Уоллес Стивенс
Госпожа Альфред Уругвай
...Вот что сказали остальные, и солнце покатилось к закату,
И в коричневатой вечерней синеве леди сказала
В ухо ослику: «Боюсь, что совершенство
Должно бороться за себя, как все остальное». Она поднималась, пока
Лунный свет, занятый бархатом на ее коленях,
И ее платье не слились в одно, и она сказала: «Я говорю нет
Всему сущему, чтобы добраться до самой себя.
Я отерла, как грязь, запачкавший меня свет луны. Твое невинное ухо
И я, будь я обнажена - это то, что осталось».
Лунный свет сминался в уродливые формы,
Когда она приближалась к настоящести там, на своей горе,
В возвышенной тьме. Имелся ослик, чтобы ехать верхом,
Чтобы держать его за ухо, хотя он мечтал о колокольчике,
Терпеливо ждал он этого обманного колокольчика,
И лунный свет не мог ничего изменить. А для нее
Быть, безотносительно бархата, не могло быть более
Чем быть, она никогда не могла быть другой,
Ее «нет» и «нет» делали «да» невозможным.
Кто проскакал ей навстречу, верхом, весь стремление,
Что за воплощение всесильного воображения?
Чей конь процокал по дороге, где она поднималась,
А он спускался, не видя ее бархата и
Лунного света? Всадник ли, выбравший сторону солнца,
Юноша, любовник, волосы его сияют,
Одежды бедны, презревший несущий его поток,
Занятый присвоением реликвий мучеников,
Бегущий от настоящести - и всесильный?
Селения спали, всадник, всесильный, спускался,
Время шелестело на сельских часах, и сны оживали,
Гудели победительно огромные колокола,
Пока всадник, не рыцарь, одежды бедны,
Недовольный колоколами, игрищами ночных теней,
Двигался сквозь обступившие скалы, двигался вниз по дороге,
И, всесильный, сотворенный самим собой,
Будущий победитель, отбросивший реликвии -
Окончательное совершенство: воображенный мир.
(Из книги «Части мира», 1942. Перевод 15.01.2024)
______________________________________________________
Оригинал:
By Wallace Stevens
Mrs. Alfred Uruguay
So what said the others and the sun went down
And, in the brown blues of evening, the lady said,
In the donkey’s ear, “I fear that elegance
Must struggle like the rest.” She climbed until
The moonlight in her lap, mewing her velvet,
And her dress were one and she said, “I have said no
To everything, in order to get at myself.
I have wiped away moonlight like mud. Your innocent ear
And I, if I rode naked, are what remain.”
The moonlight crumpled to degenerate forms,
While she approached the real, upon her mountain,
With lofty darkness. The donkey was there to ride,
To hold by the ear, even though it wished for a bell,
Wished faithfully for a falsifying bell.
Neither the moonlight could change it. And for her,
To be, regardless of velvet, could never be more
Than to be, she could never differently be,
Her no and no made yes impossible.
Who was it passed her there on a horse all will,
What figure of capable imagination?
Whose horse clattered on the road on which she rose,
As it descended, blind to her velvet and
The moonlight? Was it a rider intent on the sun,
A youth, a lover with phosphorescent hair,
Dressed poorly, arrogant of his streaming forces,
Lost in an integration of the martyrs’ bones,
Rushing from what was real; and capable?
The villages slept as the capable man went down,
Time swished on the village clocks and dreams were alive,
The enormous gongs gave edges to their sounds,
As the rider, no chevalere and poorly dressed,
Impatient of the bells and midnight forms,
Rode over the picket rocks, rode down the road,
And, capable, created in his mind,
Eventual victor, out of the matyrs’ bones,
The ultimate elegance: the imagined land.
(From the book: Parts of a World, 1942)
[Wallace Stevens, “Mrs. Alfred Uruguay,” Collected Poetry and Prose, ed. Frank Kermode and Joan Richardson (New York: Library of America, 1997) pp. 225-226. ]