Дневниковое. 21 октября
Вот вчера меня вело. И писалось, и дышалось, и верилось в лучшее. Сегодня внутри меня больше слякоти, серости, вязкости. И апатичнее думается о том, чтобы что-то написать. Но - сажусь: заставляю себя. Потому что решила: буду писать. А вот хоть «не хочу писать» - возьми и напиши. Но это же какую смелость надо иметь, чтобы написать такое?
Когда-то моя сестра мне сказала: мироздание всегда слышит твои (мои то есть) мысли - оно всегда их исполняет, если ты присмотришься. Просто кому-то (мне то есть) нужно «внимательнее» думать.
Вот попробуй такое подумай - ещё распишись в этом: «не хочу писать»...
В конце концов это всё, что дарит мне призрачность радости, когда уже ничего не радует в принципе. Спасалась я от вязкой темноты только так - уходила в слова. Можно и почитать о чьих-то других жизнях, но лучше попытаться облечь в слова свою, такую никчёмную, кургузую и малопривлекательную с лица. Сейчас, между прочим, эпитет «никчёмная» не в моём словаре, поскольку появилась Агатка. Вот уже два года она оправдывает каждый мой день, даже когда я делаюсь такой мерзкой, как вчерашний таракан в боковом зрении. Всё-таки материнство, если ты в него погружена хотя бы наполовину, оправдывает существование женщины. Ты уже не задаёшь себе вопрос «кому я нужна в этом мире?» Может быть, другим это неважно - быть нужной кому-то. А мне важно. И не количественно важно. Сильная любовь кого-нибудь одного делает ненужными любви многих (Розанов сказал). Это точно про меня. То есть не то чтобы сгиньте-пропадите другие, но когда есть такой (и не от мира сего: дети почти все не от мира сего) один со своей любовью... Придёшь весёлая, встанешь в стойло... и так далее. Всё пропадает - я сама пропадаю как я, отдельная от неё, - когда она бросается ко мне на шею ни от чего, без всякой причины, вдруг, душит меня в объятиях или кричит: «Мама, сюда!» или прибегает с блестящими глазами: «Мама, ручку!» - берёт за руку и тащит смотреть на новую свою придумку. Всё пропадает, кроме неё.
Я вспоминаю МЦ, позднюю (то есть даже чуть младше, чем я сейчас), когда она говорила детям: «Я уже есть, а вы нет» - она имела право. Но это было ещё и точное ощущение своего бытия. У меня такого ощущения нет совсем. Но у меня и гения её нет совсем, чего уж там. Так что дуры все, кто говорит о том, какой плохой матерью она была. Она была лучшей матерью для своих детей. Теперь я это знаю наверняка. Впрочем, я мало сомневалась и раньше. Идиотский вопрос на «школе злословия» обсуждался А. С. и Т. Т.: «Хотели бы вы иметь такую бабку, как Цветаева или как Ахматова?» Очень смешно - будто им когда-нибудь предоставится такой выбор. Вот спросить бы М.Ц. и А.А., хотели бы они иметь таких внучек...
О чём я думала сегодня? О том, что хочу почитать Ольгу Токарчук, но неизвестно, когда доберусь. Ещё «Оду радости» Валерии Пустовой. То, как она пишет о материнстве, вызывает во мне зависть (едва ли не до угрызения ногтей). И дело тут, конечно, не в материнстве, а в писательстве.
Сколько раз я думала о том, что ничего мне не светит (относительно публикаций), потому что я, как говорит Ина, «не в тусовке». Но когда я спрашиваю себя, хочу ли я в тусовку, я погружаюсь в глухую пустоту. Это и есть ответ. Если я когда-нибудь и оказываюсь там, где происходит «варево», я забиваюсь в угол и стараюсь оказаться незамеченной.
Что было со мной в сентябре, когда на юбилее литклуба «Лебядкин» (туда меня занесло в мои полные дерзких надежд двадцать) я вышла-таки читать? В первый раз в жизни. Публика, к счастью, была малочисленна, но голос мой, конечно, дрожал, и лицо мечтало о маске. Я читала «Рыба, выброшенная на берег...» - и это было точно к случаю. Читала не по лютому желанию, а чтобы не ломать комедию, отнекиваясь. И ещё раз поняла, как мне это некомфортно: быть в центре внимания. Моя идеальная компания - тет-а-тет. Третий всегда лишний. Что уж говорить о пятых, десятых, двадцатых.
Пожалуй, хватит. Завтра, быть может, напишу о «Брисбене» Водолазкина. Водолазкин удивительным образом очаровывает (стиль, язык) и разочаровывает (вторичный, а иногда и второсортный сюжет) одновременно.
А сейчас - к станку.