Персия при Наср-эд-Дин-шахе (8)
Мисль-Рустем. Персия при Наср-Эдин-шахе с 1882 по 1888 г. - СПб., 1897. (Мисль-Рустем - псевдоним Меняева, одного из инструкторов Персидской казачьей бригады).
I. Дорога от Каспийского моря до Тегерана. II. Столица Персии Тегеран. III. Перс и его жизнь. IV. Женщины в Персии. V. Наср-Эдин-шах. VI. VII. Салам (шахский выход). VIII. Правители и наказание в Персии. IX. Тамаша и персидские публичные развлечения. X. Тазие - священные мистерии. XI. Персидская пехота. XII. Артиллерия. XIII. Кавалерия. XIV. Персидская казачья бригада. XV. Любопытные окрестности столицы. XVI. Обо всем, о чем не было сказано в предыдущих главах.ОЧЕРК VIII-й
Правители и наказание в Персии
Министерства. - Министр юстиции. - Наказания, налагаемые за преступления. - Военный министр. - Особый совет. - Амин-Султан, первый министр. - Полицеймейстер. - Смертная казнь.
Погребенный заживо. Здесь и далее фото А. Севрюгина
В Персии, как известно, правление монархическое, неограниченное и даже деспотическое. Шах волен в животе и смерти, имуществе и семье каждого; но на самом деле он всецело в руках духовенства и сеидов, т. е. потомков пророка, носящих, для отличия от простых смертных, синие чалмы. Если шах не будет им подчиняться, то легко может сам подвергнуться опасности лишиться престола. Народная масса - фанатики, почему среди нее важную и первенствующую роль играет духовенство, ненавидимое, однако, в душе самими персами как главные грабители и разорители народа, тем не менее эта каста очень сильна в Персии. Чтобы уничтожить такое вредное влияние духовенства на все дела в Персии, действительно, нужно бы было иметь характер Великого Петра, а не Наср-Эдина, считающего себя великим реформатором и воображающего, что он много похож на личность Петра.
Страной, исключая духовенство, управляет также несколько человек, приближенных шаха. В Персии - каждый бедняк и каждый чарводар (погонщик караванов) может разом сделаться министром, заслужив случайно милость шаха, и наоборот - каждый министр может ожидать, что завтра, по какой-либо тоже случайности, он лишится милости шаха, будет нищим и куда-либо сослан, а то так прямо получит предложение отправить самого себя на тот свет посредством кофе, открытия вен в ванне или шелкового шнурка, - известная русская поговорка вполне применима в Персии в прямом и обратном смысле: плох тот солдат, который не надеется быть генералом. Доказательства этому положению приведу дальше.
Мирза Юсуф-хан Аштиани, садразам (великий везир)
в 1873-1880 и 1885-1887 гг.
В столице Персии Тегеране имеются, конечно, по европейскому образцу министерства: иностранных дел, внутренних, военное, работ, искусств, почт и телеграфов и даже флота, хотя флот состоит всего из двух пароходов: одного на Каспийском море, «Шах-Наср-Эдин», и другого на Персидском заливе, - если не ошибаюсь, «Персеполис», двигающегося с большим трудом, так как низ его корпуса весь оброс раковинами. Не нужно воображать, что все эти министерства, как у нас, переполнены массою начальников и легионом писарей и архивов, - ничего подобного. Разыскав по расспросам с трудом помещение какого-либо министерства, вы входите туда по своему делу, и ваш глаз поражен двумя-тремя пустыми комнатами без признаков мебели. На полу сидит несколько человек мирз, т. е. грамотных писарей, пишущих на длинных лентах, вырезанных из бумаги, которые держат прямо на ладони. Перед каждым, на полу же, стоит по календуну, т. е. длинному пеналу, к которому приделана и чернильница; тут же лежат ножницы и деревянные палочки, заменяющие перья. На стенах висят мешочки, - это и есть хранилище бумаг или архив, куда и затыкают деловые документы, скрутив их предварительно в трубочки. Иногда бумажные ленты, на которых пишут, в непомерную длину, достигая нескольких аршин: они образуются из бумажных полос, постепенно склеиваемых одна с другой. Войдя в такое министерство, вы обращаетесь к одному из мирз (писак) по вашему делу; выслушавши, он почти всегда скажет, чтоб обратились к министру или его помощнику, потому что даже в пустяшных делах у персов все решают министры, которые, надо отдать справедливость, всегда очень любезны с европейцами. Вот общий образец всех министерств, но я никак, однако, не мог найти министерства флота, хотя отлично знал самого министра флота голландца Кене. Все дела, таким образом, зависят от министров, но насколько они падки на бешкеши т. е. на взятки, подарки! Для удовлетворения любопытства читателей опишу некоторые министерства и их министров времени моего пребывания в Персии, т. е. за 6 лет, с 1882 по 1888 гг.
Министры
Министерство юстиции, во главе которого стоял министр Визирь-Низам, бывший каменщик, построивший дворец шаха и породнившийся с ним, выдав за него свою дочь. О нем его же сослуживец министр Якья-хан выразился так: «Le plus grand voleur et le plus grand malheur de la Perse», т. е. «самый большой вор и самое большое несчастье Персии». В настоящее время он украшен звездами и бриллиантовым портретом шаха. Физиономия самая непозволительная, рябая, с плутовским выражением лица, с толстым носом; фанатик, не любит европейцев и цивилизацию, окончательно безграмотен, даже вместо своей подписи прикладывает печать. Плут, каких мало; помимо своего служебного дела держит все хлебные лавки в Тегеране - «пурни» и имеет возможность поднимать цены на хлеб какие угодно. Раз был такой случай. Народ взбунтовался из-за дороговизны хлеба: перед дворцом шаха явились толпы женщин (сами мужчины боялись гнева его) с посыпанной на головах землею, крича и прося правосудия шаха над Визирь-Низамом, который лишил их возможности пропитания, поднявши сильно цены на хлеб. Все ждали беды над Визирь-Низамом, но он сейчас же спустил цены и умудрился притом за быстрое успокоение народа получить от шаха еще посох, украшенный драгоценными каменьями. Зная его продажную душу, редко кто из простых персов обращается к нему по делам. Всем известно, что дело выигрывает всегда тот, кто ему и его приближенным принесет больше «анамов», т. е. бешкешей, да мало того еще, что бедняк всегда проиграет, если не может подкупить, но его при этом еще обчистят дочиста, вымогая плату то за одно, то за другое. Сам министр в угождение влиятельным лицам готов без разбора избить безвинно всякого по пяткам или на кобыле (деревянном станке). Я сам был свидетелем, как во дворе шахских конюшен он, прибывши туда с ферашами (слугами), предлагал русскому полковнику наказать по пяткам палками одного сергенка (персидского полковника), заведующего конюшнями, за то, что тот не позволил полковнику взять для батареи лучших лошадей, хотя последний имел на это разрешение шаха. Только благодаря заступничеству русского полковника бедный сергенк не отведал обычных палок. Благодаря взятничеству, Визирь-Низам очень богат, причем, опасаясь постоянно быть ограбленным, держит во дворе огромных собак, что не в обычае у персов.
Наказание фалакой
По существующему положению, собственно, виновные должны судиться по шариату, т. е. персидским законам: но на самом деле отправление правосудия производится там по произволу старших, имеющих власть. Обыкновенным наказанием в Персии считается «палеки». Человека кладут на землю на спину, поднимают ноги и пропускают их в две петли, приделанные к палке, которую держат фераши (слуги), а другие палками, толщиною от мизинца и толще, бьют по пяткам. Бывает, что дают до 300 и более палок. От этого наказания не избавлены и вельможи. Я видал применение его перед лицом самого шаха над 4-мя шах-заде, т. е. принцами крови, и били их при этом так усердно, что потом отволокли в сторону, так как они уже не могли сами встать: кровь текла обильно и мясо на пятках было в кусках; фераши же за свое усердие получили от шаха 10 туманов. Раны после наказания залечивают свежими сливками. Другое наказание - это битье ременной кошкой (ременными плетьми в несколько концов) по спине. Для этого преступник, обнаженный до пояса, привязывается к станку, в виде мольберта в три ноги, таким образом, что обе руки привязываются кверху вместе, а ноги - каждая отдельно; такое зверское наказание я случайно наблюдал во дворе Визирь-Низама: спина у несчастного была вся в багровых полосах. Затем, применяются наказания в виде штрафов, которые взыскиваются чуть ли не грабительским образом. Наконец, заключение в тюрьму, в кандалах и колодках, и казнь, т. е. отрубление головы, ушей или носа, кистей рук и т. д. Смертную казнь утверждает всегда шах.
Наср-эд-Дин-шах и его сын Камран-мирза
(Наиб-эс-Салтане) с придворными
Во главе военного министерства стоит военный министр, Эмир-Кебир, - Наибе-Султане, сын шаха, человек лет под 40, тучный, красивый, ленивый, по-персидски грамотный, ничего не понимающий в военном деле, немного болтающий по-французски, по-немецки, по приемам очень двуличный и вежливый, всегда как будто думающий о чем-то важном, а между тем интересующийся не военным делом, а банею. Женат он всего на одной жене и имеет одного сына. Наибе-Султане довольно богат, пользуясь зачастую содержанием офицеров персидской армии и принимая бешкеши при утверждении каждого бюджета (сметы) на расходы полков. Он любит быть окруженным льстецами и очень легко раздает чины офицерам. Вообще, нравственность его пользуется дурной репутацией даже среди персов. Говорят, он по годам не прикладывает своей печати, т. е. подписи, к фирманам и грамотам на утверждение наград, если чрез адъютантов не передали ему требуемого им бешкеша, подарка. Иногда, по приказанию шаха, он сзывает советы, даже с участием европейских инструкторов. Эти совещания выходят очень комичны. Расскажу об одном из них. Однажды один французский слесарь в тегеранском арсенале придумал к старым персидским пистонным ружьям приделать им самим изобретенный затвор, наподобие нашей «крынки», объясняя, что при помощи этой простой переделки персидские войска будут отлично перевооружены и что это будет недорого стоить. Шах для обсуждения этого вопроса велел собрать совет персидских генералов, русских и других стран инструкторов, под председательством Наибе-Султане. Приглашения разосланы, собрались, и Наибе-Султане вышел из своих внутренних покоев. Сели. Стал он расспрашивать европейцев о здоровье, подали кальян, просидели часа два, говоря обычные любезности, но о ружье ни слова, даже его не показали. Наконец европейцы, видя, что о ружье вовсе не говорится, спросили позволения ехать по домам. Наибе-Султане с радостью сейчас же всех отпустил, находя, должно быть, что все европейцы и без слов согласны с ним насчет нового ружья, и решив без них, с одними персидскими генералами, что переделка ружей необходима. Почему же все это так случилось? Зачем звали европейских инструкторов? Ответь очень прост: европейцы могли бы забраковать новый затвор ружья, враги Наибе-Султане донесли бы об этом шаху и дело было бы проиграно, а ему нужно было при помощи перевооружения заработать кое-что по такому счастливому случаю, что должно было составить 1000 туманов, т. е. около 3-х тысяч рублей. Но дело тут сорвалось, и шах, узнав об этом знаменательном совете, не дал денег на переделку.
Групповой портрет. По левую руку от шаха Наиб-эс-Салтане, по правую - Мирза Али Асгар-хан (Амин-эс-Салтане), садразам (великий везир) в 1887-1896 и 1898-1904 гг. Убит в 1907 г. вскоре после очередного назначения премьер-министром
Все министры Персии подчиняются первому министру, Амин-Султану, и он имеет титул «сайдразама». Это еще молодой человек лет 38, умница, красивый, любезный, богатый и любимец шаха. Он сын простого чарвадара - погонщика мулов, очень понравившийся шаху. Чрез Амин-Султана все и делается в Персии. Часто он сам именем шаха делает важные распоряжения. У него заискивают и одаривают его даже представители европейских держав. Он имеет русский орден, чуть ли не Александра Невского. Когда он ездит по улицам, то бросает в народ деньги, почему за его каретой всегда бежит толпа. Он вообще популярен в народе и любимец шаха, который иногда даже принимает его в эндеруне, т. е. женской половине.
Министром иностранных дел в мое время был Кавама-Довле, безграмотный перс, не говорящий ни на каком языке, исключая персидского. Очень хитрый, любивший выпить и, в компании с Визирь-Низамом, державший все хлебные магазины в Тегеране. Он ненавистник всего европейского, - и такой-то человек руководил министерством иностранных дел. Но никто этому там не удивляется, на то и Персия.
В мое время, с 1882 по 1888 год, у кормила правления, на ступенях престола «царя царей», стояло еще несколько довольно характеристических личностей. Якья-хан, воспитанный в Париже, хитрый старик интриган, ловелас, каких мало, за что и был раз наказан своей женой в эндеруне туфлями по пяткам; впоследствии бывший одно время министром иностранных дел, Низам-эль-Мульк, - главный государственный контролер, умница, делающий всегда контроль в свою пользу, но дающий и своим приближенным по капельке.
Низам-эль-Мульк
Из европейцев: начальник тегеранской полиции, полный сартип, т. е. генерал, итальянец, беглый с родины капитан, умница, - граф Монтефорте. Как начальник полиции в Тегеране и заведующий тюрьмою, он сам налагал наказания на бедняков, распоряжаясь заключением их ног в деревянные колодки и в цепи. Злоупотребления полиции в Тегеране были при нем страшные, но шах доверял графу, который, злоупотребляя доверием, угождал шаху тем, что одевал полицию в европейские мундиры, меняя цвет и фасон их не менее трех-четырех раз в год; наконец до шаха дошли известия о вопиющих его злоупотреблениях и он был отставлен от должности после уже 1890 г., пробыв в ней лет 12-14.
Арестант и конвоир
Я знаю об одном случае варварства полицеймейстера, которое он прикрывал приказанием шаха. Один «лути», мошенник, подделал подпись шаха; его поймала полиция, и в наказание, сжав пальцы в кулак, одела на них железную маску так, что пальцы нельзя было разжать; чрез лет 7-8, когда сняли железную маску с кулака, оказалось, что пальцы так высохли, что их нельзя было разжать. Преступники - большею частью обыкновенные воришки, мошенники - сидели у него в подземельной тюрьме, прямо с цепью на шее, другие сидели и спали на голом грязном земляном полу с ногами, заключенными между двух бревен, в которых имеются углубления только в местах дли щиколок. Все арестованные кормились впроголодь и чуть ли не умирали от бесчеловечного обращения, в то время как Монтефорте на деньги, отпускавшиеся на их содержание, построил дворец. Полицейские пользовались взятками даже с женщин, замеченных в тайном посещении мужчин, арестуя их, и если те не могли откупиться, тянули в полицию как публичных женщин. Монтефорте ловко умел выдумывать разные преступные случаи, в которых непременно являлся спасителем и открывателем, так что шаху оставалось поневоле верить. Правду сказать, он кое-что полезное сделал для столицы Персии: чистота улиц при нем была замечательна, конечно, только в европейском квартале, и вообще, на видных местах было все в порядке, но зато в туземном квартале преобладала полная зараза. Одним словом, это был «ein feiner Konditor», как говорят немцы, и умел всюду втереться, несмотря на противодействие ему многих европейских дипломатических миссий.
Далее, из европейцев, окружавших шаха, замечателен также лейб-медик Tolosan, «Хеким-баша». Это был милый старик француз, болтливый, веселый, излечивавший всех дам только своей болтовней. Близь шаха он уже лет 40, отчасти оперсиянился, обедает рисом на полу, ходит в комнате без сапог, но все-таки по натуре остался веселым парижанином. Он всеми любим и навещает больных не из-за гонорара, а из любезности. Шах так доверяет ему, что пускает даже к своим женам в эндерун.
Из особо близких к шаху лиц я должен еще назвать: шейх-аль-ислама, главу духовенства, священную по сану особу; он есть вместе верховный судья духовенства и глава Алиевого учения масульманской религии; на его обязанности лежит предсказывать шаху, счастливый ли будет день или нет, без чего шах не решится выйти из дворца; - затем кажир-баши, старшего евнуха. В мое время это место занимал безобразный эфиоп, черный как сапог, с курчавыми волосами, словом, с весьма варварской обезьяньей физиономией, в чине сартипа - генерала. Говорят, сам шах его побаивался. Мне пришлось однажды быть свидетелем, как он кричал на самого шаха, требуя, чтобы тот прервал нашу аудиенцию и шел в гарем. На его грубые выходки и на наши улыбки, шах тоже с улыбкой нам объяснил, что он «диване», т. е. сумасшедший.
В заключение этого очерка, скажу несколько слов о смертной казни в Персии.
В Персии вообще трудно искать правосудия, и казни могли бы совершаться чуть не ежедневно в угождение богачам, но они, к счастию, редки, благодаря гуманности шаха, который только и может их назначать. За 6 лет, что я был в Персии, произошли только три смертные казни, за убийства и за изнасилование, причем Его Величество шах подписал смертные приговоры лишь после того, как родственники потерпевших отказались принять «деньги крови», допускаемые в Персии за сохранение жизни преступнику, и потребовали «кровь за кровь».
Тело казненного преступника на площади
Казнь совершается, действительно, весьма безобразно, варварски, но чему же удивляться, ведь это Азия - в полном смысле слова! Осужденного к смерти преступника выводят на место казни под конвоем на площадь Сабзы-Майдан, где всегда стоит эшафот (должно быть, в предупреждение всем о существующем правосудии в Персии и о бренности человеческой судьбы). Эшафот представляет небольшой деревянный помост, вышиною аршина три, окруженный деревянными перильцами, в середине которого укреплен очень высокий шест (со ступеньками), служащий потом для помещения на вершине его головы казненного, выставляемой в течение трех суток. На этот-то подмосток вводят осужденного и, связав ему руки за спиной, ставят на колени. Затем сзади подходит к нему палач, «насакчи», с кривым коротким ножом за поясом, которым он в два или три взмаха отделяет голову от туловища, предварительно загнув ее назад двумя пальцами левой руки, засунутыми в ноздри осужденного. Словом, осужденного зарезывают как обыкновенного барана, не заботясь о его предсмертных муках. Когда казнь совершена, то помощник палача вешает голову осужденного на шест, предварительно бросивши ее иногда в толпу, которая кидает ее обратно палачу. Тело казненного отдается евреям, которым, как отверженным, персидское правительство вменяет в обязанность погребать казненного. Но и тут еврейчики умеют извлечь выгоду: за деньги, и иногда очень большие, они продают тело родственникам, которые охотно выкупают его, опасаясь, в противном случае, что евреи чуть ли не собакам кинут дорогой им труп. Голову казненного родственники приобретают через известный период от самого палача, тоже, конечно, за деньги, иначе и ее выкинут собакам.
Тебриз. Тело казненного преступника. 1890-е
Я видел такую казнь и она произвела на меня страшно удручающее впечатление. Мало того, что виновного казнили, но и труп подвергается поруганию со стороны евреев, с которыми он при жизни, может быть, сам считал позором знаться. Нужно видеть лицо осужденного во время казни, чтобы понять весь ужас ее. Народ же, окружавший эшафот сотнями, если не тысячами, не только не ощущал нравственных страданий в эти минуты, но в его громком рычании скорее слышны одобрения и похвалы палачу за мастерство; было ясно, что вся эта толпа во всякое время жаждет крови, как бы в вознаграждение за свое незавидное существование, и как будто казненный чем-либо облегчит эту жизнь.
Есть еще один род смертной казни. Это - повешение за ноги вниз головою. Казнь эта применяется больше к «люти», т. е. разбойникам и грабителям. Она состоит в том, что осужденных на смерть возводят на какое-нибудь высокое место и оттуда, привязав предварительно за ноги, сталкивают вниз, где головою вниз осужденный и испускает свой дух. Эта персидская казнь мучительнее обезглавления, и она назначается теперь очень редко, но все-таки существует.
Мирза Реза Кермани, убийца Наср-эд-Дин-шаха. 1896
Рассказывают, будто существовало еще несколько родов смертной казни: через открытие вен в теплой ванне, или посредством задушения шелковым шнурком, или, наконец, поднесением по приказанию шаха кофе с ядом. Раньше эти роды казней применялись к богачам или влиятельным людям, чем-либо помешавших шаху, но теперь о таких казнях давно не слышно, хотя и говорят, что они не совсем вывелись и что будто в одной большой провинции еще несколько лет тому назад губернатор, пользуясь протекцией у шаха, практиковал их для своего обогащения над крупными ханами. По закону все имущество казненных берет себе шах или оно конфискуется в казну.
Публичная казнь Мирзы Резы Кермани, убийцы Наср-эд-Дин-шаха. 12 августа 1896 г. «Преступника вывели в одних подштанниках, даже без ночной рубахи; руки связаны назад. Он хотел казаться смелым и равнодушным, но когда взглянул на виселицу, его дух, видимо, упал; тем не менее он имел достаточно присутствия духа, чтобы сказать: „Знайте все, что я не бабид, а чистый мусульманин“, и при этом стал читать предсмертные мусульманские молитвы. Затем прибавил: „Оставьте себе во избежание хлопот эту виселицу на память: я еще не последний…“ <…> Труп висел 31 июля и 1 августа до наступления полной темноты. Около 9 часов пополудни труп сняли и отдали евреям. Евреи свезли труп за город через Шимранские ворота и бросили его в имеющуюся там глубокую яму на съедение собакам, хищным птицам и червям…» (Из дневника В. А. Косоговсого, командира Персидской казачьей бригады).
Упомяну еще в нескольких словах о казнях, лишающих преступника одного из членов его тела. Так, например, и теперь еще, хотя сравнительно с прежним временем гораздо реже, применяется казнь отсечения кисти руки за крупное воровство или грабеж. Маленькие кражи не редкость в Персии, а потому они наказываются легче, обрезанием ушей. Насакчи, т. е. палач, так ловко и скоро исполняет эту операцию коротким ножом, как будто он отрезал уши барану. Иногда ослепляют или лишают других частей, но теперь, повторяю, это делается гораздо реже, хотя такая власть лишать человека некоторых частей тела предоставлена даже губернаторам. В некоторое оправдание этих варварских наказаний можно разве сказать, что благодаря устрашению грабежей в настоящее время на дорогах нет. Вас обворуют при первом удобном случае, но напасть никогда не нападут.
На фото - казнь в окрестностях города Кум при последних Каджарах (начало XX века). Преступника залили с ног до головы известковым раствором. Шесть часов спустя несчастный был еще жив, и его пристрелили
ПРОДОЛЖЕНИЕ
I. Дорога от Каспийского моря до Тегерана. II. Столица Персии Тегеран. III. Перс и его жизнь. IV. Женщины в Персии. V. Наср-Эдин-шах. VI. VII. Салам (шахский выход). VIII. Правители и наказание в Персии. IX. Тамаша и персидские публичные развлечения. X. Тазие - священные мистерии. XI. Персидская пехота. XII. Артиллерия. XIII. Кавалерия. XIV. Персидская казачья бригада. XV. Любопытные окрестности столицы. XVI. Обо всем, о чем не было сказано в предыдущих главах.ОЧЕРК VIII-й
Правители и наказание в Персии
Министерства. - Министр юстиции. - Наказания, налагаемые за преступления. - Военный министр. - Особый совет. - Амин-Султан, первый министр. - Полицеймейстер. - Смертная казнь.
Погребенный заживо. Здесь и далее фото А. Севрюгина
В Персии, как известно, правление монархическое, неограниченное и даже деспотическое. Шах волен в животе и смерти, имуществе и семье каждого; но на самом деле он всецело в руках духовенства и сеидов, т. е. потомков пророка, носящих, для отличия от простых смертных, синие чалмы. Если шах не будет им подчиняться, то легко может сам подвергнуться опасности лишиться престола. Народная масса - фанатики, почему среди нее важную и первенствующую роль играет духовенство, ненавидимое, однако, в душе самими персами как главные грабители и разорители народа, тем не менее эта каста очень сильна в Персии. Чтобы уничтожить такое вредное влияние духовенства на все дела в Персии, действительно, нужно бы было иметь характер Великого Петра, а не Наср-Эдина, считающего себя великим реформатором и воображающего, что он много похож на личность Петра.
Страной, исключая духовенство, управляет также несколько человек, приближенных шаха. В Персии - каждый бедняк и каждый чарводар (погонщик караванов) может разом сделаться министром, заслужив случайно милость шаха, и наоборот - каждый министр может ожидать, что завтра, по какой-либо тоже случайности, он лишится милости шаха, будет нищим и куда-либо сослан, а то так прямо получит предложение отправить самого себя на тот свет посредством кофе, открытия вен в ванне или шелкового шнурка, - известная русская поговорка вполне применима в Персии в прямом и обратном смысле: плох тот солдат, который не надеется быть генералом. Доказательства этому положению приведу дальше.
Мирза Юсуф-хан Аштиани, садразам (великий везир)
в 1873-1880 и 1885-1887 гг.
В столице Персии Тегеране имеются, конечно, по европейскому образцу министерства: иностранных дел, внутренних, военное, работ, искусств, почт и телеграфов и даже флота, хотя флот состоит всего из двух пароходов: одного на Каспийском море, «Шах-Наср-Эдин», и другого на Персидском заливе, - если не ошибаюсь, «Персеполис», двигающегося с большим трудом, так как низ его корпуса весь оброс раковинами. Не нужно воображать, что все эти министерства, как у нас, переполнены массою начальников и легионом писарей и архивов, - ничего подобного. Разыскав по расспросам с трудом помещение какого-либо министерства, вы входите туда по своему делу, и ваш глаз поражен двумя-тремя пустыми комнатами без признаков мебели. На полу сидит несколько человек мирз, т. е. грамотных писарей, пишущих на длинных лентах, вырезанных из бумаги, которые держат прямо на ладони. Перед каждым, на полу же, стоит по календуну, т. е. длинному пеналу, к которому приделана и чернильница; тут же лежат ножницы и деревянные палочки, заменяющие перья. На стенах висят мешочки, - это и есть хранилище бумаг или архив, куда и затыкают деловые документы, скрутив их предварительно в трубочки. Иногда бумажные ленты, на которых пишут, в непомерную длину, достигая нескольких аршин: они образуются из бумажных полос, постепенно склеиваемых одна с другой. Войдя в такое министерство, вы обращаетесь к одному из мирз (писак) по вашему делу; выслушавши, он почти всегда скажет, чтоб обратились к министру или его помощнику, потому что даже в пустяшных делах у персов все решают министры, которые, надо отдать справедливость, всегда очень любезны с европейцами. Вот общий образец всех министерств, но я никак, однако, не мог найти министерства флота, хотя отлично знал самого министра флота голландца Кене. Все дела, таким образом, зависят от министров, но насколько они падки на бешкеши т. е. на взятки, подарки! Для удовлетворения любопытства читателей опишу некоторые министерства и их министров времени моего пребывания в Персии, т. е. за 6 лет, с 1882 по 1888 гг.
Министры
Министерство юстиции, во главе которого стоял министр Визирь-Низам, бывший каменщик, построивший дворец шаха и породнившийся с ним, выдав за него свою дочь. О нем его же сослуживец министр Якья-хан выразился так: «Le plus grand voleur et le plus grand malheur de la Perse», т. е. «самый большой вор и самое большое несчастье Персии». В настоящее время он украшен звездами и бриллиантовым портретом шаха. Физиономия самая непозволительная, рябая, с плутовским выражением лица, с толстым носом; фанатик, не любит европейцев и цивилизацию, окончательно безграмотен, даже вместо своей подписи прикладывает печать. Плут, каких мало; помимо своего служебного дела держит все хлебные лавки в Тегеране - «пурни» и имеет возможность поднимать цены на хлеб какие угодно. Раз был такой случай. Народ взбунтовался из-за дороговизны хлеба: перед дворцом шаха явились толпы женщин (сами мужчины боялись гнева его) с посыпанной на головах землею, крича и прося правосудия шаха над Визирь-Низамом, который лишил их возможности пропитания, поднявши сильно цены на хлеб. Все ждали беды над Визирь-Низамом, но он сейчас же спустил цены и умудрился притом за быстрое успокоение народа получить от шаха еще посох, украшенный драгоценными каменьями. Зная его продажную душу, редко кто из простых персов обращается к нему по делам. Всем известно, что дело выигрывает всегда тот, кто ему и его приближенным принесет больше «анамов», т. е. бешкешей, да мало того еще, что бедняк всегда проиграет, если не может подкупить, но его при этом еще обчистят дочиста, вымогая плату то за одно, то за другое. Сам министр в угождение влиятельным лицам готов без разбора избить безвинно всякого по пяткам или на кобыле (деревянном станке). Я сам был свидетелем, как во дворе шахских конюшен он, прибывши туда с ферашами (слугами), предлагал русскому полковнику наказать по пяткам палками одного сергенка (персидского полковника), заведующего конюшнями, за то, что тот не позволил полковнику взять для батареи лучших лошадей, хотя последний имел на это разрешение шаха. Только благодаря заступничеству русского полковника бедный сергенк не отведал обычных палок. Благодаря взятничеству, Визирь-Низам очень богат, причем, опасаясь постоянно быть ограбленным, держит во дворе огромных собак, что не в обычае у персов.
Наказание фалакой
По существующему положению, собственно, виновные должны судиться по шариату, т. е. персидским законам: но на самом деле отправление правосудия производится там по произволу старших, имеющих власть. Обыкновенным наказанием в Персии считается «палеки». Человека кладут на землю на спину, поднимают ноги и пропускают их в две петли, приделанные к палке, которую держат фераши (слуги), а другие палками, толщиною от мизинца и толще, бьют по пяткам. Бывает, что дают до 300 и более палок. От этого наказания не избавлены и вельможи. Я видал применение его перед лицом самого шаха над 4-мя шах-заде, т. е. принцами крови, и били их при этом так усердно, что потом отволокли в сторону, так как они уже не могли сами встать: кровь текла обильно и мясо на пятках было в кусках; фераши же за свое усердие получили от шаха 10 туманов. Раны после наказания залечивают свежими сливками. Другое наказание - это битье ременной кошкой (ременными плетьми в несколько концов) по спине. Для этого преступник, обнаженный до пояса, привязывается к станку, в виде мольберта в три ноги, таким образом, что обе руки привязываются кверху вместе, а ноги - каждая отдельно; такое зверское наказание я случайно наблюдал во дворе Визирь-Низама: спина у несчастного была вся в багровых полосах. Затем, применяются наказания в виде штрафов, которые взыскиваются чуть ли не грабительским образом. Наконец, заключение в тюрьму, в кандалах и колодках, и казнь, т. е. отрубление головы, ушей или носа, кистей рук и т. д. Смертную казнь утверждает всегда шах.
Наср-эд-Дин-шах и его сын Камран-мирза
(Наиб-эс-Салтане) с придворными
Во главе военного министерства стоит военный министр, Эмир-Кебир, - Наибе-Султане, сын шаха, человек лет под 40, тучный, красивый, ленивый, по-персидски грамотный, ничего не понимающий в военном деле, немного болтающий по-французски, по-немецки, по приемам очень двуличный и вежливый, всегда как будто думающий о чем-то важном, а между тем интересующийся не военным делом, а банею. Женат он всего на одной жене и имеет одного сына. Наибе-Султане довольно богат, пользуясь зачастую содержанием офицеров персидской армии и принимая бешкеши при утверждении каждого бюджета (сметы) на расходы полков. Он любит быть окруженным льстецами и очень легко раздает чины офицерам. Вообще, нравственность его пользуется дурной репутацией даже среди персов. Говорят, он по годам не прикладывает своей печати, т. е. подписи, к фирманам и грамотам на утверждение наград, если чрез адъютантов не передали ему требуемого им бешкеша, подарка. Иногда, по приказанию шаха, он сзывает советы, даже с участием европейских инструкторов. Эти совещания выходят очень комичны. Расскажу об одном из них. Однажды один французский слесарь в тегеранском арсенале придумал к старым персидским пистонным ружьям приделать им самим изобретенный затвор, наподобие нашей «крынки», объясняя, что при помощи этой простой переделки персидские войска будут отлично перевооружены и что это будет недорого стоить. Шах для обсуждения этого вопроса велел собрать совет персидских генералов, русских и других стран инструкторов, под председательством Наибе-Султане. Приглашения разосланы, собрались, и Наибе-Султане вышел из своих внутренних покоев. Сели. Стал он расспрашивать европейцев о здоровье, подали кальян, просидели часа два, говоря обычные любезности, но о ружье ни слова, даже его не показали. Наконец европейцы, видя, что о ружье вовсе не говорится, спросили позволения ехать по домам. Наибе-Султане с радостью сейчас же всех отпустил, находя, должно быть, что все европейцы и без слов согласны с ним насчет нового ружья, и решив без них, с одними персидскими генералами, что переделка ружей необходима. Почему же все это так случилось? Зачем звали европейских инструкторов? Ответь очень прост: европейцы могли бы забраковать новый затвор ружья, враги Наибе-Султане донесли бы об этом шаху и дело было бы проиграно, а ему нужно было при помощи перевооружения заработать кое-что по такому счастливому случаю, что должно было составить 1000 туманов, т. е. около 3-х тысяч рублей. Но дело тут сорвалось, и шах, узнав об этом знаменательном совете, не дал денег на переделку.
Групповой портрет. По левую руку от шаха Наиб-эс-Салтане, по правую - Мирза Али Асгар-хан (Амин-эс-Салтане), садразам (великий везир) в 1887-1896 и 1898-1904 гг. Убит в 1907 г. вскоре после очередного назначения премьер-министром
Все министры Персии подчиняются первому министру, Амин-Султану, и он имеет титул «сайдразама». Это еще молодой человек лет 38, умница, красивый, любезный, богатый и любимец шаха. Он сын простого чарвадара - погонщика мулов, очень понравившийся шаху. Чрез Амин-Султана все и делается в Персии. Часто он сам именем шаха делает важные распоряжения. У него заискивают и одаривают его даже представители европейских держав. Он имеет русский орден, чуть ли не Александра Невского. Когда он ездит по улицам, то бросает в народ деньги, почему за его каретой всегда бежит толпа. Он вообще популярен в народе и любимец шаха, который иногда даже принимает его в эндеруне, т. е. женской половине.
Министром иностранных дел в мое время был Кавама-Довле, безграмотный перс, не говорящий ни на каком языке, исключая персидского. Очень хитрый, любивший выпить и, в компании с Визирь-Низамом, державший все хлебные магазины в Тегеране. Он ненавистник всего европейского, - и такой-то человек руководил министерством иностранных дел. Но никто этому там не удивляется, на то и Персия.
В мое время, с 1882 по 1888 год, у кормила правления, на ступенях престола «царя царей», стояло еще несколько довольно характеристических личностей. Якья-хан, воспитанный в Париже, хитрый старик интриган, ловелас, каких мало, за что и был раз наказан своей женой в эндеруне туфлями по пяткам; впоследствии бывший одно время министром иностранных дел, Низам-эль-Мульк, - главный государственный контролер, умница, делающий всегда контроль в свою пользу, но дающий и своим приближенным по капельке.
Низам-эль-Мульк
Из европейцев: начальник тегеранской полиции, полный сартип, т. е. генерал, итальянец, беглый с родины капитан, умница, - граф Монтефорте. Как начальник полиции в Тегеране и заведующий тюрьмою, он сам налагал наказания на бедняков, распоряжаясь заключением их ног в деревянные колодки и в цепи. Злоупотребления полиции в Тегеране были при нем страшные, но шах доверял графу, который, злоупотребляя доверием, угождал шаху тем, что одевал полицию в европейские мундиры, меняя цвет и фасон их не менее трех-четырех раз в год; наконец до шаха дошли известия о вопиющих его злоупотреблениях и он был отставлен от должности после уже 1890 г., пробыв в ней лет 12-14.
Арестант и конвоир
Я знаю об одном случае варварства полицеймейстера, которое он прикрывал приказанием шаха. Один «лути», мошенник, подделал подпись шаха; его поймала полиция, и в наказание, сжав пальцы в кулак, одела на них железную маску так, что пальцы нельзя было разжать; чрез лет 7-8, когда сняли железную маску с кулака, оказалось, что пальцы так высохли, что их нельзя было разжать. Преступники - большею частью обыкновенные воришки, мошенники - сидели у него в подземельной тюрьме, прямо с цепью на шее, другие сидели и спали на голом грязном земляном полу с ногами, заключенными между двух бревен, в которых имеются углубления только в местах дли щиколок. Все арестованные кормились впроголодь и чуть ли не умирали от бесчеловечного обращения, в то время как Монтефорте на деньги, отпускавшиеся на их содержание, построил дворец. Полицейские пользовались взятками даже с женщин, замеченных в тайном посещении мужчин, арестуя их, и если те не могли откупиться, тянули в полицию как публичных женщин. Монтефорте ловко умел выдумывать разные преступные случаи, в которых непременно являлся спасителем и открывателем, так что шаху оставалось поневоле верить. Правду сказать, он кое-что полезное сделал для столицы Персии: чистота улиц при нем была замечательна, конечно, только в европейском квартале, и вообще, на видных местах было все в порядке, но зато в туземном квартале преобладала полная зараза. Одним словом, это был «ein feiner Konditor», как говорят немцы, и умел всюду втереться, несмотря на противодействие ему многих европейских дипломатических миссий.
Далее, из европейцев, окружавших шаха, замечателен также лейб-медик Tolosan, «Хеким-баша». Это был милый старик француз, болтливый, веселый, излечивавший всех дам только своей болтовней. Близь шаха он уже лет 40, отчасти оперсиянился, обедает рисом на полу, ходит в комнате без сапог, но все-таки по натуре остался веселым парижанином. Он всеми любим и навещает больных не из-за гонорара, а из любезности. Шах так доверяет ему, что пускает даже к своим женам в эндерун.
Из особо близких к шаху лиц я должен еще назвать: шейх-аль-ислама, главу духовенства, священную по сану особу; он есть вместе верховный судья духовенства и глава Алиевого учения масульманской религии; на его обязанности лежит предсказывать шаху, счастливый ли будет день или нет, без чего шах не решится выйти из дворца; - затем кажир-баши, старшего евнуха. В мое время это место занимал безобразный эфиоп, черный как сапог, с курчавыми волосами, словом, с весьма варварской обезьяньей физиономией, в чине сартипа - генерала. Говорят, сам шах его побаивался. Мне пришлось однажды быть свидетелем, как он кричал на самого шаха, требуя, чтобы тот прервал нашу аудиенцию и шел в гарем. На его грубые выходки и на наши улыбки, шах тоже с улыбкой нам объяснил, что он «диване», т. е. сумасшедший.
В заключение этого очерка, скажу несколько слов о смертной казни в Персии.
В Персии вообще трудно искать правосудия, и казни могли бы совершаться чуть не ежедневно в угождение богачам, но они, к счастию, редки, благодаря гуманности шаха, который только и может их назначать. За 6 лет, что я был в Персии, произошли только три смертные казни, за убийства и за изнасилование, причем Его Величество шах подписал смертные приговоры лишь после того, как родственники потерпевших отказались принять «деньги крови», допускаемые в Персии за сохранение жизни преступнику, и потребовали «кровь за кровь».
Тело казненного преступника на площади
Казнь совершается, действительно, весьма безобразно, варварски, но чему же удивляться, ведь это Азия - в полном смысле слова! Осужденного к смерти преступника выводят на место казни под конвоем на площадь Сабзы-Майдан, где всегда стоит эшафот (должно быть, в предупреждение всем о существующем правосудии в Персии и о бренности человеческой судьбы). Эшафот представляет небольшой деревянный помост, вышиною аршина три, окруженный деревянными перильцами, в середине которого укреплен очень высокий шест (со ступеньками), служащий потом для помещения на вершине его головы казненного, выставляемой в течение трех суток. На этот-то подмосток вводят осужденного и, связав ему руки за спиной, ставят на колени. Затем сзади подходит к нему палач, «насакчи», с кривым коротким ножом за поясом, которым он в два или три взмаха отделяет голову от туловища, предварительно загнув ее назад двумя пальцами левой руки, засунутыми в ноздри осужденного. Словом, осужденного зарезывают как обыкновенного барана, не заботясь о его предсмертных муках. Когда казнь совершена, то помощник палача вешает голову осужденного на шест, предварительно бросивши ее иногда в толпу, которая кидает ее обратно палачу. Тело казненного отдается евреям, которым, как отверженным, персидское правительство вменяет в обязанность погребать казненного. Но и тут еврейчики умеют извлечь выгоду: за деньги, и иногда очень большие, они продают тело родственникам, которые охотно выкупают его, опасаясь, в противном случае, что евреи чуть ли не собакам кинут дорогой им труп. Голову казненного родственники приобретают через известный период от самого палача, тоже, конечно, за деньги, иначе и ее выкинут собакам.
Тебриз. Тело казненного преступника. 1890-е
Я видел такую казнь и она произвела на меня страшно удручающее впечатление. Мало того, что виновного казнили, но и труп подвергается поруганию со стороны евреев, с которыми он при жизни, может быть, сам считал позором знаться. Нужно видеть лицо осужденного во время казни, чтобы понять весь ужас ее. Народ же, окружавший эшафот сотнями, если не тысячами, не только не ощущал нравственных страданий в эти минуты, но в его громком рычании скорее слышны одобрения и похвалы палачу за мастерство; было ясно, что вся эта толпа во всякое время жаждет крови, как бы в вознаграждение за свое незавидное существование, и как будто казненный чем-либо облегчит эту жизнь.
Есть еще один род смертной казни. Это - повешение за ноги вниз головою. Казнь эта применяется больше к «люти», т. е. разбойникам и грабителям. Она состоит в том, что осужденных на смерть возводят на какое-нибудь высокое место и оттуда, привязав предварительно за ноги, сталкивают вниз, где головою вниз осужденный и испускает свой дух. Эта персидская казнь мучительнее обезглавления, и она назначается теперь очень редко, но все-таки существует.
Мирза Реза Кермани, убийца Наср-эд-Дин-шаха. 1896
Рассказывают, будто существовало еще несколько родов смертной казни: через открытие вен в теплой ванне, или посредством задушения шелковым шнурком, или, наконец, поднесением по приказанию шаха кофе с ядом. Раньше эти роды казней применялись к богачам или влиятельным людям, чем-либо помешавших шаху, но теперь о таких казнях давно не слышно, хотя и говорят, что они не совсем вывелись и что будто в одной большой провинции еще несколько лет тому назад губернатор, пользуясь протекцией у шаха, практиковал их для своего обогащения над крупными ханами. По закону все имущество казненных берет себе шах или оно конфискуется в казну.
Публичная казнь Мирзы Резы Кермани, убийцы Наср-эд-Дин-шаха. 12 августа 1896 г. «Преступника вывели в одних подштанниках, даже без ночной рубахи; руки связаны назад. Он хотел казаться смелым и равнодушным, но когда взглянул на виселицу, его дух, видимо, упал; тем не менее он имел достаточно присутствия духа, чтобы сказать: „Знайте все, что я не бабид, а чистый мусульманин“, и при этом стал читать предсмертные мусульманские молитвы. Затем прибавил: „Оставьте себе во избежание хлопот эту виселицу на память: я еще не последний…“ <…> Труп висел 31 июля и 1 августа до наступления полной темноты. Около 9 часов пополудни труп сняли и отдали евреям. Евреи свезли труп за город через Шимранские ворота и бросили его в имеющуюся там глубокую яму на съедение собакам, хищным птицам и червям…» (Из дневника В. А. Косоговсого, командира Персидской казачьей бригады).
Упомяну еще в нескольких словах о казнях, лишающих преступника одного из членов его тела. Так, например, и теперь еще, хотя сравнительно с прежним временем гораздо реже, применяется казнь отсечения кисти руки за крупное воровство или грабеж. Маленькие кражи не редкость в Персии, а потому они наказываются легче, обрезанием ушей. Насакчи, т. е. палач, так ловко и скоро исполняет эту операцию коротким ножом, как будто он отрезал уши барану. Иногда ослепляют или лишают других частей, но теперь, повторяю, это делается гораздо реже, хотя такая власть лишать человека некоторых частей тела предоставлена даже губернаторам. В некоторое оправдание этих варварских наказаний можно разве сказать, что благодаря устрашению грабежей в настоящее время на дорогах нет. Вас обворуют при первом удобном случае, но напасть никогда не нападут.
На фото - казнь в окрестностях города Кум при последних Каджарах (начало XX века). Преступника залили с ног до головы известковым раствором. Шесть часов спустя несчастный был еще жив, и его пристрелили
ПРОДОЛЖЕНИЕ