Вишневый сад
Очередь в аптеке обслуживал парень. Обычно тут две изящные девушки порхают, а сегодня, значит, он.
Тетка перед мной спрашивает про пластырь - оставляет ли он следы. Парень отвечает скороговоркой.
- Не знаю, не пробовал.
Точно все рекомендации здесь, в аптеке (!) выдаются на основе личного, а не профессионального опыта. Из-за невозмутимости скороговорки тетка даже не поняла, что её обхамили.
Меня, честно говоря, удивили обе реакции.
Завтра наши израильтяне уезжают с правильно оформленными документами. С чистого листа.
Последние два дня они ездят в парк Гагарина на встречи с одноклассницами и однокурсницами, которые, в свою очередь, привозят своих детей (поэтому Данеля они забирают с собой).
Это стало почти традицией и повторяется из года в год: встречи с детьми, которые становятся больше и которых становится всё больше.
Олеся со своими. Таня со своими. Янка со своими. Инна Фридман с дочкой. В прошлом году приезжала Требенкова.
Или в позапрошлом?
Нет, я уже болел, следовательно, год назад.
Каждый раз вернувшись, Лена говорит одно и то же - что общаться на таких встречах невозможно, так как дети («свой груз» и своя особость, отгороженность) берут своё - каждый тянет в свою сторону, поэтому.
Главным бенефициантом этих митингов тоже каждый раз оказывается Поля, которой вместе со сверстницами позволяют заниматься «экстримом».
Вчера она испытала картинг. Сегодня говорит, что у неё болит попа.
После аптеки полез собирать вишню: Лена захотела увезти как гастрономический сувенир.
Проблема в том, что сезон вишни давно прошёл и то, что висит, во-первых, сложно достать (низы объели, остались только верхушки), а, во-вторых, она не очень хорошая.
То, что называется «вяленая».
Пришлось ставить стремянку, чтобы залезть на самую верхотуру, откуда слышно и видно неубранный двор соседей. Потом пришёл отец и стремянку у меня отобрал, так как она предназначена для книг, а не для вишни. Выдал другую.
Другая стала проваливаться в землю помидорного поля и конструкцию пришлось укреплять досками. После чего я залез и стал выискивать цельные ягоды. Их немного, но есть.
Сбор вишни - не тупая, механическая работа, поэтому тут особо своими мыслями не займёшься, нужно разворачивать ветки, которые растут, подобно капустным листьям, заворачиваясь внутрь и образуя структуру, стремящуюся к замкнутости.
Так вот, прежде всего, ты разворачиваешь эту спираль, раскрывая нутрянку дерева и только после испытываешь его на гибкость. Сухие плоды осыпаются под ноги, точно мушки, переспелые ягоды висят, налитые соком и снимать их следует крайне внимательно - чтобы они не взорвались.
Мимо забора только что прошли два узбека. Остановились, молча посмотрели, пошли дальше.
Пока собирал, израильтяне вернулись из парка. Бабушка усадила кормить Данеля, Лена начала накрывать на стол для всего остального семейства.
Заметил, что в последние дни перед отъёздом к ней возвращается тель-авивский акцент. Усиливается плавность растянутых окончаний и восходящая линия интонаций.
Баба Нина кормит Данеля, заговаривая ему зубы. Говорит всё, что в голову придёт, лишь бы он слушал, широко открывая рот.
Она так же и меня кормила, помню ещё: слова расширяют глаза, становясь самодостаточными образами. Это завораживает. Не может не завораживать.
Рот раскрывается сам. Возможно, просто от удивления.
Мама лепит присказки со скоростью завзятого репера. Лишь бы слушал.
Лишь бы ел, да слушал, держась маленькими руками за слюнявчик.
Подсознание опережает речь: свободной от ложки с кашей рукой, мама перебирает крошечные кукольные игрушки, формируя команду, «которая поедет на море».
«Вот и волк поедет, и волшебник поедет. А медведь не поедем, не возьмём медведя. И медведицу тоже не возьмём».
Ну, да, для меня Тель-Авив - это тоже, прежде всего, море и пляжи. Небо, конечно же.
Ложка летает над столиком для кормления, точно самолёт, идущий то на взлёт, то на посадку.
Новые привычки и умения Лены, приобретённые за десять израильских лет, раскрываются неожиданно - например, когда они с Тиграном начинают укладывать чемоданы.
Ещё в прошлый раз заметил, как это у них ловко и аккуратно получается. Тютелька в тютельку. Место в чемоданах заканчивается ровно тогда, когда заканчиваются пожитки, сувениры и подарки малой родины.
Мама перебирает на кухне вишню. Лучшее Лене, остальное на пирог или в компот. Напевает себе что-то. Потом спрашивает у меня зачем Лене вишня. «Никак не пойму, угостить, что ли, кого? Она еще с собой картошку завернуть попросила, говорит, что вырастит в горшке. Так у них один знакомый сделал…»
- Ну, да, у них же в магазинах один батат, - говорю. - А вишня ей и самой нужна.
- Компот варить? - С надеждой спрашивает папа (он сегодня животом болеет), так как некондиционной вишни больше, чем «хорошей».
- Зачем компот? Сырой есть. Я и сам собираюсь о вас с чемоданом зелёных помидор вернуться, так как в Москве нормальных помидор не найдёшь никогда.
Про картошку мне Лена в самые первые дни приезда рассказывала: кто-то из их новых израильских друзей, съездив на родину в Шостку (!) привёз оттуда картофелину, которую посадил у себя на балконе.
А потом, с удовольствием, как говорят свидетели, поедал плоды совместного украинско-израильского сотрудничества.
Ну, раз так, мама Нина посылает меня собирать смородину. Чёрную я ещё до тропических ливней убрал, осталась чёрная, «у самого забора».
Собирать смородину оказывается ещё более ювелирным делом, чем вишню.
Она, как следует не успев созреть, начала съёживаться: одновременно на одной веточке висит пара полноценных планет, пара зелёных, да большинство сдувшихся.
Стой, да отбирай.
Плюс крапива, в которую я тут же залез по горло. Вчера, задумавшись, обжег пальцы о кастрюлю. Сегодня, вот, крапива, запутавшаяся в ветках смородиновых кустов, сплетенная возле «самого забора» с соседскими вьюнами.
От ожогов лучше всего помогает зубная паста. Так помогает, что я даже смог печатать. От крапивы ничего не помогает, но она так приятно жжёт, что не страшно.
И, даже говорят, полезно. Задарма-то, лишний раз почувствовать себя живым.
Так что сначала воевал с сорняками, расчищая делянку для работы, затем «выпиливал» форматные ягоды, слушая чириканье соседок под развесистой грушей, лай собак (они в посёлке, кажется, не перестают брехать ни днём, ни ночью) и думал о Топорове.. -
- …ещё когда в аптеку шёл, Ханифе прислала мне из Стамбула сообщение в ФБ о том, что Топоров умер.
Текст этот мне всё никак не дадут закончить. Сначала Полина привела Данельку на второй этаж шуметь в соседней комнате. Теперь вот мама Нина посылает нарвать Лене рукколы в дорогу - в прошлом году ей этого «букета» на две недели хватило.
Я тоже, возвращаясь осенью в столицу, стараюсь собрать с собой побольше «даров природы», точно они - посольство родины на чужбине, та самая пуповина, которая… ну, понятно.
Никакой прагматики, хотя наша руккола и, тем более, наши помидоры, выросшие под южноуральским небом, южноуральским солнцем (как будто всюду солнце разное!) и южноуральскими осадками, отличаются от московских как травы и овощи совершенно других видов.
Конечно же, не с родиной, таким образом, поддерживаешь связь, но с самимэтим состоянием, которое всё ещё длится пока ты здесь - на земле.
Буквально: на земле огорода, окружающего конкретное родительское поместье, а не какой-нибудь там многоквартирник, безучастный к судьбам своих жителей.
Взяв ножницы, спускаюсь в палисад.
Небо сегодня изумительно чистое, ветра нет и, с этой стороны дома, очень тихо.
Солнце теперь совсем уже какое-то осеннее: спину ещё греет, а лицо уже нет.
Да я и не подставляю.
Тетка перед мной спрашивает про пластырь - оставляет ли он следы. Парень отвечает скороговоркой.
- Не знаю, не пробовал.
Точно все рекомендации здесь, в аптеке (!) выдаются на основе личного, а не профессионального опыта. Из-за невозмутимости скороговорки тетка даже не поняла, что её обхамили.
Меня, честно говоря, удивили обе реакции.
Завтра наши израильтяне уезжают с правильно оформленными документами. С чистого листа.
Последние два дня они ездят в парк Гагарина на встречи с одноклассницами и однокурсницами, которые, в свою очередь, привозят своих детей (поэтому Данеля они забирают с собой).
Это стало почти традицией и повторяется из года в год: встречи с детьми, которые становятся больше и которых становится всё больше.
Олеся со своими. Таня со своими. Янка со своими. Инна Фридман с дочкой. В прошлом году приезжала Требенкова.
Или в позапрошлом?
Нет, я уже болел, следовательно, год назад.
Каждый раз вернувшись, Лена говорит одно и то же - что общаться на таких встречах невозможно, так как дети («свой груз» и своя особость, отгороженность) берут своё - каждый тянет в свою сторону, поэтому.
Главным бенефициантом этих митингов тоже каждый раз оказывается Поля, которой вместе со сверстницами позволяют заниматься «экстримом».
Вчера она испытала картинг. Сегодня говорит, что у неё болит попа.
После аптеки полез собирать вишню: Лена захотела увезти как гастрономический сувенир.
Проблема в том, что сезон вишни давно прошёл и то, что висит, во-первых, сложно достать (низы объели, остались только верхушки), а, во-вторых, она не очень хорошая.
То, что называется «вяленая».
Пришлось ставить стремянку, чтобы залезть на самую верхотуру, откуда слышно и видно неубранный двор соседей. Потом пришёл отец и стремянку у меня отобрал, так как она предназначена для книг, а не для вишни. Выдал другую.
Другая стала проваливаться в землю помидорного поля и конструкцию пришлось укреплять досками. После чего я залез и стал выискивать цельные ягоды. Их немного, но есть.
Сбор вишни - не тупая, механическая работа, поэтому тут особо своими мыслями не займёшься, нужно разворачивать ветки, которые растут, подобно капустным листьям, заворачиваясь внутрь и образуя структуру, стремящуюся к замкнутости.
Так вот, прежде всего, ты разворачиваешь эту спираль, раскрывая нутрянку дерева и только после испытываешь его на гибкость. Сухие плоды осыпаются под ноги, точно мушки, переспелые ягоды висят, налитые соком и снимать их следует крайне внимательно - чтобы они не взорвались.
Мимо забора только что прошли два узбека. Остановились, молча посмотрели, пошли дальше.
Пока собирал, израильтяне вернулись из парка. Бабушка усадила кормить Данеля, Лена начала накрывать на стол для всего остального семейства.
Заметил, что в последние дни перед отъёздом к ней возвращается тель-авивский акцент. Усиливается плавность растянутых окончаний и восходящая линия интонаций.
Баба Нина кормит Данеля, заговаривая ему зубы. Говорит всё, что в голову придёт, лишь бы он слушал, широко открывая рот.
Она так же и меня кормила, помню ещё: слова расширяют глаза, становясь самодостаточными образами. Это завораживает. Не может не завораживать.
Рот раскрывается сам. Возможно, просто от удивления.
Мама лепит присказки со скоростью завзятого репера. Лишь бы слушал.
Лишь бы ел, да слушал, держась маленькими руками за слюнявчик.
Подсознание опережает речь: свободной от ложки с кашей рукой, мама перебирает крошечные кукольные игрушки, формируя команду, «которая поедет на море».
«Вот и волк поедет, и волшебник поедет. А медведь не поедем, не возьмём медведя. И медведицу тоже не возьмём».
Ну, да, для меня Тель-Авив - это тоже, прежде всего, море и пляжи. Небо, конечно же.
Ложка летает над столиком для кормления, точно самолёт, идущий то на взлёт, то на посадку.
Новые привычки и умения Лены, приобретённые за десять израильских лет, раскрываются неожиданно - например, когда они с Тиграном начинают укладывать чемоданы.
Ещё в прошлый раз заметил, как это у них ловко и аккуратно получается. Тютелька в тютельку. Место в чемоданах заканчивается ровно тогда, когда заканчиваются пожитки, сувениры и подарки малой родины.
Мама перебирает на кухне вишню. Лучшее Лене, остальное на пирог или в компот. Напевает себе что-то. Потом спрашивает у меня зачем Лене вишня. «Никак не пойму, угостить, что ли, кого? Она еще с собой картошку завернуть попросила, говорит, что вырастит в горшке. Так у них один знакомый сделал…»
- Ну, да, у них же в магазинах один батат, - говорю. - А вишня ей и самой нужна.
- Компот варить? - С надеждой спрашивает папа (он сегодня животом болеет), так как некондиционной вишни больше, чем «хорошей».
- Зачем компот? Сырой есть. Я и сам собираюсь о вас с чемоданом зелёных помидор вернуться, так как в Москве нормальных помидор не найдёшь никогда.
Про картошку мне Лена в самые первые дни приезда рассказывала: кто-то из их новых израильских друзей, съездив на родину в Шостку (!) привёз оттуда картофелину, которую посадил у себя на балконе.
А потом, с удовольствием, как говорят свидетели, поедал плоды совместного украинско-израильского сотрудничества.
Ну, раз так, мама Нина посылает меня собирать смородину. Чёрную я ещё до тропических ливней убрал, осталась чёрная, «у самого забора».
Собирать смородину оказывается ещё более ювелирным делом, чем вишню.
Она, как следует не успев созреть, начала съёживаться: одновременно на одной веточке висит пара полноценных планет, пара зелёных, да большинство сдувшихся.
Стой, да отбирай.
Плюс крапива, в которую я тут же залез по горло. Вчера, задумавшись, обжег пальцы о кастрюлю. Сегодня, вот, крапива, запутавшаяся в ветках смородиновых кустов, сплетенная возле «самого забора» с соседскими вьюнами.
От ожогов лучше всего помогает зубная паста. Так помогает, что я даже смог печатать. От крапивы ничего не помогает, но она так приятно жжёт, что не страшно.
И, даже говорят, полезно. Задарма-то, лишний раз почувствовать себя живым.
Так что сначала воевал с сорняками, расчищая делянку для работы, затем «выпиливал» форматные ягоды, слушая чириканье соседок под развесистой грушей, лай собак (они в посёлке, кажется, не перестают брехать ни днём, ни ночью) и думал о Топорове.. -
- …ещё когда в аптеку шёл, Ханифе прислала мне из Стамбула сообщение в ФБ о том, что Топоров умер.
Текст этот мне всё никак не дадут закончить. Сначала Полина привела Данельку на второй этаж шуметь в соседней комнате. Теперь вот мама Нина посылает нарвать Лене рукколы в дорогу - в прошлом году ей этого «букета» на две недели хватило.
Я тоже, возвращаясь осенью в столицу, стараюсь собрать с собой побольше «даров природы», точно они - посольство родины на чужбине, та самая пуповина, которая… ну, понятно.
Никакой прагматики, хотя наша руккола и, тем более, наши помидоры, выросшие под южноуральским небом, южноуральским солнцем (как будто всюду солнце разное!) и южноуральскими осадками, отличаются от московских как травы и овощи совершенно других видов.
Конечно же, не с родиной, таким образом, поддерживаешь связь, но с самимэтим состоянием, которое всё ещё длится пока ты здесь - на земле.
Буквально: на земле огорода, окружающего конкретное родительское поместье, а не какой-нибудь там многоквартирник, безучастный к судьбам своих жителей.
Взяв ножницы, спускаюсь в палисад.
Небо сегодня изумительно чистое, ветра нет и, с этой стороны дома, очень тихо.
Солнце теперь совсем уже какое-то осеннее: спину ещё греет, а лицо уже нет.
Да я и не подставляю.