Уоллес Стивенс "Смерть англичанина во Флоренции"
Уоллес Стивенс
Anglais Mort á Florence
(Смерть англичанина во Флоренции)
Всё скареднее за весной весна,
И музыка - скупее. Брамс, когда-то
Пособник тайный, избегает встречи.
Дух, разуверившись в рутине счастья,
Уверен в разуверенности, где
Былой сподвижник поручил его
Воспоминаниям - и не дал утешенья.
Уж год, как он сказал: луна нагая -
Не та, что видел он и ощущал
(В неясных схожестях луны и лада,
Когда был юн), нагая и чужая,
Скудней блестит с приглаженных небес,
Используя покойничьи румяна.
И он, решась, оформил завещание,
Взывая к Брамсу - подыскать замену
Словам. Теперь и музыка, и он -
Частицы величавого порядка;
Но было время: мог стоять и сам.
Его подняли - Бог и полицейский;
Но было время: мог стоять и сам.
Он уступил великому единству;
Но было время: мог стоять и сам,
Не отличая бытия от счастья,
И вот сгустились краски и поблекли.
(перевод 24.07.2009)
___________________________________________________
Wallace Stevens
Anglais Mort á Florence
A little less returned for him each spring.
Music began to fail him. Brahms, although
His dark familiar, often walked apart.
His spirit grew uncertain of delight,
Certain of its uncertainty, in which
That dark companion left him unconsoled
For a self returning mostly memory.
Only last year he said that the naked moon
Was not the moon he used to see, to feel
(In the pale coherences of moon and mood
When he was young), naked and alien,
More leanly shining from a lankier sky.
Its ruddy pallor had grown cadaverous.
He used his reason, exercised his will,
Turning in time to Brahms as alternate
In speech. He was that music and himself.
They were particles of order, a single majesty:
But he remembered the time when he stood alone.
He stood at last by God's help and the police;
But he remembered the time when he stood alone.
He yielded himself to that single majesty;
But he remembered the time when he stood alone,
When to be and delight to be seemed to be one,
Before the colors deepened and grew small.
(1935)