Бери, не вникая… (Сюжет 3).
В начало.
Сюжет 3. «Святая Анна».(Из несостоявшейся экспедиции 2014-го года на Землю Франца-Иосифа; немножко из «ТайВая»).
Светлой памяти Олега Продана, Михаила Фариха и Алексея Фролова, посвящаю.
В этой истории загадок, догадок и предположений, а, стало быть, вымысла, будет больше, чем во всех остальных сюжетах, вместе взятых. Оно и понятно - судьба главных героев до сей поры неизвестна, как неизвестна и судьба судна, давшего этому сюжету название. И литературных интерпретаций и домыслов была уже масса - от Каверинских «Двух капитанов» (там она «Святая Мария») и до «В полярных льдах» Рене Гузи (прибегнувшего, кстати, к литературной мистификации), где она «Эльвира». И еще одна оговорка. Ни о каких чувствах членов экипажа нам неизвестно; в этом смысле слово «любовь», будучи употребленным в этом сюжете, не будет впрямую соответствовать любви между конкретной женщиной и конкретным мужчиной. Тем не менее, я осмелюсь употреблять его, понимая под ним нечто большее. Скорее, любовь - как свойство характера. Характера конкретного человека, конкретного члена экипажа - Ерминии Александровны Жданко. Но по порядку.
Идея этой экспедиции, стартовавшей в 1912 и окончательно пропавшей в 1914-м, целиком и полностью принадлежит Георгию Брусилову. Сын Льва Алексеевича Брусилова, впоследствии - вице-адмирала и начальника Морского генерального штаба - в детстве смелый и озорной мальчишка, выросший на море в Николаеве и всегда имевший, вместо игр и игрушек, шлюпку, паруса и придуманные с друзьями морские «баталии»… В 19 лет Брусилов оканчивает Московский кадетский корпус и сразу попадает на Русско-Японскую войну, по окончании которой продолжает службу на Дальнем востоке, а потом - на Балтике. В 1909-м Брусилов попадает в состав ГЭСЛО - того самого «ТайВая», причем в самый его первоначальный состав, который совершает переход от Невского завода в Санкт-Петербурге до точки базирования во Владивостоке. Здесь он - вахтенный начальник «Вайгача», командует которым Колчак. В первое же экспедиционное плавание 1910 года от Владивостока до м. Дежнева Брусилов идет на «Таймыре». К тому времени начальником всей экспедиции назначен И.С.Сергеев - человек «очень опытный, с большим практическим стажем, он числился в корпусе флотских штурманов… пожилой уже человек, молчаливый и несколько даже угрюмый, Сергеев не пользовался симпатиями офицерского состава экспедиции. Известна была его осторожность… Сам он не без гордости говорил, что про него среди гидрографов сложена поговорка: «Где Сергеев прошел, там всякий пройдет». Часть наших офицеров истолковывала эту фразу явно неблагоприятно для И.С.Сергеева».(Л.М.Старокадомский, «Пять плаваний в Северном Ледовитом Океане»). К этой части, безусловно, относились такие «неусидчивые», требовавшие действий, офицеры, как Колчак и Брусилов. Собственно, Колчак покидает экспедицию после первого экспедиционного плавания 1910 г, не скрывая, что причиной является «жажда деятельности», чему осторожный Сергеев не дает реализоваться. Весьма экспансивный, решительный, несколько необузданный Брусилов выдерживает два экспедиционных плавания, 1910 и 1911 года. Отчет Н.И.Евгенова упоминает имя Брусилова чуть ли не на каждой странице - во всех высадках, установках геодезических и навигационных знаков и даже водолазных работах - везде Брусилов. В 10-м году он устанавливает на м. Дежнева навигационный знак, который в кругу моряков будет долго называться «Знак Брусилова». В 1911 году вахтенным начальником «Таймыра» Брусилов доходит от Владивостока до устья Колымы, приобретая бесценный арктический опыт. И по возвращении пишет прошение об отпуске по «домашним обстоятельствам» - ему кажется, что совершить сквозное плавание по Северо-Восточному проходу (Северный морской путь) у него самого получится быстрее, чем у неоправданно медлительного Сергеева… По иронии судьбы через год Сергеева сменит решительный, но всё же осторожный Вилькицкий, который выполнит эту цель, когда Брусилова уже начнут искать. А в составе «ТайВая» место Брусилова займет лейтенант Алексей Жохов - герой следующего сюжета.
Своими планами Брусилов поделится с ближайшим другом - лейтенантом Н.Андреевым, человеком, хоть и молодым, но достаточно опытным, который пригласит к участию в экспедиции гидролога Севастьянова, врача (фамилия неизвестна) и штурмана Баумана. Фамилия Брусиловых достаточно известна - у умершего к тому времени вице-адмирала Льва Брусилова есть два не менее известных брата - Алексей Алексеевич (генерал, автор будущего Брусиловского прорыва) и Борис Алексеевич, один из самых крупных землевладельцев Москвы, владения которого основаны на капиталах его жены, Анны Николаевны (баронессы Рено). Имя Брусиловых делает свое дело - пресса достаточно быстро поднимает шум, полагая, что уж чего-чего, а недостатка средств не будет… На самом же деле таких средств, особенно после смерти отца, у самого Брусилова нет, как нет их и у Андреева. И тогда они решают объявить экспедицию коммерческой, ведущей зверобойный промысел, и собрать под это «акционерный капитал». Но время идет. Брусилов обращается к дяде, и в игру вступает Анна Николаевна, выделяя для экспедиции 90 тысяч рублей, становясь взамен «главным акционером» и заключая совершенно жесткий контракт с Брусиловым, по которому тот не имеет права предпринимать никаких действий, потенциально ведущих к убыткам, без ее письменного согласия, и лично отвечает за сохранность вложенных денег. «...Настоящим договором я, Георгий Львович Брусилов, принимаю на себя заведование промыслом и торговлею, с полной моею ответственностью перед нею, Брусиловою, и перед Правительственными властями, с обязанностью давать ей по ее требованию отчет о ходе предприятия и торговли и о приходно-расходных суммах; не предпринимать никаких операций по управлению промыслом и торговлею без предварительной смет сих операций, одобренных и подписанных Анною Николаевною Брусиловой, и в случае ее возражений по такой смете., обязуюсь таковым указаниям подчиняться, а генеральный баланс представить ей в конце года точный и самый подробный, подтверждаемый книгами и наличными документами».
Двадцать тысяч из капитала уходят на покупку парусно-паровой баркентины «Бленкатра» («Blencathra»), судна, построенного в Британии в 1867 году, но в очень приличном состоянии и с потрясающей историей: перед Брусиловым она ходила под командованием самого Виггинса к устью Енисея, обеспечивала склады норвежскому «Фраму», с Фредериком Джексоном исследовала побережье от Печоры до Оби, была на Новой Земле и Колгуеве. А до того, как стать «Бленкатрой», была «Пандорой-II» Юнга, исследовавшей Северо-Западный (аналог нашего Северо-Восточного, только через Канаду) проход из Атлантики в Тихий океан. Но родилась она под именем «Ньюпорт», чтобы вести гидрографическую съемку Средиземного моря при строительстве Суэцкого канала; «Ньюпорт» - первое судно, что по каналу и прошло. Но и состояние под стать истории: шхуна «…так сохранилась, что ей трудно дать больше 20 лет, как бы усердно не искать изъянов в её шпангоутах, бимсах, кницах и обшивках». (В.Альбанов «На юг, к Земле Франца-Иосифа»). Это судно и купит Брусилов, назвав его, в честь основного инвестора, «Святой Анной».
Анна Николаевна, строго регламентировав финансовые отношения с Брусиловым, сама же не очень пунктуальна, поэтому средства на экспедицию поступают с задержками. «Есть у меня Просьба к тебе, не можешь ли проконтролировать дядю в следующем. Он обязан семьям некоторых моих служащих выплачивать ежемесячно, но боюсь, что он уморит их с голоду». (Из письма Брусилова матери). Да и коммерческий характер самого предприятия требуют от Брусилова предприимчивости: он размещает в газетах объявление, что первая часть экспедиции, «подход к маршруту» от Петербурга до Архангельска, пройдет в режиме круиза, и предлагает купить на него билеты. Так в круизной каюте оказывается Ерминия Жданко с подругой.
Ерминия Жданко - дочь генерала Александра Жданко, героя Японской войны, и племянница Михаила Ефимовича Жданко, ставшего через год после описываемых событий начальником Главного Гидрографического управления (что, наряду с болезнью Сергеева, привело к назначению руководителем «ТайВая» Вилькицкого, но это другая история). Михаил Жданко предпримет колоссальные усилия потом, при организации поисковых работ, но теперь он и сам в экспедиции на Дальнем Востоке. Любители строительства любовных историй, на базе «громкости» фамилий Брусиловых и Жданко, строят многочисленные теории, что Ерминия и Георгий знали друг друга, и на «Святой Анне» девушка оказалась не случайно. Знали, конечно, но совсем по другой причине - ее отец вторым браком был женат на Тамаре Доливо-Добровольской, брат которой, Борис Осипович, был женат на Ксении Брусиловой, старшей сестре Георгия. Более того, есть указания, что Ксения Брусилова и Ерминия Жданко были дружны. Так что знали, конечно. Впрочем, влияет это только на то, что Ерминия узнала о круизе не из газет. «Дорогой мой папочка! Я только двенадцать часов провела в Петербурге, и уже массу нужно рассказать… На моё счастье оказалось, что и Ксения здесь… Я у них просидела вечер, и предложили они мне одну экскурсию, которую мне ужасно хочется проделать. Дело вот в чём. Ксенин старший брат купил пароход, шхуну кажется. Он устраивает экспедицию в Архангельск и приглашает пассажиров (было даже объявлено в газетах), т. к. там довольно кают. Займёт это недели 2-3, а от Архангельска я бы вернулась по железной дороге. Самая цель экспедиции, кажется, поохотиться на моржей, медведей и пр., а затем они попробуют пройти во Владивосток, но это уже меня, конечно, не касается…» (Из письма Ерминии отцу от 9 июля 1912 года). Так что знает, но притом путает, кто из них старший, Ксения или Георгий. «Святая Анна» покидает Петербург 28 июля.
Собственно, весь путь от вокруг Скандинавии и был круизом, хотя неприятности начались уже там. Очередная задержка денег от Анны Николаевны поставит Брусилова в тупик, но выручит Ерминия - даст 200 рублей. В Тронхейме судно вынуждено простоять неделю в ожидании получения двух заказанных там ботов. А, после вечеринки, устроенной механиком (живущим вблизи Тронхейма) по случаю крестин, этот самый механик не возвращается на судно. Задержка меняет планы Брусилова, и он решает не идти в Архангельск, а точкой старта избирает Александровск-на-Мурмане. Там же, в круизе, его догоняет роковая новость. Анна Николаевна Брусилова не желает видеть в составе акционеров никаких «миноритариев», так что Андрееву предлагается идти в экспедицию наемным помощником капитана. Андреев отказывается от участия в экспедиции, а вместе с ним - гидролог Севастьянов и доктор. По приходу в Александровск они получают известие, что и штурман Бауман не может приехать к отплытию из-за болезни. Это похоже на крах…
Состоялась бы экспедиция, если бы Ерминия не поступила бы так, как она поступила? Немножко понимая характер Брусилова, думаю, что он все равно бы вышел в плавание. Но, немножко понимая характер Ерминии, совершенно уверен, что она и не могла поступить иначе. Кстати, с ней в детстве случился такой эпизод: когда отец ушел на японскую войну, она… убежала из дома за ним. Ее нашли и сняли с поезда. Тогда ей было 13.
«Трёх участников лишились. Могу быть полезной. Хочу идти на восток. Умоляю пустить. Тёплые вещи будут. Целую. Пишу. Отвечай скорей». (Телеграмма отцу из Александровска в Нахичевань-на-Дону)
Ответ пришел сразу. «Путешествию Владивосток не сочувствую. Решай сама. Папа». Потом последует длинное письмо, ответа на которое Ерминия уже не получит.
«Дорогие, милые мои папочка и мамочка.
Если бы вы знали, как мне больно было решиться на такую долгую разлуку с вами. Да и вы поймёте, т. к. знаете, как мне тяжело было уезжать из дома даже на какой-нибудь месяц. Я только верю, что вы меня не осудите за то, что я поступила так, как мне подсказывала совесть. Поверьте, ради одной любви к приключениям я бы не решилась вас огорчить. Объяснить вам мне будет довольно трудно, нужно быть здесь, чтобы понять. … Вы же можете себе представить, какое было тяжелое впечатление, когда мы вошли в гавань и оказалось, что не только никто не ожидает нас, но даже известий никаких нет. Юрий Львович такой хороший человек, каких я редко встречала, но его подводят все самым бессовестным образом, хотя он со своей стороны делает всё, что может. Самое наше опоздание произошло из-за того, что дядя, который дал деньги на экспедицию, несмотря на данное обещание, не мог их вовремя собрать, т. ч. из-за этого одного чуть всё дело не погибло. Между тем, когда об экспедиции знает чуть ли не вся Россия, нельзя же допустить, чтобы ничего не вышло…
Всё это на меня произвело такое удручающее впечатление, что я решила сделать что могу, и вообще чувствовала, что если я тоже сбегу, как и все, то никогда себе этого не прощу. Юрий Львович сначала, конечно, и слышать не хотел, хотя, когда я приступила с решительным вопросом, могу я быть полезна или нет, сознался, что могу. Наконец согласился, чтобы я телеграфировала домой… Вот и вся история, и я лично чувствую, что поступила так, как должна была… Мне так много хочется Вам рассказать. Ещё можно будет написать с острова Вайгач…
Во Владивостоке будем в октябре или ноябре будущего года, но если будет малейшая возможность, пошлю телеграмму где-нибудь с Камчатки…
Пока прощайте, мои милые, дорогие. Ведь я не виновата, что родилась с такими мальчишескими наклонностями и беспокойным характером, правда?»
Сам Брусилов напишет это в своем письме матери так:
«Дорогая мамочка
Здесь, в Александровске, было столько неприятностей. Коля не приехал, из-за него не приехали Севастьянов и доктор. Нас осталось только четверо: я, Альбанов (штурман) и два гарпунера из командующего состава…
Ерминия Александровна решила внезапно, что она пойдёт, я не очень противился, т. к. нужно было хотя бы одного интеллигентного человека для наблюдений и медицинской помощи. К тому же она была на курсах сестёр милосердия, хотя бы что-нибудь.
Теперь она уже получила ответ от отца, и окончательно решено, что она идёт с нами. Вообще она очень милый человек. И если бы не она, то я совершенно не представляю, что бы я делал здесь без копейки денег. Она получила 200 рублей и отдала их мне, чем я и смог продержаться, не оскандалив себя и всю экспедицию…
Деньги дядя задержал, и я стою третий день даром, когда время так дорого. Ужасно!
Но ничего, сегодня всё как-то налаживается. Уголь морское министерство дало, но за плату, деньги дядя, надеюсь, сегодня вышлет.
Крепко любящий тебя Юра».
Позволю себе еще два письма. Оба они отправлены 2 сентября со станции в Югорском Шаре. Это будут последние письма. Одно - письмо Ерминии отцу
«Дорогие мои милые папочка и мамочка!
Вот уже приближаемся к Вайгачу… Пока всё идёт хорошо. Последний день в Александровске был очень скверный, масса была неприятностей. Я носилась по «городу», накупая всякую всячину на дорогу. К вечеру, когда нужно было сниматься, оказалось, что вся команда пьяна, тут же были те несколько человек, которые ушли, александровские жители, и вообще такое было столпотворение, что Юрий Львович должен был отойти и стать на бочку, чтобы иметь возможность написать последние телеграммы…
Первый день нас сильно качало, да ещё при противном ветре, т. ч. ползли страшно медленно, зато теперь идём великолепно под всеми парусами и завтра должны пройти Югорский Шар. Там теперь находится телеграфная экспедиция, которой и сдадим письма…
Пока холод не даёт себя чувствовать, во-первых, Юрий Львович меня снабжает усердно тёплыми вещами, а кроме того, в каютах, благодаря паровому отоплению, очень тепло…
Где именно будем зимовать, пока неизвестно - зависит от того, куда удастся проскочить. Желательно попасть в устье Лены. Интересного предстоит, по-видимому, масса… Так не хочется заканчивать это письмо, между тем уже поздно. Куда-то мне придётся вернуться?..
Прощайте, мои дорогие, милые, как я буду счастлива, когда вернусь к вам
Ваша Мима».
Другое - Георгия матери.
«Дорогая мамочка
Всё пока слава Богу. Пришли в Югорский шар… Последние два дня был хороший ветер, и мы быстро подвигались.
Мима пошла со мной в качестве доктора, пока всё исполняет хорошо, она же будет заведовать провизией. Кают-компания состоит из следующих лиц: Мима, штурман Альбанов, 2 гарпунера, Шленский и Денисов, и я.
Если бы ты видела нас теперь, ты бы не узнала. Вся палуба загружена досками, и брёвнами, и бочонками. В некоторых каютах тёплое платье или сухари, в большом салоне половина отгорожена, и навалены сухари. По выходе из Александровска выдержали штормик, который нас задержал на сутки…
Крепко целую тебя, мамочка.
Надеюсь, что ты будешь спокойна за меня, т. к. плавания осталось всего две недели, а зима - это очень спокойное время, не грозящее никакими опасностями, и с помощью Божией всё будет благополучно.
Крепко целую тебя, моя милая мамочка, будь здорова и спокойна.
Поцелуй от меня Серёжу, я ему хотел написать, но не успел вчера, а сегодня очень рано пришли, и я с пяти часов утра уже был на мостике.
Обнимаю милую мою мамочку. Твой Юра».
4 сентября «Святая Анна» вошла в Карское море. Приведенные письма - последняя «живая» связь со шхуной. Все остальное, что известно об их судьбе - известно со слов и из дневника штурмана Альбанова. Он и матрос Конрад - двое выживших из отряда в 11 человек, покинувших судно весной 1914 года. Он же доставил на землю переписанный рукой Ерминии судовой журнал. 27 сентября, встретив у западного побережья Ямала непроходимые льды, «Святая Анна» вмерзает в лёд.
Что в сухом остатке на этот момент? Экипаж состоит из 24 человек, в котором большая часть - люди случайные. К морю вообще имеют отношение только те, кто перечислен в кают-компании, включая гарпунеров. Да и то условно - какое там море и, например, та же Ерминия? Реальный морской опыт только у двоих - штурмана Альбанова и самого Брусилова. Вместе с тем, шхуна оборудована, запасов продовольствия - на 18 месяцев, и настроение боевое.
Дневник штурмана Альбанова я не стану пересказывать - он издан еще в 1917-м, потом еще несколько раз переиздан, в качестве книги «На юг, к Земле Франца-Иосифа!». Читается на одном дыхании. Можно еще перечитать «Два капитана» - туда, в качестве дневников штурмана Климова, дневник Альбанова включен почти без правки, разве что опущены некоторые подробности, да сохранены неточности - в количестве ушедших, например. Ну, не обратил внимания Вениамин Каверин на то, что в реальности три человека, что ушли первоначально, впоследствии решили вернуться. Что же касается самого Альбанова, то это человек, имеющий штурманский опыт на Енисее и Карском море в районе его устья, а также опыт вождения коммерческих судов в Белом и Баренцевом морях; не будучи знатным по происхождению, человек, добивавшийся всего сам и несколько свысока смотревший на потомственных офицеров - «выскочек». Альбанова так охарактеризует Владлен Троицкий («Подвиг штурмана Альбанова»): «Добродушный, покладистый, но с поразительно неустойчивым настроением. Никогда нельзя было сказать, что послужит причиной очередной вспышки: чьё-то неосторожное слово, даже взгляд приводили его в исступление…». Впрочем, эта характеристика дана ему уже после всех событий, известно, что по возвращении у него развилась нервная болезнь, вынудившая его покинуть службу.
Итак, первая зимовка идет успешно.
«Хорошие у нас у всех были отношения, бодро и весело переносили мы наши неудачи. Много хороших вечеров провели мы в нашем чистеньком ещё в то время салоне, у топившегося камина, за самоваром, за игрой в домино. Керосину тогда было ещё довольно, и наши лампы давали много света. Оживление не оставляло нашу компанию, сыпались шутки, слышались неумолкаемые разговоры, высказывались догадки, предположения, надежды.
Лёд южной части Карского моря не принимает участия в движении полярного пака, это общее мнение. Поносит нас немного взад и вперёд в продолжение зимы, а придёт лето, освободит нас и мы пойдём на Енисей.
Георгий Львович съездит в Красноярск, купит, что нам надо, привезёт почту, мы погрузим уголь, приведём всё в порядок и пойдём далее…
Таковы были наши планы, наши разговоры у самовара в салоне за чистеньким столом.
«Наша барышня», Ерминия Александровна, сидела «за хозяйку» и от нас не отставала. Ни одной минуты она не раскаивалась, что «увязалась», как мы говорили, с нами. Когда мы шутили на эту тему, она сердилась не на шутку. При исполнении своих служебных обязанностей «хозяйки» она первое время страшно конфузилась. Стоило кому-нибудь обратиться к ней с просьбой налить чаю, как она моментально краснела до корней волос, стесняясь, что не предложила сама.
Если чаю нужно было Георгию Львовичу, то он предварительно некоторое время сидел страшно «надувшись», стараясь покраснеть, и когда его лицо и даже глаза наливались кровью, тогда он очень застенчиво обращался: «Барышня, будьте добры, налейте мне стаканчик».
Увидев его «застенчивую» физиономию, Ерминия Александровна сейчас же вспыхивала до слёз, все смеялись, кричали «пожар» и бежали за водой…»
Не знакомая с историей полярных плаваний, Ерминия интуитивно понимает, что именно «безделье», как сказали об этом и Нансен, и Свердруп, становится главной причиной всех бедствий на зимовке. Поэтому Ерминия берет на себя, вместе с обязанностями врача и «хозяйки», обязанности этакого «культорга» и организатора быта. Она раздает экипажу тетрадки с настоятельным требованием вести ежедневный дневник. На льдине, недалеко от судна, строится баня, действующая постоянно и выполняющая роль прачечной. Устраиваются соревнования по бегу на лыжах и коньках, участникам которых Ерминия в поставленной на льду палатке вручает призы - печенье с горячим шоколадом. К Рождеству репетируется и ставится спектакль… В середине октября сильным южным ветром льдину отрывает, и она начинает свой дрейф на север. Но пока еще все нормально. Более того, в начале декабря у Брусилова и Альбанова получается поохотиться, в рационе появляется свежее мясо, и запасы продовольствия существенно пополняются.
Через неделю после удачной охоты начинаются серьёзные проблемы - заболевают сначала Брусилов, потом Альбанов, а потом, последовательно и с разной тяжестью, весь состав экспедиции. Неизвестная болезнь обходит стороной только Ерминию. Она устраивает из бани карантин и целиком посвящает себя уходу, не забывая об обязанностях хозяйки… Впоследствии многие сойдутся в мысли, что это был трихинеллёз, вызванный употреблением зараженного личинками, недостаточно обработанного медвежьего мяса. Сильнее всего болезни подвержен Брусилов - он на долгие месяцы выбывает из строя. У остальных членов экспедиции болезнь протекает сравнительно легко, Брусилов же в судовом журнале запишет: «Ходить и двигаться совсем не могу, на теле у меня пролежни, часто заговариваюсь…» и далее «Следы этой болезни ещё и теперь, полтора года спустя, дают себя чувствовать». Альбанов опишет это подробно:
«Всякое неосторожное движение вызывало у Георгия Львовича боль, и он кричал и немилосердно ругался. Опускать его в ванну приходилось на простыне. О его виде в феврале 1913 года можно получить понятие, если представить себе скелет, обтянутый даже не кожей, а резиной, причём выделялся каждый сустав… Ничем нельзя было отвлечь его днём, от сна; ничем нельзя было заинтересовать его и развлечь; он спал целый день, отказываясь от пищи…
День он проводил во сне, а ночь большею частью в бреду…
От капризов и раздражительности его главным образом страдала «наша барышня», Ерминия Александровна, неутомимая сиделка у кровати больного. Трудно ей приходилось в это время… Но Ерминия Александровна всё терпеливо переносила, и очень трудно было её каждый раз уговорить идти отдохнуть». Это я, на самом деле, не о болезни. О Ерминии.
«Святую Анну», тем временем, вместе со льдами, несёт полярным течением на север, и весной она проходит севернее Новой Земли. Брусилов несколько оправится от болезни примерно к июлю, когда шхуна будет уже на 80-й широте. Летом судно было близко к освобождению - несколько сот метров двухметровой толщины льда отделяло его от полыньи, и, будь на судне динамит, может, было бы всё иначе. Но тогда случается другая беда. Между Альбановым и Брусиловым разгорается нешуточный конфликт, который и приведет, следующей весной, к уходу Альбанова.
Альбанов сделает всё, чтобы скрыть причины этого конфликта, и этот факт породит целую массу домыслов и гипотез. И самым пикантным в этих домыслах станет предположение, что причиной тому - Ерминия. Не верю. В своем интервью Олег Продан, посвятивший последние годы поискам разгадок «Святой Анны», ответит на это потрясающе ясно.
«Почему между Брусиловым и Альбановым произошёл раскол? Может быть, из-за любви к Ереминии Жданко?
Вы знаете, я столько различных версий слышал по поводу этой ситуации: от голливудских - что Брусилов женился на Жданко, они живут в Америке и у них есть дети, до сумасшедших - что Альбанов всех расстрелял, собрал оставшихся и ушёл.
Моё мнение, что конфликт был (и даже в дневниках, которые мы нашли в ходе нашей поисковой экспедиции, есть строчка, подтверждающая этот конфликт), но не на почве любви. Люди той эпохи были немножко по-другому воспитаны. Да, возможно, оба капитана могли питать к Жданко какие-то чувства - это естественно, но не это послужило основным источником конфликта.
Скорее всего, конфликт был из-за власти и из-за недопонимания того, что делать. Кризис, край. Как быть в этой ситуации? Один говорит - надо так, другой настаивает на своём. И потом не надо забывать - Брусилов был дворянином, снобом. Альбанов же добивался всего сам, своим трудом, и опыта у него, конечно, было больше. Около года Брусилов не командовал, лежал в горячке, а когда очнулся и принялся капитанствовать, то понял, что его место уже занято Альбановым. На том и не сошлись два капитана.
Кстати, ухаживала за Брусиловым во время его продолжительной болезни Ереминия Жданко, которой был всего 21 год. Вообще, для меня персонаж номер один и герой всей этой истории - это она».
Об Олеге я скажу еще, но не могу с ним не согласиться в каждой букве. Говоря о версиях «любовного треугольника», я со всей очевидностью понимаю, что на ее решение остаться на шхуне он не мог повлиять. Будь она влюблена в Брусилова - она осталась бы с ним. Будь она влюблена в Альбанова - она всё равно осталась бы с Брусиловым. Собственно, это я и хотел объяснить всем предыдущим текстом, это и имел в виду, говоря о любви, как о свойстве ее характера.
Пережив вторую, ужасную зимовку (нет уже керосина, кончился уголь и слабое тепло - около нуля - поддерживалось за счет сжигания в топке мебели и элементов обшивки, скуден рацион), 10 апреля 1914 года судно покидают 11 человек. Добраться до дома суждено будет только двоим - штурману Альбанову и матросу Конраду. Не скрывая того, что уход Альбанова - следствие конфликта, Брусилов отпускает с ним всех желающих - так повышаются шансы Альбановцев на выживание, так растягиваются оставшиеся запасы продовольствия, позволяющие надеяться на выживание оставшимся. Несомненным свидетельством желания Альбанова скрыть причины конфликта любой ценой является пропажа части почты - перед выходом весь экипаж пишет письма домой, и два пакета - официальное донесение и личная почта - упаковываются в жестяную банку, которая запаивается и вручается Альбанову. Судьба этой банки прослеживается самим Альбановым вплоть до прихода их с Конрадом на мыс Флора, где их подберет возвращающийся «Св. мученик Фока» Седова. Но на борт Альбанов поднимется только с официальным пакетом на груди.
Матрос Конрад тоже напишет дневник, но его прочтение не даст ничего нового - он прост и беспристрастен. «Встали - пошли - поели - легли». В 1938 году полярный штурман Валентин Аккуратов встретится с Конрадом: «Я был знаком с Александром Конрадом. В тридцатых годах он плавал на судах Совторгфлота. Суровый и замкнутый, он неохотно, с внутренней болью, вспоминал свою ледовую одиссею. Скупо, но тепло говоря об Альбанове, Конрад наотрез отказывался сообщить что-либо о Брусилове, о его отношении к своему штурману. После моего осторожного вопроса, что связывало их командира с Ерминией Жданко, он долго молчал, а потом тихо сказал:
- Мы все любили и боготворили нашего врача, но она никому не отдавала предпочтения. Это была сильная женщина, кумир всего экипажа. Она была настоящим другом, редкой доброты, ума и такта…
И, сжав руками словно инеем подёрнутые виски, резко добавил:
- Прошу вас, ничего больше не спрашивайте!..»
В начале двухтысячных судьбой «Святой Анны» всерьез занялся Олег Продан. После его экспедиции 2010 года, мне кажется, судьба ее участников стала для него чем-то, сравнимым с идеей, что двигала Санькой Григорьевым из «Двух капитанов». Тогда, в 10-м, они обнаружили останки еще одного участника Альбановской партии, а также ряд артефактов - гильзы, часы, очки из бутылочных стекол. И еще один дневник, расшифрованная часть которого подтверждает правдивость дневника Альбанова. Была масса задумок - так, компьютерное моделирование течений, сделанное ранее, говорило о том, что «Святую Анну» должно было вынести в открытую часть Северного моря к середине - концу 15-го года. Олег пошел дальше - он стал ставить буйки с маячками в точках, координаты и время установки которых были известны из судового журнала, и пришел к несколько иным выводам. Трагическая случайность оборвала его жизнь и жизнь его друзей по пути к началу новой, 2016-го года, экспедиции по следам «Святой Анны». Но, знаете, Север ведь удивительное существо. Он долго держит в себе разные тайны, но потом иногда отдает их. Я теперь так думаю, что отдает тогда, когда посчитает нас готовыми их принять.
Имя Ерминии Жданко в этой истории - главное и для меня. Человек, обладавший каким-то удивительным стержнем, позволявшим без колебаний принимать решения. Я думаю, этим стержнем и является любовь, и это же не важно, успела ли эта любовь излиться на какого-то конкретного человека, или, в силу молодости, нет, но именно она определяла ее поступки.
Сюжет 4 и окончание следуют.