Юмористы иногда шутят, что одним из победителей во Второй мировой войне была Германия, так как получила доступ к колониям всего мира. Список неожиданных триумфаторов оказывается куда шире, включая в себя, в том числе, Болгарию, что по итогам глобального конфликта приросла территориально. Крайовский договор 1940 года изъял Южную Добруджу из Румынии и передал ее болгарам. В 1946-47 годах союзники не поставили ту цессию под сомнение, не смотря на то, что она проходила параллельно со Вторым венским арбитражем при итало-немецком давлении, и первая статья болгарского мирного договора 1947 года оставила все болгарские границы в неизменном виде, в котором они существовали на 1 января 1941 года. Боевые действия на территории Болгарии не велись. Если Финляндии пришлось на ходу переключаться на Лапландскую войну, то болгары воевали с немцами за своими пределами, в югославской Македонии, Сербии, Венгрии и Австрии. Так как не было опустошений, то болгарская экономика просела всего на восемь процентов. Для сравнения, в Венгрии сокращение ВВП составило 45%, в Греции - 50%. Так как болгары хозяйничали в северной Греции и восточной Югославии, то союзники сперва хотели в качестве возмещения получить 200 млн. долларов с Болгарии. На Парижской мирной конференции было принято решение (квалифицированным большинством) о $125 млн. (по $62.5 млн. югославам и грекам). В финальном мирном договоре 1947 года эта цифра снижена до всего лишь $70 млн. (25 и 45 соотв.): из братской солидарности югославы заявили, что готовы довольствоваться двадцатью миллионами; СССР поддержал болгар, назвав предыдущие суммы несправедливыми; американцам пришлось снижать греческую долю. В общем, быть в союзниках у Гитлера не такое уж разорительное дело.
Лавровый венок также был водружен на албанскую макушку. На Парижской мирной конференции (1946) обсуждались репарации, и Молотов пытался выжать из Италии пару десятков миллионов долларов для Албании. Двадцать один участник той конференции голосовали три раза по этому вопросу, чтобы уточнить сумму, и вот как распределялись голоса. Первое предложение о том, что Италия выплатит $25 млн. Албании: 12 против и 6 за (3 воздержались). Второе предложение о $5 млн.: 13 против и 7 за (1 воздержался). Третье предложение о том, что Албания не получает вообще ничего: 10 против и 10 за (1 воздержался). Если проводить ошибочную экстраполяцию и четвертое голосование, то по идее Албания сама уже должна была начать выплачивать репарации. Ошибка в таком направлении мысли обнаруживается тогда, когда понимаешь, что в том, третьем, дипломатическо-теннисном матче произошла смена сторон: те 10, что против, это те 7, что до этого были за; к советской шестерке (СССР, БССР, УССР, СФРЮ, Польша, Чехословакия) присоединились четверо нейтралов, что сочли, что этой балканской стране хоть какие-то копейки, но должны быть выплачены. Новое голосование нужно было проводить в смешном диапазоне $1-5 млн., чтобы собрать 11 голосов, но из-за дефицита времени такого не произошло, и конференция так и не решила этот вопрос, который был закрыт четырьмя министрами иностранных дел в Нью-Йорке два месяца спустя. Молотов, Бевин, Бирнс и Кув-де-Мурвиль решили всё же наградить Албанию пятью миллионами, не взирая на то, что Парижская конференция недвусмысленно проголосовала простым большинством против такого.
Как так произошло, что Албания чуть было не осталась у разбитого корыта? И это не только связано с тем, что Ходжа в 1946 году уже считался Западом послушной марионеткой Сталина, и каждый миллион репараций, считай, шел прямиком в советский карман. Международный статус Албании был очень шаткий. Она не считалась Союзником (Allied) или «присоединившейся к союзникам» (Associated). Албания под внешним давлением в 1939 вошла в личную унию с Италией и считалась частью Итальянской империи, когда та начала атаковать своих соседей. Греция (статус: Allied) считала, что находится в состоянии войны с Албанией de facto и de jure, что подтверждалось публикацией об объявлении войны в албанской Gazette, заявлениями Парламента в Тиране 3 июля 1940 и соответствующими действиями Албании в отношении Греции: 14 албанских батальонов участвовали в нападении на Грецию и маршировали на Параде Победы в Афинах. В период оккупации из-за требований Албании у греческого правительства появился дополнительный долг военного времени в 240 миллионов драхм. До 1955 Албания не была членом ООН. На каких моральных основания такому государству выплачивать репарации? Тут, скорее, сама Албания должна что-то отстегнуть Греции. Но свои 5 миллионов албанцы всё же получили от Италии. Типа первая жертва фашистской агрессии, как сказал Мануильский, глава украинской делегации на Парижской мирной конференции, ссылаясь на речь Идена от 1942 года [168]. Министр иностранных дел Великобритании в тот тяжелый год публично называл Албанию страной, первой попавшей под удар фашистов, а мы запомнили то высказывание, записали и в отдельную папку подшили. Несомненно, что когда наши дипломаты несколько лет спустя готовились к мирной конференции, все те цитаты перечитывали и проигрывали в голове варианты их использования. С ноября 1943 года (Московская декларация) «первой страной, павшей жертвой гитлеровской агрессии» официально считалась Австрия, но Мануильского этот конфликт первородства не смутил: на кругах Эйлера подмножество «гитлеровская агрессия» должна ведь полностью поглощаться категорией «удар фашистов», разве не так?
Если ранжировать список гитлеровских попутчиков, то самым жалким неудачником можно признать мадьяр. Венгрия желала оставить за собой 22,000 кв. км Северной Трансильвании (из 43,000 кв. км. общей площади), но, так как в СМИД она ранее не нашла сочувствующих благожелателей, то урезала осетра до 4,000. кв. км., где имелось венгерское большинство, включая города Сату-Маре, Карей, Орадя, Салонта и Арад [331]. Эту территорию дипломаты называли Западной Трансильванией, и венгров там было всего на 67,000 человек больше, чем румын [339]. В сентябре 1945, на Лондонской сессии СМИД, СССР еще высказывался положительно на тему пересмотра румынско-венгерской границы, но после венгерских выборов, на которых коммунисты проиграли (октябрь-ноябрь 1945), СССР отозвал свою поддержку. Советскую угрюмую решительность хорошо могли бы передать эмоции разочарованного судьи, что надеялся провести объективный процесс согласно Кодексу и букве закона, но которому один спорящий хозяйствующий субъект так и не занес, и вот ваша честь в досаде произносит: «Ehr, Ah, Fuck it. Бог видит, я хотел как лучше, по справедливости, но вы сами напросились». Западные делегации также не поддержали венгерские притязания на Западную Трансильванию.
После Второй мировой войны не было железного принципа или правила, передвигаются границы с учетом национальностей или переселяются эти сами национальности. Было и то и то. Период «после войны» можно разделить на два временных отрезка : (1) Потсдамская конференция и (2) подготовка мирных договоров (сентябрь 1945 - декабрь 1946). В Потсдамском коммюнике ни слова нет про национальности и этнические группы в их привязке к границам или территориям. Так, СССР получил кёнигсбергский округ, хотя литовцев или других родственников советских граждан там не было. Когда Польша получила Померанию и Силезию, Коммюнике опять же не упоминал имеющееся там польское этническое меньшинство или то, что Силезия исторически, когда-то в 13 веке, считалась польской. Эти две границы были передвинуты политическими решениями, а не этническим принципом. Совершенная ошибка с двумя реками Нейсе еще сильнее подчеркивает то, что Потсдам был не про этнические границы.
На первой сессии СМИД была сформулирована и принята т.н. «лондонская рекомендация по этнической демаркации от 19 сентября 1945». Хотя она возникла в ходе обсуждения триестского вопроса, ее можно было при желании применять к любому другому вопросу. Но применялась ли она постоянно?
Греция вернула себе Додеканезы, потому что там жили греки. Румыния - Северную Трансильванию. Всё в духе «лондонской рекомендации». В Венеции-Джулии принцип «этнической демаркации» немного размылся до «этнического баланса», когда значительные славянские земли вошли в СФРЮ, но прихватили с собой сотню тысяч итальянцев, что пришлось решать дополнительно
оптацией. СССР и СФРЮ упорно настаивали на том, чтобы забрать итальянский Триест (226,000 итальянцев из населения в 270,000) себе - это их желание показывает то, что на этническую демаркацию, или этническую кантонизацию,им было в тот момент плевать. «Это живая плоть нации [living bodies of nations]» - проповедовал Мануильский - «Нельзя резать по ней. Юлийская Краина и Триест неделимы» [115]. Чехословакия требовала себе южный (венгерский) берег Дуная напротив Братиславы (т.н. братиславский плацдарм), ссылаясь на свои экономические потребности развивать город, т.е. ни слова про этнические группы не было произнесено.
Когда Греция пыталась поднять вопрос греко-албанской границы, нашим делегациям удалось заткнуть им рот («вы выступаете не по повестке») [569], хотя Северный Эпир тогда мировым сообществом воспринимался как греческая территория (см. резолюцию Сената США номер 82 от 29 июля 1946). Албания - уникальный пример страны, которая фактически была фашистским сателлитом, который воевал против Греции, но формально, с советской помощью, пролезла в список победителей как «одна из первых жертв». Как результат сохранила Северный Эпир и получила немного репараций. Принцип этнической демаркации тут не был применен, не смотря на то, что Греция - наш воюющий союзник (Allied).
Что же касается греко-болгарской границы, то опять ни один из делегатов не заикнулся про национальности и этнические группы, хотя эти обсуждения шли долго и на повышенных тонах. Греция говорила про пояс безопасности и три болгарские агрессии за последние 30 лет, которым надо положить конец [113]. Греки хотели получить одну десятую болгарской территории (Родопи, Коларов, горы Беласица). Из военных соображений границу следовало перенести хотя бы на несколько километров северней (по линии Кресна или до балканского прохода Karlek [не знаю, как по-русски, не нашел такого географического места Karlek-Balkan pass]), объясняли они, так как иначе такую узкую полосу Центральной Македонии, Восточной Македонии и Западной Фракии очень трудно защищать от неожиданного удара. Греки понимали, что в таком случае получат в нагрузку сотню-другую тысяч славян, но их это не волновало: Болгария была проигравшим противником и должна понести наказание. Болгария же в ответ «изумляла наглостью» и просила себе Западную Фракию. Их аргументы ограничивались экономикой: «нам требуется выход в Эгейское море, а также в 1919 США одобряли сохранение Западной Фракии за Болгарией» [205]. СФРЮ и СССР поддерживали болгар, добавляя сверху районы городов Драма, Кавала и Сере, расположенные к западу от Фракии, т.е. приближаясь к македонским Салоникам. Белорусская делегация говорила про исправление «исторической несправедливости, иллюстрирующей агрессивный характер греческого государства» [409]. Нашего победоносного союзника.
СФРЮ, возмущенные «ненасытным аппетитом греков, готовых оттяпать одну десятую болгарской территории», грозили усложнить переговорный процесс, оставив за собой право вернуться к вопросу Эгейской Македонии [победитель желает сутяжничать с победителем], но всё же не сделали этого. Если следовать принципу этнической демаркации, то нужно было создавать новое государство - славянскую Македонию из трех частей, вырванных из Греции, Болгарии и СФРЮ. В противном случае становилось непонятым, почему кто-то из тех трех стран выступал эксклюзивным собирателем македонцев. Вот почему стороны ограничивались темами безопасности, экономики и исторической несправедливости, замалчивая национальности и этнические группы: в македонской чересполосице никто разбираться не хотел (но могли), и греки с болгарами в массе своей уже жили в границах собственных государств благодаря обмену населением после Первой мировой войны.
Переписи населения в Западной Фракии в XX веке показывали резкое уменьшение турецкого большинства и замену его большинством греческим, что находит логическое объяснение в этническом обмене Лозаннского мирного договора 1923 года. Скукоживание же болгарского меньшинства определялось какими-то другими (непонятными для меня) факторами. После семилетнего болгарского суверенитета над Беломорьем, как болгары называли эту территорию, в 1920 их там стало столько же, сколько и греков (по 54-56,000). В 1928: 183,000 греков и всего 16,700 болгар. Во время оккупации 1941-1944 с помощью переселенцев и манипулирования статистики число болгар там удалось довести до 92,000 (в общем населении 250-340,000), но все они куда-то подевались после «процентного соглашения» и после того, как генерал армии Толбухин приказал болгарской оккупационной администрации сдать дела греческой ЭАМ. Видимо, болгарским колонистам в массе своей пришлось вернуться в свою метрополию. Греки статистически распихали оставшихся болгар по разным «болгароязычным этническим группам» типа помаки, и вместе с турками стали представлять 90% населения Западной Фракии. Если бы ООН решила провести там этническую перепись или плебисцит в 1947 (хотя такой вопрос не подымался) и даже если бы там обнаружили 10-30,000 болгар, то всё равно бы болгарским дипломатам не удалось отстоять этнический аргумент на фоне 90-180,000 греков и 71,000 турок. Поэтому и молчали болгары про этнический компонент. Нечего им было предъявить. Такой же зеркальный расклад при желании можно расписать по Пиринской Македонии, где греков днем с огнем не отыскать.
Запад согласился с нами, что болгарскую территорию передавать Греции не надо (8 голосов против двух, один воздержался), но и не поддержал наше контрнаступление на Западную Фракию и Салоники. На греко-болгарской границе сохранился статус-кво. Объединением македонцев тогда никто не занимался, и греко-болгарскую этническую чересполосицу в Западной Фракии пристально не изучал (как это было в Венеции-Джулии или в Альпах на северо-западе Италии). Можно уверенно заявлять, что в вопросе греко-болгарской границы этническо-национальный компонент отсутствовал. Советский делегат Новиков прямо так и признался в своих мемуарах: «Однако постановка вопроса о возвращении Западной Фракии Болгарии все же сыграла определенную положительную роль, послужив действенным противовесом аннексионистским поползновениям греческих представителей». Лучшая защита - это нападение. «Когда Греция изъявила желание аннексировать часть территории своих соседей, советская делегация уже не могла молчать» - объяснял ходы советской дипломатии Молотов [243] - «я не хочу потакать таким авантюристским планам».
Накак страстей, вызванный обсуждениями болгаро-греческой границы на Парижской мирной конференции, привлекает внимание заскучавшего исследователя. В протоколах FRUS и интервью отдельных членов американской делегации (Thorpe) есть, что почитать про ту напряженную атмосферу заседаний Политической и территориальной комиссии по Болгарии, на которых «голос Советского Союза звучал веско и авторитетно» и «миролюбивая политика проводилась наиболее последовательно». Тринадцатого сентября греки подали территориальные претензии к Болгарии, то есть, внесли поправку. Советский делегат Новиков выступил против принятия той поправки («Слишком поздно подали»), и председатель Комиссии попытался закрыть заседание («Такой тяжелый процедурный вопрос следует обсудить с генеральным секретарем» [на мирной конференции был выбран собственный генсек]), с чем не согласились британцы и австралийцы, настаивая на проведении голосования, включать греческую поправку или нет. Председатель и шесть советских делегаций покинули зал заседаний, а оставшиеся [там всего было 13 голосов, значит осталось 7 делегаций] призвали вице-председателя (Новая Зеландия) и попробовали продолжить работу в укороченном составе [451]. Аналогичного пассивно-агрессивного скандала из других саммитов я не могу припомнить. Разве что уход Соколовского В.Д. с встречи СКК по Германии в марте 1948 или Громыко из СБ ООН в марте 1946. Встали и ушли.
СССР поддержал территориальные притязания бывшего сателлита Германии (Болгарии) к своему союзнику (Греции). СССР помог бывшему сателлиту Германии (Румынии) вернуть себе Северную Трансильванию. СССР пытался помочь бывшему союзнику Германии (Италии) зачистить провинцию Больцано от чужеродного этнического элемента (австрийских немцев). Если бы в Венгрии победили коммунисты в ноябре 1945, то наверняка СССР потребовал бы собрать комиссию по изучению этнического состава Западной Трансильвании, чтобы и этому бывшему сателлиту Германии хоть что-то досталось. Принцип этнической демаркации, подверженный политическим ветрам, не стал универсальным. Живая плоть наций оказалась важней. Некоторые гитлеровские сателлиты смогли уйти с гарантированным подарком (Добруджа, Северная Трансильвания) и теоретически таких подарков могло быть больше (Западная Фракия, Западная Трансильвания, Чамерия).
FRUS, 1946, III