Персия при Наср-эд-Дин-шахе (15)
Мисль-Рустем. Персия при Наср-Эдин-шахе с 1882 по 1888 г. - СПб., 1897. (Мисль-Рустем - псевдоним Меняева, одного из инструкторов Персидской казачьей бригады).
I. Дорога от Каспийского моря до Тегерана. II. Столица Персии Тегеран. III. Перс и его жизнь. IV. Женщины в Персии. V. Наср-Эдин-шах. VI. VII. Салам (шахский выход). VIII. Правители и наказание в Персии. IX. Тамаша и персидские публичные развлечения. X. Тазие - священные мистерии. XI. Персидская пехота. XII. Артиллерия. XIII. Кавалерия. XIV. Персидская казачья бригада. XV. Любопытные окрестности столицы. XVI. Обо всем, о чем не было сказано в предыдущих главах.ОЧЕРК XV-й
Любопытные окрестности столицы
Водопад. - Каменный гриб. - Дервиши. - Развалины города Рей. - Гебры. - Гебрское кладбище. - Шах-Абдул-Азим (монастырь). - Первая железная дорога в Персии. - Летние шахские дворцы.
Портрет дервиша. Здесь и далее фото А. Севрюгина
Однажды летом, в 188* году, проживая в селении Зергенде, служащем летней резиденцией Русской Императорской миссии, а потому считающемся русской территорией и лежащем в 11 верстах от города Тегерана, мы, кучка знакомых, собрались сделать поездку на водопад Паскале, знаменитый по своей красоте и лежащий в горах верстах в двадцати от нашего селения. Компания собралась небольшая, но веселая, и сборы были короткие. Наняли ишаков (ослов) и верховых лошадей; я прихватил с собою мою любительскую фотографическую камеру да любимого дога Левушку - и все было готово.
Выехали мы рано утром. Дорога сперва шла через засеянные поля, а затем из ущелья стала подыматься по страшно скалистой тропинке, вверх к водопаду. Кавалькада наша представляла довольно оригинальный вид, потому что некоторым мужчинам с длинными ногами приходилось ехать на низеньких осликах, которых понукают тыканьем острой палочкой под седло. Прежде чем добраться до водопада, еще на равнине, в одном селении (имя забыл), замечательном тем, что там находится сад с двумя мраморными гробницами знаменитых дервишей - богача и нищего негра, - мы сделали отдых.
Тут сделаю небольшое отступление. Дервиши составляют род ордена странствующих нищих монахов в Персии, и они не настолько страшны, как их привыкли описывать. Это скорее, по моему мнению, нахалы, шарлатаны, привыкшие морочить темный люд. Главное правило их ордена заключается в том, что они ничего не имеют своего, а все принадлежит братии; главная их обязанность - прославлять Бога. Дервиш не тратит на себя ни гроша; все собранные деньги он обязан представлять в общину, а сам питается поданными ему продуктами, как то: хлебом и зеленью, а летом просто шелковицей (тутой), растущей всюду по улицам. У них есть свой начальник, которому они беспрекословно повинуются. Вот один из этих-то бывших их начальников и лежит в своем саду, под мраморной плитой, а рядом с ним его друг - негр, бывший простым дервишем и предсказавший ему за десять лет до смерти, когда этот начальник дервишей был в изгнании по приказанию шаха, что он сделается первым человеком после шаха. Предсказание сбылось. Мустафа-Мамалык (так зовут покоящегося здесь богача), за два года до смерти, был сделан сандразамом, т. е. первым лицом в Персии после шаха, и стал богачом. В благодарность за предсказание негра-дервиша, он сделался покровителем и начальником дервишей, хотя раньше и не был им. После смерти негра, он приказал похоронить его в своем саду, где рядом выбрал место и для своей могилы. Так как ему неудобно было собирать у себя оборванцев-дервишей для решения их дел, то он собирал их в своем загородном дворце, куда зачастую и выезжал. Раньше я сам был с ним знаком, он производил на меня хорошее впечатление, хотя и не имел европейского воспитания. Это был старик лет восьмидесяти, с очень длинною бородой, высокого роста и умными глазами, в которых читалось, что он много перенес в жизни, прежде чем добиться звания сандразама. История его любопытна. Такое великое лицо попадает старшим к дервишам! Вот что о нем рассказывают. Мустафа-Мамалык был из хорошей фамилии, по службе шел при шахе хорошо и скоро занял высокое место. В один прекрасный день он разгневал «царя царей» - шаха - и был отослан куда-то в изгнание. Персы, как и все люди, обрадовались падению великого человека и стали все на него нападать, так что ему пришлось, не доказавши своей невинности, поистратиться окончательно, остаться в изгнании и нищим. Раз к нему в изгнание зашел черный дервиш, из негров. Мустафа-Мамалык очень ему обрадовался, и так как он был суеверен, как и большинство персов, то рассказал ему виденный им сон и просил растолковать его. Дервиш объяснил так: сон обозначает, что Мустафа-Мамалык не должен отчаиваться; чрез несколько лет шах призовет его к себе и сделает первым человеком в Персии после себя. Мустафа-Мамалык поверил, поклялся, что если предсказание сбудется, то он во всю жизнь не только не позабудет дервиша, но и будет покровителем им всем. Сон чрез несколько лет сбылся; шах призвал опять к себе Мустафу-Мамалыка, дал ему высокий пост и наделил богатством, а за два года до его смерти сделал сайдразамом, первым человеком в Персии после шаха. Я сам был тогда в Тегеране и поздравлял Мустафу-Мамалыка с такою великою милостью. В ознаменование этого дня шах прислал ему еще драгоценные кисти на халат из жемчуга и других драгоценных каменьев. И вот, когда Мустафа-Мамалык стал подниматься, то и сделался покровителем дервишей, а они выбрали его своим главою.
Кстати, о дервишах. Дервиши ходят всегда с непокрытою головою, и только изредка можно их встретить в остроконечной, расшитой ермолке, на которой имеются надписи с разными изречениями. Редко у которого из них симпатичное лицо; большею частию - физиономии зверские, нахальные, с всклокоченными волосами, в коих кишат кучи паразитов. Одеты они в рубище или только в холщовые штаны, а от пояса остаются голыми; на плечах зачастую накинута козлиная кожа, а иногда от дикого зверя, или накидка, сшитая вроде мешка. Шкура, которая у них на спине, служит им и постелью, и одеялом. Па ногах стоптанные туфли, или же они ходят совсем босые. В руках у них толстые дубины, сучковатые, или железные палки с наконечниками в виде топорика или бычачьей головы. На другой руке всегда висит на цепочке половина кокосового ореха или тыквы, на которых вырезаны имена Бога и святых. В эти висячие чашки и кидают им подаяние.
Летом дервиши сидят по дорогам и ставят около себя жбаны с водой и со льдом, из которых, зачерпывая плоскими чашками, они подают вам при встрече для утоления жажды от знойных лучей солнца. Если вы что-нибудь дадите за это, дервиш начнет прославлять Бога, а если нет, то он ничего не скажет. Я спрашивал их, как они не гнушаются нами - «гяурами», нечистыми, и они ответили, что в их правилах нет приказания гнушаться неверными, а если кто у них это и делает, то одни невежды, глупые. Но я сам заметил, что для проезжающих европейцев они держат отдельные чашечки, хотя и черпают из одного же жбана. По вечерам дервиши стараются собраться к какому-нибудь раньше назначенному месту, большею частию где-нибудь на плацу или в саду. Там они курят свой гашиш (опиум), передавая друг другу новости, а затем там же и спят на голой земле. Курение гашиша очень распространено между дервишами; он их опьяняет или, вернее, одурманивает, отчего у них и появляются страшные глаза и цвет лица делается желтый.
Дервиш, курящий опиум
Нельзя смешивать дервиша с «фагиром» или «факиром», - между ними большая разница. Фагир «лути» называется в Персии каждый нищий, т. е. бедняк. Иногда они одеваются наподобие дервишей и выдают себя за них, но это мошенники, их масса в Персии. Кто там жил, сейчас же по виду может отличить тех от других. Лицо дервиша, хотя и страшное, но с видом собственного достоинства. У фагира же «лути» лицо всегда с плутовским выражением и без всякого серьезного вида, хотя он и старается уподобиться дервишу. «Факир» - это опять другое, это фокусник: проделывает разные фокусы с гадами и над собою, объясняя их сверхъестественною силою, находящеюся в нем. Об этих фокусах у меня рассказано в другом месте.
Нищий
К моему настоящему изложению выше были помещены три снимка с дервишей, с одним из которых я был в большой дружбе. Я позволяю себе упомянуть про одного дервиша, никогда не ходившего пешком за сборами, а всегда на своем одногорбом быке (зебу). Это был один из интереснейших типов дервишей! Снимок с него приложен ко второму очерку.
Сад, где похоронены Мустафа-Мамалык и негр-дервиш, конечно, мы не упустили случая посмотреть, и хотя туда не всех пускают, но, благодаря моему знакомству с дервишами и данной подачке караулившим его, мы очутились там. Сад не особенно велик, окружен высокой глиняной стеною, по карнизу которой идут отличные персидские изразцы с персидскими и арабскими выпуклыми надписями. Среди сада - киоск, с тремя комнатками, наполненными картинами священного мусульманского содержания, а за киоском уже две мраморные плиты над могилами Мустафа-Мамалыка и его друга предсказателя-негра. На плитах, конечно, надписи, и на них кидают тень стоящие вокруг чудные чинары. Не могу при этом не упомянуть, что одна из картин, находящихся в киоске, очень меня заинтересовала. На ней изображен какой-то старец на коленях, с длинной седой бородою, в длинной одежде в виде подрясника, препоясанный веревкою, а главное - держащий руку и персты крестом, как у нас пишут святых на иконах, изображая будто благословение. На вопрос, обращенный к сопровождавшему нас дервишу, кого эта картина изображает, он объяснил, что у них был один праведный дервиш, который складывал так руки при совершении молитвы. Невольно вкрадывается мысль, не был ли этот изображенный дервиш раньше христианином, скрывавшимся почему-либо от христиан между мусульманами? Наш чичероне по саду, дервиш, оказался отлично говорящим по-английски, по-французски, по-немецки и немного по-русски. Оказывается, он бывал, под видом купца, в Англии, Париже, Вене и даже на ярмарке в Нижнем Новгороде. На мой вопрос, что его заставило сделаться дервишем, он лаконически отвечал: «Призвание, предопределение». Одет он был, как и большая часть дервишей, в белую холстинную рубашку с такими же шароварами, на босую ногу, с накинутой шкурой барана на плечах и с сучковатой палкой в руках. Хотя лицо его было и темное от загара, но интеллигентное, с тонкими чертами. Невольно спрашиваешь себя, как такой человек попал в оборванцы-дервиши?
Осмотрев сад, место упокоения двух чтимых дервишей, мы направились дальше на водопад, пробираясь по страшно крутой тропинке. Лошади поднимались с трудом, а наших ослов пришлось сильно понукать. Часть подъема мне пришлось идти пешком, так как мой осел окончательно отказывался нести меня с моей камерой. Наконец мы достигли подножия водопада. Дальше я не полез, а предоставил всей компании подниматься на него по лежащей сбоку тропинке. Вся компания полезла туда уже пешком, а я расположился с моей камерой, чтобы снять водопад. Вода падает с Паскале, действительно, с большой высоты, но количество ее бывает разно, смотря по времени года, и когда мы были там, то было не особенно много. Местность вокруг красивая, дикая, но плодородной земли мало. Этот водопад берет начало с вершины гор, откуда проложены до 80 подземных водопроводов, снабжающих город Тегеран водою.
Полюбовавшись его видом, закусивши и отдохнувши, мы стали спускаться обратно на равнину, но по другой тропе, лежащей по соседнему от нее ущелью, чтобы осмотреть еще «каменный гриб», как называют персы один камень. После часового спуска по ущелью, мы остановились на берегу ручейка, у огромного камня, который действительно напоминает форму гриба. Это - громадный камень, лежащий на тонком основании. Нужно предполагать, что камень лежал раньше прямо на земле, но ручей, по берегу которого мы спускались и который прежде был, должно быть, горной речкой, подмыл его основание, вследствие чего камень остался как бы на воздухе, держась на подмытом водою тонком каменном основании (стержне). На вершине его растут даже кусты, так как камень покрыт слоем почвенного грунта.
Доехав до него, мы, конечно, сделали привал, достали свои закуски и вино и расположились в ожидании любителей, отправившихся к ручью ловить руками крабов (род паукообразных раков), которыми этот ручей изобилует. Крабы оказались превкусными и мы не жалели, что при ловле они некоторым покусали клещами руки. В отсутствие любителей ловли крабов, к нам подошли два дервиша в обыкновенной своей рваной одежде, сильно обнажающей тело, с сучковатыми палками и железными топориками в руках. Преподнеся нам два полевые цветочка, в знак уважения, они начали восхвалять, т. е. выкрикивать, имя Бога - «Я-хак!» («О Боже!»), «Я-Али!» - имя первого их пророка, «Али Мауджуди», т. е. «Али присутствует». Этими восклицаниями дервиши выпрашивают подаяние во имя Бога, которое, однако, они руками не принимают, а оно прямо кладется в чашку. Вообще, и в городах дервиши не выпрашивают подаяний, а, идя тихо по улице, взывают к Богу и Али; все спешат им подавать, они же никому не скажут спасибо. Давши им несколько монет и заметив, что они кидают жадные взоры на нашу закуску и чай, который очень распространен в Персии, мы по-фарсидски попросили их присесть и отдохнуть с нами в тени от жаркого солнца. Они бесцеремонно уселись, поджавши под себя грязные босые ноги; выкурив сперва предложенную мною папиросу, стали с жадностью пить чай и есть холодную баранину. На предложенный мною вопрос, как же они решились есть с нами, «нечистыми» - «наджес», баранину, да еще в пост, когда правоверные не должны ничего есть до заката солнца, они ответили замечательно умно и остроумно: «Коран разрешает не держать поста находящимся в дороге (говорят, действительно это есть в Коране), а мы, дервиши, своего дома не имеем, всегда в дороге, значит - имеем право не поститься, а что же касается баранины, то в Коране сказано, что нам запрещено есть животное, зарезанное рукою «гяура» - нечистого, но не сказано, что мы раньше должны убедиться, кем зарезано животное, а потому и ели мы с уверенностью, что оно убито рукою правоверного. Если же мы и ошиблись, что свойственно всем людям, то Аллах милостив, простит нам нашу ошибку». Из этого остроумного ответа можно, кажется, убедиться, что дервиши не фанатики. Они фанатики только перед темным народом, при котором вряд ли бы приняли баранину, а не только стали бы ее есть. Дервиши всюду встречаются в Персии, но их, повторяю, нельзя смешивать с «факирами» или «фагирами», о которых упомянуто в другом месте; теперь же только дополню, что дервиши грубы, дерзки и пользуются темнотой персидского народа. В праздники они сидят у дверей богачей, и сидят до тех пор, пока им не дадут требуемого подарка. Требования же зачастую бывают в десятки рублей, и вдобавок лошадь, на которой они и отправляются тогда на богомолье. Некоторые богачи дают требуемое, но я знаю факт, что у одних ворот дервиш сидел около месяца, требуя подарок в двадцать пять туманов (75 руб.) и лошадь. Когда же он очень надоел, его стали прогонять. Тогда он стал перед народом кричать, что сейчас вызовет огонь с неба, который всех гнавших его спалит; но огонь, конечно, не сошел, а его все-таки прогнали.
Рей. Башенный мавзолей Тогрул-бека
В другую поездку мы осматривали развалины города Рей, собственно говоря, остатки развалин, так как тегеранские жители, перевозя оттуда материалы для построек, уничтожили его почти совсем. Рей лежит к югу от Тегерана по Шах-Абдул-Азимской дороге, верстах в шести-семи. Об этом городе персы рассказывают чудеса. Будто в нем было несколько миллионов домов, до ста кварталов, до десяти тысяч мельниц и столько же минаретов и т. п., и что он был будто бы расположен на нескольких квадратных милях. Теперь от его величия ничего не осталось, кроме одной разрушенной двадцатичетырехугольной башни, без потолка, крыши и даже окон. В нее ведут два узенькие дверных отверстия. Башня эта из кирпича и имеет 20 с. в окружности, а толщина стен ее около двух аршин; вышина ее теперь около десяти сажен, и наверху видны кое-где остатки куфических надписей. Я слышал, что теперь шах велел возобновить башню, чем испортят, конечно, все ее величие. Во все стороны от нее, на несколько верст, видны следы развалившихся валов и водопроводных каналов; вообще видно, что город был большой, но, наверное, не настолько, как описывают персы: они вообще любят все преувеличивать.
Рей. Гробница
В этой местности видна одна возвышенность, должно быть, мечети или цитадели, но так как эти здания, как видно, были выстроены из нежженого кирпича (сырца), то от времени как бы слились с землею, по которой опасно было даже ходить, так как земля под ногами падала куда-то в преисподнюю, куда мы побоялись заглянуть, чтобы самим не провалиться. Вероятно, там оставалась пустота от исчезнувших комнат. По рассказам, город был разорен около 650 лет тому назад, и у мусульман назывался сперва Раз или Рази, и даже Рагер.
Рей. Барельефы Фетх-Али-шаха
Из руин зданий, кроме вышесказанной башни, вы теперь ничего не увидите, только на двух пригорках, на отшлифованной каменной поверхности, вы заметите высеченные два барельефа, которые должно быть выбиты гораздо позже, во время Фат-Али-шаха, т. е. уже в нынешнем столетии. На одном из них изображен Фат-Али-шах, закалывающий копьем льва, а на другом Фат-Али-шах на троне, окруженный своим семейством. Я, вообще, не археолог, а любитель старины, и потому могу заключить, что, порывшись в развалинах Рея, можно бы много найти интересного.
Осмотрев эти развалины, мы из любопытства отправились на место, где гебры, т. е. огнепоклонники, хоронят своих единоверцев, а потому, кстати, скажу и об них самих немного, чтобы познакомить читателя с остатками огнепоклонников, что, в сущности, не безынтересно.
Семейство гебров
Гебры, т. е. огнепоклонники, - последователи Зароастрова учения уроженцы Персии. Гебров считают потомками древних жителей Персии. Они находятся и у нас в России около Баку, но главное их местопребывание - в Йезде (в Персии), которое они очень почитают, потому что у них там самый большой храм и живет их старшее духовное лицо. Я изучал немного гебров в Тегеране, где их около сотни человек и где у них тоже есть молельня, с вечным священным огнем. О их учении и религии трудно что-либо узнать; сами они объясняют неохотно; некоторые говорят, что это происходить из боязни насмешек или гонений на их учение; но мне кажется, что они сами все не сильны в своих верованиях, так как все их религиозные книги написаны на старинном зендском языке, а в этом наречии все гебры почти несведущи. Гебры, без всякого сомнения, составляли прежде большой по численности народ, что свидетельствует множество гебрских развалин в Персии; но затем Омар, предводитель арабов, их разорил и массу уничтожил за то, что гебры не хотели принять мусульманство; оставшиеся в живых разбежались, и потому мы их встречаем рассеянными маленькими группами. Племя гебров и теперь угасает в Персии, под влиянием мусульманства. Персы смотрят на них с презрением, хотя и сознают, что это честный и трудолюбивый народ. Основание их религии заключается в том, что Бог есть вечный огонь и солнце, которому они поклоняются, как и огню, почему они всегда грустны в дни солнечного затмения. Говорят гебры на особом наречии, но очень схожем с персидским языком. Одеваются по-персидски, для отличия же носят всегда шитые зеленые ермолки. Типом они подходят к персам, но несмотря на то, что смуглы, миловиднее персов, и женщины у них тоже красивее.
Зороастрийская женщина
Гебры занимаются земледелием, большая же часть - садоводством, и персы нанимают охотно их в садовники, зная их к этому способность. Они считают грехом срубить дерево или ветку, раз она может еще расти, и отлично умеют ухаживать за фруктовыми деревьями. Вообще, это народ трудолюбивый, трезвый, сердобольный и честный. Празднуют они, как и мусульмане, «пятницы» и разные праздники в честь солнца и огня. Свои обряды при празднествах они совершают в храмах, куда посторонних не впускают. У них есть особенные лица, составляющие что-то вроде жрецов. Одного из них я хорошо знал в лицо: это был преумный старик, которого все уважали. Разъезжал он всюду одетый по-европейски и рассуждал обо всем очень умно; но лишь только вы заговорите об их учении, он замолкает и спешит удрать. Нет сомнения, что такой хитрый, умный человек мог вертеть темными гебрами как ему угодно.
Дахма (башня молчания) в окрестностях города Рей
Некоторые обрядности гебров, как, например, похороны, - очень оригинальны. Они глубоко уважают своих покойников, но хоронят их не закапывая. Верстах в 6 к югу - левее от развалин Рея, куда мы и отправились, на склоне горы, вы можете увидеть белую башню, где гебры хоронят своих покойников. Башню эту составляет, собственно, одна стена из глины, снаружи выбеленная, имеющая в окружности 82 шага и вышиною две с половиною сажени, без крыши, окон и даже дверей. Вовнутрь башни вы можете попасть только перелезши через стену, но туда лазают лишь могильщики гебров. Это - класс людей, от которого все гебры сторонятся, потому что они бывают в соприкосновении с мертвецами, за башенной стеной. В середине башни находится глубочайший колодезь, без воды, а по бокам его два ряда каменных, совсем не глубоких ящиков или, вернее, возвышений, обложенных каменьями, длиною аршина в три и шириною около аршина, т. е. немного больше роста человека. На эти-то ящики могильщики и кладут трупы, завернутые в простыни, и держат их до тех пор, пока птицы не исклюют всего мертвеца, а солнце не высушит его костей. Затем могильщики через несколько суток берут эти кости и кидают в колодезь, находящийся посреди башни, который и закрывают простым камешком до следующих костей. За богатыми покойниками они наблюдают, как только положат в башню, и затем доносят родным, чтобы получить подарки, с какой части тела покойника птицы принялись за свой вкусный обед. Жрецы их толкуют, что если птица начала клевать сначала глаза, то покойник пойдет в рай, если же с сердца, то в ад и т. д.; у каждой части тела своя примета, а так как могильщикам нужна подачка от богатых, то они всегда доносят, что птица стала лакомиться с благоприятной для покойника части тела, и родственники богатых всегда думают, что их покойник попал в рай.
Подъезжая к этой башне, вы будете поражены криками орлов, коршунов, ворон и т. д., который поднимаются на воздух с соседних гор, надеясь, что вы привезли с собою новый труп. Иногда, приближаясь к башне, вы ощущаете неприятный запах трупа; однако могильщики, для скорейшего уничтожения умершего, оказывают птицам содействие, распустив немного пелены, обвивающие тело. Так как умершего стараются снести на кладбище в тот же день, то я полюбопытствовал узнать, что делают, если покойник окажется только в летаргии и от укуса птицы проснется. Мне ответили, что из-за башенной стены никто не должен возвращаться, а потому, если кто и оживал, то их там же задавливали могильщики, чтобы другой раз они не могли ожить. После заката солнца гебры не творят молитвы, и почему-то не едят мяса коровы, очень почитая ее за «что-то», но за что - я не добился. Несомненно, что самое ядро огнепоклонников образовалось в Персии, что видно из названия одной части Персии, Азербиджан, что означает «Огненная земля», где и теперь можно видеть много развалин гебрских храмов.
Шах-Абдул-Азим. Мечеть
Верстах в трех правее от развалин города Рея лежит селение Шах-Абдул-Азим со своим знаменитым персидским монастырем, получившим свое название от гробницы шиитского святого - Шах-Абдула, находящейся в нем же. В этом-то монастыре и был недавно, 19 мая 1896 года, злодейски убит гуманный, любимый множеством людей за свою простоту и доброту, шах Наср-Эдин. Убийца его, очень может быть, был одним из секты «Баби»; это, собственно, насколько я узнал в Персии, род анархической секты; они стремятся ниспровергнуть нынешний строй правления и, как видно по всему, желают не просвещать народ и не делать нововведений, но оставить его в невежестве, чтобы и им свободнее было хозяйничать в стране по-своему. В этой секте, говорили, много есть из сеидов, т. е. потомков пророка, так как основатель секты был сеид; они имеют значительное влияние на темный народ; о них у меня сказано было выше. Шах Наср-Эдин сам был не из сеидов, и даже их не особенно жаловал, а потому и немудрено, что некоторые из них и участны в этом страшном убийстве. К сожалению, в Персии вряд ли может состояться следствие без подкупов, а потому вряд ли оно что-либо откроет; пострадают разве для удовлетворения правосудия несколько бедняков, может быть, и невиновных. Говорят, что в этом монастыре или, вернее, в мечети, не был ни один христианин, в чем я позволяю себе сомневаться. В воротах, чрез которые протянута цепь, сидят два дервиша с чашками, куда и кидают деньги проходящие мимоходом. Мечеть большая и, можно сказать, богатая. Говорят, что купол ее из чистого золота. Могила святого очень чтится персами, и потому на поклонение ей стремятся с невероятным фанатизмом. Монастырь Шах-Абдул-Азим замечателен еще тем, что он служит бестом, т. е. местом убежища всех бродяг и преступников или в чем-нибудь провинившихся. Раз человек прошел чрез цепь в воротах монастыря, то его никто не может взять оттуда, ни полиция, ни сам шах, - могила святого служит ему защитой; будь это бедняк, сделавший преступление, или богатый хан, попавший в немилость шаха, - каждый ив них до забвения грозы, т. е. гнева и кары, стремится в Шах-Абдул-Азим, и знает, что раз он за его оградой, никто его не тронет. Кормятся такие невольные заключенные подаянием богомольцев. Я сам знал ханов, которые там временно скрывались, пока за них ходатайствовали перед шахом, и затем опять безнаказанно возвращались в Тегеран, в свои семьи. Это место служит для паломничества по пятницам, джуме, празднуемых у персов так же, как у нас воскресенье.
Прежде, по пятницам утром, вы могли видеть массу караванов, тянувшихся по шоссе от Тегерана в Шах-Абдул-Азим. Шли караваны и на ишаках (ослах), и на лошадях, и даже на верблюдах. Все пространство в 11 верст кишело всадниками и пешими. Караваны эти приносили немалый доход сеидам, потомкам пророка (считающих себя отчасти святыми), которые держали и нанимали сами караваны для перевозки богомольцев. Теперь не то. В 1888 году была построена первая железная дорога в Персии, на протяжении одиннадцати верст от Тегерана до Шах-Абдул-Азима, и теперь богомольцы пользуются ею. Женщины, конечно, в отдельных закрытых занавесками от взоров мужчин вагонах. Сперва это не понравилось сеидам, и они нашли даже предлог сжечь целый поезд. Это было, кажется, в 1890 году, но поезда и до сих пор ходят, несмотря на их протесты. Я был при открытии дороги, на котором присутствовал и сам его шахское величество. Расскажу, как оно происходило.
В 1888 году, кажется, в сентябре, я ехал верхом по Тегерану, как вдруг увидал, что в золотой карете едет шах, окруженный конвоем. Я, конечно, остановился и отдал ему честь. Увидав меня, он поманил пальцем и через окно очень мило спросил по-фарсидски («фарси» - не простой персидский язык, а возвышенный, в него входит часть арабского и на нем говорят в Тегеране; персидский же язык есть азербеджанский, каким говорят в Тавризе): видал ли я уже их новую железную дорогу? Я ответил, что еще не видал, хотя, по правде сказать, я там был. Тогда он приказал мне ехать за его каретой на открытие. Скоро мы прибыли на окраину города, где выстроена, совсем по-европейски, одноэтажная каменная станция вновь открываемой железной дороги. Внутри она была украшена коврами, а снаружи флагами. Через нее шах вышел на платформу; сейчас же подошел локомотив, разукрашенный зеленью и флагами, с четырьмя вагонами, в которые шах и приказал сесть своей свите, сам же не решился, а остался на платформе. По его приказу поезд двинулся и, пройдя версты две, вернулся задним ходом. Тогда полицеймейстер граф М. и другие стали уверять шаха, что ехать вполне безопасно, и предлагали ему прокатиться. После короткого колебания, он сел в приготовленный ему вагон; я тоже уселся в поезде, но, к нашему удивлению, он полз со скоростью черепахи и мы доехали до Шах-Абдул-Азима, 11 верст, в полчаса. Говорят, что шах не позволял ехать шибче; когда же мы ехали назад, то шах постоянно погонял машиниста, посылая несколько человек, и даже приказал полицеймейстеру быть около машиниста (должно быть, для безопасности), но 11 верст мы все-таки проехали в 22 минуты. Шибче, оказывалось, идти было опасно, шпалы не были хорошо уложены, грунт глиняный, а балласт из гравия настолько усердно навален, что колеса все время шли как будто не по рельсам, а по камням. Нужно сказать, что никто не думал, чтобы шах проехал все 11 верст, а потому станция в селении Шах-Абдул-Азим не была вовсе разукрашена для его приема. Но он доехал до станции, вылез из вагона, затем через нее вышел на площадь селения и потребовал экипаж, чтобы его довезли до святого места, находящегося в версте от станции; но, к несчастью, экипаж не был приготовлен, о чем ему и заявили. Тогда он приказал подать себе дроги из-под кирпича, которые он увидал у станции. Дроги живо были покрыты коврами и мутакой (круглой подушкой) и на них его шахское величество, окруженный пешею свитою, побывал на богомолье; мы же, европейцы, оставались на станции до его возвращения.
«Таушантепе», летний дворец Наср-эд-Дин-шаха
Описывая любопытные места в окрестностях столицы Персии, я должен сказать о загородных дворцах его шахского величества. О всех должно сказать одно - что все они запущены, содержатся неряшливо и нечисто. Начну с дворца «Таушан-Тепе» («Замок зайцев»). Это, кажется, один из любимейших шахом летних дворцов, куда он часто ездит. Этот дворец по отличному шоссе лежит верстах в шести от города, на Тегеранской равнине, на высокой отдельной горке. Вид оттуда на всю равнину и город бесподобный, сзади него сад, а дальше горы; в саду находится зверинец, в котором всегда можно видеть несколько львов, тигров и обезьян. Внутренность дворца ничего особенного не представляет, как и все персидские дворцы. Комнаты в них со стенами, размалеванными яркими красками и украшенными лепной работой и мелкими зеркалами. С этого дворца шах любит любоваться на маневры своих победоносных войск.
Загородный дворец в «Баг-е Фирдаус» («Райском саду»)
К северо-западу, верстах в трех с половиною от Тегерана, лежит «Эшрет-Абад», очень узкий в ширину дворец в четыре этажа, с вышкой, отличным садом и бассейном с фонтаном перед дворцом. Вокруг бассейна находятся маленькие домики, отдельные дли каждой жены. Говорят, что его шахское величество иногда развлекается, глядя с верхней террасы дворца, как его жемчужины гарема кувыркаются и охлаждают свои телеса в бассейне. На вышке террасы стоить большая подзорная труба и какая-то старинная астролябия. В этом дворце шах проводит один из летних месяцев. Дальше, по этому же направлению, в верстах 6-7 от города, лежит замечательно красиво расположенный дворец «Касре-Каджар». Он находится на возвышенности, и его чудный сад спускается террасами, а с высшей террасы ко дворцу ведет широчайшая лестница из камня, ступеней в восемьдесят. План дворца представляет четырехугольный двор с бассейном и фонтанами, окруженный с двух сторон маленькими одноэтажными комнатками - помещениями для жен, - а с двух противуположных сторон - двухэтажными постройками, в которых помещаются его величество шах и парадный зал. Постройки очень старые; комнатки для жен прямо беленые, ничем не отделанные. Сырость и разрушение коснулись уже всех построек дворца. Шах его не любит, по какому-то предрассудку, и никогда в нем не живет.
Дворовый комплекс «Шахристанак»
Нужно к этому прибавить, что все эти дворцы, с садами, окружены высокими глиняными зубчатыми стенами с башнями. Лестницы во дворцах в верхнем этаже так круты, что надо удивляться, как его величество пользуется ими. В некоторых местах, как, например, во дворце «Эшрет-Абад», приходилось подниматься в верхний этаж просто на четверинках. В каждом дворце вы найдете потускневшую всюду позолоту, зеркала и даже рояль (видел даже рояль с половиною струн), но мебели почти никакой.
Интерьер дворца «Шахристанак»
ОКОНЧАНИЕ
I. Дорога от Каспийского моря до Тегерана. II. Столица Персии Тегеран. III. Перс и его жизнь. IV. Женщины в Персии. V. Наср-Эдин-шах. VI. VII. Салам (шахский выход). VIII. Правители и наказание в Персии. IX. Тамаша и персидские публичные развлечения. X. Тазие - священные мистерии. XI. Персидская пехота. XII. Артиллерия. XIII. Кавалерия. XIV. Персидская казачья бригада. XV. Любопытные окрестности столицы. XVI. Обо всем, о чем не было сказано в предыдущих главах.ОЧЕРК XV-й
Любопытные окрестности столицы
Водопад. - Каменный гриб. - Дервиши. - Развалины города Рей. - Гебры. - Гебрское кладбище. - Шах-Абдул-Азим (монастырь). - Первая железная дорога в Персии. - Летние шахские дворцы.
Портрет дервиша. Здесь и далее фото А. Севрюгина
Однажды летом, в 188* году, проживая в селении Зергенде, служащем летней резиденцией Русской Императорской миссии, а потому считающемся русской территорией и лежащем в 11 верстах от города Тегерана, мы, кучка знакомых, собрались сделать поездку на водопад Паскале, знаменитый по своей красоте и лежащий в горах верстах в двадцати от нашего селения. Компания собралась небольшая, но веселая, и сборы были короткие. Наняли ишаков (ослов) и верховых лошадей; я прихватил с собою мою любительскую фотографическую камеру да любимого дога Левушку - и все было готово.
Выехали мы рано утром. Дорога сперва шла через засеянные поля, а затем из ущелья стала подыматься по страшно скалистой тропинке, вверх к водопаду. Кавалькада наша представляла довольно оригинальный вид, потому что некоторым мужчинам с длинными ногами приходилось ехать на низеньких осликах, которых понукают тыканьем острой палочкой под седло. Прежде чем добраться до водопада, еще на равнине, в одном селении (имя забыл), замечательном тем, что там находится сад с двумя мраморными гробницами знаменитых дервишей - богача и нищего негра, - мы сделали отдых.
Тут сделаю небольшое отступление. Дервиши составляют род ордена странствующих нищих монахов в Персии, и они не настолько страшны, как их привыкли описывать. Это скорее, по моему мнению, нахалы, шарлатаны, привыкшие морочить темный люд. Главное правило их ордена заключается в том, что они ничего не имеют своего, а все принадлежит братии; главная их обязанность - прославлять Бога. Дервиш не тратит на себя ни гроша; все собранные деньги он обязан представлять в общину, а сам питается поданными ему продуктами, как то: хлебом и зеленью, а летом просто шелковицей (тутой), растущей всюду по улицам. У них есть свой начальник, которому они беспрекословно повинуются. Вот один из этих-то бывших их начальников и лежит в своем саду, под мраморной плитой, а рядом с ним его друг - негр, бывший простым дервишем и предсказавший ему за десять лет до смерти, когда этот начальник дервишей был в изгнании по приказанию шаха, что он сделается первым человеком после шаха. Предсказание сбылось. Мустафа-Мамалык (так зовут покоящегося здесь богача), за два года до смерти, был сделан сандразамом, т. е. первым лицом в Персии после шаха, и стал богачом. В благодарность за предсказание негра-дервиша, он сделался покровителем и начальником дервишей, хотя раньше и не был им. После смерти негра, он приказал похоронить его в своем саду, где рядом выбрал место и для своей могилы. Так как ему неудобно было собирать у себя оборванцев-дервишей для решения их дел, то он собирал их в своем загородном дворце, куда зачастую и выезжал. Раньше я сам был с ним знаком, он производил на меня хорошее впечатление, хотя и не имел европейского воспитания. Это был старик лет восьмидесяти, с очень длинною бородой, высокого роста и умными глазами, в которых читалось, что он много перенес в жизни, прежде чем добиться звания сандразама. История его любопытна. Такое великое лицо попадает старшим к дервишам! Вот что о нем рассказывают. Мустафа-Мамалык был из хорошей фамилии, по службе шел при шахе хорошо и скоро занял высокое место. В один прекрасный день он разгневал «царя царей» - шаха - и был отослан куда-то в изгнание. Персы, как и все люди, обрадовались падению великого человека и стали все на него нападать, так что ему пришлось, не доказавши своей невинности, поистратиться окончательно, остаться в изгнании и нищим. Раз к нему в изгнание зашел черный дервиш, из негров. Мустафа-Мамалык очень ему обрадовался, и так как он был суеверен, как и большинство персов, то рассказал ему виденный им сон и просил растолковать его. Дервиш объяснил так: сон обозначает, что Мустафа-Мамалык не должен отчаиваться; чрез несколько лет шах призовет его к себе и сделает первым человеком в Персии после себя. Мустафа-Мамалык поверил, поклялся, что если предсказание сбудется, то он во всю жизнь не только не позабудет дервиша, но и будет покровителем им всем. Сон чрез несколько лет сбылся; шах призвал опять к себе Мустафу-Мамалыка, дал ему высокий пост и наделил богатством, а за два года до его смерти сделал сайдразамом, первым человеком в Персии после шаха. Я сам был тогда в Тегеране и поздравлял Мустафу-Мамалыка с такою великою милостью. В ознаменование этого дня шах прислал ему еще драгоценные кисти на халат из жемчуга и других драгоценных каменьев. И вот, когда Мустафа-Мамалык стал подниматься, то и сделался покровителем дервишей, а они выбрали его своим главою.
Кстати, о дервишах. Дервиши ходят всегда с непокрытою головою, и только изредка можно их встретить в остроконечной, расшитой ермолке, на которой имеются надписи с разными изречениями. Редко у которого из них симпатичное лицо; большею частию - физиономии зверские, нахальные, с всклокоченными волосами, в коих кишат кучи паразитов. Одеты они в рубище или только в холщовые штаны, а от пояса остаются голыми; на плечах зачастую накинута козлиная кожа, а иногда от дикого зверя, или накидка, сшитая вроде мешка. Шкура, которая у них на спине, служит им и постелью, и одеялом. Па ногах стоптанные туфли, или же они ходят совсем босые. В руках у них толстые дубины, сучковатые, или железные палки с наконечниками в виде топорика или бычачьей головы. На другой руке всегда висит на цепочке половина кокосового ореха или тыквы, на которых вырезаны имена Бога и святых. В эти висячие чашки и кидают им подаяние.
Летом дервиши сидят по дорогам и ставят около себя жбаны с водой и со льдом, из которых, зачерпывая плоскими чашками, они подают вам при встрече для утоления жажды от знойных лучей солнца. Если вы что-нибудь дадите за это, дервиш начнет прославлять Бога, а если нет, то он ничего не скажет. Я спрашивал их, как они не гнушаются нами - «гяурами», нечистыми, и они ответили, что в их правилах нет приказания гнушаться неверными, а если кто у них это и делает, то одни невежды, глупые. Но я сам заметил, что для проезжающих европейцев они держат отдельные чашечки, хотя и черпают из одного же жбана. По вечерам дервиши стараются собраться к какому-нибудь раньше назначенному месту, большею частию где-нибудь на плацу или в саду. Там они курят свой гашиш (опиум), передавая друг другу новости, а затем там же и спят на голой земле. Курение гашиша очень распространено между дервишами; он их опьяняет или, вернее, одурманивает, отчего у них и появляются страшные глаза и цвет лица делается желтый.
Дервиш, курящий опиум
Нельзя смешивать дервиша с «фагиром» или «факиром», - между ними большая разница. Фагир «лути» называется в Персии каждый нищий, т. е. бедняк. Иногда они одеваются наподобие дервишей и выдают себя за них, но это мошенники, их масса в Персии. Кто там жил, сейчас же по виду может отличить тех от других. Лицо дервиша, хотя и страшное, но с видом собственного достоинства. У фагира же «лути» лицо всегда с плутовским выражением и без всякого серьезного вида, хотя он и старается уподобиться дервишу. «Факир» - это опять другое, это фокусник: проделывает разные фокусы с гадами и над собою, объясняя их сверхъестественною силою, находящеюся в нем. Об этих фокусах у меня рассказано в другом месте.
Нищий
К моему настоящему изложению выше были помещены три снимка с дервишей, с одним из которых я был в большой дружбе. Я позволяю себе упомянуть про одного дервиша, никогда не ходившего пешком за сборами, а всегда на своем одногорбом быке (зебу). Это был один из интереснейших типов дервишей! Снимок с него приложен ко второму очерку.
Сад, где похоронены Мустафа-Мамалык и негр-дервиш, конечно, мы не упустили случая посмотреть, и хотя туда не всех пускают, но, благодаря моему знакомству с дервишами и данной подачке караулившим его, мы очутились там. Сад не особенно велик, окружен высокой глиняной стеною, по карнизу которой идут отличные персидские изразцы с персидскими и арабскими выпуклыми надписями. Среди сада - киоск, с тремя комнатками, наполненными картинами священного мусульманского содержания, а за киоском уже две мраморные плиты над могилами Мустафа-Мамалыка и его друга предсказателя-негра. На плитах, конечно, надписи, и на них кидают тень стоящие вокруг чудные чинары. Не могу при этом не упомянуть, что одна из картин, находящихся в киоске, очень меня заинтересовала. На ней изображен какой-то старец на коленях, с длинной седой бородою, в длинной одежде в виде подрясника, препоясанный веревкою, а главное - держащий руку и персты крестом, как у нас пишут святых на иконах, изображая будто благословение. На вопрос, обращенный к сопровождавшему нас дервишу, кого эта картина изображает, он объяснил, что у них был один праведный дервиш, который складывал так руки при совершении молитвы. Невольно вкрадывается мысль, не был ли этот изображенный дервиш раньше христианином, скрывавшимся почему-либо от христиан между мусульманами? Наш чичероне по саду, дервиш, оказался отлично говорящим по-английски, по-французски, по-немецки и немного по-русски. Оказывается, он бывал, под видом купца, в Англии, Париже, Вене и даже на ярмарке в Нижнем Новгороде. На мой вопрос, что его заставило сделаться дервишем, он лаконически отвечал: «Призвание, предопределение». Одет он был, как и большая часть дервишей, в белую холстинную рубашку с такими же шароварами, на босую ногу, с накинутой шкурой барана на плечах и с сучковатой палкой в руках. Хотя лицо его было и темное от загара, но интеллигентное, с тонкими чертами. Невольно спрашиваешь себя, как такой человек попал в оборванцы-дервиши?
Осмотрев сад, место упокоения двух чтимых дервишей, мы направились дальше на водопад, пробираясь по страшно крутой тропинке. Лошади поднимались с трудом, а наших ослов пришлось сильно понукать. Часть подъема мне пришлось идти пешком, так как мой осел окончательно отказывался нести меня с моей камерой. Наконец мы достигли подножия водопада. Дальше я не полез, а предоставил всей компании подниматься на него по лежащей сбоку тропинке. Вся компания полезла туда уже пешком, а я расположился с моей камерой, чтобы снять водопад. Вода падает с Паскале, действительно, с большой высоты, но количество ее бывает разно, смотря по времени года, и когда мы были там, то было не особенно много. Местность вокруг красивая, дикая, но плодородной земли мало. Этот водопад берет начало с вершины гор, откуда проложены до 80 подземных водопроводов, снабжающих город Тегеран водою.
Полюбовавшись его видом, закусивши и отдохнувши, мы стали спускаться обратно на равнину, но по другой тропе, лежащей по соседнему от нее ущелью, чтобы осмотреть еще «каменный гриб», как называют персы один камень. После часового спуска по ущелью, мы остановились на берегу ручейка, у огромного камня, который действительно напоминает форму гриба. Это - громадный камень, лежащий на тонком основании. Нужно предполагать, что камень лежал раньше прямо на земле, но ручей, по берегу которого мы спускались и который прежде был, должно быть, горной речкой, подмыл его основание, вследствие чего камень остался как бы на воздухе, держась на подмытом водою тонком каменном основании (стержне). На вершине его растут даже кусты, так как камень покрыт слоем почвенного грунта.
Доехав до него, мы, конечно, сделали привал, достали свои закуски и вино и расположились в ожидании любителей, отправившихся к ручью ловить руками крабов (род паукообразных раков), которыми этот ручей изобилует. Крабы оказались превкусными и мы не жалели, что при ловле они некоторым покусали клещами руки. В отсутствие любителей ловли крабов, к нам подошли два дервиша в обыкновенной своей рваной одежде, сильно обнажающей тело, с сучковатыми палками и железными топориками в руках. Преподнеся нам два полевые цветочка, в знак уважения, они начали восхвалять, т. е. выкрикивать, имя Бога - «Я-хак!» («О Боже!»), «Я-Али!» - имя первого их пророка, «Али Мауджуди», т. е. «Али присутствует». Этими восклицаниями дервиши выпрашивают подаяние во имя Бога, которое, однако, они руками не принимают, а оно прямо кладется в чашку. Вообще, и в городах дервиши не выпрашивают подаяний, а, идя тихо по улице, взывают к Богу и Али; все спешат им подавать, они же никому не скажут спасибо. Давши им несколько монет и заметив, что они кидают жадные взоры на нашу закуску и чай, который очень распространен в Персии, мы по-фарсидски попросили их присесть и отдохнуть с нами в тени от жаркого солнца. Они бесцеремонно уселись, поджавши под себя грязные босые ноги; выкурив сперва предложенную мною папиросу, стали с жадностью пить чай и есть холодную баранину. На предложенный мною вопрос, как же они решились есть с нами, «нечистыми» - «наджес», баранину, да еще в пост, когда правоверные не должны ничего есть до заката солнца, они ответили замечательно умно и остроумно: «Коран разрешает не держать поста находящимся в дороге (говорят, действительно это есть в Коране), а мы, дервиши, своего дома не имеем, всегда в дороге, значит - имеем право не поститься, а что же касается баранины, то в Коране сказано, что нам запрещено есть животное, зарезанное рукою «гяура» - нечистого, но не сказано, что мы раньше должны убедиться, кем зарезано животное, а потому и ели мы с уверенностью, что оно убито рукою правоверного. Если же мы и ошиблись, что свойственно всем людям, то Аллах милостив, простит нам нашу ошибку». Из этого остроумного ответа можно, кажется, убедиться, что дервиши не фанатики. Они фанатики только перед темным народом, при котором вряд ли бы приняли баранину, а не только стали бы ее есть. Дервиши всюду встречаются в Персии, но их, повторяю, нельзя смешивать с «факирами» или «фагирами», о которых упомянуто в другом месте; теперь же только дополню, что дервиши грубы, дерзки и пользуются темнотой персидского народа. В праздники они сидят у дверей богачей, и сидят до тех пор, пока им не дадут требуемого подарка. Требования же зачастую бывают в десятки рублей, и вдобавок лошадь, на которой они и отправляются тогда на богомолье. Некоторые богачи дают требуемое, но я знаю факт, что у одних ворот дервиш сидел около месяца, требуя подарок в двадцать пять туманов (75 руб.) и лошадь. Когда же он очень надоел, его стали прогонять. Тогда он стал перед народом кричать, что сейчас вызовет огонь с неба, который всех гнавших его спалит; но огонь, конечно, не сошел, а его все-таки прогнали.
Рей. Башенный мавзолей Тогрул-бека
В другую поездку мы осматривали развалины города Рей, собственно говоря, остатки развалин, так как тегеранские жители, перевозя оттуда материалы для построек, уничтожили его почти совсем. Рей лежит к югу от Тегерана по Шах-Абдул-Азимской дороге, верстах в шести-семи. Об этом городе персы рассказывают чудеса. Будто в нем было несколько миллионов домов, до ста кварталов, до десяти тысяч мельниц и столько же минаретов и т. п., и что он был будто бы расположен на нескольких квадратных милях. Теперь от его величия ничего не осталось, кроме одной разрушенной двадцатичетырехугольной башни, без потолка, крыши и даже окон. В нее ведут два узенькие дверных отверстия. Башня эта из кирпича и имеет 20 с. в окружности, а толщина стен ее около двух аршин; вышина ее теперь около десяти сажен, и наверху видны кое-где остатки куфических надписей. Я слышал, что теперь шах велел возобновить башню, чем испортят, конечно, все ее величие. Во все стороны от нее, на несколько верст, видны следы развалившихся валов и водопроводных каналов; вообще видно, что город был большой, но, наверное, не настолько, как описывают персы: они вообще любят все преувеличивать.
Рей. Гробница
В этой местности видна одна возвышенность, должно быть, мечети или цитадели, но так как эти здания, как видно, были выстроены из нежженого кирпича (сырца), то от времени как бы слились с землею, по которой опасно было даже ходить, так как земля под ногами падала куда-то в преисподнюю, куда мы побоялись заглянуть, чтобы самим не провалиться. Вероятно, там оставалась пустота от исчезнувших комнат. По рассказам, город был разорен около 650 лет тому назад, и у мусульман назывался сперва Раз или Рази, и даже Рагер.
Рей. Барельефы Фетх-Али-шаха
Из руин зданий, кроме вышесказанной башни, вы теперь ничего не увидите, только на двух пригорках, на отшлифованной каменной поверхности, вы заметите высеченные два барельефа, которые должно быть выбиты гораздо позже, во время Фат-Али-шаха, т. е. уже в нынешнем столетии. На одном из них изображен Фат-Али-шах, закалывающий копьем льва, а на другом Фат-Али-шах на троне, окруженный своим семейством. Я, вообще, не археолог, а любитель старины, и потому могу заключить, что, порывшись в развалинах Рея, можно бы много найти интересного.
Осмотрев эти развалины, мы из любопытства отправились на место, где гебры, т. е. огнепоклонники, хоронят своих единоверцев, а потому, кстати, скажу и об них самих немного, чтобы познакомить читателя с остатками огнепоклонников, что, в сущности, не безынтересно.
Семейство гебров
Гебры, т. е. огнепоклонники, - последователи Зароастрова учения уроженцы Персии. Гебров считают потомками древних жителей Персии. Они находятся и у нас в России около Баку, но главное их местопребывание - в Йезде (в Персии), которое они очень почитают, потому что у них там самый большой храм и живет их старшее духовное лицо. Я изучал немного гебров в Тегеране, где их около сотни человек и где у них тоже есть молельня, с вечным священным огнем. О их учении и религии трудно что-либо узнать; сами они объясняют неохотно; некоторые говорят, что это происходить из боязни насмешек или гонений на их учение; но мне кажется, что они сами все не сильны в своих верованиях, так как все их религиозные книги написаны на старинном зендском языке, а в этом наречии все гебры почти несведущи. Гебры, без всякого сомнения, составляли прежде большой по численности народ, что свидетельствует множество гебрских развалин в Персии; но затем Омар, предводитель арабов, их разорил и массу уничтожил за то, что гебры не хотели принять мусульманство; оставшиеся в живых разбежались, и потому мы их встречаем рассеянными маленькими группами. Племя гебров и теперь угасает в Персии, под влиянием мусульманства. Персы смотрят на них с презрением, хотя и сознают, что это честный и трудолюбивый народ. Основание их религии заключается в том, что Бог есть вечный огонь и солнце, которому они поклоняются, как и огню, почему они всегда грустны в дни солнечного затмения. Говорят гебры на особом наречии, но очень схожем с персидским языком. Одеваются по-персидски, для отличия же носят всегда шитые зеленые ермолки. Типом они подходят к персам, но несмотря на то, что смуглы, миловиднее персов, и женщины у них тоже красивее.
Зороастрийская женщина
Гебры занимаются земледелием, большая же часть - садоводством, и персы нанимают охотно их в садовники, зная их к этому способность. Они считают грехом срубить дерево или ветку, раз она может еще расти, и отлично умеют ухаживать за фруктовыми деревьями. Вообще, это народ трудолюбивый, трезвый, сердобольный и честный. Празднуют они, как и мусульмане, «пятницы» и разные праздники в честь солнца и огня. Свои обряды при празднествах они совершают в храмах, куда посторонних не впускают. У них есть особенные лица, составляющие что-то вроде жрецов. Одного из них я хорошо знал в лицо: это был преумный старик, которого все уважали. Разъезжал он всюду одетый по-европейски и рассуждал обо всем очень умно; но лишь только вы заговорите об их учении, он замолкает и спешит удрать. Нет сомнения, что такой хитрый, умный человек мог вертеть темными гебрами как ему угодно.
Дахма (башня молчания) в окрестностях города Рей
Некоторые обрядности гебров, как, например, похороны, - очень оригинальны. Они глубоко уважают своих покойников, но хоронят их не закапывая. Верстах в 6 к югу - левее от развалин Рея, куда мы и отправились, на склоне горы, вы можете увидеть белую башню, где гебры хоронят своих покойников. Башню эту составляет, собственно, одна стена из глины, снаружи выбеленная, имеющая в окружности 82 шага и вышиною две с половиною сажени, без крыши, окон и даже дверей. Вовнутрь башни вы можете попасть только перелезши через стену, но туда лазают лишь могильщики гебров. Это - класс людей, от которого все гебры сторонятся, потому что они бывают в соприкосновении с мертвецами, за башенной стеной. В середине башни находится глубочайший колодезь, без воды, а по бокам его два ряда каменных, совсем не глубоких ящиков или, вернее, возвышений, обложенных каменьями, длиною аршина в три и шириною около аршина, т. е. немного больше роста человека. На эти-то ящики могильщики и кладут трупы, завернутые в простыни, и держат их до тех пор, пока птицы не исклюют всего мертвеца, а солнце не высушит его костей. Затем могильщики через несколько суток берут эти кости и кидают в колодезь, находящийся посреди башни, который и закрывают простым камешком до следующих костей. За богатыми покойниками они наблюдают, как только положат в башню, и затем доносят родным, чтобы получить подарки, с какой части тела покойника птицы принялись за свой вкусный обед. Жрецы их толкуют, что если птица начала клевать сначала глаза, то покойник пойдет в рай, если же с сердца, то в ад и т. д.; у каждой части тела своя примета, а так как могильщикам нужна подачка от богатых, то они всегда доносят, что птица стала лакомиться с благоприятной для покойника части тела, и родственники богатых всегда думают, что их покойник попал в рай.
Подъезжая к этой башне, вы будете поражены криками орлов, коршунов, ворон и т. д., который поднимаются на воздух с соседних гор, надеясь, что вы привезли с собою новый труп. Иногда, приближаясь к башне, вы ощущаете неприятный запах трупа; однако могильщики, для скорейшего уничтожения умершего, оказывают птицам содействие, распустив немного пелены, обвивающие тело. Так как умершего стараются снести на кладбище в тот же день, то я полюбопытствовал узнать, что делают, если покойник окажется только в летаргии и от укуса птицы проснется. Мне ответили, что из-за башенной стены никто не должен возвращаться, а потому, если кто и оживал, то их там же задавливали могильщики, чтобы другой раз они не могли ожить. После заката солнца гебры не творят молитвы, и почему-то не едят мяса коровы, очень почитая ее за «что-то», но за что - я не добился. Несомненно, что самое ядро огнепоклонников образовалось в Персии, что видно из названия одной части Персии, Азербиджан, что означает «Огненная земля», где и теперь можно видеть много развалин гебрских храмов.
Шах-Абдул-Азим. Мечеть
Верстах в трех правее от развалин города Рея лежит селение Шах-Абдул-Азим со своим знаменитым персидским монастырем, получившим свое название от гробницы шиитского святого - Шах-Абдула, находящейся в нем же. В этом-то монастыре и был недавно, 19 мая 1896 года, злодейски убит гуманный, любимый множеством людей за свою простоту и доброту, шах Наср-Эдин. Убийца его, очень может быть, был одним из секты «Баби»; это, собственно, насколько я узнал в Персии, род анархической секты; они стремятся ниспровергнуть нынешний строй правления и, как видно по всему, желают не просвещать народ и не делать нововведений, но оставить его в невежестве, чтобы и им свободнее было хозяйничать в стране по-своему. В этой секте, говорили, много есть из сеидов, т. е. потомков пророка, так как основатель секты был сеид; они имеют значительное влияние на темный народ; о них у меня сказано было выше. Шах Наср-Эдин сам был не из сеидов, и даже их не особенно жаловал, а потому и немудрено, что некоторые из них и участны в этом страшном убийстве. К сожалению, в Персии вряд ли может состояться следствие без подкупов, а потому вряд ли оно что-либо откроет; пострадают разве для удовлетворения правосудия несколько бедняков, может быть, и невиновных. Говорят, что в этом монастыре или, вернее, в мечети, не был ни один христианин, в чем я позволяю себе сомневаться. В воротах, чрез которые протянута цепь, сидят два дервиша с чашками, куда и кидают деньги проходящие мимоходом. Мечеть большая и, можно сказать, богатая. Говорят, что купол ее из чистого золота. Могила святого очень чтится персами, и потому на поклонение ей стремятся с невероятным фанатизмом. Монастырь Шах-Абдул-Азим замечателен еще тем, что он служит бестом, т. е. местом убежища всех бродяг и преступников или в чем-нибудь провинившихся. Раз человек прошел чрез цепь в воротах монастыря, то его никто не может взять оттуда, ни полиция, ни сам шах, - могила святого служит ему защитой; будь это бедняк, сделавший преступление, или богатый хан, попавший в немилость шаха, - каждый ив них до забвения грозы, т. е. гнева и кары, стремится в Шах-Абдул-Азим, и знает, что раз он за его оградой, никто его не тронет. Кормятся такие невольные заключенные подаянием богомольцев. Я сам знал ханов, которые там временно скрывались, пока за них ходатайствовали перед шахом, и затем опять безнаказанно возвращались в Тегеран, в свои семьи. Это место служит для паломничества по пятницам, джуме, празднуемых у персов так же, как у нас воскресенье.
Прежде, по пятницам утром, вы могли видеть массу караванов, тянувшихся по шоссе от Тегерана в Шах-Абдул-Азим. Шли караваны и на ишаках (ослах), и на лошадях, и даже на верблюдах. Все пространство в 11 верст кишело всадниками и пешими. Караваны эти приносили немалый доход сеидам, потомкам пророка (считающих себя отчасти святыми), которые держали и нанимали сами караваны для перевозки богомольцев. Теперь не то. В 1888 году была построена первая железная дорога в Персии, на протяжении одиннадцати верст от Тегерана до Шах-Абдул-Азима, и теперь богомольцы пользуются ею. Женщины, конечно, в отдельных закрытых занавесками от взоров мужчин вагонах. Сперва это не понравилось сеидам, и они нашли даже предлог сжечь целый поезд. Это было, кажется, в 1890 году, но поезда и до сих пор ходят, несмотря на их протесты. Я был при открытии дороги, на котором присутствовал и сам его шахское величество. Расскажу, как оно происходило.
В 1888 году, кажется, в сентябре, я ехал верхом по Тегерану, как вдруг увидал, что в золотой карете едет шах, окруженный конвоем. Я, конечно, остановился и отдал ему честь. Увидав меня, он поманил пальцем и через окно очень мило спросил по-фарсидски («фарси» - не простой персидский язык, а возвышенный, в него входит часть арабского и на нем говорят в Тегеране; персидский же язык есть азербеджанский, каким говорят в Тавризе): видал ли я уже их новую железную дорогу? Я ответил, что еще не видал, хотя, по правде сказать, я там был. Тогда он приказал мне ехать за его каретой на открытие. Скоро мы прибыли на окраину города, где выстроена, совсем по-европейски, одноэтажная каменная станция вновь открываемой железной дороги. Внутри она была украшена коврами, а снаружи флагами. Через нее шах вышел на платформу; сейчас же подошел локомотив, разукрашенный зеленью и флагами, с четырьмя вагонами, в которые шах и приказал сесть своей свите, сам же не решился, а остался на платформе. По его приказу поезд двинулся и, пройдя версты две, вернулся задним ходом. Тогда полицеймейстер граф М. и другие стали уверять шаха, что ехать вполне безопасно, и предлагали ему прокатиться. После короткого колебания, он сел в приготовленный ему вагон; я тоже уселся в поезде, но, к нашему удивлению, он полз со скоростью черепахи и мы доехали до Шах-Абдул-Азима, 11 верст, в полчаса. Говорят, что шах не позволял ехать шибче; когда же мы ехали назад, то шах постоянно погонял машиниста, посылая несколько человек, и даже приказал полицеймейстеру быть около машиниста (должно быть, для безопасности), но 11 верст мы все-таки проехали в 22 минуты. Шибче, оказывалось, идти было опасно, шпалы не были хорошо уложены, грунт глиняный, а балласт из гравия настолько усердно навален, что колеса все время шли как будто не по рельсам, а по камням. Нужно сказать, что никто не думал, чтобы шах проехал все 11 верст, а потому станция в селении Шах-Абдул-Азим не была вовсе разукрашена для его приема. Но он доехал до станции, вылез из вагона, затем через нее вышел на площадь селения и потребовал экипаж, чтобы его довезли до святого места, находящегося в версте от станции; но, к несчастью, экипаж не был приготовлен, о чем ему и заявили. Тогда он приказал подать себе дроги из-под кирпича, которые он увидал у станции. Дроги живо были покрыты коврами и мутакой (круглой подушкой) и на них его шахское величество, окруженный пешею свитою, побывал на богомолье; мы же, европейцы, оставались на станции до его возвращения.
«Таушантепе», летний дворец Наср-эд-Дин-шаха
Описывая любопытные места в окрестностях столицы Персии, я должен сказать о загородных дворцах его шахского величества. О всех должно сказать одно - что все они запущены, содержатся неряшливо и нечисто. Начну с дворца «Таушан-Тепе» («Замок зайцев»). Это, кажется, один из любимейших шахом летних дворцов, куда он часто ездит. Этот дворец по отличному шоссе лежит верстах в шести от города, на Тегеранской равнине, на высокой отдельной горке. Вид оттуда на всю равнину и город бесподобный, сзади него сад, а дальше горы; в саду находится зверинец, в котором всегда можно видеть несколько львов, тигров и обезьян. Внутренность дворца ничего особенного не представляет, как и все персидские дворцы. Комнаты в них со стенами, размалеванными яркими красками и украшенными лепной работой и мелкими зеркалами. С этого дворца шах любит любоваться на маневры своих победоносных войск.
Загородный дворец в «Баг-е Фирдаус» («Райском саду»)
К северо-западу, верстах в трех с половиною от Тегерана, лежит «Эшрет-Абад», очень узкий в ширину дворец в четыре этажа, с вышкой, отличным садом и бассейном с фонтаном перед дворцом. Вокруг бассейна находятся маленькие домики, отдельные дли каждой жены. Говорят, что его шахское величество иногда развлекается, глядя с верхней террасы дворца, как его жемчужины гарема кувыркаются и охлаждают свои телеса в бассейне. На вышке террасы стоить большая подзорная труба и какая-то старинная астролябия. В этом дворце шах проводит один из летних месяцев. Дальше, по этому же направлению, в верстах 6-7 от города, лежит замечательно красиво расположенный дворец «Касре-Каджар». Он находится на возвышенности, и его чудный сад спускается террасами, а с высшей террасы ко дворцу ведет широчайшая лестница из камня, ступеней в восемьдесят. План дворца представляет четырехугольный двор с бассейном и фонтанами, окруженный с двух сторон маленькими одноэтажными комнатками - помещениями для жен, - а с двух противуположных сторон - двухэтажными постройками, в которых помещаются его величество шах и парадный зал. Постройки очень старые; комнатки для жен прямо беленые, ничем не отделанные. Сырость и разрушение коснулись уже всех построек дворца. Шах его не любит, по какому-то предрассудку, и никогда в нем не живет.
Дворовый комплекс «Шахристанак»
Нужно к этому прибавить, что все эти дворцы, с садами, окружены высокими глиняными зубчатыми стенами с башнями. Лестницы во дворцах в верхнем этаже так круты, что надо удивляться, как его величество пользуется ими. В некоторых местах, как, например, во дворце «Эшрет-Абад», приходилось подниматься в верхний этаж просто на четверинках. В каждом дворце вы найдете потускневшую всюду позолоту, зеркала и даже рояль (видел даже рояль с половиною струн), но мебели почти никакой.
Интерьер дворца «Шахристанак»
ОКОНЧАНИЕ