«Салоны Дидро. Выставки современного искусства в Париже XVIII века». Главное здание ГМИИ им. Пушкина

Jun 15, 2023 15:27





Выставка эта настолько хороша качеством экспонатов, их золотыми бальзамами, светящимися в полумгле полунигде и, почти мгновенно, внушает такой ощутимый душеподъем, что сразу хочется вспомнить Борхеса.

Если следовать методике его «Энциклопедии китайского императора», то все работы на выставке следует разделить на несколько неравных классов, которые я буду упоминать по мере их появления на сцене.

1) Самое начало «Салонов Дидро» посвящено выставочной деятельности Королевской академии живописи и скульптуры в 1667 - 1757 годах, то есть всему тому, что предшествовало регулярной жизни «Салонов», художественных итогов творчества академиков, собиравшихся раз в два года, плавно институализировавшихся, чтобы, в конечном счете, стать тем, чем они стали...

Это, прежде всего, гравюры с портретами всяких выдающихся деятелей от изящных искусств и с видами Парижа (Лувр, разумеется, его галереи и, главное, «Квадратный кабинет», в котором сейчас висит «Джоконда» и лучшее из итальянцев, а когда-то именно в нем и проводились регулярные выставки), каталожные листовки первых показов, первоначально проводившихся в дворце Пале-Рояль; огромная карта французской столицы под стеклом (удобно ловить и фотографировать блики и отражения), ну, и несколько жанрово-интерьерных холстов, изображающих специфику тогдашнего экспонирования художественных объектов (тесная, шпалерная развеска в несколько рядов «до неба», предметы мебели и быта, вплетенные в процесс созерцания и любования, обязательный костюмированный стаффаж) и жизни художников, разумеется, рядом с мольбертом.

На первой выставке академии, приуроченной к открытию конной статуи Людовика XIV на нынешней Вандомской площади (тогда она носила название «Площади Людовика Великого») в Лувре (1699), помимо массы других экспонатов, показывали «Суд Соломона» Леи де Булоня младшего, ныне находящуюся в Труа.

Но ее важно упомянуть, так как в ГМИИ сейчас выставлен ее вариант и это многое объясняет в реконструкторских подходов кураторов, разумеется, не стремящихся к максимальной исторической точности, но исходящих из нужд заполнения конкретных залов конкретным количеством артефактов.

Если история будет накидана приблизительными штрихами - ничего страшного, кто ж вам считает и лезет разбираться в действительно искусствоведческие тонкости?

Важно создать общее впечатление от событийной канвы, набросав нарратив действительно «из того, что было» в фондах Пушкинского, Эрмитажа и некоторых провинциальных собраний.

Подобный приблизительный подход, кстати, мало зависит от «удаленности в века», тем более, что французскую классику изготавливали и везли в другие страны в промышленных количествах (как до этого, к примеру, итальянскую, обеспечившую базу практически всем мировым музеям, как и голландскую эпохи «золотого века»): недавние выставки-реконструкции русского авангарда - и как в богоспасаемой Третьяковке нашей и даже как в Центре авангарда, существующего при Еврейском музее/Центре толерантности собирались схожим способом.

Это не обман, но специфика технологии и производства, общепринятый подход к выставочным сюжетам и способам их показывания.

2) Далее следует несколько парадных залов с произведениями искусства, участвовавшими в Салонах до того, как их стал описывать Дени Дидро.

Разумеется, московским музейщикам удалось отыскать в собственных (или же дружественных) фондах работы лишь с некоторых показов в Лувре.

Причем, скорее, исключением, нежели правилом, становятся случаи когда с одного «Салона» в нынешнюю экспозицию попадает два или три холста (плюс скульптуры или же их модели) - остальное добирается общим контекстом и репрезентативностью: уже тогда «салонное искусство» становится поточным, создаваясь по проверенным и многократно опробованным рецептам.

Это в эпоху модерности новизна подходов и радикализм открытий оказываются важнейшим проявлением гения и первородства, таким образом, сближая искусство и спорт (кто первее - тот и главный), ну, а в эпохи классики и барокко (вплоть до зрелого и позднего романтизма) современное искусство должно было казаться минимально современным.

Отсюда и нынешнее пренебрежительное отношение к ремесленным потокам: «Ну, это же салон и ничего нового, красиво-богато, все как мы любим…» - ну, вот примерно так пишу я эти строки и вижу выгородки многочисленных мастеров кисти и мастерка, показывающих свои шедевры на набережной Крымского вала возле Новой Третьяковки.

«- Салон? В этом же нет ни капли жизни!»

Так думал и я, пока не обнаружил, что смена контекста, «патина истории» и «ауратические струения» в затемненных залах ГМИИ, с развешенными по мрамору «золотыми таблетками», еще и эффектно отражающимися в каменных полах, действуют на меня вдохновляюще.

Особенно на фоне нынешнего выставочного репертуара Москвы, заполненного продукцией последних десятилетий и не спускающегося вниз по истории искусства раньше первого авангарда.

Ну, если что, кроме икон, которые сегодня, впрочем, совершенно иной жанр и вид искусства, требующий отдельных подходов и сноровки.

Классика, еще совсем недавно бывшая мейнстримом выставочного внимания, обложенная санкциями и дороговизной показов, почти иссякла, стала зияющей редкостью, которую, как оказалось вне выездов за границу, толком-то и посмотреть негде.

Парадигма выставочного репертуара оказалась полностью перевернутой - и то, что раньше считалось главным манком (иконы и авангард, contemporary art) распространилось практически на всю музейную территорию, которой теперь вообще непонятно, что нужно показывать.

Точнее так: как сделать сермяжное и доступное манким и желанным до столпотворения?

Вот, скажем, есть же у нас залежи среднестатистической французской живописи барокко и рококо, залы с которой обычно проходят на крейсерской скорости и в самую последнюю очередь, так почему бы эффектное интеллектуальное оформление из двухтомных репортажей Дидро не сделать рамой, способной сдвинуть восприятие фондов?

Соединение и сочетание различных аспектов привычного запускает театр обновления примерно как сборники рецептов ста блюд с картошкой.

Именно в одном из залов «ранних Салонов», помимо двух огромных шпалер, занимающих массу площади и задающих соответствующее настроение духовной приподнятости, создали еще и небольшой фрагмент самой шпалерной развески, употребив «лишние» картины, не имеющие отношения к Дидро, в живописную и многослойную инсталляцию.

Задери голову повыше, почувствуй себя ровесником Людовика XIV…

Надо сказать, подобная развеска воспринимается крайне неудобной и отказывается восприниматься художественным жестом, раз уж восприятие мое целиком загружается перечнем собственных физиологических и рецептивных реакций; в такое мгновение ему вообще не до картин.

3) Тут в выставке случается естественный антракт, вызванный выходом на центральную балюстраду с логичным загончиком-тупичком напротив Белого зала.

Он необходим проекту для введения фигуры философа и просветителя, равновеликой всему прочему экспозиционному смыслу - раз уж у Дидро были особые отношения с Екатериной, из-за которой он посещал Россию и которой продал свою библиотеку, при которой (получая регулярное жалование на полвека вперед) якобы служил библиотекарем.

Опять же, по приглашению царицы, как я вычитал в одной прекрасной монографии Сергея Мезина пару лет назад), Дидро занимался покупкой произведений искусства в Европе для нарождавшихся тогда коллекций Эрмитажа.

Это Дидро ведь «ответственный» за приобретения некоторых коллекций, фундаментальных для истории становления Эрмитажа (Кроза и барона Тьера), наставничал российским художникам-пенсионерам (приняв особое участие в судьбе Щедрина, Шубина и Гордеева)…

Кроме того, Дидро рекомендовал позвать в Санкт-Петербург Фальконе, лично помогая ему в разработке символической программы проекта памятника Петру Первому, а еще консультировал тогдашних ответственных за пополнение фондов Эрмитажа, самых разных актуальных французских художников. Знание о тогдашнем contemporary art’e обеспечивалось не только личными отношениями, но и систематическим изучением салонного репертуара.

Этот промежуточный отсек, даже физически и визуально выпадающий из центрального нарратива, обозначили «Воображаемым кабинетом Дидро», соответствующего по системе китайского императора, скорее всего, животным, «издали похожим на мух» (ну, или же, в крайнем случае, животным, «разбившим цветочную вазу»), раз уж здесь собраны вещицы и картины, не имеющие отношения ни к Салонам, ни к Дидро (за исключением, может быть, книг), но зато легко дополнительные интертекстуальные и контекстные связи с тем, что буквально близко лежало…

…или же, по-прежнему лежит: раз уж на одной стороны стены у входа в «воображаемый кабинет» начертано «Любимые художники Дидро», на другой отмечены нелюбимые им мастера (а писал Дидро свои репортажи эмоционально, красок честности не жалел), а посередине комнаты и вовсе вывешен эскиз работы Рубенса «Голова старика», выполненный на доске и по случаю приехавший из Эрмитажа.

И это такая антирембрантовская голова, полная жизненных сил и воли к существованию, несмотря на почтенный возраст, за что отдельное спасибо искусствоведу Анне Сулимовой, главному придумщику салонного проекта.

Начинку кабинета Дидро и само его существование (модное в свете увлечения коллекционерами и коллекциями, гравюрными помещениями и комнатами всяческих древностей, костей, камней да барочных диковин) придумала, видимо, тоже Сулимова, устроившая его по своему вкусу.

Здесь много изысканных рисунков Греза (причем, кажется, по обе стороны от дверного проема), медали, бюсты, портреты людей, знавших Дидро, а также графические листы, ну, например, с интерьерами залов Эрмитажа, которые он мог застать во время пятимесячного путешествия в Россию (приватное общение с Екатериной Великой в царских хоромах ему обеспечивали достаточно регулярно).

Присутствует здесь живописный (из Музея-усадьбы Кусково), а так же бумажный (ГИМ) портрет с профильным изображением барона Фридриха Мельхиора Гримма, выпускавшего и редактировавшего рукописный (!) журнал «Литературная корреспонденция (1753 - 1773), куда писали корреспонденции многие тогдашние интеллектуальные звезды.

Гримм рассылал «Литературные корреспонденции» по подписке полутора десяткам европейских монархов, известность Дидро как знатока и проводника актуального искусства возникла, в том числе, и из регулярных обзоров, которые он писал в это рукописное издание.

Для ощущения аутентичности («…только что вышел…») в витринах не хватает небольшого «живописного беспорядка», который наблюдается на полках библиотеки Дидро в его доме, запечатленной на ксилографии «Энциклопедисты на чтении у Дидро», выполненной по оригиналу Мейссонье, но Сулимова стремилась ни к живописности, ни к точности - она строила выставку как пьесу: сквозной выставочный нарратив, который, подобно новой железной дороге, должен связать отдельные части огромной страны хоть в какое-то единое целое.

Выставка, таким образом, оказывается конспектом, завязанным в тугой узелок: любой из экспонатов можно начинать расширять практически до бесконечности, были бы желание и возможность…

… раз уж старинную французскую живопись и пластику сложно отнести к материям горячей актуальности, внимание на них выделяемое, как правило, отдается по остаточному принципу, где уже и так много чего скопилось и продолжает копиться, конкурируя друг с другом.

4) Дальше череда регулярных залов подхватывает знамя обзоров Дидро и продолжает тему Салонов уже с участием Дени, начавшего описывать выставки по предложению барона Гримма в 1759-м.

Собственно, это и есть ядро выставки, выделяющееся не качеством искусства, но обилием экспликаций на стенах - с цитатами из классика Просвещения.

Собранные в два толстых тома, они, кстати, вполне доступны по-русски, в том числе и в варианте издательства «Искусство» (1989), который, по странному стечению обстоятельств, буквально за копейки, я выписал себе на «Озоне» незадолго до того, как прочитал анонс о подготовке выставки в ГМИИ.

С другой стороны, ну, как «по странному», если я читаю Дидро с тех пор, как на начальных курсах филфака купил его том из серии «Философское наследство», поставив к своему первому сборнику эпиграф, вычитанный в его бумагах - «У каждого ума свой телескоп»…

…и это есть уже сочетание извивов моей биографии с реальной потребностью в умном, наставительном чтении: подобный сюжет, что ли, в параллель, развивается у меня с Гете и Томасом Манном.

А вот с Кафкой и Гоголем отказывается развиваться.

Но это частности, необходимые для того, чтобы выйти на коду.

5) В залах, подчиненных логике текста «Салонов», разумеется, полно экспонатов, не имеющих никакой оценки Дидро и даже не упоминаемых им в перечислении.

Тем не менее, качеством они мало чем уступают тому, что в обзоры философа регулярно попадало: приблизительность и условность сближает эти затемненные заветные уголки второго этажа с особенностями сценического искусства или, грубо говоря, театра.

Четвертую стену никто не отменить не в состоянии даже в музее, правда, здесь ее функцию, чаще всего, берут на себя дистанции разного рода - от временной до стилистической.

Аура, опять же.

Струение золотых таблеток в позолоченных рамах, окна в старинные бальзамы, загустевающие с разной стремительностью, но с одинаково отчаянной красотой поздней осени, переходящей в вечную зиму…

…вдруг на каком-то повороте проекта, вглядываясь в мраморные завитки очередного скульптурного бюста, я поймал бешенный прилив сил, обеспеченных именно классикой - сугубо классическим искусством как отдельным видом, подвидом любования.

Цельным и тугим как спелый орех, особенно если учитывать многочисленные реставрации: парадокс в духе Светланы Бойм, заключается в том, что старинные картины выглядят свежее и полнее современных, объемнее и глубже - они буквально имеют второй-третий план, причем, не только в изобразительном, но и содержательном смысле.

Современное искусство, несущее, в основном, общественно-политическую критику, деконструктивно, а то и совсем уже деструктивно (особенно накладываемое на нынешний контекст), радикально (важно ведь чтоб услышали) и агрессивно, тогда как в парижских «Салонах» вновь тишь и гладь полов, отражающих холсты и их вычурные рамы.

Отражения - это важно: удваивая действительность, они выделяют энергию, позволяющую и зрителю включиться в круговорот ауратических энергий (вот и я стал нещадно использовать Беньямина и в хвост, и в гриву)…

Реально есть от чего подпитаться!

Стратегически кураторская логика сколь очевидна, столь и экономна: при закрытии границ и невозможности культурных обменов, опираться можно лишь на свои закрома.

После французов из ГМИИ и Эрмитажа, было бы логично начать собирать «малых голландцев» по провинциальным галерея, параллельно наводя справки про «малых итальянцев», которых по нашим провинциям тоже немерено, продолжая комбинировать то, что уже многократно показано и изучено, хотя, справедливости ради, надо сказать, что, по сообщению Ъ, из двух сотен артефактов, задействованных в нынешнем «Салонах», кое-что показано впервые, 40 экспонатов отреставрировано, а 20 переатрибутировано, что, без иронии, кажется мне важным культурным достижением.

В соседнем здании ГМИИ проходит выставка «После импрессионизма», в который раз комбинирующая и перекомбинирующая давным-давно известные шедевры из собраний Щукина и Морозова, впервые за многие годы собравшаяся в старом и привычном составе и обладающая собственным обаянием, вне каких бы то ни было концептуальных усилий, «а вы друзья, как не садитесь…»

Кстати, последняя глава «После импрессионизма», показывающая как русское искусство наследует французским экспериментам, так и называется «Изобретение современного искусства» и, таким образом, она в каком-то смысле продолжает проект «Салонов Дидро», складываясь с ним в своеобразную мета-дилогию.

Ну, а мне бы очень хотелось посмотреть такую же выставку, посвященную взгляду на искусство Хорхе Луиса Борхеса.

Правда, в отличие от Дидро, современной арт-критики он не изобретал и статей про искусство у него не находилось, вроде, зато животных из энциклопедии китайского императора делил на сорта и разделы вполне залихватски.










































































































































































































Моя рецензия на книгу Светланы Бойм "Будущее ностальгии" ("НЛО", 2019), полностью в "Волге" (№ 9'21): https://paslen.livejournal.com/2644973.html

"Дидро и цивилизация России" Сергея Мезина ("НЛО", Historia Rossica, 2018): https://paslen.livejournal.com/2526610.html

Выставка "Мир как беспредметность. Рождение нового искусства" в Еврейском музее/Центре толерантности: https://paslen.livejournal.com/2785100.html

Выставка "Авангард. Список № 1. К 100-летию Музея живописной культуры" в "Новой Третьяковке". ГТГ: https://paslen.livejournal.com/2436252.html


выставки, ГМИИ

Previous post Next post
Up