Ты и действительность
Вот задумайся, насколько ты связан с людьми? Насколько твое тело соприкасается с телами других в этом маетном мире? Насколько причастно?
Поясню на своем примере. Ну вот я знавал Льва Николаевича Гумилева. Следовательно, я сопричастен со всеми его знакомыми через его посредство. Или вот Владимира Владимировича Путина знаю. Опять же, через его посредство я причастен к его знакомым.
Из этого следует, что ты причастен Льву Гумилеву, так же как я его папе Николаю Степановичу и маме Анне Андреевне. Ну или как я Ленину, Гитлеру, Сталину, Хрущеву и Эйзенхауэру. Через два посредника я сопричастен Николаю II, его дочерям, там вообще у меня причастных много, сеть столько не выдержит.
Так же относительно событий произошедших и происходящих в мире: расстояние до тебя невелико. Потому и говорят на Руси: не зарекайся, вылетит не поймаешь.
У меня лично из-за понимания этого расклада отношение к прошлому простое. События, которым я сам не был свидетелем, но до которых от меня один-два-три посредника, для меня будто вчера случились. Если до десятка: позавчера. А если до пятидесяти: на прошлой неделе.
Потому так важны подлинные бумаги для летописца. Потому так важны привязки к памяти в виде вещей. И особенно важны надписи, письмена, сочинения, рассказывающие о недалеком прошлом. Они являются твердыми основаниями подлинности для пытливого исследователя памяти людей.
Приведу тебе наглядный пример из истории иудейского помазанника, знакомого публике под именем Иисус Христос.
Само существование этого человека долго подвергалось сомнению. Однако странно отрицать существование иудея, о котором столь разные люди писали одно и то же через 50 лет подпольной жизни среди баб и рабов. Но не отвлекайся.
Итак, пусть по Иудее в начале I века н.э. ходил и проповедовал на арамейском языке Иисус. Он рассказывал удивительные вещи, которым был очевидец, говорил, что смерти нет, что все мы встретимся после смерти, там где нестерпимо жжот стыд за непрощенное. Что каждый, каждое я, есть начало и конец всего, важно лишь избавиться от ложного я и принять в себя весь мир, таким каким он есть. Что жить надо на радость окружающих тебя людей, неся им пользу, помогая чем можешь в бедах и рассказывая, доказывая им, как они прекрасны.
От него веяло иной, живой, светлой и яркой жизнью, здорово оттенявшую провинциальным замкадным иудеям, бабам и рабам их постылую жизнь с опейсатившими глупыми обрядами под римской пятой.
В своей речи Иисус щеголял иностранными яркими словечками. Их не было в арамейском языке, они поражали воображение иудеев. Кстати, в латинском и греческом языке одно из таких слов, маргарита, также было свежим, желанным и побуждающим мечты.
Что из этого следует?
Поставь себя на место Иисуса, его пейсатых слушателей и скажи: где он таких слов мог нахвататься, чтоб увлекать слушателей ими со знанием дела?
Интернета, телевизора, радио, телефона, кока-колы, сахара и мороженого тогда не было. Почты не было, писали с оказией знакомым и начальникам. Однако земля и воздух были как сейчас. Солнце светило и палило как сейчас. Таким же был на вкус виноград и опресноки, да и мясо не изменилось во вкусе. Приправы разве что были дороги. И не было мыла и бритв. Язык своих хозяев-гоев иудеи знали плохо, хуже чем ветхозаветный иврит. Чем завораживало их слово маргарита?
Кстати, а какие иностранные слова сейчас, выросших на иврите как на родном, иудейских детей завораживают? Есть у меня читатели-иудеи, из России уехавшие, и вырастившие своих детишек не на русском языке своих предков, а на воскрешенном в XX веке мертвом языке предков своих предков?
Похожие счеты сводил Натан Эйдельман (из иудеев): На сегодня известно около трех тысяч «спутников» Пушкина, но это узкий круг - Михаил Лунин был членом большой дворянской семьи (примерно полсотни близких родственников); тамбовский и саратовский помещик (тысяча крепостных и десятки владетельных соседей); гвардейский офицер (несколько сот офицеров, тысячи солдат); в трех больших войнах - сотни военных, мирных жителей и жительниц, неприятелей; популярный человек в петербургских, московских, варшавских салонах (еще несколько сот светских знакомых); дважды живет во Франции (десятки парижан и провинциалов); арестант, каторжник, ссыльно поселенный (сотни товарищей по заточению, стражников, жандармов. сибирских крестьян, купцов, мещан, чиновников). Это не все еще: только главные «соударения», которые испытывает одна молекула - человек, перемещаясь среди массы молекул - человечества: несколько тысяч непосредственных контактов с другими людьми, но каждый из других - еще с другими…
Чем личность грамотнее и непоседливее, тем меньше у нее посредников с самыми дальними. Среди ученых и военных, политиков и коммерсантов, журналистов и дипломатов трудно найти людей, разделенных более чем двумя-тремя звеньями.
Расчеты эти, конечно, действительны для 3 миллиардов землян (вторая половина XX века) и для тех, кто вместе с Михаилом Луниным составляли человечество конца XVIII - начала XIX столетия (1800 г. - 900 миллионов, 1850-й - 1200 миллионов).
Лунин встречался с членами царской фамилии - значит, одно, максимум два звена до всех царственных особ Европы.
Аристократ, гвардеец. Одно-два звена до любого русского и западного дворянина. До китайского императора Даогуана или таитянского короля Помарэ - два, максимум три звена (через приятелей - ученых и военных).
Выходит, наш герой был более или менее накоротке «со всем XIX веком»; но мало того…
«1 декабря 1781 года старая графиня Румянцева, танцевавшая когда-то с Петром Великим, удостоилась протанцевать польский с одним из правнуков его, великим князем Александром Павловичем…»
(из письма Пикара князю А. Б. Куракину).
Кроме царя Александра I, Лунин знал еще десятки, может быть, сотни лиц, от которых до Петра I «рукой подать». Да и до наших дней не так уж далеко.
Я знаю нескольких пожилых людей, которые беседовали со старшим сыном Пушкина. Александром Александровичем. Последний хоть и смутно, но помнил Александра Сергеевича: всего два звена до Пушкина. См.: Эйдельман Н. Я. Лунин. М., 1970. С. 16-17.
Поясню на своем примере. Ну вот я знавал Льва Николаевича Гумилева. Следовательно, я сопричастен со всеми его знакомыми через его посредство. Или вот Владимира Владимировича Путина знаю. Опять же, через его посредство я причастен к его знакомым.
Из этого следует, что ты причастен Льву Гумилеву, так же как я его папе Николаю Степановичу и маме Анне Андреевне. Ну или как я Ленину, Гитлеру, Сталину, Хрущеву и Эйзенхауэру. Через два посредника я сопричастен Николаю II, его дочерям, там вообще у меня причастных много, сеть столько не выдержит.
Так же относительно событий произошедших и происходящих в мире: расстояние до тебя невелико. Потому и говорят на Руси: не зарекайся, вылетит не поймаешь.
У меня лично из-за понимания этого расклада отношение к прошлому простое. События, которым я сам не был свидетелем, но до которых от меня один-два-три посредника, для меня будто вчера случились. Если до десятка: позавчера. А если до пятидесяти: на прошлой неделе.
Потому так важны подлинные бумаги для летописца. Потому так важны привязки к памяти в виде вещей. И особенно важны надписи, письмена, сочинения, рассказывающие о недалеком прошлом. Они являются твердыми основаниями подлинности для пытливого исследователя памяти людей.
Приведу тебе наглядный пример из истории иудейского помазанника, знакомого публике под именем Иисус Христос.
Само существование этого человека долго подвергалось сомнению. Однако странно отрицать существование иудея, о котором столь разные люди писали одно и то же через 50 лет подпольной жизни среди баб и рабов. Но не отвлекайся.
Итак, пусть по Иудее в начале I века н.э. ходил и проповедовал на арамейском языке Иисус. Он рассказывал удивительные вещи, которым был очевидец, говорил, что смерти нет, что все мы встретимся после смерти, там где нестерпимо жжот стыд за непрощенное. Что каждый, каждое я, есть начало и конец всего, важно лишь избавиться от ложного я и принять в себя весь мир, таким каким он есть. Что жить надо на радость окружающих тебя людей, неся им пользу, помогая чем можешь в бедах и рассказывая, доказывая им, как они прекрасны.
От него веяло иной, живой, светлой и яркой жизнью, здорово оттенявшую провинциальным замкадным иудеям, бабам и рабам их постылую жизнь с опейсатившими глупыми обрядами под римской пятой.
В своей речи Иисус щеголял иностранными яркими словечками. Их не было в арамейском языке, они поражали воображение иудеев. Кстати, в латинском и греческом языке одно из таких слов, маргарита, также было свежим, желанным и побуждающим мечты.
Что из этого следует?
Поставь себя на место Иисуса, его пейсатых слушателей и скажи: где он таких слов мог нахвататься, чтоб увлекать слушателей ими со знанием дела?
Интернета, телевизора, радио, телефона, кока-колы, сахара и мороженого тогда не было. Почты не было, писали с оказией знакомым и начальникам. Однако земля и воздух были как сейчас. Солнце светило и палило как сейчас. Таким же был на вкус виноград и опресноки, да и мясо не изменилось во вкусе. Приправы разве что были дороги. И не было мыла и бритв. Язык своих хозяев-гоев иудеи знали плохо, хуже чем ветхозаветный иврит. Чем завораживало их слово маргарита?
Кстати, а какие иностранные слова сейчас, выросших на иврите как на родном, иудейских детей завораживают? Есть у меня читатели-иудеи, из России уехавшие, и вырастившие своих детишек не на русском языке своих предков, а на воскрешенном в XX веке мертвом языке предков своих предков?
Похожие счеты сводил Натан Эйдельман (из иудеев): На сегодня известно около трех тысяч «спутников» Пушкина, но это узкий круг - Михаил Лунин был членом большой дворянской семьи (примерно полсотни близких родственников); тамбовский и саратовский помещик (тысяча крепостных и десятки владетельных соседей); гвардейский офицер (несколько сот офицеров, тысячи солдат); в трех больших войнах - сотни военных, мирных жителей и жительниц, неприятелей; популярный человек в петербургских, московских, варшавских салонах (еще несколько сот светских знакомых); дважды живет во Франции (десятки парижан и провинциалов); арестант, каторжник, ссыльно поселенный (сотни товарищей по заточению, стражников, жандармов. сибирских крестьян, купцов, мещан, чиновников). Это не все еще: только главные «соударения», которые испытывает одна молекула - человек, перемещаясь среди массы молекул - человечества: несколько тысяч непосредственных контактов с другими людьми, но каждый из других - еще с другими…
Чем личность грамотнее и непоседливее, тем меньше у нее посредников с самыми дальними. Среди ученых и военных, политиков и коммерсантов, журналистов и дипломатов трудно найти людей, разделенных более чем двумя-тремя звеньями.
Расчеты эти, конечно, действительны для 3 миллиардов землян (вторая половина XX века) и для тех, кто вместе с Михаилом Луниным составляли человечество конца XVIII - начала XIX столетия (1800 г. - 900 миллионов, 1850-й - 1200 миллионов).
Лунин встречался с членами царской фамилии - значит, одно, максимум два звена до всех царственных особ Европы.
Аристократ, гвардеец. Одно-два звена до любого русского и западного дворянина. До китайского императора Даогуана или таитянского короля Помарэ - два, максимум три звена (через приятелей - ученых и военных).
Выходит, наш герой был более или менее накоротке «со всем XIX веком»; но мало того…
«1 декабря 1781 года старая графиня Румянцева, танцевавшая когда-то с Петром Великим, удостоилась протанцевать польский с одним из правнуков его, великим князем Александром Павловичем…»
(из письма Пикара князю А. Б. Куракину).
Кроме царя Александра I, Лунин знал еще десятки, может быть, сотни лиц, от которых до Петра I «рукой подать». Да и до наших дней не так уж далеко.
Я знаю нескольких пожилых людей, которые беседовали со старшим сыном Пушкина. Александром Александровичем. Последний хоть и смутно, но помнил Александра Сергеевича: всего два звена до Пушкина. См.: Эйдельман Н. Я. Лунин. М., 1970. С. 16-17.