Очень характерно, что в белом лагере, где нет недостатка в ученых, литераторах и вообще в людях с пытливым умом, где существует ряд русских издательств и множество русских газет, много говорится и пишется об эмиграции, никогда или почти никогда не возбуждался и не рассматривался вопрос о социальном расслоении эмигрантской массы и об огромности расстояния, отделяющего условия быта одних от условий быта других. Точно так же не находилось любознательного исследователя многочисленных причин, способствовавших беспримерному ухудшению быта для одних и в то же время беспримерно улучшивших положение других. Это упорное замалчивание вопросов, которые, вследствие своей непосредственной остроты и близости, казалось бы, не могли остаться незамеченными или забытыми, создает впечатление желания успокоить общество и убедить его в том, что «все это несущественные пустяки» и что «на Шипке все спокойно»... [Читать далее]Такое предположение становится тем более правдоподобным, что наряду с замалчиванием этой разницы и причин ее обострения некоторая (большая) часть белой прессы, в порыве «патриотического рвения», принялась публиковать совершенно фантастические сообщения о том, что «все благополучно», и в то же время другая часть, меньшая, приступила к опубликованию материалов, доказывающих противуположное. Когда один человек, настойчиво преследующий достижение какой-либо цели на своем пути, не брезгует пользоваться ложью, злоупотреблением доверия и вовлечением в обман, то, поскольку это обнаруживается, общество, оскорбленное в своем нравственном чувстве, негодует и презрительно от него отворачивается. Когда же человек или малочисленная группа людей, волею судьбы и случая поставленных управлять и руководить десятками миллионов им подобных, в своем стремлении к цели, - часто не только чисто эгоистической, но для этих десятков миллионов явно вредной, - прибегают к тем же приемам, рассматриваемым обществом, как безнравственным, т. е. лгут, обманно завлекают и злоупотребляют доверием, это же самое общество не только не негодует и не возмущается, а часто с явным удовольствием констатирует в своих вождях наличие качеств, которые называет твердостью, ловкостью управления и политической мудростью. По-видимому, понятия об индивидуальной этике и этике правительственной - несоизмеримы. Мы помним, как белая пресса, захлебываясь, повествовала о демократичности белого движения, о прогрессивности белого управления и о победоносности и рыцарстве белого воинства и об идиллической чистоте правительственных нравов в белой России от Краснова до Врангеля. Если бы белые победили красных, то, весьма вероятно, эта ложь осталась бы ложью неоглашенной, хотя и обнаруженной, и мы на собственной спине имели бы случай проверить демократичность белой власти, рыцарство белой армии и прогрессивность белого управления. Но победили не белые, а красные, и все тайное стало явным... Вспомните, как живописалась доблесть белых походов в белых газетах того времени... Но вот и обратная сторона, обнаруживающаяся только в наши дни. А. Валентинов в газ. «Посл. Новости» в сентябре 21 года, в статье «Три года», пишет: Борьба за освобождение Кавказа... Помните эта освобождение? Помните эти кошмарные осенние бои за обладание Севастополем, залитым кровью, разоренным дотла, заплатившим сторицей за свое «освобождение» в июле? Помните «освобождение» Майкопа с резней на улицах, устроенной ген. Покровским? Помните этот кошмар, когда среди бела дня отцов рубили шашками на глазах детей и мужей расстреливали на глазах жен? Помните Темнолесскую? Помните эти леденяще-молчаливые вереницы пленных, без единого слова, без единой мольбы в воспаленных от тифозной горячки глазах, отправляемых на кладбище... Дальше - помните переметные сумы шкуринцев, набитые до, отказа «царскими» и «керенками»? Помните «бессмертный» рейд Мамонтова, отправившегося на Москву, но уже по дороге изнемогшего под бременем пудов золота и серебра, полученных «от благодарного населения»? Помните кошмарное отступление, разорение деревень, сел, городов, взрывы мостов, погромы ни в чем неповинного населения, разгул тыла, кокаин, шампанское накануне сдачи городов… Дальше? Дальше, в сущности, логический эпилог - Крым... Новый вождь, прославившийся своим письмом на имя бывшего главнокомандующего... Звон фанфар и литавр... «Ура!»... «шапками»... «Совдепия накануне гибели»... «Ленин повесился!»... «Троцкий бежал!»... Во всем вчерашнем виновен «Мойше!»... Выход из Крыма. Первые победы и вслед за ними страшный ясный облик неизбежной катастрофы. В те дни, когда все это имело место, разве смели говорить правду даже за кордоном, как это делают теперь? Не смели и не говорили... Лгали из любви к искусству, из жажды подслужиться так же беспардонно и неумеренно, как лгут сейчас, изображая быт врангелевских остатков образчиком беженского благосостояния. А между тем, и эта вторичная ложь вскрывается в наши дни, как и первая: ...В лагере голодно, ибо нельзя быть сытым на выдаваемый французами паек: полстакана консервов, полфунта хлеба, столовую ложку фасоли и пол-ложки сахару, и это ощущение вечной пустоты в желудке нестерпимо. Когда на станции разгружают вагоны с капустой - прилипшие к вагонному полу листья тщательно отдираются и съедаются, как лакомство, часто даже сырыми. Кусок хлеба ценится на вес золота. На склады с продовольствием иногда делают налеты из-за горсти муки... Кроме этого, нет простой вещи - огня, на котором можно было бы приготовить какое-нибудь варево. Подбирается каждая щепка, каждый сучок. Но когда ничего не остается - начинают таскать ящики из-под снарядов. Они ломаются с неуклонностью каждую ночь, несмотря на угрозы. Наконец, французы стреляют по растаскивающим топливо и убивают несколько человек. Во время одного такого ночного набега, когда из трех шедших за дровами были ранены двое - подхорунжий и вахмистр Егорьевского полка - и не будучи в состоянии бежать, доползли под выстрелами до канавы - часовые разбили им головы прикладами. В довершение всех бед - в лагере не было даже хорошей воды. В лагере холера - десятки смертей в день. (А. Масаинов. «Недавно в лагере», «Последние Новости».) А. Рослов в тех же «Последних Новостях» пишет: «В Русском плену». Еще зимой, в декабре и январе, когда прибывшие из Крыма беженцы несколько оправились после ужасов и тягостей эвакуации, а вводимый ген. Кутеповым режим уже дал себя почувствовать, начались между галлиполийцами толки, как бы выбраться из-под «заботливой» опеки начальства. Легальных к этому путей не было. Попытки перебраться через перешеек, охраняемый греческими войсками, или переправиться через Дарданеллы окончились для многих смельчаков очень печально. Больше 400 человек томилось в подземельи главной галлиполийской гауптвахты, ожидая суда за побег из армии, «находящейся в состоянии войны с Сов. Россией» (формулировка обвинительных актов). «Уходили наименее стойкие, зачастую корыстные элементы, отпадали отжившие, омертвевшие части». Так характеризует ген. Врангель покидающих ряды его армии («Обращение к маршалам Франции»). Между тем, среди толпы переселенцев попадались офицеры со знаками Кубанского похода на груди. Это - те, которые первыми пришли на зов ген. Корнилова, с ним совершили легендарный поход, а после героического периода армии не почили на лаврах, осевши в многочисленных штабах, а продолжали борьбу до конца в первых рядах. Это - те, благодаря кому ген. Врангеля до сих пор называют «вождем» героев, а сам он, указывая на их подвиги, все еще пользуется внимательностью иностранцев. На улицах города были случаи ареста «дезертиров»; были случаи, когда особенно усердные начальники собирались даже на пристани арестовать своих подчиненных, ожидающих переправы на пароход. Нужно было видеть волнение ожидавших, боявшихся оказаться сверх объявленной тысячи, нужно было видеть радость тех, кто очутился на пароходе, чтобы понять, как рвутся из армии на волю, к жизни трудовой и тяжкой, но свободной! Наконец, чтобы уяснить себе с полной очевидностью кошмарную картину нравов, господствующих в официальных врангелевских учреждениях в Софии, достаточно ознакомиться с приводимой ниже выдержкой из известного письма 34 офицеров, перепечатанного в № 829 газ. «Голос России» (Берлин) в ноябре 21 года. Кто дал ген. Врангелю право назначать от своего имени ген. Потоцкого, окружившего себя таким громадным штабом адъютантов и сыщиков, что на эти деньги можно содержать много десятков инвалидов-офицеров? Мы спрашиваем ген. Врангеля, известно ли ему, что адъютанты Потоцкого берут взятки? М. Н. Рунге, вдова офицера, просила у адъютанта Потоцкого, ротмистра Данич, обмундирование для раненого сына, вольноопределяющегося, и получила отказ. Когда же Рунге заявила Даничу, что может его поблагодарить и при нас вручила ему 100 динаров, то немедленно получила наряд на полное обмундирование. Известно ли ген. Врангелю, что ген. Потоцкий собирает деньги на русскую армию и на эти деньги содержит около себя целый ряд гнусных сыщиков, бывших жандармов вроде полк. Стреха, который с нищих дерет шкуру, беря взятки с офицеров даже водкой, а на тех, кто этого не делает, доносит Потоцкому - они большевики, кадеты, эс-эры? Известно ли ген. Врангелю, что этот Стреха был выгнан из полка судом чести за грязные дела и до гражданской войны не был никуда принят? В европейскую войну он командовал гуртом скота (33 корпуса), проворовался, был судим и спасся благодаря революции. Теперь Стреха назначен Потоцким в качестве коменданта беженцев для политической борьбы с офицерами и дошел до того, что запретил все газеты, кроме «Нового Времени». Мы спрашиваем ген. Врангеля, на каком основании ген. Барбович находится у власти в Сербии и «устраивает» остатки голодных людей на пограничную службу к сербам? Над всеми офицерами не из Галлиполи Барбович и Потоцкий издеваются, чинят всякие препятствия их поступлению, называя их дезертирами. А сербские власти поставили условием приема согласие военного агента. Это - тот Барбович, который под Каховкой закончил свою боевую деятельность тем, что на наших глазах повесил двух беременных женщин, Лию Готлиб и Анастасию Звереву, рядом с корнетом в форме - И. Н. Удовиченко, как будто бы участников шпионажа, что, как на следующий день выяснилось, была... ошибка. Мы спрашиваем, неужели Врангель, Шатилов и др. думают, что офицерство в массе настолько глупо, что не видит, что все эти крики о необходимости сохранить армию были только для того, чтобы около больного истерзанного тела этой армии устроить себя тепло, а угнетенному и забитому офицерству бросить с сытого стола ненужную кость. Е. П. Анч в «Воле России», август 21 года, пишет: «Русские монархисты в Сербии». Вся власть над русскими фактически сосредоточена в руках жандармов. Палеолог - бывший губернатор, Скаржинский - бывший правитель канцелярии министерства иностранных дел, ген. Батюшин - офицер, если память мне не изменяет, - заведовавший контрразведкой при штабе Петроградского округа. Всем им оказывает серьезную помощь военный агент Врангеля - ген. Потоцкий. Эта группа людей, пользуясь своими связями, стала во главе эмигрантской жизни и захватила в ней руководящую роль, воспользовавшись чрезвычайно лояльным отношением сербов к русским. Так, например, Палеолог, через своих уполномоченных, был единственным распорядителем денежных сумм, отпускавшихся на помощь русским беженцам, пока сначала не установили над его деятельностью контроля, а потом не передали этого дела целиком в ведение Державной комиссии. Скаржинский и Батюшин - это главнейшие помощники Палеолога, направляющие его деятельность. И Скаржинский и Батюшин были в исключительном доверии у сербов и инспирировали сербское общественное мнение по русскому вопросу, популяризируя идею возможности замещения русского престола сербскими принцами. Сербы, которые считают своим другом ген. Батюшина и оказывают ему покровительство, должны знать, что ген. Батюшин получил печальную известность по делу о русских сахарозаводчиках и банковских дельцах, которые умышленно понижали ценность русского рубля, разоряли денежное хозяйство России и, экспортируя за границу русский сахар, продавали его немцам. Благодаря Рубинштейнам, Доброму и К° и благодаря ген. Батюшину, при содействии которого они избежали виселицы, немецкие солдаты ели русский сахар в то время, как русская армия часто неделями не знала, что такое сахар... Ген. Батюшин был арестован при царе, сидел в тюрьме при временном правительстве и при ген. Деникине. Казнокрад и вымогатель, квалифицированный по суду, вечный арестант, известный всей России, как предатель, он теперь в Сербии говорит от имени этой России! Сербы должны знать, что и Скаржинский и Батюшин если захотят говорить от имени России, то они могут говорить только от России предателей, от России жандармских генералов и немецких агентов, от России, опозоренной и окровавленной еврейскими погромами... Скаржинский и Батюшин своей деятельностью в Сербии дают этому блестящее доказательство. Передо мной лежит донос, написанный одним из лидеров земунских черносотенцев Барашевым по поводу постановки " учебно-воспитательного дела в детском доме союза городов. - Известно ли, что в детском доме русский язык преподает иностранец, ставящий вместо отметок шестиконечную звездочку, до сих пор нигде не применявшуюся, кроме совдепии? - глубокомысленно спрашивает этот погромщик, именующий себя инженером. По этому доносу следствие длилось два месяца. Его цель заключалась в том, чтобы подорвать работу городского союза... Какой-то шарлатан, именующий себя профессором оккультизма Бостуничем, в своих лекциях заявляет: - Ген. Романовский был жидомасон 32-го посвящения или - Антихрист родился... Он живет в Париже и охраняется 30 юнкерами выпуска Керенского. Но всех художеств черносотенно-монархической своры не перечесть, да в этом и нет надобности: и того, что сказано, достаточно, чтобы определить весь характер их деятельности. Эта деятельность - позор русского имени. Она совпадает с жандармской же службой русской знати в роли комиссаров государственных имений - должности административно-полицейского типа. В сербском обществе и печати много шуму наделал дефицит в 13 миллионов крон, получившийся в одном из таких имений после управления им графом Бобринским. На тех же ролях подвизаются кн. Гагарин и ген. Абрам Драгомиров. После всего сказанного ясно, что быт, как остатков армий, так и гражданских беженцев, не разделяющих гнусно монархических взглядов и приемов их случайных вождей, сложился весьма тяжело и не только в отношении моральном, но и в смысле физическом. Засилье эмигрантской рутины сказалось здесь с исключительной силой. Неразделение монархической веры почитается вождями за преступление и влечет немедленную кару. Например, «Новое Время» сообщает: Большинство русской колонии в гор. Белая Церковь в Сербии «свергло» председателя колонии Челнокова, брата б. московского городского головы. Причины восстания беженцев против своего главы не лишены интереса. 17-го июля в годовщину памяти умученного злодеями государя императора, г. Челноков на приглашение офицерского общества присоединиться к торжественному поминовению усопшего монарха ответил отказом, заявив, что панихида по государе есть «дело частное», а он - лицо «официальное». 22 июля он тоже отказался совместно помолиться о долголетии государыни императрицы и демонстративно отсутствовал на молебне. Наконец, когда возник вопрос о присоединении общего собрания колонии к резолюции Рейхенгалльского съезда, г. Челноков решил не допускать такого «срама», чтобы колония, им представляемая, постановляла «черносотенные» резолюции. «Воля России» описывает характерный инцидент, имевший место в 21 году в колонии «Пишель» (Югославия). Ha днях состоялось общее собрание русской колонии. Председатель колонии г. Нечаев, открыв собрание, сказал: - Кандидатами в председатели собрания - гг. А, Б, В. Это возмутило коменданта колонии ген. Чеснокова. - Позвольте, почему вы говорите о господах?.. - Как же я должен сказать? - Вы обязаны были сказать: генерал такой-то, полковник ген. штаба такой-то, поручик такой-то... - Здесь нет генералов и рядовых, здесь - все беженцы. Поднялся неописуемый шум. Чесноков, усевшись на председательский стол, закричал: - А ну, шпаки, сократитесь!.. Мы сами поведем собрание! Оскорбленные колонисты послали протест по поводу действий коменданта. «Голос России» в корреспонденции из Константинополя «Порядки в врангелевских общежитиях» дает яркую картину самоуправств отставных генералов. Генералы считают долгом всячески проявлять свою власть. Вот образец такого издевательства: В летней даче русского посольства на Босфоре, в Буюк-Дере, находится теперь общежитие для беженцев. За какие-то провинности комендант общежития ген. Кириллов постановил изгнать из общежития Горшко с семьей, Петрова, полк. Федорова и полковника Ешевского. Распоряжение было приведено в исполнение ночью, когда особая военная команда явилась выбрасывать несчастных опальных. Беженцы попросили 15 минут на сборы, каковые милостиво были даны. С женой Горшко - истерика. Сбежавшиеся соседи запротестовали против времени и способа выселения. Конвой по истечении 15 минут вытащил Горшко за ноги из комнаты. Слезы, истерики, обмороки... Собирание подписей под жалобой ген. Врангелю вызвало новый приказ коменданта - ген. Кириллова: «Коллективные заявления запрещаю. Предупреждаю, что подписавшиеся под протестом и заявлением рискуют навлечь на себя взыскания»... Газ. «Накануне» в № 22 в «Письме из Болгарии» дает характеристику деятельности русских эмигрантских вождей в Болгарии. В Болгарии сейчас около 20.000 русских беженцев. Среди них третья часть «старожилы», то есть попавшие в Болгарию в дни первых эвакуаций. Остальные накоплялись постепенно через Константинополь и через Белград. Конечно, прежде всех «утвердились» здесь прилежные спасителя России, махровые черносотенцы, скромно именовавшиеся «обществом спасения России». Во главе этого общества стояли одесские деятели «Союза Русского народа»: проф. Богаевский, Янишевский и Медведев. Имея влиятельное покровительство бывш. военного представителя Деникина и бывш. русского агента Петряева, до сих пор считавшего себя почему-то полномочным представителем России, «спасители» эти действительно стали играть заметную роль. Это общество стало выдавать аттестаты благонадежности, стало и доносить. Открыли собственную газету «Россия» и организовали собственную контрразведку. Самое любопытное во всем этом это, несомненно, то, что сам ген. Врангель как будто ничего не знает, не видит и не угадывает. Как будто он пребывает вне времени и пространства. До самого последнего времени, до своего выселения из Югославии он только и делал, что толковал о «преемственности своей власти», требовал выдачи ему посольских сумм, грозил бессильным кулаком и бряцал оружием. Это, конечно, было бы не столько страшно, сколько смешно, если бы не отражалось на быте остатков армии и беженцев, все ухудшая и осложняя его. Касаясь военной неутомимости этого генерала, «Воля России» (№ 899) в «Письме из Сербии» в конце 21 года пишет: Здесь в последние дни началась бешеная подготовка к мобилизации русских беженцев. Из ставки в Карловцах, где сидит «сам» Врангель, шлют всюду приказы за приказами. К 1-му марта приказано заготовить списки всех русских офицеров: 1) тех, кто дает подписку слепо итти за Врангелем, 2) тех, кто этой подписки не даст. Последним грозят пока что, по свержении большевиков, не впускать в Россию и по примеру же большевиков лишить русского подданства. От сведущих людей идут слухи о предполагающихся еще более тяжелых репрессиях, а также и о принудительной мобилизации этих уклонившихся, но уже в качестве нижних чинов. Цель этой мобилизации, якобы, переброска войска на Дальний Восток, на помощь тамошним черносотенцам. Но всем отлично известно, что армия ни для какой непосредственной борьбы с большевиками не предназначается. Заветная мысль ее руководителей, еще со времен последних месяцев Крыма - «сохраниться до момента падения большевиков», с тем, конечно, чтобы потом начать борьбу за власть с демократией. К тому же и сама армия не способна ни к каким серьезным военным действиям. Ее состав - или, действительно, черносотенцы и не мечтающие сейчас о прямой борьбе, а поджидающие разложения большевиков, или загнанные голодом, агентами Врангеля и здешней атмосферой в ее ряды несчастные и больные беженцы. Пока что армия служит ширмой и средством для руководящих кругов выманивать деньги и делать высокую политику... Но для русских беженцев, проживающих в Сербии, атмосфера, ею созданная, невыносима, и бежать отсюда хотя бы в ад и то в пору... В качестве примеров мы пользуемся исключительно газетным материалом, - полагаем, достаточно ярким и авторитетным, - для обрисовки быта остатков южных белых армий и беженцев на территории балканских государств... Из той же белой прессы мы можем почерпнуть множество данных и материалов, вполне подтверждающих ту неблагоприятную для русской эмиграции эволюцию иностранных правительств, которая началась тотчас же после крушения Врангеля... Даже в «Общем Деле» мы находим неоднократные указания на эту эволюцию... Положение беженцев в Константинополе близится к полной катастрофе, особенно после официального заявления французскими властями о прекращении выдачи с 15 июля с. г. пайка в гражданских лагерях. Выбрасывается на произвол судьбы вновь около 7.000 голодных ртов; между тем, проявление частной инициативы все более суживается в виду полного паралича экономической жизни страны. (1921 г.)... «Своб. Слово» № 32 21 г. Союзные власти заявили о прекращении бесплатного детского питания беженцев с 1 мая. Часть детей, снятых с пайка, переходит на продовольствование Американского Кр. Креста. «Русское Эхо» (Шанхай) 18 июля 21 г. Турецкие власти незаконно выселили из частного дома общежитие земского союза. До 80 обитателей силой выброшены на улицу. Союзные власти бездействуют. Чем дальше, тем шло все хуже. Кольцо сжималось вокруг застрявших на Балканах русских, и настал день, когда эмигрантские газеты с негодованием сообщили о распоряжении союзной комиссии в Константинополе, требующей еженедельного медицинского освидетельствования, наравне с зарегистрированными проститутками, всех женщин, русских беженок, служащих в кафе, ресторанах и столовых... И рядом с этим вопиющим материалом, напечатанным белой же прессой, врангелевский официоз «Общ. Дело», отрабатывая генеральские субсидии, старался убедить общество, что «все обстоит благополучно» и обозрение лагерей остатков белой армии производит «самое благоприятное впечатление». …константинопольский корреспондент уверяет, что: - Я был поражен удивительной организованностью, порядком и дисциплиной, царящими в Галлиполи. Не преувеличивая, должен сказать, что я в первый раз в жизни (!) вижу части, настолько проникнутые воинским духом и сознанием долга перед родиной... В лагере повсюду удивительная чистота, несмотря на недостаток в белье и платье, люди стараются быть опрятными, а женщины из ничего шьют себе платья и стараются быть даже изящными и кокетливыми. Общее впечатление у меня самое отрадное, и я постараюсь рассеять те злостные (!) вымыслы, которые распространяются за границей. Я обошел все госпитали и лазареты и мог установить, что при нормальных условиях, при казарменной жизни, случаи заболеваний гораздо чаще (!). Отношения в Галлиполи русских с французскими властями великолепные (!). Кроме хорошего, даже восторженного, я ничего не слышал. Кому была нужна, кроме Бурцева, эта ложь? Кого способны были порадовать эти «опровержения», а на самом деле - противоречия? Для чьего удовлетворения прикрывались язвы эмигрантского быта, вызванные изменением отношения Европы к эмиграции?.. Ведь «Общее Дело» и К° именуют себя патриотами, ведь на своих же столбцах они описывали факты, читая о которых вспыхивала гневно кровь и сжимались кулаки... Что же они… не понимают, что ли, что каждый шаг болгарского, румынского, турецкого и всякого другого полицейского, с усмешкой подступающего к русскому гражданину-беженцу, чтобы выбросить его из квартиры, отнять у него кусок хлеба, поставить его на унизительную работу, оскорбить его, его жену или дочь, - каждый этот шаг продиктован той самой Антантой-победительницей, перед которой они так бессовестно и низко лакействуют и пороги прихожей которой они так униженно обивают за субсидиями !?.