Генерал М.В. Алексеев и вопрос о монархии
8 октября сего года исполнилось 105 лет со дня кончины генерала Михаила Васильевича Алексеева (1857 - 1918) - героя Гражданской войны, одного из родоначальников Белого Движения, основателя Добровольческой Армии на Юге России, участника Ледяного Похода, ветерана Русско-Турецкой, Русско-Японской и Первой Мировой войн, выдающегося военного теоретика своего времени. Михаил Васильевич скончался 8 октября (25 сентября по старому стилю, принятому на территориях, контролируемых Добровольческой Армией) 1918 года, окружённый заслуженным почётом среди своих добровольцев. Прославленный Ледяным Походом Партизанский пехотный полк и 1-й конный полк Добровольческой Армии получили именное шефство почившего полководца и стали именоваться Алексеевскими. Авторитет Алексеева в рядах Белого Движения и впрямь был исключительным. Соратники вспоминали, что после гибели генерала Л.Г. Корнилова именно Алексеев утвердил новым командующим Добровольческой Армии генерала А.И. Деникина. Приказ был подписан "генерал М.В. Алексеев", без указания должности: человеку такого масштаба официальные должности были не нужны. Впрочем, Деникин, став командующим, всё-таки нашёл для Михаила Васильевича подобающую его авторитету должность: Верховный Руководитель Добровольческой Армии.
Поднимая белых добровольцев на борьбу, скликая на Дон военную молодёжь и офицеров-фронтовиков, Алексеев руководствовался исключительно патриотическими мотивами. Уже в 1915 - 1916 годах, по должности начальника штаба Ставки Верховного Главнокомандующего, генерал имел информацию о подрывной работе, которую вели против России большевики, об участии в этой работе немецкой агентуры. Приход большевиков к власти однозначно расценивался им как гибель России, как решительный шаг к национальной катастрофе, которую он стремился предотвратить. Сепаратный мир с Германией в условиях, когда немецкие войска оккупировали огромные территории, принадлежащие России, мир, о "необходимости" которого большевики говорили в открытую, Алексеев справедливо считал предательским. Михаил Васильевич не рвался к власти - он знал, что борьба против большевиков - последнее дело его жизни. Этому делу он отдал все свои угасающие силы.
Для участников Белого Движения, как для тех, кто выжил и ушёл в эмиграцию в надежде скоро вернуться в Россию и снова сражаться против большевиков, так и для тех, чьи кости истлели на просторах России, Алексеев был безусловным героем. Более того: для участников Белого Движения он, как бывший начальник штаба Ставки Верховного Главнокомандующего при императоре Николае II, считался олицетворением монархической идеи (и противопоставлялся в этом отношении "республиканцу" Л.Г. Корнилову). Между тем, для сегодняшней ультрамонархической тусовки Алексеев - "предатель Святого Царя" и чуть ли не главный организатор Февральской революции. О подлинной роли Алексеева в Февральской революции, о том поистине страшном и трагическом выборе, перед которым в начале марта 1917 года оказался не только Михаил Васильевич, но и его августейший главнокомандующий - сам император Николай II, я уже писал [1]. Настало время разобраться принципиально с вопросом о том, что думал Михаил Васильевич о монархии как таковой и насколько справедливо было представление белогвардейской молодёжи об Алексееве как о лидере "монархического крыла" Добровольческой Армии.
Прежде всего, за все годы, предшествовавшие Первой Мировой войне, Алексеев не давал ни малейшего повода усомниться в своей верности монархии и царствовавшему государю. Никаких свидетельств о какой-либо оппозиционности Алексеева-офицера, Алексеева-профессора или Алексеева-генштабиста, никаких документов за его подписью, ставивших под сомнение необходимость монархии или достоинства Николая II как правителя,историками не найдено, кроме мутных разговоров всяких мутных личностей, лично Алексеева не знавших, о "младотурках" да откровенно конспирологических спекуляций о его, якобы, еврейском происхождении. Это дало основание историку В.Ж. Цветкову определённо отнести участие Алексеева в антицарском заговоре и его, якобы, имевшие место контакты с думской оппозицией и масонами к разряду мифов и сплетен [2]. Вспомним о том, как сам Алексеев аттестовал императора Николая II в начале их совместной работы в штабе Ставки: "С Государем спокойнее. Его Величество даёт указания, столь соответствующие боевым стратегическим задачам, что разрабатываешь эти директивы с полным убеждением в их целесообразности. Он прекрасно знает фронт и обладает редкой памятью. С ним мы спелись. А когда уезжает Царь, не с кем и посоветоваться". Стоит помнить и о жалобах действительного вождя Февральской революции - Гучкова - на то, что он пишет Алексееву в Ставку и не получает ответа [3].
А.И. Гучков, один из главных организаторов заговора
против святого царя Николая II. Именно он, а не Алексеев,
был вождём Февральской революции.
Таким образом, определённо можно утверждать, что ни в какой фронде Алексеев не состоял и никаких оппозиционных настроений по отношению к императору не питал. Любопытно также свидетельство историка В.М. Хрусталёва, автора довольно подробной и обстоятельной книги о великом князе Михаил Александровиче, несостоявшемся преемнике Николая II. Хрусталёв сам принадлежит к ультрамонархическим кругам и сам охотно тиражирует всякие конспирологические сплетни и лжепророчества, о чём я тоже уже писал. Тем символичнее признания такого человека, когда речь идёт о монархизме генерала Алексеева. Так вот, Хрусталёв пишет [4] со ссылкойна В.В. Вырубова, что осенью 1916 года, после того, как выдохся Брусиловский прорыв, Г.Е. Львов прибыл в Ставку к Алексееву и был им принят. Алексеев, разумеется, встречался с думскими и земскими деятелями - с теми, кто работал на оборону и на снабжение армии, что для Алексеева всегда было первостепенным. Но в этот раз Львов завёл разговор о засилье Распутина и его ставленников и о "дурном" влиянии императрицы Александры Фёдоровны. Алексеев, который действительно терпеть не мог Распутина и очень критически относился к императрице [5], предложил Львову с помощью двух - трёх "общественных деятелей" арестовать императрицу в Ставке и принудительно увезти в монастырь, после чего поставить императора перед свершившимся фактом и потребовать создания ответственного министерства. По утверждениям Хрусталёва, Алексеев соглашался на участие в этом деле только при условии, что на власть и права самого императора Николая Александровича никто не посягнёт. Алексеев, подчёркивает Хрусталёв, был против принудительного отречения государя. Разговор происходил 25 октября 1916 года, а уже спустя несколько дней при новой встрече с Львовым Алексеев переменил своё мнение и высказался категорически против переворота, опасаясь, что он приведёт к революции и крушению фронта. Предшествовали такому неожиданному для Львова повороту тяжёлая болезнь, поразившая Михаила Васильевича, и беседа с императором с глазу на глаз в первый же день этой болезни. О чём разговаривал Алексеев с императором, Хрусталёв умалчивает.
Очень сомнительная история, если вдуматься. Вряд ли Алексеев - грамотный стратег, хорошо знавший императора, мог бы всерьёз рассчитывать, что царицу в Ставке удастся арестовать силами "двух - трёх общественных деятелей", пусть даже вооружённых: в Ставке было полно офицеров, не считая солдат Георгиевского батальона, которые, видя столь явное неуважение к августейшей особе со стороны странных штатских, наверняка вмешались бы и исполнили долг присяги. Планировать арест императрицы Алексеев мог бы именно силами находившихся в Ставке военных - но об участии чинов Ставки в заговоре Хрусталёв почему-то ничего не упоминает. Кроме того, Алексеев не мог не понимать, что после попытки ареста и изоляции любимой жены император Николай Александрович вряд ли стал бы более восприимчив к предложениям оппозиции - скорее, с точностью до наоборот. Ну, разве что, императрица была бы захвачена оппозицией в заложницы, и императора начали бы шантажировать, угрожая её убить. Но о таких чудовищных планах оппозиции Хрусталёв также не упоминает.
Князь Г.Е. Львов, с которым, по утверждениям В.М. Хрусталёва,
Алексеев вёл переговоры о заговоре против императрицы Александры Фёдоровны.
Однако даже при такой сомнительности данного рассказа обращают на себя внимание два обстоятельства, которые Хрусталёв старательно подчёркивает. Во-первых - то, что Алексеев категорически выступает против любых попыток отрешить государя от престола. А во-вторых - то, что в конечном итоге Алексеев полностью отказался от каких бы то ни было заговорщических планов, причём произошло это под влиянием разговора с государем. Таким образом, данная история, сколь бы неправдоподобной она ни казалась, свидетельствует в пользу того, что Алексеев был, пусть и сомневающимся, и колеблющимся, но всецело верноподданным человеком. К тому же этот разговор и прозвучавшие на нём предложения Львову могли быть как раз попыткой удержать буйные головы заговорщиков от попытки дворцового переворота (по крайней мере, от посягательства на императора). А возможно - и вовсе были ловушкой для Львова и его сторонников.
Алексеев не только не стремился к революции - он боялся её. По свидетельству А.С. Кручинина, Алексеева очень беспокоили перспективы окончания войны, когда огромная армия, сражающаяся на фронте, будет демобилизована, и бывшие солдаты потоком хлынут в мирную жизнь... не имея никакой возможности в ней устроиться, ибо их рабочие места давно заняты другими людьми. Ведь промышленность не должна простаивать из-за того, что большую часть рабочих забрали на фронт. Боялся Алексеев и того, что слабые, плохо организованные действия правительства, неготового к столь масштабной войне, дискредитируют царя, что в сознании народа неудачи правительства окажутся намертво соединены с именем самодержца (которого, как я писал выше, Алексеев ценил и за которого искренне переживал). Тем более, что революционные партии вовсю старались в этом направлении, и от глаз Алексеева эта деятельность не укрылась. "Народная молва не отделяет имени Вашего Императорского Величества от деятельности правительства, от всего того дурного, чем преисполнена Русская земля. Спасать имя своего государя, выделить его в вероятные кровавые часы нашей истории из среды дряблого правительства - священный долг каждого верноподданного", - писал Алексеев императору. Примечательно, что писал он это именно императору, а не представителям оппозиционных партий. В последнем случае его слова можно было бы счесть "подливанием масла в огонь разгоравшейся революции". Но Алексеев следовал тому, что сам считал долгом верноподданного - пытался совместно с царём выработать комплекс мер по противодействию революции.
Алексеев и Николай II за работой в Ставке
Представителей же думской оппозиции он старательно убеждал прекратить на время войны свою оппозиционную деятельность. "Всякое потрясение во время войны окончательно сломает армию, которая и без того еле держится", - говорил он в 1916 году думским деятелям Коновалову и Челнокову в ответ на прямой вопрос: "Не стоит ли во имя сплочения страны убрать Николая II?" Человек, имевший отношение к подготовке революции, вряд ли рассуждал бы таким образом.
Каковы на самом деле были политические виды Алексеева и его планы по внутреннему устройству России, мы можем судить всё по той же книге В.Ж. Цветкова. Собственным представлениям Алексеева о необходимом политическом устройстве страны на время войны, как пишет Цветков, соответствовал выдвинутый им проект учреждения "диктатуры тыла". Несмотря на то, что к 1916 году снарядный и патронный голод в стране удалось ликвидировать (не в последнюю очередь - усилиями царя-главнокомандующего), Алексеев отчётливо видел, что даже возросшие объёмы производства в нашей военной промышленности не удовлетворяют потребностей армии, оцениваемых по опыту Брусиловского прорыва. Война, как понимал генерал, входит в завершающую фазу, наступление Русской Армии, запланированное на 1917 год, должно было быть ещё более масштабным, нежели наступление Брусилова в 1916-м году, между тем, тыл на пределе возможностей снабжал фронт Брусилова, дополнительные снаряды и патроны на Юго-Западный фронт подвозились в ущерб интересам Западного и Северного фронтов. А в наступающем году подобное снабжение было уже немыслимо.
М.В. Алексеев за работой в штабе Ставки со своими сотрудниками.
Видел Алексеев и то, что при возросших потребностях армии в артиллерии, винтовках, патронах и снарядах промышленность в России, как военная, так и та, которая призвана обеспечивать потребности оборонной промышленности в ресурсах, не используется в полной мере. Плохо обстоят дела и с сырьём - в частности, когда потребности военной промышленности в металле неуклонно растут, в Донбассе закрываются (!!!) металлургические предприятия из-за того, что не могут подвезти ни руды, ни угля. А ведь всё это добывалось там же, имелись богатейшие залежи. Отмечал Алексеев и низкую пропускную способность железных дорог, которые не справлялись с необходимым для армии и военной промышленности объёмами перевозок [6].
В качестве меры по устранению столь угрожающего положения, грозившего сорвать наступление 1917 года, Алексеев видел милитаризацию промышленности и транспорта и сосредоточение всех вопросов управления тылом в руках верховного министра государственной обороны. В руках этого министра Алексеев предлагал сосредоточить все вопросы, так или иначе связанные с производством вооружений, распределением и финансированием военных заказов. В полное подчинение этому министру передавались не только военный и морской министры, но и министры путей сообщения, торговли и промышленности, земледелия. Верховный министр государственной обороны, по мнению Алексеева, должен был иметь полномочия отдавать перечисленным министерствам приказы, обязательные к исполнению, и вообще обладать в тылу такими же правами, которыми на фронте наделён Верховный Главнокомандующий [7].
Великий князь Сергей Михайлович Романов.
Именно его Алексеев прочил на роль диктатора тыла.
А теперь - внимание. Назначить на пост верховного министра государственной обороны Алексеев предлагал одного из великих князей по усмотрению императора (предполагая для этой должности генерал-инспектора артиллерии великого князя Сергея Михайловича [8]). И самое главное - верховный министр подчинялся исключительно императору, только от императора мог получать распоряжения, никто, кроме императора, не мог требовать у него отчёта. Таким образом, с одной стороны, в тылу фактически утверждалась должность военного диктатора на всё время военных действий, с другой, словно упреждая возможные возражения, что этот диктатор может узурпировать верховную власть, Алексеев ставит этого диктатора в полное и безоговорочное подчинение императора, с одной стороны, ограждая его от влияния министров и премьера Штюрмера [9], а с другой - делал этого диктатора проводником императорской воли. То есть, создание должности верховного министра государственной обороны, по мысли Алексеева, призвано было укрепить власть государя. Именно в этом ключе данный проект и был расценен деятелями думской оппозиции, не забывшими Алексееву таких предложений даже после Февральской революции. "Вспомните, что генерал Алексеев являлся постоянным противником мероприятий, которые ему неоднократно предлагались из тыла как неотложные, - писал Родзянко Львову, даже не скрывая своего раздражения по адресу генерала [10]. - Дайте себе отчет в том, что генерал Алексеев всегда считал, что армия должна командовать над тылом, что армия должна командовать над волею народа и что армия должна как бы возглавлять собою и правительство, и все его мероприятия... Не забудьте, что генерал Алексеев настаивал определенно на немедленном введении военной диктатуры" (жирный шрифт мой - М.М.).
Более того: сосредоточение всех вопросов снабжения армии в руках назначенного императором и подчинённого императору диктатора фактически лишало работы присосавшиеся к армии всевозможные общественные организации типа "Земгора", как раз выступавшие проводниками заговорщического влияния на войска. Успешность частной инициативы, полезность для армии упомянутых выше общественных организаций отмечают многие исследователи. Но обнаруживается, что Алексеев - тот самый Алексеев, которого сегодня многие норовят выставить главным организатором Февральской революции! - как раз стремился положить конец их влиянию, изъять армию и её снабжение из ведения либеральной оппозиции.
М.В. Алексеев за рабочим столом
Мне могут возразить, что Алексеев выступал сторонником идеи "ответственного министерства" и отстаивал её перед императором. Да, такое имело место. Целых... два раза, по свидетельству генерала Борисова, действительно, в отличие от Алексеева, придерживавшийся левых взглядов. Настойчивости в данном вопросе Алексеев не проявил. Убедительным тоже не оказался - Николай Александрович не только не принял предложений об "ответственном министерстве", но и сам Алексеев после таких предложений, по свидетельству того же Борисова, оказался "на пороге отставки" [11]. Видимо, Алексеев считал главным вопросом стабильность тыла и готов был опробовать для достижения этой стабильности любые средства, в том числе и частичные уступки оппозиции. Но достаточной веры в целесообразность этих уступок он не имел, почему и не проявил должной настойчивости - в отличие от проекта диктатуры тыла, который был похоронен лишь благодаря влиянию императрицы Александры Фёдоровны. На это же указывает и другой свидетель эпохи - адмирал Бубнов. Алексеев, по его мнению, "не сумел найти достаточно убедительных аргументов [12] (в пользу "ответственного министерства" - М.М.) и не защищал их с достаточной твёрдостью (жирный шрифт мой - М.М.), чтобы добиться желаемых результатов" [13].
А потом грянули роковые события февраля 1917 года, и Алексеев оказался перед трагическим выбором между собственной верностью императору и возможностью продолжать войну с австро-германскими захватчиками. Из этого выбора он не сумел найти достойного выхода. Но был ли вообще такой выход? Во всяком случае, устные воспоминания генерала Н.С. Тимановского, командира марковцев, заботливо сохранённые в эмиграции его боевыми соратниками, однозначно свидетельствуют, что февральская трагедия стала для Алексеева незаживающей раной на всю оставшуюся жизнь. Все два послефевральских года, которые Господь отпустил Алексееву, генерал мучился сомнениями и раскаянием - и не мог найти выхода.
Говоря об отношении Алексеева к Февральской революции, важно помнить не только то, что захватившие власть заговорщики-либералы не доверяли генералу и не считали его своим. Важно помнить, что сам Алексеев в период между Февралём и Октябрём последовательно выступал противником всех нововведений, которые принялись вводить в армии февралисты.
М.В. Алексеев с неустановленными лицами.
Фото 1917 года.
Важно помнить и свидетельства самих февралистов, которым в эмиграции, вроде как, совсем ни к чему было маскировать своё подлинное отношение к Алексееву и его предполагаемое участие в заговоре. Но Гучков, подробно пересказывая планы дворцового переворота, которые он вынашивал вместе со своими подельниками по "Прогрессивному блоку", в то же время подчёркивает, что никого из представителей высшего генералитета привлечь к заговору ему не удалось. Никого - следовательно, Алексеева в первую очередь: как начальник штаба Ставки он был главным среди высшего генералитета, выше его в иерархии стоял только император. Более того: Гучков пишет, что у него и его подельников была уверенность, что они (генералы - М.М.) бы нас арестовали, если бы мы посвятили их в наш план" [14].
Наконец, стоит взглянуть и на то, как смотрел на монархию Алексеев в период своей деятельности на посту верховного руководителя белой Добровольческой Армии. По свидетельству Деникина, Алексеев ни минут не сомневался, что Россия естественным путём по мере изживания большевизма подойдёт к мысли о восстановлении монархии. Более того: в какой-то момент Алексеев, отступив от традиционного для белогвардейцев лозунга "непредрешения формы правления в России" до победы над большевиками, потребовал от Деникина открытого провозглашения монархического лозунга, и лишь опасения Деникина оттолкнуть преждевременным выдвижением подобных идей от себя основную массу народа и, в частности, казачество, заставили Михаила Васильевича взять свои слова назад и вновь положиться на "естественный ход событий". Однако В.Ж. Цветков в своей монографии об Алексееве приводит ещё более любопытный (и ещё более важный) факт. Летом 1918 года Алексеев, курируя работу белогвардейского подполья на занятой большевиками территории и контакты с только что образовавшимся восточным фронтом Белой Борьбы, отправил в Поволжье для связи с чехословаками и войсками КомУча полковника Д.А. Лебедева (впоследствии ставшего начальником штаба у Колчака). Для Алексеева при выборе этой кандидатуры важным фактором являлось то, что Лебедев был убеждённым монархистом. Почему? Не только для того, чтобы противодействовать по мере возможности левацким политическим установкам КомУча. Помимо связи с восточными белогвардейскими формированиями, Лебедев имел особое, тайное поручение от Алексеева - изыскать средства для оказания помощи находившейся в заточении царской семье [15]. Помощь царской семье, находясь под контролем эсеро-меньшевицкого КомУча, была сопряжена со значительным риском, не говоря уже о риске, связанном с проникновением за линию фронта, в большевицкий тыл. Но Алексеев знал, что Лебедев, как монархист, на такой риск пойдёт. И сам шёл на риск осложнений с КомУчем, потому что помощь царственным узникам полагал своим долгом, не только военным и гражданским, но и религиозным.
Последнее фото М.В. Алексеева. Среди соратников по Белой Борьбе в 1918 году.
Генерал Д.А. Лебедев - эмиссар М.В. Алексеева
на Востоке России, впоследствии - начальник штаба
у А.В. Колчака.
В общем, можно смело утверждать вслед за В.Ж. Цветковым, что конспирологическая версия об Алексееве как об организаторе февральского переворота не просто не выдерживает критики, но что Алексеев был убеждённым монархистом и прилагал все усилия к тому, чтобы укрепить власть императора Николая II в условиях нарастающих революционных настроений. Когда же это ему не удалось - сохранил верность монархическим идеалам в условиях Гражданской войны. Более того - в условиях Гражданской войны Алексеев искал контактов с царственными узниками, искал возможности оказать им поддержку. Так что соратники Михаила Васильевича по Белой Борьбе были абсолютно правы, полагая его лидером монархического крыла.
_____________________________
Примечания.
[1] Желающие могут ознакомиться здесь, здесь и здесь.
[2] И давайте сразу договоримся: В.Ж. Цветков - доктор исторических наук, ставить под сомнения его слова без достаточных на то оснований мне, как дилетанту, не с руки. Поэтому, если кто пожелает спорить, прошу это делать аргументированно и со ссылками. Опровергнуть утверждения Цветкова можно письмами самого Алексеева или воспоминаниями близко знавших его людей, а не конспирологическим сочинениями Берберовой или Мультатули или голословными утверждениями Дубенского.
[3] О чём тоже пишет В.Ж. Цветков, см. Цветков В.Ж. Генерал Алексеев / В.Ж.Цветков. - М.: Вече, 2014. - с. 170 - 171 и с. 175.
[4] Хрусталёв В.М. Великий князь Михаил Александрович / В.М.Хрусталёв.- М.: Вече, 2008. - с. 280 - 281.
[5] В. Бондаренко утверждает, что Алексеев как-то открытым текстом назвал её "безумной женщиной", а её окружение - "клубком грязных червей".
[6] Цветков В.Ж. Генерал Алексеев / В.Ж.Цветков. - М.: Вече, 2014. - с. 189 - 194.
[7] Там же, с. 195 - 196 и с. 199.
[8] К слову, великий князь Сергей Михайлович считался близким другом Николая Второго. И то,что Алексеев планировал предложить на должность диктатора в тылу именно этого человека, косвенно свидетельствует о его полном доверии императору Николаю Второму и полном отсутствии какой-либо оппозиции со стороны Михаила Васильевича.
[9] которому Алексеев не доверял, считая его выдвиженцем Распутина. Однако неприязнь Алексеева к Штюрмеру и его кабинету никогда не переходила в неприязнь к императору и в стремление решить "проблему" революционным путём. Напротив - Алексеев боялся, как бы просчёты правительства не пали пятном на авторитет самодержца. "Народная молва не отделяет имени Вашего Императорского Величества от деятельности правительства, от всего того дурного, чем преисполнена Русская земля. Спасать имя своего государя, выделить его в вероятные кровавые часы нашей истории из среды дряблого правительства - священный долг каждого верноподданного" . - писал Алексеев императору.
[10] Цит. по: Цветков В.Ж. Генерал Алексеев / В.Ж.Цветков. - М.: Вече, 2014. - с. 202.
[11] Цветков В.Ж. Генерал Алексеев / В.Ж.Цветков. - М.: Вече, 2014. - с. 187.
[12] А в пользу диктатуры тыла - сумел. И достаточно много, и достаточно убедительных.
[13] Цит. по: Цветков В.Ж. Генерал Алексеев / В.Ж.Цветков. - М.: Вече, 2014. - с. 172.
[14] Цветков В.Ж. Генерал Алексеев / В.Ж.Цветков. - М.: Вече, 2014. - с. 184 - 185.
[15] Цветков В.Ж. Генерал Алексеев / В.Ж.Цветков. - М.: Вече, 2014. - с. 457.
Поднимая белых добровольцев на борьбу, скликая на Дон военную молодёжь и офицеров-фронтовиков, Алексеев руководствовался исключительно патриотическими мотивами. Уже в 1915 - 1916 годах, по должности начальника штаба Ставки Верховного Главнокомандующего, генерал имел информацию о подрывной работе, которую вели против России большевики, об участии в этой работе немецкой агентуры. Приход большевиков к власти однозначно расценивался им как гибель России, как решительный шаг к национальной катастрофе, которую он стремился предотвратить. Сепаратный мир с Германией в условиях, когда немецкие войска оккупировали огромные территории, принадлежащие России, мир, о "необходимости" которого большевики говорили в открытую, Алексеев справедливо считал предательским. Михаил Васильевич не рвался к власти - он знал, что борьба против большевиков - последнее дело его жизни. Этому делу он отдал все свои угасающие силы.
Для участников Белого Движения, как для тех, кто выжил и ушёл в эмиграцию в надежде скоро вернуться в Россию и снова сражаться против большевиков, так и для тех, чьи кости истлели на просторах России, Алексеев был безусловным героем. Более того: для участников Белого Движения он, как бывший начальник штаба Ставки Верховного Главнокомандующего при императоре Николае II, считался олицетворением монархической идеи (и противопоставлялся в этом отношении "республиканцу" Л.Г. Корнилову). Между тем, для сегодняшней ультрамонархической тусовки Алексеев - "предатель Святого Царя" и чуть ли не главный организатор Февральской революции. О подлинной роли Алексеева в Февральской революции, о том поистине страшном и трагическом выборе, перед которым в начале марта 1917 года оказался не только Михаил Васильевич, но и его августейший главнокомандующий - сам император Николай II, я уже писал [1]. Настало время разобраться принципиально с вопросом о том, что думал Михаил Васильевич о монархии как таковой и насколько справедливо было представление белогвардейской молодёжи об Алексееве как о лидере "монархического крыла" Добровольческой Армии.
Прежде всего, за все годы, предшествовавшие Первой Мировой войне, Алексеев не давал ни малейшего повода усомниться в своей верности монархии и царствовавшему государю. Никаких свидетельств о какой-либо оппозиционности Алексеева-офицера, Алексеева-профессора или Алексеева-генштабиста, никаких документов за его подписью, ставивших под сомнение необходимость монархии или достоинства Николая II как правителя,историками не найдено, кроме мутных разговоров всяких мутных личностей, лично Алексеева не знавших, о "младотурках" да откровенно конспирологических спекуляций о его, якобы, еврейском происхождении. Это дало основание историку В.Ж. Цветкову определённо отнести участие Алексеева в антицарском заговоре и его, якобы, имевшие место контакты с думской оппозицией и масонами к разряду мифов и сплетен [2]. Вспомним о том, как сам Алексеев аттестовал императора Николая II в начале их совместной работы в штабе Ставки: "С Государем спокойнее. Его Величество даёт указания, столь соответствующие боевым стратегическим задачам, что разрабатываешь эти директивы с полным убеждением в их целесообразности. Он прекрасно знает фронт и обладает редкой памятью. С ним мы спелись. А когда уезжает Царь, не с кем и посоветоваться". Стоит помнить и о жалобах действительного вождя Февральской революции - Гучкова - на то, что он пишет Алексееву в Ставку и не получает ответа [3].
А.И. Гучков, один из главных организаторов заговора
против святого царя Николая II. Именно он, а не Алексеев,
был вождём Февральской революции.
Таким образом, определённо можно утверждать, что ни в какой фронде Алексеев не состоял и никаких оппозиционных настроений по отношению к императору не питал. Любопытно также свидетельство историка В.М. Хрусталёва, автора довольно подробной и обстоятельной книги о великом князе Михаил Александровиче, несостоявшемся преемнике Николая II. Хрусталёв сам принадлежит к ультрамонархическим кругам и сам охотно тиражирует всякие конспирологические сплетни и лжепророчества, о чём я тоже уже писал. Тем символичнее признания такого человека, когда речь идёт о монархизме генерала Алексеева. Так вот, Хрусталёв пишет [4] со ссылкойна В.В. Вырубова, что осенью 1916 года, после того, как выдохся Брусиловский прорыв, Г.Е. Львов прибыл в Ставку к Алексееву и был им принят. Алексеев, разумеется, встречался с думскими и земскими деятелями - с теми, кто работал на оборону и на снабжение армии, что для Алексеева всегда было первостепенным. Но в этот раз Львов завёл разговор о засилье Распутина и его ставленников и о "дурном" влиянии императрицы Александры Фёдоровны. Алексеев, который действительно терпеть не мог Распутина и очень критически относился к императрице [5], предложил Львову с помощью двух - трёх "общественных деятелей" арестовать императрицу в Ставке и принудительно увезти в монастырь, после чего поставить императора перед свершившимся фактом и потребовать создания ответственного министерства. По утверждениям Хрусталёва, Алексеев соглашался на участие в этом деле только при условии, что на власть и права самого императора Николая Александровича никто не посягнёт. Алексеев, подчёркивает Хрусталёв, был против принудительного отречения государя. Разговор происходил 25 октября 1916 года, а уже спустя несколько дней при новой встрече с Львовым Алексеев переменил своё мнение и высказался категорически против переворота, опасаясь, что он приведёт к революции и крушению фронта. Предшествовали такому неожиданному для Львова повороту тяжёлая болезнь, поразившая Михаила Васильевича, и беседа с императором с глазу на глаз в первый же день этой болезни. О чём разговаривал Алексеев с императором, Хрусталёв умалчивает.
Очень сомнительная история, если вдуматься. Вряд ли Алексеев - грамотный стратег, хорошо знавший императора, мог бы всерьёз рассчитывать, что царицу в Ставке удастся арестовать силами "двух - трёх общественных деятелей", пусть даже вооружённых: в Ставке было полно офицеров, не считая солдат Георгиевского батальона, которые, видя столь явное неуважение к августейшей особе со стороны странных штатских, наверняка вмешались бы и исполнили долг присяги. Планировать арест императрицы Алексеев мог бы именно силами находившихся в Ставке военных - но об участии чинов Ставки в заговоре Хрусталёв почему-то ничего не упоминает. Кроме того, Алексеев не мог не понимать, что после попытки ареста и изоляции любимой жены император Николай Александрович вряд ли стал бы более восприимчив к предложениям оппозиции - скорее, с точностью до наоборот. Ну, разве что, императрица была бы захвачена оппозицией в заложницы, и императора начали бы шантажировать, угрожая её убить. Но о таких чудовищных планах оппозиции Хрусталёв также не упоминает.
Князь Г.Е. Львов, с которым, по утверждениям В.М. Хрусталёва,
Алексеев вёл переговоры о заговоре против императрицы Александры Фёдоровны.
Однако даже при такой сомнительности данного рассказа обращают на себя внимание два обстоятельства, которые Хрусталёв старательно подчёркивает. Во-первых - то, что Алексеев категорически выступает против любых попыток отрешить государя от престола. А во-вторых - то, что в конечном итоге Алексеев полностью отказался от каких бы то ни было заговорщических планов, причём произошло это под влиянием разговора с государем. Таким образом, данная история, сколь бы неправдоподобной она ни казалась, свидетельствует в пользу того, что Алексеев был, пусть и сомневающимся, и колеблющимся, но всецело верноподданным человеком. К тому же этот разговор и прозвучавшие на нём предложения Львову могли быть как раз попыткой удержать буйные головы заговорщиков от попытки дворцового переворота (по крайней мере, от посягательства на императора). А возможно - и вовсе были ловушкой для Львова и его сторонников.
Алексеев не только не стремился к революции - он боялся её. По свидетельству А.С. Кручинина, Алексеева очень беспокоили перспективы окончания войны, когда огромная армия, сражающаяся на фронте, будет демобилизована, и бывшие солдаты потоком хлынут в мирную жизнь... не имея никакой возможности в ней устроиться, ибо их рабочие места давно заняты другими людьми. Ведь промышленность не должна простаивать из-за того, что большую часть рабочих забрали на фронт. Боялся Алексеев и того, что слабые, плохо организованные действия правительства, неготового к столь масштабной войне, дискредитируют царя, что в сознании народа неудачи правительства окажутся намертво соединены с именем самодержца (которого, как я писал выше, Алексеев ценил и за которого искренне переживал). Тем более, что революционные партии вовсю старались в этом направлении, и от глаз Алексеева эта деятельность не укрылась. "Народная молва не отделяет имени Вашего Императорского Величества от деятельности правительства, от всего того дурного, чем преисполнена Русская земля. Спасать имя своего государя, выделить его в вероятные кровавые часы нашей истории из среды дряблого правительства - священный долг каждого верноподданного", - писал Алексеев императору. Примечательно, что писал он это именно императору, а не представителям оппозиционных партий. В последнем случае его слова можно было бы счесть "подливанием масла в огонь разгоравшейся революции". Но Алексеев следовал тому, что сам считал долгом верноподданного - пытался совместно с царём выработать комплекс мер по противодействию революции.
Алексеев и Николай II за работой в Ставке
Представителей же думской оппозиции он старательно убеждал прекратить на время войны свою оппозиционную деятельность. "Всякое потрясение во время войны окончательно сломает армию, которая и без того еле держится", - говорил он в 1916 году думским деятелям Коновалову и Челнокову в ответ на прямой вопрос: "Не стоит ли во имя сплочения страны убрать Николая II?" Человек, имевший отношение к подготовке революции, вряд ли рассуждал бы таким образом.
Каковы на самом деле были политические виды Алексеева и его планы по внутреннему устройству России, мы можем судить всё по той же книге В.Ж. Цветкова. Собственным представлениям Алексеева о необходимом политическом устройстве страны на время войны, как пишет Цветков, соответствовал выдвинутый им проект учреждения "диктатуры тыла". Несмотря на то, что к 1916 году снарядный и патронный голод в стране удалось ликвидировать (не в последнюю очередь - усилиями царя-главнокомандующего), Алексеев отчётливо видел, что даже возросшие объёмы производства в нашей военной промышленности не удовлетворяют потребностей армии, оцениваемых по опыту Брусиловского прорыва. Война, как понимал генерал, входит в завершающую фазу, наступление Русской Армии, запланированное на 1917 год, должно было быть ещё более масштабным, нежели наступление Брусилова в 1916-м году, между тем, тыл на пределе возможностей снабжал фронт Брусилова, дополнительные снаряды и патроны на Юго-Западный фронт подвозились в ущерб интересам Западного и Северного фронтов. А в наступающем году подобное снабжение было уже немыслимо.
М.В. Алексеев за работой в штабе Ставки со своими сотрудниками.
Видел Алексеев и то, что при возросших потребностях армии в артиллерии, винтовках, патронах и снарядах промышленность в России, как военная, так и та, которая призвана обеспечивать потребности оборонной промышленности в ресурсах, не используется в полной мере. Плохо обстоят дела и с сырьём - в частности, когда потребности военной промышленности в металле неуклонно растут, в Донбассе закрываются (!!!) металлургические предприятия из-за того, что не могут подвезти ни руды, ни угля. А ведь всё это добывалось там же, имелись богатейшие залежи. Отмечал Алексеев и низкую пропускную способность железных дорог, которые не справлялись с необходимым для армии и военной промышленности объёмами перевозок [6].
В качестве меры по устранению столь угрожающего положения, грозившего сорвать наступление 1917 года, Алексеев видел милитаризацию промышленности и транспорта и сосредоточение всех вопросов управления тылом в руках верховного министра государственной обороны. В руках этого министра Алексеев предлагал сосредоточить все вопросы, так или иначе связанные с производством вооружений, распределением и финансированием военных заказов. В полное подчинение этому министру передавались не только военный и морской министры, но и министры путей сообщения, торговли и промышленности, земледелия. Верховный министр государственной обороны, по мнению Алексеева, должен был иметь полномочия отдавать перечисленным министерствам приказы, обязательные к исполнению, и вообще обладать в тылу такими же правами, которыми на фронте наделён Верховный Главнокомандующий [7].
Великий князь Сергей Михайлович Романов.
Именно его Алексеев прочил на роль диктатора тыла.
А теперь - внимание. Назначить на пост верховного министра государственной обороны Алексеев предлагал одного из великих князей по усмотрению императора (предполагая для этой должности генерал-инспектора артиллерии великого князя Сергея Михайловича [8]). И самое главное - верховный министр подчинялся исключительно императору, только от императора мог получать распоряжения, никто, кроме императора, не мог требовать у него отчёта. Таким образом, с одной стороны, в тылу фактически утверждалась должность военного диктатора на всё время военных действий, с другой, словно упреждая возможные возражения, что этот диктатор может узурпировать верховную власть, Алексеев ставит этого диктатора в полное и безоговорочное подчинение императора, с одной стороны, ограждая его от влияния министров и премьера Штюрмера [9], а с другой - делал этого диктатора проводником императорской воли. То есть, создание должности верховного министра государственной обороны, по мысли Алексеева, призвано было укрепить власть государя. Именно в этом ключе данный проект и был расценен деятелями думской оппозиции, не забывшими Алексееву таких предложений даже после Февральской революции. "Вспомните, что генерал Алексеев являлся постоянным противником мероприятий, которые ему неоднократно предлагались из тыла как неотложные, - писал Родзянко Львову, даже не скрывая своего раздражения по адресу генерала [10]. - Дайте себе отчет в том, что генерал Алексеев всегда считал, что армия должна командовать над тылом, что армия должна командовать над волею народа и что армия должна как бы возглавлять собою и правительство, и все его мероприятия... Не забудьте, что генерал Алексеев настаивал определенно на немедленном введении военной диктатуры" (жирный шрифт мой - М.М.).
Более того: сосредоточение всех вопросов снабжения армии в руках назначенного императором и подчинённого императору диктатора фактически лишало работы присосавшиеся к армии всевозможные общественные организации типа "Земгора", как раз выступавшие проводниками заговорщического влияния на войска. Успешность частной инициативы, полезность для армии упомянутых выше общественных организаций отмечают многие исследователи. Но обнаруживается, что Алексеев - тот самый Алексеев, которого сегодня многие норовят выставить главным организатором Февральской революции! - как раз стремился положить конец их влиянию, изъять армию и её снабжение из ведения либеральной оппозиции.
М.В. Алексеев за рабочим столом
Мне могут возразить, что Алексеев выступал сторонником идеи "ответственного министерства" и отстаивал её перед императором. Да, такое имело место. Целых... два раза, по свидетельству генерала Борисова, действительно, в отличие от Алексеева, придерживавшийся левых взглядов. Настойчивости в данном вопросе Алексеев не проявил. Убедительным тоже не оказался - Николай Александрович не только не принял предложений об "ответственном министерстве", но и сам Алексеев после таких предложений, по свидетельству того же Борисова, оказался "на пороге отставки" [11]. Видимо, Алексеев считал главным вопросом стабильность тыла и готов был опробовать для достижения этой стабильности любые средства, в том числе и частичные уступки оппозиции. Но достаточной веры в целесообразность этих уступок он не имел, почему и не проявил должной настойчивости - в отличие от проекта диктатуры тыла, который был похоронен лишь благодаря влиянию императрицы Александры Фёдоровны. На это же указывает и другой свидетель эпохи - адмирал Бубнов. Алексеев, по его мнению, "не сумел найти достаточно убедительных аргументов [12] (в пользу "ответственного министерства" - М.М.) и не защищал их с достаточной твёрдостью (жирный шрифт мой - М.М.), чтобы добиться желаемых результатов" [13].
А потом грянули роковые события февраля 1917 года, и Алексеев оказался перед трагическим выбором между собственной верностью императору и возможностью продолжать войну с австро-германскими захватчиками. Из этого выбора он не сумел найти достойного выхода. Но был ли вообще такой выход? Во всяком случае, устные воспоминания генерала Н.С. Тимановского, командира марковцев, заботливо сохранённые в эмиграции его боевыми соратниками, однозначно свидетельствуют, что февральская трагедия стала для Алексеева незаживающей раной на всю оставшуюся жизнь. Все два послефевральских года, которые Господь отпустил Алексееву, генерал мучился сомнениями и раскаянием - и не мог найти выхода.
Говоря об отношении Алексеева к Февральской революции, важно помнить не только то, что захватившие власть заговорщики-либералы не доверяли генералу и не считали его своим. Важно помнить, что сам Алексеев в период между Февралём и Октябрём последовательно выступал противником всех нововведений, которые принялись вводить в армии февралисты.
М.В. Алексеев с неустановленными лицами.
Фото 1917 года.
Важно помнить и свидетельства самих февралистов, которым в эмиграции, вроде как, совсем ни к чему было маскировать своё подлинное отношение к Алексееву и его предполагаемое участие в заговоре. Но Гучков, подробно пересказывая планы дворцового переворота, которые он вынашивал вместе со своими подельниками по "Прогрессивному блоку", в то же время подчёркивает, что никого из представителей высшего генералитета привлечь к заговору ему не удалось. Никого - следовательно, Алексеева в первую очередь: как начальник штаба Ставки он был главным среди высшего генералитета, выше его в иерархии стоял только император. Более того: Гучков пишет, что у него и его подельников была уверенность, что они (генералы - М.М.) бы нас арестовали, если бы мы посвятили их в наш план" [14].
Наконец, стоит взглянуть и на то, как смотрел на монархию Алексеев в период своей деятельности на посту верховного руководителя белой Добровольческой Армии. По свидетельству Деникина, Алексеев ни минут не сомневался, что Россия естественным путём по мере изживания большевизма подойдёт к мысли о восстановлении монархии. Более того: в какой-то момент Алексеев, отступив от традиционного для белогвардейцев лозунга "непредрешения формы правления в России" до победы над большевиками, потребовал от Деникина открытого провозглашения монархического лозунга, и лишь опасения Деникина оттолкнуть преждевременным выдвижением подобных идей от себя основную массу народа и, в частности, казачество, заставили Михаила Васильевича взять свои слова назад и вновь положиться на "естественный ход событий". Однако В.Ж. Цветков в своей монографии об Алексееве приводит ещё более любопытный (и ещё более важный) факт. Летом 1918 года Алексеев, курируя работу белогвардейского подполья на занятой большевиками территории и контакты с только что образовавшимся восточным фронтом Белой Борьбы, отправил в Поволжье для связи с чехословаками и войсками КомУча полковника Д.А. Лебедева (впоследствии ставшего начальником штаба у Колчака). Для Алексеева при выборе этой кандидатуры важным фактором являлось то, что Лебедев был убеждённым монархистом. Почему? Не только для того, чтобы противодействовать по мере возможности левацким политическим установкам КомУча. Помимо связи с восточными белогвардейскими формированиями, Лебедев имел особое, тайное поручение от Алексеева - изыскать средства для оказания помощи находившейся в заточении царской семье [15]. Помощь царской семье, находясь под контролем эсеро-меньшевицкого КомУча, была сопряжена со значительным риском, не говоря уже о риске, связанном с проникновением за линию фронта, в большевицкий тыл. Но Алексеев знал, что Лебедев, как монархист, на такой риск пойдёт. И сам шёл на риск осложнений с КомУчем, потому что помощь царственным узникам полагал своим долгом, не только военным и гражданским, но и религиозным.
Последнее фото М.В. Алексеева. Среди соратников по Белой Борьбе в 1918 году.
Генерал Д.А. Лебедев - эмиссар М.В. Алексеева
на Востоке России, впоследствии - начальник штаба
у А.В. Колчака.
В общем, можно смело утверждать вслед за В.Ж. Цветковым, что конспирологическая версия об Алексееве как об организаторе февральского переворота не просто не выдерживает критики, но что Алексеев был убеждённым монархистом и прилагал все усилия к тому, чтобы укрепить власть императора Николая II в условиях нарастающих революционных настроений. Когда же это ему не удалось - сохранил верность монархическим идеалам в условиях Гражданской войны. Более того - в условиях Гражданской войны Алексеев искал контактов с царственными узниками, искал возможности оказать им поддержку. Так что соратники Михаила Васильевича по Белой Борьбе были абсолютно правы, полагая его лидером монархического крыла.
_____________________________
Примечания.
[1] Желающие могут ознакомиться здесь, здесь и здесь.
[2] И давайте сразу договоримся: В.Ж. Цветков - доктор исторических наук, ставить под сомнения его слова без достаточных на то оснований мне, как дилетанту, не с руки. Поэтому, если кто пожелает спорить, прошу это делать аргументированно и со ссылками. Опровергнуть утверждения Цветкова можно письмами самого Алексеева или воспоминаниями близко знавших его людей, а не конспирологическим сочинениями Берберовой или Мультатули или голословными утверждениями Дубенского.
[3] О чём тоже пишет В.Ж. Цветков, см. Цветков В.Ж. Генерал Алексеев / В.Ж.Цветков. - М.: Вече, 2014. - с. 170 - 171 и с. 175.
[4] Хрусталёв В.М. Великий князь Михаил Александрович / В.М.Хрусталёв.- М.: Вече, 2008. - с. 280 - 281.
[5] В. Бондаренко утверждает, что Алексеев как-то открытым текстом назвал её "безумной женщиной", а её окружение - "клубком грязных червей".
[6] Цветков В.Ж. Генерал Алексеев / В.Ж.Цветков. - М.: Вече, 2014. - с. 189 - 194.
[7] Там же, с. 195 - 196 и с. 199.
[8] К слову, великий князь Сергей Михайлович считался близким другом Николая Второго. И то,что Алексеев планировал предложить на должность диктатора в тылу именно этого человека, косвенно свидетельствует о его полном доверии императору Николаю Второму и полном отсутствии какой-либо оппозиции со стороны Михаила Васильевича.
[9] которому Алексеев не доверял, считая его выдвиженцем Распутина. Однако неприязнь Алексеева к Штюрмеру и его кабинету никогда не переходила в неприязнь к императору и в стремление решить "проблему" революционным путём. Напротив - Алексеев боялся, как бы просчёты правительства не пали пятном на авторитет самодержца. "Народная молва не отделяет имени Вашего Императорского Величества от деятельности правительства, от всего того дурного, чем преисполнена Русская земля. Спасать имя своего государя, выделить его в вероятные кровавые часы нашей истории из среды дряблого правительства - священный долг каждого верноподданного" . - писал Алексеев императору.
[10] Цит. по: Цветков В.Ж. Генерал Алексеев / В.Ж.Цветков. - М.: Вече, 2014. - с. 202.
[11] Цветков В.Ж. Генерал Алексеев / В.Ж.Цветков. - М.: Вече, 2014. - с. 187.
[12] А в пользу диктатуры тыла - сумел. И достаточно много, и достаточно убедительных.
[13] Цит. по: Цветков В.Ж. Генерал Алексеев / В.Ж.Цветков. - М.: Вече, 2014. - с. 172.
[14] Цветков В.Ж. Генерал Алексеев / В.Ж.Цветков. - М.: Вече, 2014. - с. 184 - 185.
[15] Цветков В.Ж. Генерал Алексеев / В.Ж.Цветков. - М.: Вече, 2014. - с. 457.