдавши должную дань всему стоявшему на столе, экскурсанты почувствовали себя утомленными и выразили желание предаться кейфу. Однако неутомимый дживачи нашел, что наше питание не может считаться законченным и, отведя меня в сторону, спросил, что будет угодно заказать на ужин. В свою очередь я решил выяснить вопрос, который меня сильно беспокоил. Состояние наших финансов было крайне опасное. Благодаря тому, что пришлось платить за лишние билеты, получился перерасход и малейшее превышение бюджета могло вызвать крах. Поэтому на вопрос об ужине я ответил вопросом о стоимости помещения и еды. Ответ был такой, какого, признаться, я и ожидал. Бухарский Эмир, узнав о нашем приезде, распорядился, чтобы мы считались «гостями Эмира»: для нас отведено помещение дворца посольства, экипажи к нашим услугам, когда бы мы ни пожелали; что же касается продовольствия, то меню зависело всецело от нас, причем о плате не может быть и речи.
Такое положение вещей, конечно, сразу определяло позиции. Поэтому я просил дживачи заказать на ужин то, что он пожелает; единственно, я просил, чтобы ужин состоял из чисто туземных блюд, так как быть в Бухаре и не есть плова - равноценно тому, чтобы быть в Риме и не видеть папы. Последнее, вероятно, даже менее затруднительно.
Ужин был подан около 10 часов вечера. Сначала мы ели «кебабу», а затем плов. Кебаба представляет собой куски жареного барашка с красными баклажанами и различной зеленью. Плов же - общеизвестная комбинация из риса и баранины. Повара в посольстве и аппетиты у экскурсантов были на одинаковой высоте. Однако в конце концов экскурсанты вынуждены были признать себя побежденными, и им захотелось спать.
Разместиться мы могли в каких угодно комнатах, так как кроватей хватило бы на всех, но экскурсанты предпочли провести ночь под открытым небом. На второй дворик сейчас же принесли ковры и положили их в несколько слоев один на другой; затем побрызгали оставшуюся непокрытой часть дворика водой, чтобы охладить нагревшиеся за день камни, и мы остались одни. Этот вечер в Бухаре является центральным воспоминанием об экскурсии у всех участников. На небе светила луна, окружавшие дворики комнаты были освещены лампами и свечами, и через открытые окна были видны ковры, шелка, лепные украшения в виде сталактитов и все восточное убранство. Над нами таинственно возвышался минарет, мимо которого мы недавно проезжали, с ним связаны мрачные воспоминания. Построен он свыше 1000 лет тому назад и служил для казни преступников, которых вводили на самый верх и сбрасывали оттуда на площадь. Только в 70-х годах прошлого столетия это было прекращено, благодаря вмешательству русского правительства. Кругом нас была тишина. Громадный город, с 150.000 населением, раскинувшийся на много верст, решительно ничем не давал себя знать. Мы лежали на коврах как очарованные; отрывочная беседа велась вполголоса, так как было страшно нарушать эту мертвую тишину. Скоро стали смолкать и эти отдельные реплики, и постепенно нами овладел сон.
Улица у мечети Калян
На следующее утро наш дживачи разбудил меня вопросом о том, что мы намерены завтракать. Выяснивши этот пункт и выработавши программу осмотра, мы поспешили закусить и направились в путь. Прежде всего мы зашли посмотреть постройку медресе, воздвигавшуюся поблизости. Особенный интерес представляет производство лепных украшений. У нас обычно они делаются при помощи особых шаблонов, тогда как в Бухаре все выделывается руками. Работа эта очень кропотливая, медленная, и требует большого умения. Искусный мастер может вырезать на мягком грунте стены не более одного фута в день. Как раз при нас производилась интересная работа разделки потолка небольшого купола. Он украшался шестиугольными углублениями в виде сталактитов. В центре каждого углубления помещалось маленькое зеркало. Вид получался очень эффектный.
Из медресе мы отправились на Ригистан. Здесь прежде всего бросается в глаза знаменитая башня Мирхараб, с которой сбрасывали преступников. Каменная лестница со ступенями около ¾ аршина вышиной ведет на самый верх. Почему-то нашему дживачи очень не хотелось, чтобы экскурсанты полезли наверх; чтобы не допустить их до этого, он начал рассказывать о том, что эта башня обладает особыми, таинственными свойствами; всякий, кто попытается взобраться на верхушку, непременно потом заболевает горячкой. Сам дживачи этому сначала не верил и попробовал взлезть; ступеней за пятнадцать до конца он вдруг почувствовал, что его как будто кто-то не пускает дальше; тем не менее он продолжал подниматься, но ноги внезапно отказались служить и он с трудом мог сойти вниз, не добравшись до конца. После этого он вылежал в кровати 14 дней в жесточайшей лихорадке.
Рассказ этот произвел, однако, совершенно обратное впечатление. Экскурсанты преисполнились спортивного задора и непременно решили полезть. Мне с трудом удалось отговорить их от этого, указывая, что неудобно идти туда, куда нас почему-то не желают пустить; подобная предприимчивость была бы скверной отплатой за гостеприимство, с которым нас здесь принимали.
Посмотрев на «башню с лихорадкой», мы отправились рассматривать различные мечети и медресе, которых в Бухаре множество; недаром она является центром мусульманского образования в Средней Азии. В ней находится 364 мечети и 138 медресе и мектебов. Все они похожи на описанные уже самаркандские мечети и отличаются только разницей в величине. В одной из мечетей мы взошли на крышу. Вид, который представился оттуда, был более чем оригинален. Перед нами расстилалось необозримое множество квадратных зданий с плоскими крышами. Казалось, что мы видим массу закрытых четыреугольных коробок серого цвета, сделанных все по одному шаблону; об них изредка сплющивались полукруглые купола мечетей; группы таких коробок, с квадратными пространствами - двориками - посредине, отделялись друг от друга узкими улицами-коридорами, которые пересекались между собой в самых разнообразных направлениях. Во всем этом хаосе линий не было решительно никакой системы, и каким образом туземцы умудряются здесь ориентироваться, остается для меня до сих пор загадкой. В наших европейских городах каждая улица, даже каждый дом, имеет свою индивидуальную окраску; здесь же все улицы одинаковы, а домов, собственно, нет, так как вместо них тянутся однообразные серые стены.
Вид на Арк от Зиндана
Трудность ориентировки вызвала в местной жизни довольно интересное явление. Каждый чиновник, полицейский или же судейский, должен предварительно выдержать своеобразный экзамен знания города. Для этого ему дается определенное время, которое считается службой. Так, напр., сопровождавший нас дживачи, будучи назначен на занимаемую им должность, в течение шести месяцев получал жалование и считался состоящим на службе, хотя не исполнял никаких обязанностей. Это время он должен был употребить на изучение города. С утра до вечера он или ходил пешком, или ездил на извозчике по улицам Бухары. После этого ему был произведен экзамен, по выдержании которого он был допущен к отправлению своих обязанностей. Таким образом, ему, местному жителю, выросшему в Бухаре, пришлось потратить полгода для того, чтобы узнать город. Что же в таком случае можно требовать от европейца, попавшего первый раз в Бухару?
Когда мы вышли из мечети, то нас уже поджидали экипажи, о чем заранее позаботился дживачи. Мы в прежнем порядке поехали по городу, с двумя верховыми в авангарде, направляясь на базар. Описывать последний - значить повторять то, что было сказано о самаркандском базаре. Интереснее всего был ковровый ряд. В настоящее время производство ковров значительно упало. Ковры стали выделываться более грубого качества и из более дешевого материала. Прежние оригинальные рисунки стали мало-помалу вытесняться скверным подражанием лубочным изделиям московских фабрик. Стремясь к барышу, начали заботиться главным образом о быстроте выделки. Раньше, напр., каждая туркменская девушка ткала ковер вплоть до выхода своего замуж; для прочности к основному материалу прибавлялся шелк; окрашивались ковры прочными растительными красками. Теперь все это начинает отходить в область преданий. Прежнее любовное отношение к делу, дававшее часто высокохудожественные произведения, заменилось теперь заботой о большей спешности работы; о шелке нет уже и помина, а растительные краски заменены быстро выцветающими анилиновыми. Но даже и в таком виде, эти ковры неизмеримо выше европейских изделий фабричного производства.
Лучшими коврами считаются пендинские; за ними следуют текинские и бухарские. Величины они бывают различной; мы видали ковры в 36 кв. аршин, и наряду с ними нам показывали маленькие коврики для подушек. Любимым цветом является красный с белыми украшениями. Цены ковров довольно высокие, но тем не менее ковры можно встретить повсюду. Во время нашего дальнейшего осмотра Бухары был такой случай. Мне понадобилось переговорить по телефону с русским дипломатическим агентом, живущим, как уже говорилось, в Новой Бухаре. Дживачи остановил экипажи возле какого-то помещения. Мы пошли в довольно большую комнату, сплошь покрытую великолепным ковром. Посередине стоял стол, покрытый цветной скатертью, а на столе - ваза с цветами. Сбоку, на стене, висел телефон. Ковер обратил на себя наше особенное внимание и я спросил дживачи, сколько может стоить такой ковер. Ответ был довольно оригинален. Оказалось, что новым он стоил 900 рублей, а теперь за него можно взять тысячи полторы-две. Дело в том, что хорошие сорта ковров приобретают от употребления мягкость, а кроме того, краски становятся более нежными. Это один из тех крайне редких случаев, когда подержанная вещь ценится дороже новой. Только что сделанный ковер никогда не поступает сразу в продажу; его сначала кладут на пол, ходят по нем, и только после этого выпускают на рынок. Ковер, лежавший в той комнате, куда мы зашли, был сделан около 20 лет тому назад, и за это время его цена возросла в два раза.
Помещение, в котором я говорил по телефону, оказалось… полицейским участком. Это обстоятельство крайне нас поразило. Полицейский участок, с тысячным ковром и с цветами на столе! Однако на этом основании нельзя рисовать себе картин идиллических отношений между бухарской администрацией и туземным населением. Наоборот, во всех областях господствует произвол и насилие, повсюду царит вымогательство и взяточничество. Громадной культурной заслугой русского правительства, в лице высшей администрации Туркестанского края, является стремление уменьшить, по мере возможности, все эти злоупотребления. Я уже говорил о том, что леденящая душу картина казни преступников посредством сбрасывания с минарета отошла уже в область преданий. Далее, когда мне придется говорить о нашем посещении знаменитых бухарских тюрем-клоповников, я должен буду отметить важную культурную роль России, выразившуюся в настойчивых требованиях об уничтожении этих камер пыток.
Познакомившись с ковровыми изделиями, мы сели в экипажи и поехали дальше. Опять перед нами потянулись однообразные каменные стены. Мы проезжали мимо зимнего дворца эмира, находящегося в цитадели. По внешнему виду, конечно, нельзя было сказать, что это за здание, так как его стены ничем не отличались от других. Единственно, что отличало его от прочих, - это часовые, стоявшие на небольших расстояниях друг от друга. При нашем проезде они вытягивались во фронт и брали ружья «на караул».
Через некоторое время мы приехали к тюрьме, находящейся на невысоком холме. Навстречу нам вышла стража с офицером, который отсалютовал саблей. Тюрьма представляет собой ряд глинобитных камер, которые выстроены над ямами в несколько аршины глубины. В этих ямах сидят заключенные. Кругом идет узкий коридор, отделяющий камеры от внешней стены. Это была тюрьма для более мелких преступников; лица же, заподозренные в уголовных преступлениях крупного характера, - заключаются в особые ямы-одиночки, сплошь кишащие клопами. Эти отвратительные паразиты густо облепляют несчастного и тело его превращается в сплошной гнойник. Мало кто долго выдерживает подобное заключение. Русское правительство энергичными мерами добилось уничтожения этого зверского способа наказания, и в Бухаре городе в настоящее время подобных заключенных нет. В более отдаленных местах ханства клоповники еще продолжают нести свою отвратительную службу, хотя центральное бухарское правительство энергично отрицает этот факт. Трудно, конечно, за те сорок с лишним лет, в течение которых Россия влияла на Бухару, уничтожить обычаи, имеющие за собой более чем тысячелетнюю давность; тем не менее облагораживающее влияние русской культуры дает себя вполне определенно знать.
Бухара. Зиндан
Из тюрьмы мы поехали осматривать зимний дворец. Самого Эмира не было, он находился в одном из загородных дворцов. Жилых помещений мы не видали, но зато мы были первыми европейскими путешественниками, которым показали тронную залу. До сих пор сюда из посторонних допускался только русский политический представитель. С этого года эмир разрешил показывать ее путешественникам, но каждый раз с особого разрешения. Тронная зала не представляет собой ничего особо интересного. Это - четыреугольный двор, по сторонам которого идет открытая галерея, возвышающаяся над двором аршина на три. В углублении двора и на галерее находятся приближенные Эмира, сам же он восседает на троне, на одной из коротких сторон галереи. Трон сделан из серого мрамора и находится на небольшом возвышении. Украшен он резьбой довольно грубого свойства.
Когда мы окончили осматривать залу, было около 12 ч. дня; а я условился по телефону с нашим политическим агентом, что буду у него к часу. Передаточного поезда в Новую Бухару в это время не было, и я решил поехать в экипаже. Поручив экскурсантов доктору и условившись с дживачи о месте встречи, я отправился в Каган. На солнце было около 62 гр. по Цельсию, но я не могу сказать, чтобы эта жара была совершенно невыносима. В Египте мы испытывали меньшую жару, но переносить ее было труднее. Объясняется это громадной сухостью воздуха в Туркестане, благодаря которой процесс испарения идет с такой быстротой, что пот не успевает образовываться.
Дворец Ширбудун
Вернувшись обратно, я застал экскурсантов в одном из летних дворцов Эмира на окраине Бухары. В мое отсутствие они осмотрели базар и побывали в арсенале, где им показывали старинные пушки. Летний дворец расположен в прекраснейшем саду, занимающем пространство десятин в пятнадцать С улицы совершенно нельзя предположить, что за этой серой стеной скрывается такое чудное местечко. Целый ряд легких деревянных построек расположился среди зелени гранатовых кустов, осыпанных красными цветами; виноградные лозы, обвиваясь вокруг дугообразно изогнутых прутьев, уходили вдаль, образуя длинные тенистые аллеи; золотистые персики и розоватые сливы ярко сверкали на солнце, прячась среди густой листвы деревьев. Воздух был наполнен благоуханием цветов, а серебристые пруды, разбросанные повсюду, умеряли солнечный жар и распространяли приятную прохладу.
Внутренность дворца отличается великолепным убранством. Целый ряд комнат, в различных восточных стилях, был сплошь застлан роскошными коврами; везде были расставлены низкие диванчики, широкие софы и оттоманки, крытые шелком и бархатом. Наши ноги неслышно погружались в мягкую ткань ковров; перед нами неожиданно вырастали таинственные фигуры в чалмах и халатах, низко кланявшиеся нам при встрече. Мы были перенесены в совершенно чуждую нам обстановку; весь этот восточный колорит навевал какие-то смутные ожидания; казалось, что вот-вот появится фигура Аладина с волшебной лампой и случится какое-нибудь чудо. Последнее, действительно, не заставило себя ожидать. Нам пришлось переходить из одного помещения в другое по небольшой тенистой площадке, расположенной возле пруда. Когда мы возвращались минут через десять обратно, мы ее не узнали. Площадка была покрыта коврами и на ней стоял стол с фруктами и приборами; нас ожидал обед.
Это посещение дворца еще более усилило то сказочное впечатление, которое оставила по себе Бухара. С другой стороны, наше пребывание в летней резиденции Эмира дало мне возможность разрешить вопрос о сущности того интереса, который вызывается Бухарой. Она интересна не только как чисто восточный город; в ней есть свой специфический колорит, придающий ей особую окраску. Этот колорит - контрастность впечатлений. Выше я говорил о том, как сильно подействовал на нас вид площади Ригистана, после утомительного переезда по однообразным улицам; площадь эта, сама по себе незначительная, показалась, однако, громадных размеров. Еще сильнее было впечатление от внутреннего помещения дворца посольства, в сравнении с его внешним видом. Наконец, посещение летнего дворца Эмира окончательно убедило меня в том, что Бухара - город контрастов. Эта особенность ее бросается в глаза не только при внешнем осмотре, но она чувствуется и в мелочах.
Бухара вообще не чужда европейской культуре, только последняя слишком медленно к ней прививается и ограничивается, покамест, чисто внешней стороной жизни. Когда проводили железную дорогу и показались первые поезда, туземцы окрестили их названием «шайтан арба» (чертова повозка), но затем быстро оценили удобства этого рода передвижения. Тем не менее Эмир Бухарский просил, чтобы линию не подводили к самой Бухаре, опасаясь волнений в народе из-за этого новшества. Однако спустя несколько лет бухарское правительство на свой счет выстроило соединительную ветку между главной линией и Бухарой. Когда мы осматривали дворец, нас поразила одна комната: она была сделана в виде железнодорожного купе. Оказалось, что эмиру, первый раз проехавшему по железной дороге, до такой степени все это понравилось, что он приказал выстроить комнату в виде купе в своем дворце; прежде он в ней часто сидел и вспоминал свое путешествие. Видели мы и другую комнату. Обширный полукруглый зал, который разделен перегородками на массу извилистых узких коридоров, перепутанных самым невероятным образом. Этот зал имеет особое назначение: он служит для игры в прятки.
Зато дворец освещается электричеством; для этого выстроена в саду особая электрическая станция. Сюда также проведен телефон, который соединяет дворец с Каганом. Все эти европейские удобства мирно уживаются с остатками чисто восточных привычек и вкусов.
Осмотрев дворец и пообедав, мы поехали обратно. Наше знакомство с Бухарой не было бы, однако, закончено, если бы мы не увидали знаменитых «чай-хане» (кафе) и съестных лавок. Они располагаются обыкновенно на берегах прудов, которых в Бухаре более сотни. Эти пруды заслуживают того, чтобы сказать о них несколько слов.
Бухара орошается водой из Зеравшана, проведенной по особому каналу Шахруд. Вода в нем, однако, не проточная, так как пускается из Зеравшана только шесть раз в год. В зависимости от этого и пруды, которые питаются Шахрудом, застаиваются и начинают цвести. Этому обстоятельству сильно способствует крайняя неопрятность туземного населения, бросающего в воду всякие отбросы. В результате пруды являются рассадниками заболеваний. Тем не менее общая картина в высшей степени эффектная. Мы пошли на самый большой пруд Ляби-Хауз. Это обширный водоем, около 3 сажен глубины, площадью в 150 кв. сажен. К нему ведут каменные ступени. Вокруг расположились на коврах живописные группы туземцев. Они пили чай, ели мороженое и фрукты, наслаждаясь относительной прохладой. Вокруг пруда тесным рядом идут чай-хане и съестные лавки; на открытом воздухе приготовляется шашлык, плов и жарятся в бараньем жире различные пирожки и коржики. Все это было очень оригинально, но нельзя сказать, чтобы слишком аппетитно…
Бассейн ансамбля Ляби-хауз
Домой мы приехали приблизительно в 6 часов вечера. Так как поезд отходил около 12 часов ночи, то времени у нас было более чем достаточно. Мы уложили вещи, и дживачи предложил поехать покататься по городу, обещая показать нам нечто очень интересное. Опять двинулась наша процессия с неизбежными верховыми впереди. Ехали мы в достаточной степени долго для того, чтобы погрузиться в уныние от разнообразных видов бухарских улиц; совершенно неожиданно перед нами предстало здание, стоящее на небольшой площади. Видом оно очень напоминало наши казармы. Тем не менее мы обрадовались ему как родному. Ведь в нем были окна на улицу! Оказалось, что это недавно выстроенная почтовая контора. Дживачи был в восторге от того впечатления, которое на нас произвело это здание. Несомненно, он теперь окончательно убедился в высоких художественных достоинствах постройки.
Наш переезд из Бухары в Каган достойно завершил картину пребывания в Бухаре. Так как стоял дивный лунный вечер и передаточный поезд отходил из Бухары сравнительно слишком рано, то мы решили выехать попозднее, лошадьми. Удивительное впечатление производит Бухара ночью при лунном освещении. Серый цвет стен приобретает какой-то матово-голубой отблеск, и улицы перестают казаться мрачными; они становятся таинственными, и в мыслях опять начинают проноситься картины из 1001 ночи. Когда мы выехали за пределы городской стены, все изменилось как бы по мановению волшебного жезла. Перед нами расстилалось широкое поле, с причудливыми очертаниями групп деревьев, с искрящимся серебром ручейков и с желтоватой лентой дороги, извивающейся на фоне густого зеленого ковра. Сзади быстро исчезла Бухара. Ее плоские крыши как будто растворялись в лунном свете, и только высокие минареты горделиво высились к небу. Но скоро и они должны были уступить, постепенно задергиваясь голубоватым флером, пока наконец слились с тем небом, к которому они стремились.
На вокзал мы приехали незадолго до отхода поезда. Распрощавшись с дживачи, мы удобно разместились в плацкартном вагоне скорого поезда и быстро уснули в ожидании новых впечатлений.
ПРОДОЛЖЕНИЕ
О Самарканде и других населенных пунктах Самаркандской области:
http://rus-turk.livejournal.com/569602.html
О Бухаре и других населенных пунктах ханства:
https://rus-turk.livejournal.com/669271.html