Яблочные дни
В первую очередь, опустел холодильник: не надо больше готовить на прорву больших и маленьких людей, заготавливать продукты. Хранить недоеденное.
Во вторую, занятий требуют подзапущенные дела.
Папа озаботился пани Броней, моет её, выносит во двор, где она, кутаясь в облезлые меха, точно графиня в эмиграции, щурится на солнце.
Мама вспомнила про сад, в котором пропадает до вечера.
Слышу, как склонившись над грядками, она поёт: «Я рисую, я тебя рисую, я тебя рисую, сидя у окна, я тоскую, по тебе тоскую, если бы ты это только знать могла…»
Повседневная сеть дней обволакивает пустоту, задвигает её на задний план - давно известный компенсаторный механизм.
После отъезда израильской фракции август резко покатил с горы.
Дни теперь стоят тихие и пустые, очень яблочные - по мягкости света, теплу и аромату, похожему на экологически чистый компот.
Яблочные дни - это когда закатный, слегка нарумяненный свет включают с самого раннего утра. С пробуждения.
Это в гараже стоят коробки и корзинки с яблоками, распространяя дурман: после обеда ходили с мамой к Люде Пятковой за яблоками - дочка её позвонила, говорит: весь огород усыпан, приходите, собирайте.
Сама Люда, тихий, светлый человек, умерла год назад. Мамина подруга, почти незаметная при жизни, стала ощутима нужнее после того, как её не стало: по крайней мере, все мы постоянно о ней вспоминаем - и мама, и даже я. И даже Лена в Израиле.
Несли яблоки мимо крапивы, вставшей в человеческий рост.
На улице Железной совсем другие запахи - бензина и крапивы, особенно там, где крапива смешивается с чёрной смородиной и запахи эти, похожие друг на друга, накладываются, удваиваясь.
Живём так, словно бы осень уже наступила, День Знаний давно позади и каждое утро нужно подниматься !по фабричному гудку! по будильнику.
Кажется, в природе нет ничего прекрасней этой наполненной, остановившейся пустоты, зон озёрного штиля, внезапно образующихся среди заветренных складок.
Пустота, начинаясь в огороде, продолжается дома - все игрушки Полины и Данеля мы спустили в подвал.
Практически новые игрушки, так как Поле, кажется, все эти навары прошлогодних дней рождений больше уже не нужны. Да и Даньке тоже.
Теперь, когда родные далеко, память выхватывает из общего потока наших разговоров отдельные фразы и словно бы укрупняет их. Словно бы выводит на авансцену. Даёт крупным планом.
Делаешь что-то и внезапно всплывает какая-нибудь случайная фраза, сказанная на бегу, ныне заставляя тебя остановиться.
Как минимум, замедлиться.
Вероятно, именно так работает механизм воспоминаний (а то, к сорока пяти я не знаю, как он работает!), лишённых постоянной подпитки встречами с близким человеком: плоть воспоминания постепенно истончается, уходит, оставляя возможность обгладывать кости отдельных деталей, фраз.
Конечно всё, даже память, потому что когда впечатления заканчиваются, то, что ещё осталось на самом донышке закольцовывается. Бегает по кругу, пока не окаменеет окончательно.
Поскольку ребята приехали чуть позже обычного и в самую что ни на есть дождливую пору, основной массив мясистой жары прошёл мимо них.
В этом году мы даже ни разу не наполняли бассейн.
Во вторую, занятий требуют подзапущенные дела.
Папа озаботился пани Броней, моет её, выносит во двор, где она, кутаясь в облезлые меха, точно графиня в эмиграции, щурится на солнце.
Мама вспомнила про сад, в котором пропадает до вечера.
Слышу, как склонившись над грядками, она поёт: «Я рисую, я тебя рисую, я тебя рисую, сидя у окна, я тоскую, по тебе тоскую, если бы ты это только знать могла…»
Повседневная сеть дней обволакивает пустоту, задвигает её на задний план - давно известный компенсаторный механизм.
После отъезда израильской фракции август резко покатил с горы.
Дни теперь стоят тихие и пустые, очень яблочные - по мягкости света, теплу и аромату, похожему на экологически чистый компот.
Яблочные дни - это когда закатный, слегка нарумяненный свет включают с самого раннего утра. С пробуждения.
Это в гараже стоят коробки и корзинки с яблоками, распространяя дурман: после обеда ходили с мамой к Люде Пятковой за яблоками - дочка её позвонила, говорит: весь огород усыпан, приходите, собирайте.
Сама Люда, тихий, светлый человек, умерла год назад. Мамина подруга, почти незаметная при жизни, стала ощутима нужнее после того, как её не стало: по крайней мере, все мы постоянно о ней вспоминаем - и мама, и даже я. И даже Лена в Израиле.
Несли яблоки мимо крапивы, вставшей в человеческий рост.
На улице Железной совсем другие запахи - бензина и крапивы, особенно там, где крапива смешивается с чёрной смородиной и запахи эти, похожие друг на друга, накладываются, удваиваясь.
Живём так, словно бы осень уже наступила, День Знаний давно позади и каждое утро нужно подниматься !по фабричному гудку! по будильнику.
Кажется, в природе нет ничего прекрасней этой наполненной, остановившейся пустоты, зон озёрного штиля, внезапно образующихся среди заветренных складок.
Пустота, начинаясь в огороде, продолжается дома - все игрушки Полины и Данеля мы спустили в подвал.
Практически новые игрушки, так как Поле, кажется, все эти навары прошлогодних дней рождений больше уже не нужны. Да и Даньке тоже.
Теперь, когда родные далеко, память выхватывает из общего потока наших разговоров отдельные фразы и словно бы укрупняет их. Словно бы выводит на авансцену. Даёт крупным планом.
Делаешь что-то и внезапно всплывает какая-нибудь случайная фраза, сказанная на бегу, ныне заставляя тебя остановиться.
Как минимум, замедлиться.
Вероятно, именно так работает механизм воспоминаний (а то, к сорока пяти я не знаю, как он работает!), лишённых постоянной подпитки встречами с близким человеком: плоть воспоминания постепенно истончается, уходит, оставляя возможность обгладывать кости отдельных деталей, фраз.
Конечно всё, даже память, потому что когда впечатления заканчиваются, то, что ещё осталось на самом донышке закольцовывается. Бегает по кругу, пока не окаменеет окончательно.
Поскольку ребята приехали чуть позже обычного и в самую что ни на есть дождливую пору, основной массив мясистой жары прошёл мимо них.
В этом году мы даже ни разу не наполняли бассейн.