Татьяна Толстая про русских и американцев
Наткнулась на довольное старое (зимнее) интервью Татьяны Толстой. Я еще не читала ни одной её книги, всё собираюсь. Вообще у меня постепенно заполняются пробелы в современной нашей литературе. За последнее время - Улицкая, Шишкин (после спектакля в Фоменко, правда, и книга на бумаге проигрывает постановке, а может просто эффект первочтения)...
Так вот, она здесь изложила такую совсем банальную и очевидную мысль, которая у меня в голове давно вертится, а сформулировать я ее не могла сама. Не то чтобы это прям на 100% совпадает с тем, что я думаю (а вообще хорошо, что развели англичан и американцев, потому что первые-то на своем языке зациклены едва ли не больше, чем мы, такие логоцентричные русские)...
Вот смотришь американский телевизор, например. Вот что-нибудь сгорело там. Вот прибегают корреспонденты. Вот они с пожарным поговорили, вот они с ментом поговорили, вот они поговорили с глупым американским человеком, который тут погорел. Все говорят, используя прекрасный чудный синтаксис. Ну, с не очень богатым словарем. Ну какой словарь? - вот, я сгорел, не знаем, что делать, я очень расстроен, что же я скажу детям. Ясно, четко говорит. А ведь он не обязывался давать интервью. Не готовился. Тезисы не писал. Но речь такая четкая и ясная, как будто он в университете учился.
И вот спроси любого нашего от и до. От мента до члена «Единой России». Типа: почему это у вас вот тут перегорожено? Это ж какие-то мутные комья пойдут. Рот открыт, а смысловой структуры, синтаксиса нет. Но это не значит, что у него хуже со словом, чем у человека западного. (...) Наоборот, лучше, лучше у него! Потому что он берет слово не на том уровне, где существует рабочий, протестантский синтаксис, который отсекает ненужное, идет к цели, организует тут же себя, людей, пространство, то есть движется к тому, как выйти из создавшегося положения. Разгрести головешки, эвакуировать кого-нибудь… (...) А здесь нет. Нет такой задачи - организовать и помочь.
Интервью очень большое, вот еще один забавный момент:
... читала переписку Пастернака с Ариадной Эфрон. Он прислал ей текст ["Доктора Живаго"] и хотел обсуждения. И она очень умно - она вообще была очень умная баба - она очень умно и деликатно, но и неприятно для него сказала по поводу этого романа. Тут не так, это длинно, это путано, это надо убрать, это надо очистить… В общем, он обиделся. А она сидит на Крайнем Севере, в вечных льдах, там нечего есть и нечем греться. А он ей открытку. А она идет на почту - там на лайках почту привозят раз в три месяца. А он - расцвела сирень, писать не о чем, чудный майский день.
Мне безумно напомнило вот этот опус моей американской студентки. Которая Шостаковичу письмо написала, помните, я хвасталась в прошлом году?
Дорогой Дмитрий Шостакович!
Я очень рада, что Вы вышли из сибирского гулага на прошлой неделе! Поздравляю Вас за выживание! У вас всё здорово и хорошо? Вы скоро возвращаетесь домой к своей жене Нине? Скажи мне, как у неё дела. Я получила Вашу открытку вчера. Большое спасибо! Сибирская тундра очень красива. Мне интересно было узнать, что Вы написали новую симфонию, когда Вы были в гулаге. Я действительно хочу её слышать, и я хочу, чтобы Вы рассказали мне всё о ней.
Передайте здравствуйте Нине, и пишите, пожалуйста. Желаю всего хорошего.
Так вот, она здесь изложила такую совсем банальную и очевидную мысль, которая у меня в голове давно вертится, а сформулировать я ее не могла сама. Не то чтобы это прям на 100% совпадает с тем, что я думаю (а вообще хорошо, что развели англичан и американцев, потому что первые-то на своем языке зациклены едва ли не больше, чем мы, такие логоцентричные русские)...
Вот смотришь американский телевизор, например. Вот что-нибудь сгорело там. Вот прибегают корреспонденты. Вот они с пожарным поговорили, вот они с ментом поговорили, вот они поговорили с глупым американским человеком, который тут погорел. Все говорят, используя прекрасный чудный синтаксис. Ну, с не очень богатым словарем. Ну какой словарь? - вот, я сгорел, не знаем, что делать, я очень расстроен, что же я скажу детям. Ясно, четко говорит. А ведь он не обязывался давать интервью. Не готовился. Тезисы не писал. Но речь такая четкая и ясная, как будто он в университете учился.
И вот спроси любого нашего от и до. От мента до члена «Единой России». Типа: почему это у вас вот тут перегорожено? Это ж какие-то мутные комья пойдут. Рот открыт, а смысловой структуры, синтаксиса нет. Но это не значит, что у него хуже со словом, чем у человека западного. (...) Наоборот, лучше, лучше у него! Потому что он берет слово не на том уровне, где существует рабочий, протестантский синтаксис, который отсекает ненужное, идет к цели, организует тут же себя, людей, пространство, то есть движется к тому, как выйти из создавшегося положения. Разгрести головешки, эвакуировать кого-нибудь… (...) А здесь нет. Нет такой задачи - организовать и помочь.
Интервью очень большое, вот еще один забавный момент:
... читала переписку Пастернака с Ариадной Эфрон. Он прислал ей текст ["Доктора Живаго"] и хотел обсуждения. И она очень умно - она вообще была очень умная баба - она очень умно и деликатно, но и неприятно для него сказала по поводу этого романа. Тут не так, это длинно, это путано, это надо убрать, это надо очистить… В общем, он обиделся. А она сидит на Крайнем Севере, в вечных льдах, там нечего есть и нечем греться. А он ей открытку. А она идет на почту - там на лайках почту привозят раз в три месяца. А он - расцвела сирень, писать не о чем, чудный майский день.
Мне безумно напомнило вот этот опус моей американской студентки. Которая Шостаковичу письмо написала, помните, я хвасталась в прошлом году?
Дорогой Дмитрий Шостакович!
Я очень рада, что Вы вышли из сибирского гулага на прошлой неделе! Поздравляю Вас за выживание! У вас всё здорово и хорошо? Вы скоро возвращаетесь домой к своей жене Нине? Скажи мне, как у неё дела. Я получила Вашу открытку вчера. Большое спасибо! Сибирская тундра очень красива. Мне интересно было узнать, что Вы написали новую симфонию, когда Вы были в гулаге. Я действительно хочу её слышать, и я хочу, чтобы Вы рассказали мне всё о ней.
Передайте здравствуйте Нине, и пишите, пожалуйста. Желаю всего хорошего.