Этапы развития ребёнка и освоения им мира и этапы привязанности(чувства, похожесть, с нуля до трёх)
Я очень давно писала пост про средства и цели. Как постепенно ребёнок расширяет пространство своего вокруг себя, сначала осваивая эти непонятные штуки, которые постоянно мельтешат перед глазами (руки и ноги), из предмета изучения они превращаются в инструмент освоения окружающего вещного мира. Теперь они - средство, а предметы вокруг - цель. Причём они самоценны, эти предметы вокруг. Они гремят, они тяжёлые или лёгкие, они какие-то на вкус, на цвет, на запах, они какой-то формы, они какие-то на ощупь, какой-то температуры ими можно трясти, стучать, их можно хватать и гладить.
Я подумала, что этот период очень хорошо соотносится с периодом привязанности через чувства, когда мама должна ощущаться, быть рядом. Нет ещё целей, нет мышления, есть жизнь тела и ощущений и мама должна быть рядом ощущением, тем же запахом, тем же вкусом, теплом, мягкостью, кожей, цветом, формой, чем-то, что можно хватать, тянуть в рот, разглядывать, слушать. Надо напитать тело и чувства. У других уровней ртов, через которые можно их напитывать, пока не возникают.
В этот период ребёнку бессмысленно объяснять, что расчёска нужна, чтобы расчёсывать, мяч, чтобы бросать, ложка - чтобы есть и т.п. Все предметы нужны ребёнку, чтобы их разглядывать, трогать, хватать, слушать, тянуть в рот, стучать ими, питать ими свои чувства (зрение, осязание, обоняние, вкус, чувство веса и т.п.). И ему всё равно, зачем эти предметы используют люди. Всё для него - произведение искусства, бесцельное и питающее чувства.
Они ещё не понимают речь, а напитываются звуками. Их невозможно остановить запрещающими интонациями, потому ч о они ещё не понимают, что у интонаций есть смысл. Звуки есть интересные и неинтересные, знакомые и незнакомые, приятные и неприятные. Звуком можно остановить только потому, что звук вдруг окажется интереснее цели, к которой ребёнок стремится.
В шесть месяцев после трудной болезни я обнаружила, что мой ребёнок понимает речь.До болезни каждый раз, когда я видела, что сын интересуется бабочкой, висящей под потолком, я говорила на разные лады: "Бабочка, да, бабочка, красная, прозрачная, висит, кружится, бабочка, вот какая бабочка". Просто я его интерес к разнообразию мира воспринимала как интерес посетителя в музее, а себе взяла роль экскурсовода и называла всё, что, мне казалось, вызывает его интерес (ветер, холодный, прямо в глаза, ветер, щекотно и т.п.). В общем, тогда, в шесть месяцев, когда мы зашли в комнату и я спросила, где бабочка, он поднял голову и посмотрел под потолок (пальцем он пока не показывал, но взгляд прослеживался легко), так же он в ванной находил глазами ёжика, который всегда стоял на своём месте, когда я произносила это слово.
В этот чувственный период многообразие чувств и ощущений складывается в отдельные целостные образы (цвето-вкусо-звуко-температуро-запахо-формо-размерные). Из отдельных разрозненных ощущений возникают предметы и к некоторым из них приклеиваются уже слова-названия как части этих образов вместе со вкусом, весом и ощущением шершавости.
Так что да. В этот период бессмысленно учить ложкой есть, а не стучать, а молотком стучать, а не облизывать его.
А вот в следующий период бесполезно объяснять, что молотком стучат, чтобы забить гвоздь, а не просто постучать.
Это соотносится с этапом привязанности через похожесть. Когда осваиваются уже не предметы, а действия этими предметами. Это уже нечто социальное: мама водит расчёской по голове - и я тоже буду этой штукой, изученной мною на прошлом этапе, водить по голове: но просто повторять действие, о цели этого действия речи не идёт, ребёнок ещё не понимает, что такое цель, он только повторяет, пытаясь наугад попасть в нужные ситуации нужными действиями. Просто подражание только внешнему. Но тут предметы и вещи из целей изучения превратились в средства изучения действий. Теперь у этих предметов появилась новая валентность: молоток нужно держать за ручку и ложку нужно взять с той стороны, и расчёской гладить не лицо и язык, а там где-то повыше. В этот период особенно умиляет, когда ребёнок начинает за собой убирать. Так мило! Такой аккуратный! А он потом берёт и радостно вываливает всё только что убранное на пол. Потому что для него нет ещё цели действия. Он убирает не чтобы было чисто и аккуратно, не чтобы его похвалили, он просто подражает действиям, обнаруживает, что каждому предмету присуще какое-то связанное с ним действие. И слово, кстати, тоже. Когда в этом возрасте ребёнок тянулся к чужой вещи на улице, мне было достаточно назвать эту вещь, рассказать для чего она и чья. Но и в речи ребёнок ещё не освоил интонаций и целей. Ему просто интересно и важно вставлять нужные слова в нужной ситуации. Ассоциативное мышление. Речь не для общения пока, а для подражания. Они говорят и я говорю. Но друг с другом мы пока не разговариваем. Ребёнок в этом возрасте, если говорит - ходячий цитатник. Я помню, Мишка, увидев фонарик мог схватить его и закричать: "Где убийца? Где злодей?" Он опознал фонарь из сказки муха-цокотуха и подражал комару. Просто подражал. Диалоги в этом возрасте могут быть просто уморительными. (- Миша, иди высморкаю тебя. - Спасибо, сыт). Ребёнок говорит цитатами, компоновать слова для каких-то своих целей он ещё не умеет. Это не речь ещё в полном смысле слова: это всё то же подражание расчёсыванию, уборке и мытью. И куличики ребёнок не видит смысла лепить. Просто насыпать песок в формочку, стучать лопатой, а вот результат ребёнка в этом возрасте не интересует, всё ради процесса, ради подражания.
Ещё в этот период интересно вот что: чтобы включилось подражание, должно появиться разделение на своих и чужих. Подражаем своим. Чужих боимся, не любим.Видим своего - включаются зеркальные нейроны, видим чужого - в ход идёт вещество Пи, ответственное за боль, тошноту и неприятные ощущения (от слова пейн английского)(это я с лекции факультатива о человек уяснила, вот тут уяснение подробнее: http://lagushka.livejournal.com/187216.html), поэтому все эти рыдания при виде чужих людей (или маркированных ребёнком как чужие), может быть, вполне связано с физически неприятными ощущениями. И смущение, наверное, тоже где-то там: преодолеть эти неприятные ощущения не так легко (но тут уж я фантазировать не буду, мало что в этом понимаю). И кстати, так за чужого может быть принят и свой. Помню, в Мишкины два года вышла на несколько часов на работу, и когда я возвращалась домой, Мишка отказывался со мной разговаривать, отказывался, чтоб я его кормила, не слушался меня, отворачивался, закатывал истерики, если молоко собиралась разогревать ему я, а не папа, с которым он оставался. Мы не понимали сначала в чём дело, пока в альфе мне не посоветовали постепенно завладевать ребёнком после прихода домой, и я стала постепенно и аккуратно становится для него своим, играя в игры на похожесть. Такие ритуалы требовались каждый раз, но они срабатывали и три минуты, потраченные на них, конечно, были более продуктивно проведённым временем, чем истерики ребёнка инаши с Димкой ссоры.
Но если вернуться к привязанности через подражание и освоение подражательной деятельности, то важно понимать, что когда в этот период ребёнок радостно бьёт молотком кому-то по голове, он счастлив не потому, что другому больно, а потому что уверен, что использует молоток по назначению: назначение молотка - стучать, а не гвозди забивать, как некоторые думают...
И когда ребёнок гладит по голове в этот период, и когда обнимает - это пока не сочувствие. Он, собственно, не понимает пока, что он делает. Он просто повторяет, что видел в похожих ситуациях. Он как шпион во взрослом мире. Периодически прокалывается из-за своего незнания, но очень старается не отличаться по-своему.)))
А дальше про родительскую головную боль и седые волосы.
Если у ребёнка логика дозрела до того, что он понял, что его действия могут приводить к результатам, а следующий уровень привязанности (через принадлежность) ещё формироваться не готов, то мы получаем, например, радостно толкающего других ребёнка, ликующего и получающего чистое детское наслаждение от слёз других и воплей мамы. Как это получается? А вот так. В один прекрасный момент до ребёнка доходит, что и освоенные им действия тоже не самоцель (это возникает где-то недалеко от осознания счёта до трёх, наверное), что с помощью этих самых действий можно влиять на внешний мир!
Нет, вы представляете, я беру вот этими руками вот эту лопату, стучу ею по голове другу и друг орёт. И мама орёт! Это я получил звук! Это же сколько радости! Это же настоящее творчество, когда я лопатой стучу, не чтобы познать лопату, когда я делаю копающие действия лопатой не чтобы подражать действию, а когда я использую лопату творчески, по-своему, оригинально, как я сам решил и придумал! В своих целях! Вы понимаете, целях! У моего действия может быть цель! Вот эта чистая детская радость и заставляет смеяться рядом с плачущим другом и побелевшей от ужаса и орущей мамой. Потому что цель есть, а вот потребности в признании, в одобрении ещё нет. Вот пофигу человеку пока, что вы о его поступке думаете. Недозрел он пока до того, чтобы заботиться о том, чтобы быть признанным и чтобы его одобряли. Он не в курсе вообще про одобрение и неодобрение. Про то, что может быть не принят, не в курсе. Поэтому ему эмоции мамы глубоко по барабану. А уж эмоции друга тем более. Про хорошо и плохо он вообще ещё не скоро думать начнёт. И вот все эти Айайайай, как не стыдно, ты огорчаешь маму, с тобой дружить не будут, конфету не дам, мультики не покажу - это всё вне зоны действия сети ;).
И ох, какой это сложный период у родителей. Поседеть можно. В основном потому, что в голове чётко сидит установка "ребёнок должен дорожить мнением родителя". А этому вообще ни до родителей, ни до мнения нет никакого дела. Нет. Он, конечно, против, если родитель уходит, если делает больно, не даёт того, что у него просишь, но связать поступки родителя со своими действиями он не может. Он только-только до двух-трёх считать научился: предмет - действие - непосредственный результат действия. Это для него уже прогресс. А оценить ещё, как на этот результат отреагировала мама и связать реакцию мамы со своим действием - это уже невозможно. Действие мамы воспринимается как совершенно не связанное с его действием.
А для мамы стресс: чувствовать, что рычагов влияния нет, а он тянет жилы, делает гадости и хохочет на возмущённые вопли - это мало кто вынесет с достоинством. Другое дело, что может помочь понимание, что это мы можем оценить его поступок как гадость, а он пока нет. Он просто экспериментирует с результатами своих действий как раньше с предметами. Особенно трудно с этим справляться, когда ребёнок, например, начинает мучить животных или причинять боль другим, или ломать что-то, обнаружив, что это вызывает бурную реакцию... Очень сложный этап. Думаю, тут главное помнить, что пока такие поступки нельзя оценивать с этической точки зрения. Это не осознанное решение совершать плохие поступки, это не наслаждение болью и бессилием другого, это только обнаружение того, что у действия есть результат и действия можно использовать и по своему усмотрению, а не только подражая, по инструкции. Понятно, что понимание "ненарочности" этих действий совсем не является поводом разрешать их предпринимать. Конечно, нужно останавливать разрушительные для других поступки. Просто не пускать ударить, не пускать причинить вред, но выживать будет гораздо проще, если не ставить перед собой сейчас цели показать ребёнку, какое он жестокое и бесчеловечное существо, а себя вымотать тревогами по поводу своих способностей справляться с воспитанием. И главное, не стоит вырабатывать у ребёнка условный рефлекс, как у собаки Павлова: сделал плохой поступок - получи удар током. Это бессмысленно хотя бы потому, что плохие от хороших, одобряемые от неодобряемых поступки ребёнок ещё не отличает. Можно не пускать ребёнка и говорить, что так не делают, а делают вот так-то. Но только без ожиданий, что ребёнок тебя сразу услышит. Это всё на будущее. Подготовка к следующему периоду. Всё он слышит. И запоминает. Просто пока эта информация для него неактуальна. У него пока не стоит цели быть правильным для родителя. Похожим - да. Одобряемым - нет. Пока он живёт параллельно и сыплет цитатами к месту и нет и такими же цитатными поступками без этического смысла иногда выглядящими просто ужасно (я помню, как рыдал мой ребёнок, вырываясь у меня из рук и стремясь к маленькой девочке с воплями: "Я хочу её толкать! Хочу чтобы она плакала!" Жутковато, да? Если не понимать, что происходит и правда страшно.
Спасением от таких ситуаций становится возникновение привязанности через принадлежность, когда до ребёнка наконец доходит, что раз у него есть свои цели, то и у взрослых есть свои, и эти цели могут не совпадать, а ты можешь быть не похож на них. Поэтому ребёнку становится важно оказаться своим среди своих. Наконец он начинает в меру своих сил осваивать социально одобряемое поведение (это с трёх где-то) и реализовывать те нормы поведения (опять таки в меру своих сил), которые так долго потом и кровью вдалбливали в него родители до этого. В этом возрасте я обнаружила, что все мои проговаривания, объяснения как нужно себя вести в разных ситуациях, ребёнок, оказывается, не пропускал мимо ушей, а записывал себе куда-то, конспектировал, и вот, когда пришло время экзамена, он, оказывается, отлично готов.
Вроде и так уже много.
Про после трёх и привязанность через принадлежность попозже. Тем более, я упустила некоторые важные вещи и этого периода. Может, восстановлю ещё.
Вот, например, про особенности страхов на каждом из этих этапов. Ведь страхи явно тоже имеют возрастные особенности.
Я подумала, что этот период очень хорошо соотносится с периодом привязанности через чувства, когда мама должна ощущаться, быть рядом. Нет ещё целей, нет мышления, есть жизнь тела и ощущений и мама должна быть рядом ощущением, тем же запахом, тем же вкусом, теплом, мягкостью, кожей, цветом, формой, чем-то, что можно хватать, тянуть в рот, разглядывать, слушать. Надо напитать тело и чувства. У других уровней ртов, через которые можно их напитывать, пока не возникают.
В этот период ребёнку бессмысленно объяснять, что расчёска нужна, чтобы расчёсывать, мяч, чтобы бросать, ложка - чтобы есть и т.п. Все предметы нужны ребёнку, чтобы их разглядывать, трогать, хватать, слушать, тянуть в рот, стучать ими, питать ими свои чувства (зрение, осязание, обоняние, вкус, чувство веса и т.п.). И ему всё равно, зачем эти предметы используют люди. Всё для него - произведение искусства, бесцельное и питающее чувства.
Они ещё не понимают речь, а напитываются звуками. Их невозможно остановить запрещающими интонациями, потому ч о они ещё не понимают, что у интонаций есть смысл. Звуки есть интересные и неинтересные, знакомые и незнакомые, приятные и неприятные. Звуком можно остановить только потому, что звук вдруг окажется интереснее цели, к которой ребёнок стремится.
В шесть месяцев после трудной болезни я обнаружила, что мой ребёнок понимает речь.До болезни каждый раз, когда я видела, что сын интересуется бабочкой, висящей под потолком, я говорила на разные лады: "Бабочка, да, бабочка, красная, прозрачная, висит, кружится, бабочка, вот какая бабочка". Просто я его интерес к разнообразию мира воспринимала как интерес посетителя в музее, а себе взяла роль экскурсовода и называла всё, что, мне казалось, вызывает его интерес (ветер, холодный, прямо в глаза, ветер, щекотно и т.п.). В общем, тогда, в шесть месяцев, когда мы зашли в комнату и я спросила, где бабочка, он поднял голову и посмотрел под потолок (пальцем он пока не показывал, но взгляд прослеживался легко), так же он в ванной находил глазами ёжика, который всегда стоял на своём месте, когда я произносила это слово.
В этот чувственный период многообразие чувств и ощущений складывается в отдельные целостные образы (цвето-вкусо-звуко-температуро-запахо-формо-размерные). Из отдельных разрозненных ощущений возникают предметы и к некоторым из них приклеиваются уже слова-названия как части этих образов вместе со вкусом, весом и ощущением шершавости.
Так что да. В этот период бессмысленно учить ложкой есть, а не стучать, а молотком стучать, а не облизывать его.
А вот в следующий период бесполезно объяснять, что молотком стучат, чтобы забить гвоздь, а не просто постучать.
Это соотносится с этапом привязанности через похожесть. Когда осваиваются уже не предметы, а действия этими предметами. Это уже нечто социальное: мама водит расчёской по голове - и я тоже буду этой штукой, изученной мною на прошлом этапе, водить по голове: но просто повторять действие, о цели этого действия речи не идёт, ребёнок ещё не понимает, что такое цель, он только повторяет, пытаясь наугад попасть в нужные ситуации нужными действиями. Просто подражание только внешнему. Но тут предметы и вещи из целей изучения превратились в средства изучения действий. Теперь у этих предметов появилась новая валентность: молоток нужно держать за ручку и ложку нужно взять с той стороны, и расчёской гладить не лицо и язык, а там где-то повыше. В этот период особенно умиляет, когда ребёнок начинает за собой убирать. Так мило! Такой аккуратный! А он потом берёт и радостно вываливает всё только что убранное на пол. Потому что для него нет ещё цели действия. Он убирает не чтобы было чисто и аккуратно, не чтобы его похвалили, он просто подражает действиям, обнаруживает, что каждому предмету присуще какое-то связанное с ним действие. И слово, кстати, тоже. Когда в этом возрасте ребёнок тянулся к чужой вещи на улице, мне было достаточно назвать эту вещь, рассказать для чего она и чья. Но и в речи ребёнок ещё не освоил интонаций и целей. Ему просто интересно и важно вставлять нужные слова в нужной ситуации. Ассоциативное мышление. Речь не для общения пока, а для подражания. Они говорят и я говорю. Но друг с другом мы пока не разговариваем. Ребёнок в этом возрасте, если говорит - ходячий цитатник. Я помню, Мишка, увидев фонарик мог схватить его и закричать: "Где убийца? Где злодей?" Он опознал фонарь из сказки муха-цокотуха и подражал комару. Просто подражал. Диалоги в этом возрасте могут быть просто уморительными. (- Миша, иди высморкаю тебя. - Спасибо, сыт). Ребёнок говорит цитатами, компоновать слова для каких-то своих целей он ещё не умеет. Это не речь ещё в полном смысле слова: это всё то же подражание расчёсыванию, уборке и мытью. И куличики ребёнок не видит смысла лепить. Просто насыпать песок в формочку, стучать лопатой, а вот результат ребёнка в этом возрасте не интересует, всё ради процесса, ради подражания.
Ещё в этот период интересно вот что: чтобы включилось подражание, должно появиться разделение на своих и чужих. Подражаем своим. Чужих боимся, не любим.Видим своего - включаются зеркальные нейроны, видим чужого - в ход идёт вещество Пи, ответственное за боль, тошноту и неприятные ощущения (от слова пейн английского)(это я с лекции факультатива о человек уяснила, вот тут уяснение подробнее: http://lagushka.livejournal.com/187216.html), поэтому все эти рыдания при виде чужих людей (или маркированных ребёнком как чужие), может быть, вполне связано с физически неприятными ощущениями. И смущение, наверное, тоже где-то там: преодолеть эти неприятные ощущения не так легко (но тут уж я фантазировать не буду, мало что в этом понимаю). И кстати, так за чужого может быть принят и свой. Помню, в Мишкины два года вышла на несколько часов на работу, и когда я возвращалась домой, Мишка отказывался со мной разговаривать, отказывался, чтоб я его кормила, не слушался меня, отворачивался, закатывал истерики, если молоко собиралась разогревать ему я, а не папа, с которым он оставался. Мы не понимали сначала в чём дело, пока в альфе мне не посоветовали постепенно завладевать ребёнком после прихода домой, и я стала постепенно и аккуратно становится для него своим, играя в игры на похожесть. Такие ритуалы требовались каждый раз, но они срабатывали и три минуты, потраченные на них, конечно, были более продуктивно проведённым временем, чем истерики ребёнка инаши с Димкой ссоры.
Но если вернуться к привязанности через подражание и освоение подражательной деятельности, то важно понимать, что когда в этот период ребёнок радостно бьёт молотком кому-то по голове, он счастлив не потому, что другому больно, а потому что уверен, что использует молоток по назначению: назначение молотка - стучать, а не гвозди забивать, как некоторые думают...
И когда ребёнок гладит по голове в этот период, и когда обнимает - это пока не сочувствие. Он, собственно, не понимает пока, что он делает. Он просто повторяет, что видел в похожих ситуациях. Он как шпион во взрослом мире. Периодически прокалывается из-за своего незнания, но очень старается не отличаться по-своему.)))
А дальше про родительскую головную боль и седые волосы.
Если у ребёнка логика дозрела до того, что он понял, что его действия могут приводить к результатам, а следующий уровень привязанности (через принадлежность) ещё формироваться не готов, то мы получаем, например, радостно толкающего других ребёнка, ликующего и получающего чистое детское наслаждение от слёз других и воплей мамы. Как это получается? А вот так. В один прекрасный момент до ребёнка доходит, что и освоенные им действия тоже не самоцель (это возникает где-то недалеко от осознания счёта до трёх, наверное), что с помощью этих самых действий можно влиять на внешний мир!
Нет, вы представляете, я беру вот этими руками вот эту лопату, стучу ею по голове другу и друг орёт. И мама орёт! Это я получил звук! Это же сколько радости! Это же настоящее творчество, когда я лопатой стучу, не чтобы познать лопату, когда я делаю копающие действия лопатой не чтобы подражать действию, а когда я использую лопату творчески, по-своему, оригинально, как я сам решил и придумал! В своих целях! Вы понимаете, целях! У моего действия может быть цель! Вот эта чистая детская радость и заставляет смеяться рядом с плачущим другом и побелевшей от ужаса и орущей мамой. Потому что цель есть, а вот потребности в признании, в одобрении ещё нет. Вот пофигу человеку пока, что вы о его поступке думаете. Недозрел он пока до того, чтобы заботиться о том, чтобы быть признанным и чтобы его одобряли. Он не в курсе вообще про одобрение и неодобрение. Про то, что может быть не принят, не в курсе. Поэтому ему эмоции мамы глубоко по барабану. А уж эмоции друга тем более. Про хорошо и плохо он вообще ещё не скоро думать начнёт. И вот все эти Айайайай, как не стыдно, ты огорчаешь маму, с тобой дружить не будут, конфету не дам, мультики не покажу - это всё вне зоны действия сети ;).
И ох, какой это сложный период у родителей. Поседеть можно. В основном потому, что в голове чётко сидит установка "ребёнок должен дорожить мнением родителя". А этому вообще ни до родителей, ни до мнения нет никакого дела. Нет. Он, конечно, против, если родитель уходит, если делает больно, не даёт того, что у него просишь, но связать поступки родителя со своими действиями он не может. Он только-только до двух-трёх считать научился: предмет - действие - непосредственный результат действия. Это для него уже прогресс. А оценить ещё, как на этот результат отреагировала мама и связать реакцию мамы со своим действием - это уже невозможно. Действие мамы воспринимается как совершенно не связанное с его действием.
А для мамы стресс: чувствовать, что рычагов влияния нет, а он тянет жилы, делает гадости и хохочет на возмущённые вопли - это мало кто вынесет с достоинством. Другое дело, что может помочь понимание, что это мы можем оценить его поступок как гадость, а он пока нет. Он просто экспериментирует с результатами своих действий как раньше с предметами. Особенно трудно с этим справляться, когда ребёнок, например, начинает мучить животных или причинять боль другим, или ломать что-то, обнаружив, что это вызывает бурную реакцию... Очень сложный этап. Думаю, тут главное помнить, что пока такие поступки нельзя оценивать с этической точки зрения. Это не осознанное решение совершать плохие поступки, это не наслаждение болью и бессилием другого, это только обнаружение того, что у действия есть результат и действия можно использовать и по своему усмотрению, а не только подражая, по инструкции. Понятно, что понимание "ненарочности" этих действий совсем не является поводом разрешать их предпринимать. Конечно, нужно останавливать разрушительные для других поступки. Просто не пускать ударить, не пускать причинить вред, но выживать будет гораздо проще, если не ставить перед собой сейчас цели показать ребёнку, какое он жестокое и бесчеловечное существо, а себя вымотать тревогами по поводу своих способностей справляться с воспитанием. И главное, не стоит вырабатывать у ребёнка условный рефлекс, как у собаки Павлова: сделал плохой поступок - получи удар током. Это бессмысленно хотя бы потому, что плохие от хороших, одобряемые от неодобряемых поступки ребёнок ещё не отличает. Можно не пускать ребёнка и говорить, что так не делают, а делают вот так-то. Но только без ожиданий, что ребёнок тебя сразу услышит. Это всё на будущее. Подготовка к следующему периоду. Всё он слышит. И запоминает. Просто пока эта информация для него неактуальна. У него пока не стоит цели быть правильным для родителя. Похожим - да. Одобряемым - нет. Пока он живёт параллельно и сыплет цитатами к месту и нет и такими же цитатными поступками без этического смысла иногда выглядящими просто ужасно (я помню, как рыдал мой ребёнок, вырываясь у меня из рук и стремясь к маленькой девочке с воплями: "Я хочу её толкать! Хочу чтобы она плакала!" Жутковато, да? Если не понимать, что происходит и правда страшно.
Спасением от таких ситуаций становится возникновение привязанности через принадлежность, когда до ребёнка наконец доходит, что раз у него есть свои цели, то и у взрослых есть свои, и эти цели могут не совпадать, а ты можешь быть не похож на них. Поэтому ребёнку становится важно оказаться своим среди своих. Наконец он начинает в меру своих сил осваивать социально одобряемое поведение (это с трёх где-то) и реализовывать те нормы поведения (опять таки в меру своих сил), которые так долго потом и кровью вдалбливали в него родители до этого. В этом возрасте я обнаружила, что все мои проговаривания, объяснения как нужно себя вести в разных ситуациях, ребёнок, оказывается, не пропускал мимо ушей, а записывал себе куда-то, конспектировал, и вот, когда пришло время экзамена, он, оказывается, отлично готов.
Вроде и так уже много.
Про после трёх и привязанность через принадлежность попозже. Тем более, я упустила некоторые важные вещи и этого периода. Может, восстановлю ещё.
Вот, например, про особенности страхов на каждом из этих этапов. Ведь страхи явно тоже имеют возрастные особенности.