"Язык большинства - язык мира; возрождение миноритарного языка по самой своей сути конфликтогенно"
Язык большинства - язык мира; возрождение миноритарного языка по самой своей сути конфликтогенно
Третья уловка языкового большинства заключается в том, чтобы жаловаться на якобы «конфликтогенный характер» движения за возрождение миноритарного языка.
Это, мол, не языковое большинство является источником конфликта (хотя оно под угрозой санкций контролирует и держит в руках самые важные рычаги власти и финансов), а несоизмеримые по масштабу усилия меньшинства влекут нарушение спокойствия. Даже хваленое «отсутствие языковой политики» во многих демократических странах на самом деле есть политика, направленная против языков меньшинств, потому что она лишает их легитимности путем намеренного игнорирования и тем самым не позволяет им занять место в списке общих ценностей, достойных поддержки.
Разумеется, большая часть действий за возрождение языка (стадии 8-5: реконструкция мертвого языка, изучение его взрослыми, создание языковой среды на домашнем и на местном уровне, кружки по изучению языка) являются прямой противоположностью раздуванию конфликта в каком бы то ни было реальном смысле; они по сути своей опираются на работу с общественным мнением, чтобы получить поддержку, одобрение и признание как в лагере большинства, так и в лагере меньшинства.
Многие скажут, что и стадия 4 (изучение миноритарного языка в государственных школах) не конфронтационная, так как образование в любом случае должно соответствовать всем требованиям, установленным властью этноязыкового большинства.
Стадии 3-1 (использование миноритарного языка в образовании, СМИ и в официальной сфере) также не конфронтационные, если осуществлять их с использованием обычных демократических политических процессов поиска компромисса, достижения договоренностей и создания коалиций.
Может быть, обвинение сторонников возрождения языка в «разжигании конфликта и конфронтации» является примером «соломинки в чужом глазу»? В самом деле, почти во всех случаях мощь сторонников языкового возрождения ничтожна по сравнению с мощью, которая противостоит им и которую они должны преодолеть.
Может быть, намеренное смешение понятий политической и физической борьбы - демагогический, а не демократический прием большинства? Разве сам термин «политическая борьба» не является метафорой, включающей в себя целый политический процесс, в том числе поиск компромисса, создание коалиций, достижение договоренностей, осуществление права на петиции и на создание организаций и т.д.?
И разве наличие политической борьбы не является лучшей гарантией того, что физическая борьба не произойдет? Разве мудро ставить сторонников возрождения миноритарного языка перед ложной дилеммой: «Один бес - что так, что этак».
(Joshua Fishman, Can Threatened Languages Be Saved? Clevedon, Multilingual Matters, 2000)
Ранее:
«Естественность» отмирания миноритарного языка
"Экономические ценности, этнокультурные ценности и культурная демократия"
Третья уловка языкового большинства заключается в том, чтобы жаловаться на якобы «конфликтогенный характер» движения за возрождение миноритарного языка.
Это, мол, не языковое большинство является источником конфликта (хотя оно под угрозой санкций контролирует и держит в руках самые важные рычаги власти и финансов), а несоизмеримые по масштабу усилия меньшинства влекут нарушение спокойствия. Даже хваленое «отсутствие языковой политики» во многих демократических странах на самом деле есть политика, направленная против языков меньшинств, потому что она лишает их легитимности путем намеренного игнорирования и тем самым не позволяет им занять место в списке общих ценностей, достойных поддержки.
Разумеется, большая часть действий за возрождение языка (стадии 8-5: реконструкция мертвого языка, изучение его взрослыми, создание языковой среды на домашнем и на местном уровне, кружки по изучению языка) являются прямой противоположностью раздуванию конфликта в каком бы то ни было реальном смысле; они по сути своей опираются на работу с общественным мнением, чтобы получить поддержку, одобрение и признание как в лагере большинства, так и в лагере меньшинства.
Многие скажут, что и стадия 4 (изучение миноритарного языка в государственных школах) не конфронтационная, так как образование в любом случае должно соответствовать всем требованиям, установленным властью этноязыкового большинства.
Стадии 3-1 (использование миноритарного языка в образовании, СМИ и в официальной сфере) также не конфронтационные, если осуществлять их с использованием обычных демократических политических процессов поиска компромисса, достижения договоренностей и создания коалиций.
Может быть, обвинение сторонников возрождения языка в «разжигании конфликта и конфронтации» является примером «соломинки в чужом глазу»? В самом деле, почти во всех случаях мощь сторонников языкового возрождения ничтожна по сравнению с мощью, которая противостоит им и которую они должны преодолеть.
Может быть, намеренное смешение понятий политической и физической борьбы - демагогический, а не демократический прием большинства? Разве сам термин «политическая борьба» не является метафорой, включающей в себя целый политический процесс, в том числе поиск компромисса, создание коалиций, достижение договоренностей, осуществление права на петиции и на создание организаций и т.д.?
И разве наличие политической борьбы не является лучшей гарантией того, что физическая борьба не произойдет? Разве мудро ставить сторонников возрождения миноритарного языка перед ложной дилеммой: «Один бес - что так, что этак».
(Joshua Fishman, Can Threatened Languages Be Saved? Clevedon, Multilingual Matters, 2000)
Ранее:
«Естественность» отмирания миноритарного языка
"Экономические ценности, этнокультурные ценности и культурная демократия"