2 марта: безысходность или развилка?
2 марта 1917 года - это по новому стилю 15 марта. А стало быть, именно сегодня исполняется ровно сто лет с того трагического дня, когда Февральская революция подло отстранила от власти Верховного Главнокомандующего Русской Армии Императора Николая Второго. Спустя день назначенный наследником престола великий князь Михаил, брат государя, отказался принять власть без санкции Учредительного Собрания, и на этом трёхсотлетняя история династии Романовых и более чем тысячелетняя история русской монархии завершилась. После чего скатывание Российской Империи к поражению в Мировой войне и внутреннему развалу сделалось неизбежным. Так долго добивавшиеся власти либералы так и не смогли этой властью распорядиться. Что, собственно, и не удивительно, учитывая, что к власти либералов привёл солдатский бунт. Оказавшиеся на вершине управленческой пирамиды на штыках бунтующих солдат запасных полков, либералы были вынуждены защищать их интересы, а это означало демократизацию в армии, отмену базовых принципов воинской дисциплины, что с необратимостью вело к развалу фронта.
Отречение Николая Второго
Чем больше я думаю над темой Февральской революции - тем больше от неё веет какой-то обречённостью. Поэтому сегодня решил излить свои мысли в сеть - возможно, кто-то захочет поразмышлять вместе со мной над возможностями, упущенными в роковом марте 1917-го и над тем, были ли, собственно, эти возможности.
Представим себе простую ситуацию. Император Николай II, памятуя о своём долге перед Отечеством и Церковью и понимая, что революция необратимо приведёт к развалу фронта, категорически отказывается отречься и повелевает Алексееву (а Алексеев так и писал ему в своей телеграмме: "Ожидаю повелений") снять с фронта всё, что только можно и задавить бунт. Предположим для определённости, что Алексеев бы подчинился (основания для таких предположений у автора ЖЖ имеются, и он их в своё время представит). А вот что было бы дальше?
Вариант первый - генералы не подчинились бы приказу Ставки, прекрасно понимая, что на карту поставлена возможность продолжать войну (Лукомский прямо говорит о том, что подавлять мятеж такого масштаба, как Февральская революция, можно было лишь согласившись на унизительный сепаратный мир) с врагом, продолжавшим оккупировать значительные российские территории. А опасности начавшейся революции, неопытности, оторванности от жизни думской оппозиции - не понимали. В этом случае исход был бы прост: Рузский по собственной инициативе арестовал бы Императора, а возможно, не остановился бы и перед цареубийством, тем более, что он (как и Крымов), в отличие от Алексеева, был непосредственно вовлечён в антицарский заговор "прогрессивного блока". И всё в итоге скатилось бы к тому же самому сценарию, что и реализовался на практике.
Генерал Рузский
Гораздо интереснее рассмотреть второй вариант - согласно которому высший генералитет остаётся послушен своему воинскому долгу и исполняет приказ Верховного. Армия снимается с фронта и спешным порядком направляется на подавление волнений в Петрограде, Кронштадте и Москве. Зная мастерство Алексеева-штабиста, блестяще проявленное им в период Великого Отступления, можно не сомневаться: процедуру снятия войск с фронта он сумел бы организовать достаточно скрытно, чтобы неприятель не наступал уходящим в тыл русским войскам на пятки. Но... насколько долго он мог бы продержать неприятеля в заблуждении? Со всей очевидностью - не слишком долго, тем более, что смуту в Петрограде будоражили именно агенты германской разведки со вполне понятными целями: Вильгельм прекрасно помнил, чем окончилась Русско-Японская война, и собирался "повторить сценарий" - под угрозой революции заставить царя пойти на унизительный мир. Однако, в 1917 году оккупированные российские территории были слишком значительны, да и обязательства перед западными союзниками император-рыцарь отнюдь не думал забывать.
Итак, русские войска массово снимаются с фронта и направляются на Петроград и Москву, а по пятам за ними движутся войска немецких оккупантов. Всё это помножено на малую пропускную способность железных дорог (на неё, помнится, жаловался А. Брусилов в своих воспоминаниях) и на то, что большинство этих дорог - под контролем революционных группировок. В худшем случае армию, направленную на подавление бунта, ждал бы сокрушительный немецкий удар с тыла и тотальный разгром (поэтому говорить о том, что "столичный бунт было бы легко подавить", как справедливо замечает Владимир Хандорин (64vlad), могут только люди, абсолютно невежественные в военных вопросах). В лучшем армия втянулась бы в бои с революционерами, но немцы успешно оккупировали огромные территории (по сравнению с которыми уступки России по Брест-Литовскому миру показались бы очень и очень умеренными). Возможно, даже взяли бы Петроград (попутно, разумеется, подавив в нём мятеж - революционные волнения в собственном тылу немцам были абсолютно не нужны, не случайно же на Украине, отошедшей к ним по Брестскому миру, они в 1918 году развернули беспощадный террор против левых партий). Сумел бы Николай Второй, удержавшийся на престоле такой ценой, отвоевать эти территории обратно? Спорный вопрос.
Конечно, никакие территориальные потери не катастрофичны, если армия сохраняет боеспособность и продолжает воевать. Вон, в 1942-м году враг дошёл до самой Волги, а в 1812-м даже Москву пришлось отдать, тем не менее, обе Отечественные войны были Россией выиграны. Но несомненно, что в случае реализации описанного выше сценария война затягивалась на очень неопределённый срок. Да и... стала бы сражаться армия в таких условиях? Тоже спорный вопрос. Солдаты и младшие офицеры, видя, что войска снимаются с фронта, что немец спокойно занимает исконно русские земли, и всё это делается исключительно ради сохранения власти монарха, ещё больше уверились бы, что думская пропаганда о "царе-предателе" и "царице-шпионке" блестяще подтверждается на практике. А воевать в условиях, когда армия бредит изменой, вряд ли возможно. Не исключено, что части, проявлявшие стойкость на фронте, в таких условиях не замедлили бы присоединиться к революционерам (которые в их глазах приобретали бы ореол патриотов, восставших против "правительства национальной измены") - А.П. Кутепов не исключал такой возможности.
Николай Второй после отречения в Царском Селе.
С женой Александрой Фёдоровной и сыном Алексеем
Всё это Николай II, находясь в Пскове, взвесил в своей голове. И видимо, пришёл к выводу, что, выбирая отречение, он выбирает меньшее из возможных зол. Масштабы последовавшего за революцией развала государь, естественно, предвидеть не мог. 27 февраля у Императора, возможно, ещё был шанс удержаться у власти и удержать страну - если бы он послушался Алексеева, остался бы в Ставке и продолжал бы руководить страной оттуда, игнорируя мятежный Петроград. В Пскове 2 марта 1917 года такой возможности у него уже не было. Был лишь крестный путь и мученичество.
Отречение Николая Второго
Чем больше я думаю над темой Февральской революции - тем больше от неё веет какой-то обречённостью. Поэтому сегодня решил излить свои мысли в сеть - возможно, кто-то захочет поразмышлять вместе со мной над возможностями, упущенными в роковом марте 1917-го и над тем, были ли, собственно, эти возможности.
Представим себе простую ситуацию. Император Николай II, памятуя о своём долге перед Отечеством и Церковью и понимая, что революция необратимо приведёт к развалу фронта, категорически отказывается отречься и повелевает Алексееву (а Алексеев так и писал ему в своей телеграмме: "Ожидаю повелений") снять с фронта всё, что только можно и задавить бунт. Предположим для определённости, что Алексеев бы подчинился (основания для таких предположений у автора ЖЖ имеются, и он их в своё время представит). А вот что было бы дальше?
Вариант первый - генералы не подчинились бы приказу Ставки, прекрасно понимая, что на карту поставлена возможность продолжать войну (Лукомский прямо говорит о том, что подавлять мятеж такого масштаба, как Февральская революция, можно было лишь согласившись на унизительный сепаратный мир) с врагом, продолжавшим оккупировать значительные российские территории. А опасности начавшейся революции, неопытности, оторванности от жизни думской оппозиции - не понимали. В этом случае исход был бы прост: Рузский по собственной инициативе арестовал бы Императора, а возможно, не остановился бы и перед цареубийством, тем более, что он (как и Крымов), в отличие от Алексеева, был непосредственно вовлечён в антицарский заговор "прогрессивного блока". И всё в итоге скатилось бы к тому же самому сценарию, что и реализовался на практике.
Генерал Рузский
Гораздо интереснее рассмотреть второй вариант - согласно которому высший генералитет остаётся послушен своему воинскому долгу и исполняет приказ Верховного. Армия снимается с фронта и спешным порядком направляется на подавление волнений в Петрограде, Кронштадте и Москве. Зная мастерство Алексеева-штабиста, блестяще проявленное им в период Великого Отступления, можно не сомневаться: процедуру снятия войск с фронта он сумел бы организовать достаточно скрытно, чтобы неприятель не наступал уходящим в тыл русским войскам на пятки. Но... насколько долго он мог бы продержать неприятеля в заблуждении? Со всей очевидностью - не слишком долго, тем более, что смуту в Петрограде будоражили именно агенты германской разведки со вполне понятными целями: Вильгельм прекрасно помнил, чем окончилась Русско-Японская война, и собирался "повторить сценарий" - под угрозой революции заставить царя пойти на унизительный мир. Однако, в 1917 году оккупированные российские территории были слишком значительны, да и обязательства перед западными союзниками император-рыцарь отнюдь не думал забывать.
Итак, русские войска массово снимаются с фронта и направляются на Петроград и Москву, а по пятам за ними движутся войска немецких оккупантов. Всё это помножено на малую пропускную способность железных дорог (на неё, помнится, жаловался А. Брусилов в своих воспоминаниях) и на то, что большинство этих дорог - под контролем революционных группировок. В худшем случае армию, направленную на подавление бунта, ждал бы сокрушительный немецкий удар с тыла и тотальный разгром (поэтому говорить о том, что "столичный бунт было бы легко подавить", как справедливо замечает Владимир Хандорин (64vlad), могут только люди, абсолютно невежественные в военных вопросах). В лучшем армия втянулась бы в бои с революционерами, но немцы успешно оккупировали огромные территории (по сравнению с которыми уступки России по Брест-Литовскому миру показались бы очень и очень умеренными). Возможно, даже взяли бы Петроград (попутно, разумеется, подавив в нём мятеж - революционные волнения в собственном тылу немцам были абсолютно не нужны, не случайно же на Украине, отошедшей к ним по Брестскому миру, они в 1918 году развернули беспощадный террор против левых партий). Сумел бы Николай Второй, удержавшийся на престоле такой ценой, отвоевать эти территории обратно? Спорный вопрос.
Конечно, никакие территориальные потери не катастрофичны, если армия сохраняет боеспособность и продолжает воевать. Вон, в 1942-м году враг дошёл до самой Волги, а в 1812-м даже Москву пришлось отдать, тем не менее, обе Отечественные войны были Россией выиграны. Но несомненно, что в случае реализации описанного выше сценария война затягивалась на очень неопределённый срок. Да и... стала бы сражаться армия в таких условиях? Тоже спорный вопрос. Солдаты и младшие офицеры, видя, что войска снимаются с фронта, что немец спокойно занимает исконно русские земли, и всё это делается исключительно ради сохранения власти монарха, ещё больше уверились бы, что думская пропаганда о "царе-предателе" и "царице-шпионке" блестяще подтверждается на практике. А воевать в условиях, когда армия бредит изменой, вряд ли возможно. Не исключено, что части, проявлявшие стойкость на фронте, в таких условиях не замедлили бы присоединиться к революционерам (которые в их глазах приобретали бы ореол патриотов, восставших против "правительства национальной измены") - А.П. Кутепов не исключал такой возможности.
Николай Второй после отречения в Царском Селе.
С женой Александрой Фёдоровной и сыном Алексеем
Всё это Николай II, находясь в Пскове, взвесил в своей голове. И видимо, пришёл к выводу, что, выбирая отречение, он выбирает меньшее из возможных зол. Масштабы последовавшего за революцией развала государь, естественно, предвидеть не мог. 27 февраля у Императора, возможно, ещё был шанс удержаться у власти и удержать страну - если бы он послушался Алексеева, остался бы в Ставке и продолжал бы руководить страной оттуда, игнорируя мятежный Петроград. В Пскове 2 марта 1917 года такой возможности у него уже не было. Был лишь крестный путь и мученичество.