Л. И. Берз и К. А. Хмелевский о борьбе с немецкими захватчиками и белогвардейцами на Дону. Часть II
Из книги Леонида Израилевича Берза и Константина Абрамовича Хмелевского «Героические годы».
В конце июня 1918 года представитель германского командования в Ростове майор Кохенгаузен просил атамана сообщить, сколько нужно Донской армии боевых припасов и вооружения. Подробный список всего необходимого, заключил майор, будет немедленно представлен в германскую ставку на распоряжение.
Это распоряжение не заставило себя долго ждать. 2 июля в городе Спа на совещании представителей германского правительства с верховным командованием, где обсуждались планы борьбы с Советской республикой, большое место отводилось белоказачьему Дону.
[Читать далее]В своих выступлениях на совещании кайзер Вильгельм, рейхсканцлер Гертлинг, военный министр Штейн, генералы Гинденбург и Людендорф признавали, что, хотя положение в Советской России нестабильно, время для свержения Советского правительства еще не пришло. Они нашли необходимым усилить помощь контрреволюционным и, прежде всего, монархическим элементам на окраинах России. Людендорф обратил особенное внимание на Украину и белоказаков Краснова. «Они так же, как и чехи, - сказал генерал, - борются с большевиками, и поэтому мы должны поддерживать с ними связи»...
Советник Розенберг от имени министерства иностранных дел согласился с мнением военных и заявил, что будет ходатайствовать перед государственным казначейством о новых ассигнованиях. Ввиду того, что Донская область признана Германией как составная часть Советской России, Розенберг предложил проводить все меры помощи белоказакам за спиной политического руководства и оправдывать большие затраты защитой интересов немецких колонистов на Дону.
По предложению Людендорфа совещание решило воздержаться от признания Краснова и подписания какого-либо официального соглашения с белоказаками. Так окончательно было подтверждено «разделение труда». Германская дипломатия клялась в верности Брест-Литовскому договору и «умывала руки». Германская военщина «за спиной политического руководства» развертывала поддержку донской белогвардейщине, ведущей войну с Советской властью.
Ровно через неделю после принятия решений главной германской ставкой в Новочеркасске состоялось совещание генерала Краснова с представителями немецкого командования. Участники совещания подробно обсудили планы совместных действий немецких и белоказачьих войск против Красной Армии. Решено было, в частности, объединить казачьи и немецкие части на Батайском фронте (хотя они фактически и ранее выступали совместно) под начальством генерала Кнерцера и добиться захвата Азова и продвижения к Ейску...
Немцы заверили донского атамана, что окажут необходимую помощь в предстоящем его наступлении на Царицын...
Представители немецкого командования были чрезвычайно щедры и на политические обещания. «В самом ближайшем будущем, - сказал Кохенгаузен, - Донская область будет признана суверенным государством»...
Немцы проявляли настойчивый интерес и к Добровольческой армии, стремясь привлечь ее на свою сторону и этим объединить силы южной белогвардейщины. По указаниям германцев Краснов прилагал большие усилия, чтобы привлечь деникинскую армию и кубанцев к борьбе, развертывающейся на севере и северо-востоке области... Совместные действия белоказаков и деникинцев открывали, по словам атамана, перспективы соединения с силами восточной контрреволюции и общего похода на Москву…
Создание общего с «добровольцами» и кубанцами фронта, по замыслу Краснова, поставило бы его у руководства всеми белогвардейскими армиями Юга.
Однако Деникин и Алексеев отказались перебросить Добровольческую армию немедленно на северо-восток Донской области...
Глухое соперничество за первенство в белогвардейском стане не помешало, однако, руководителям донской и деникинской армий сговориться о совместных действиях.
…
Советские силы на Азовско-Ростовском участке пополнялись отрядами крестьян Ростовского и Таганрогского округов...
В значительных по численности, но весьма неоднородных по составу частях Доно-Кубанского фронта были сильны анархистские и партизанские элементы... Не было налажено взаимодействие между участками фронта. Командующий Сорокин ничего не делал, чтобы искоренить эти пороки.
Обстановка на Доно-Кубанском фронте осложнялась участием в боях у Батайска немецких войск. Советское правительство в соответствии с Брест-Литовским договором добивалось прекращения военных действий и проведения демаркационной линии между войсками Красной Армии и германо-гайдамацкими частями.
Однако немцы саботировали заключение соглашения, так как с помощью Краснова рассчитывали на новые захваты территории. «Оберкомандо» в Киеве намерено «всячески тянуть переговоры с большевиками до взятия белоказаками Царицына» сообщал в начале июня представитель Краснова при германском командовании в Ростове полковник Измайлов. Германское правительство и командование оккупационных войск цеплялись за любой повод для продолжения военных действий.
Командование Северо-Кавказской Красной Армии считало главной своей задачей борьбу на батайском противогерманском фронте, явно недооценивая опасность со стороны деникинской Добровольческой армии.
Вопреки указаниям высшего командования то и дело производились налеты на германские позиции у Батайска, организовывались морские вылазки. Эти действия не наносили серьезного ущерба немецким войскам, но стоили больших жертв, вредили позициям советского государства.
К трагическому результату привели подобные действия 8-13 июня 1918 года, когда по инициативе командования Азовского боевого участка был произведен десант с Ейского плацдарма в район Таганрога.
…высадка десанта в тылу у оккупантов давала повод немцам для срыва мирного договора, с таким трудом заключенного Советской Россией. Между тем как раз в эти дни в Киеве советские представители вели переговоры с немцами о прекращении военных действий и проведении демаркационной линии на Батайском участке...
10 июня на заседании советско-украинской конференции в Киеве германские представители заявили протест в связи с высадкой Красного десанта, угрожая разрывом переговоров и наступлением на Кубань и Новороссийск. Немцы ультимативно потребовали прекращения всяких наступательных действий советских войск.
Советский посол в Берлине А. Иоффе, срочно связавшись с Москвой, ознакомил Ленина с создавшимся положением. В заключение разговора А. Иоффе заметил: «...Всякие недоразумения с нашей стороны только на руку тем, которые желают взять Новороссийск. Необходимо уничтожить всякий повод для этого... всякое оплошное, даже и мелкое провоцирование с нашей стороны будет немедленно использовано с военной точки зрения».
…Ленин телеграфировал советскому командованию в Ейске: «Германские власти заявляют: войска из Ейска совершают набеги на территории, занятые германскими войсками. Ставим на вид. Установленная демаркационная линия ни в коем случае не должна быть нарушена. Виновные будут подлежать строгой ответственности перед Революционным трибуналом».
Военные власти в Ейске не выполнили указаний В. И. Ленина...
А немцы в это время категорически отказывались подписывать перемирие, так как «десант ведет наступление вопреки отданному распоряжению Донскому фронту прекратить военные действия вечером 10 июня».
В связи с создавшимся тревожным положением В. И. Ленин и Г. В. Чичерин телеграфно передали в ночь с 12 на 13 июня главкому Северо-Кавказской армии Калнину и морскому командованию в Ейске категорическое требование, чтобы никакие русские суда не выходили из гавани. «Интересы республики настоятельно требовали соблюдения Брестского договора…»
Ко времени отправки этой телеграммы уже было подписано 12 июня общее соглашение о перемирии между советскими и германо-гайдамацкими войсками. Германские части торопились использовать каждый день и час для активных действий на Донском фронте - единственном теперь участке, где перемирие затягивалось. В ночь на 13 июня они перешли в наступление против советских десантных войск и, переправившись через Миус, прижали к воде советские отряды, находившиеся на правом берегу...
Прижатые к морскому берегу, под ураганным огнем вражеской артиллерии, участники десанта грузились на суда. Немцы в упор били по баржам. Лишь немногим бойцам удалось добраться до Ейска. Ужасна была судьба оставшихся на берегу.
Немецкий солдат, участник боев с Красным десантом, писал домой: «Все пленные были расстреляны на следующий день. Они были выстроены рядами от 400 до 500 человек и затем сметены нашими пулеметами. Оставшихся в живых наши пехотинцы приканчивали из винтовок».
Только расправившись с участниками десанта, немцы согласились возобновить переговоры о прекращении военных действий на Донском фронте.
...
Немцы оккупировали… Ростов и Таганрог, захватили территорию Таганрогского, Ростовского и части Донецкого и Черкасского округов...
Оккупационные власти и красновцы производили облавы, обыски и массовые аресты в рабочих кварталах, на заводах и фабриках. Они охотились за коммунистами, бывшими красногвардейцами, революционными рабочими и крестьянами.
Белогвардейские «суды защиты Дона», контрразведчики полковника Дроздовского чинили расправы над мирным населением. По приказу Краснова только с 8 по 15 июня в Ростове было арестовано более 900 человек и расстреляно 48 (28 мужчин и 20 женщин). В списках, заведенных Ростовской городской управой, кроме жертв палачей Дроздовского, значились на 15 июня еще 56 человек, расстрелянных «безымянными и безответственными штабами». Против нескольких имен лиц, оставшихся в живых, в списках значилось «Жестоко высечен».
4 июня ночью немецкие и белоказачьи банды окружили рудник «Екатериндон». После пулеметного огня к утру он был занят. Тотчас стали производиться аресты по заранее подготовленным спискам. Под конвоем немцев арестованные направились в Луганск в германскую комендатуру. Оттуда их повезли в Брест-Литовскую крепость для отбывания каторжных работ.
Люто расправлялись красновцы с революционными крестьянами.
О массовых экзекуциях и расстрелах в селах и хуторах Донской области сообщала газета «Правда»: «Имущество целых деревень, принимавших участие на стороне советских войск, конфисковано, жители разогнаны».
Разнузданный белый террор был главным орудием утверждения господства оккупантов и красновцев. Наркоминдел в ноте от 25 августа 1918 года на имя германского генерального консула отмечал: «Так называемое донское правительство мятежников против Советской власти могло усилиться лишь благодаря посторонней помощи, давшей ему возможность производить насильственные действия в Донской области, где им расстреляно свыше 30 тысяч приверженцев Советской власти...»
Штыками интервентов и казачьими нагайками восстанавливались в области буржуазно-помещичьи порядки.
«Круг спасения Дона» 13(1) мая 1918 года объявил об отмене всех распоряжений и декретов Советской власти. Опубликованные неделю спустя «Основные законы» Войска Донского шли еще дальше по пути реставрации: «впредь до издания и обнародования новых законов» Войско Донское «управляется на твердых основаниях Свода законов Российской империи». Все декреты, законы, распоряжения, изданные Временным правительством и Советом Народных Комиссаров, отменялись. «Этими законами отменялось все то, - с удовлетворением писал донской атаман, - что громко именовалось завоеванием революции или ее углублением»...
Оккупационные власти и красновцы восстанавливали собственность капиталистов и помещиков на заводы, фабрики, шахты, земли...
Постановлением Войскового круга на всех промышленных предприятиях области упразднялся восьмичасовой рабочий день и распускались органы рабочего самоуправления.
Казачьи отряды и немецкие коменданты водворяли в селах и хуторах помещиков, изгнанных крестьянами при власти Советов. Помещик Варламов появился на хуторе Киреевке, Краснокутской станицы, в сопровождении 15 конных вооруженных казаков. Он взыскал с крестьян 10 тыс. рублей, описал имущество жителей и приказал в двухдневный срок уплатить ему еще 20 тысяч. Казаки избивали крестьян нагайками. Расправившись с киреевцами, Варламов направился в слободу Селивановку.
В Таганрогском округе, где революционные крестьяне осенью 1917 и весной 1918 года захватили многие частновладельческие земли, красновцы смогли вернуть помещиков лишь с помощью немцев.
Особенно заботились оккупанты о восстановлении владений немецких колонистов. В приказе старшинам села Решетиловки и близлежащих деревень и хуторов немецкий комендант требовал немедленного возвращения земли ее прежним владельцам - колонистам и русским хуторянам-помещикам. Если по истечении 3 дней земля не будет возвращена, угрожал комендант, она будет отобрана немецкими властями, в наказание старшины будут арестованы, а у крестьян отобран весь скот...
Реакционные реставраторски-монархические цели донская контрреволюция пыталась прикрыть сепаратистскими и федералистскими лозунгами. На все лады Краснов твердил об «особенностях» казачества и создании самостоятельного государства - «Всевеликого войска Донского».
За громкими словами стояли планы отрыва Дона и всего Юго-Востока от Советской России, объединения контрреволюционных сил под эгидой Германии для похода на Москву. Краснов усиленно старался возродить пресловутый «Юго-Восточный (Доно-Кавказский) союз» - объединение контрреволюционных элементов Дона, Кубани, Терека, Астраханского казачьего войска и верхушки горцев Северного Кавказа, который был провозглашен в октябре 1917 года, в начале калединского мятежа, и распался с победой власти Советов.
Донское белое «правительство» спешило установить связи с контрреволюционерами Кубани и Северного Кавказа, стремилось обеспечить себе в «Союзе» руководящее положение...
Но объединению контрреволюционных сил под главенством Краснова мешали многие обстоятельства.
Кубанские, астраханские и терские казачьи верхи вовсе не желали подчиняться Новочеркасску. Решительно выступило против «Союза» командование деникинской армии, претендовавшее на главенство в белогвардейском стане.
В создании «Доно-Кавказского союза» Краснов рассчитывал на помощь Германии. В начале августа он направил в Берлин с письмом на имя кайзера специальную, миссию герцога Н. Лейхтенбергского. Краснов просил Вильгельма признать суверенитет Войска Донского и «Доно-Кавказского союза» и оказать им всестороннюю помощь в борьбе против Советской республики. Взамен он обещал отдать немцам все богатства земли Донской.
«За услуги Вашего Императорского Величества, - писал атаман, - Войско Донское предоставляет Германской империи право преимущественного вывоза избытков хлеба, зерна, муки, кожевенных товаров и сырья, шерсти, рыбных товаров, растительных и животных жиров и масла... Кроме того, правительство Войска Донского предоставит германской промышленности разные льготы по помещению капитала в донские предприятия».
Немцы, однако, отказались признать «суверенитет» Дона и «Доно-Кавказского союза» и заявили о невозможности оказания последним официальной поддержки.
В связи с крупными поражениями на Западном Фронте и назреванием политического кризиса внутри страны германские правящие круги вынуждены были к этому времени отказаться от планов вооруженного свержения Советского правительства в России. Они предпочитали добиваться выгодных соглашений путем переговоров. 27 августа 1918 года в Берлине было подписано дополнительное к Брестскому договору советско-германское соглашение. Оно налагало на Советскую республику новые тяжелые экономические обязательства. Со своей стороны Германия обязалась не вмешиваться в отношения «между Русским государством и его отдельными областями» и не поддерживать там «самостоятельных государственных организмов»... Таким образом, немцы вынуждены были заявить об отказе от прямой интервенции против Советской России.
Но, не будучи в силах организовать поход на Москву, немцы пытались укрепить свои позиции в оккупированных районах, используя для этого сепаратистские устремления донских и украинских белогвардейцев. Они проводили излюбленную завоевателями политику «разделяй и властвуй»: раздували споры и склоки между марионеточными правителями Украины, Дона, командованием деникинской армии и т. д.
Длительное время немцы подогревали страсти гетманских и красновских властей вокруг Таганрогского округа. Покуда шли препирательства между «ясновельможным» гетманом и донским атаманом, германское командование категорически запретило присутствие казачьих войск в Таганроге и округе. Оккупанты установили безраздельный контроль над таганрогской администрацией, взяли в свои руки железные дороги и средства связи в округе.
Таганрог интересовал немцев как важный пункт в стратегическом отношении. Оккупантов весьма привлекала также мощная металлургическая и горная промышленность округа, земельные массивы Приазовья.
Начальник Таганрогской окружной белогвардейской милиции полковник Кунаков, наблюдавший хозяйничанье оккупационных властей, писал в Новочеркасск: «В целях упрочиться здесь германцы первым делом начали обрабатывать землевладельцев намеками, обещая им полное возвращение их собственности... в то же время... они ведут с землевладельцами переговоры о покупке у них их имений в крупном масштабе на чрезвычайно выгодных условиях для немецких колонистов. Подобного рода работа, но пока еще менее заметная, ведется также в промышленных и горнозаводских кругах».
Кунаков заключает: «Округ они хотят возможно гуще колонизировать и промышленность - особенно горнозаводскую - захватить в свои руки, затем, упрочив свое положение, объявить Таганрог вольным городом, не отдавая его ни Дону, ни Украине, создав таким образом желательную им немецкую прослойку между этими областями и в то же время почти полностью захватить богатейший округ нашего Юга».
Немцы действительно спешили до конца использовать все преимущества хозяйничанья на территории «ничейного» округа.
Оккупанты бесцеремонно вмешивались в управление Русско-Балтийским металлургическим заводом. «На кожевенном заводе, - доносил генерал Измайлов в Новочеркасск, - германцы усиленно выбирали кожи... на винном заводе в Таганроге чрезвычайно дешево покупали спирт, а фабрику Кольберга (консервную) собирались серьезно приспособить для обслуживания нужд своей военной обороны». С этой целью проектировалось взять фабрику в аренду при участии германских частных капиталов.
Немецкое командование потребовало впредь до разрешения вопроса о границах между Украиной и Доном поставить угольный синдикат «Монотоп» и железный синдикат «Югомет» «под нейтральный (т. е. австро-германский) контроль среднеевропейских государств». Если Донское правительство не выполнит предъявленных требований, угрожали немцы, «Оберкомандо» армии будет считать себя вынужденным, путем временной оккупации спорного района, нежелательным для Донского правительства способом предрешить этот вопрос».
Эшелоны с донецким углем один за другим отправлялись в Германию...
Ради укрепления влияния на казачью контрреволюцию немцы, вняв бесчисленным просьбам Краснова, милостиво разрешили считать Таганрогский округ частью Донской области. С благословения оккупантов 8 августа было подписано соответствующее соглашение между гетманскими властями и Войском Донским. Фактически же хозяйничанье немцев в Таганрогском округе продолжалось. Они по-прежнему вывозили уголь с шахт Восточного Донбасса в течение всей осени 1918 года. Последние два эшелона по 35 вагонов в каждом вышли 19 декабря вслед за бежавшими из пределов области оккупантами.
В «бесспорных» районах Донской области, захваченных интервентами, на трудящееся население обрушивались те же невзгоды и тяжести, что и в Таганрогском округе.
В городах и на железнодорожных станциях, в хуторах и станицах немецкие офицеры и солдаты вели себя с беспримерной наглостью. Оккупанты установили цензуру выходивших в области газет, контролировали телефонные разговоры, определяли «твердые» цены на рынках. «Станция Миллерово,- признавали сами белоказаки, - производит впечатление немецкого поселения - столь глубоко проникли там немцы во все отрасли жизни. Улицы даже называются на немецком языке».
Не считаясь с красновским «правительством», оккупанты назначали и смещали с должности сельских старост, станичных и даже окружных атаманов. Так, приказом командира 91-й германской пехотной дивизии войсковой старшина Краснянский был назначен окружным атаманом Донецкого округа. «Распоряжения и постановления, которые им будут издаваться по соглашению с германским командованием, - писал генерал-лейтенант Клаузиус, - должны беспрекословно приниматься всем населением округа».
Немецкие интервенты совершали систематическое ограбление Донской области. Еще в середине мая командир оккупационного корпуса фон Кнерцер издал приказ о проведении планомерных реквизиций «с привлечением гражданских властей от правительства Всевеликого войска Донского». Для осуществления поставок продовольствия была образована «доно-германская согласительная комиссия». Вошедшие в ее состав представители донских помещиков, промышленников и торговцев повели беззастенчивый торг народным добром.
Виды на урожай в 1918 году были неважные, местами хлеба выгорели, но это не смущало немецких лакеев. С исключительным цинизмом совещание представителей Ростовской биржи и Общества фабрикантов и заводчиков высказалось за принудительный вывоз зерна из области: «Моральных стимулов, побуждающих к добровольной сдаче хлеба, у населения, особенно если хлеб будет назначаться для немцев, не будет. Остается принудительный путь - путь реквизиций. Без сильного сокращения потребления хлеба населением Донской области хлеб не может быть дан немцам».
К участию в закупках для нужд немецкой армии привлекались крупнейшие фирмы - товарищество Е. Парамонова и Русское экспортное общество. Капиталисты получали 3% комиссионных от 5 млн. пудов вывезенного зерна. Добрый кусок отхватывало и Донское правительство, в виде 5% премии с цены товара, устанавливаемой в порту отгрузки.
Донские «патриоты» и самостийники готовы были за «сходную цену» запродать всю область!
Немцы торопились вывезти с Дона как можно больше продовольствия, сырья для промышленности, топлива. 25 июня 1918 года на заседании доно-германской «согласительной комиссии» представители германского командования потребовали, чтобы донские власти немедленно отдали распоряжение об отгрузке 2100 шкур, закупленных по «твердым» ценам в Ростове. Немцы настаивали также на неукоснительном выполнении соглашения о поставке Донским правительством всей шерсти в Ростове и Нахичевани по цене 305 руб. за пуд (вместо рыночной цены 700 руб. за пуд). Если продавцы откажутся сдать шерсть по названной цене, угрожали оккупанты, шерсть будет реквизирована и передана бесплатно германцам. Атаман Краснов, ознакомившись с журналом заседания комиссии, принял все эти требования.
В конце июня 1918 года представитель германского командования в Ростове майор Кохенгаузен просил атамана сообщить, сколько нужно Донской армии боевых припасов и вооружения. Подробный список всего необходимого, заключил майор, будет немедленно представлен в германскую ставку на распоряжение.
Это распоряжение не заставило себя долго ждать. 2 июля в городе Спа на совещании представителей германского правительства с верховным командованием, где обсуждались планы борьбы с Советской республикой, большое место отводилось белоказачьему Дону.
[Читать далее]В своих выступлениях на совещании кайзер Вильгельм, рейхсканцлер Гертлинг, военный министр Штейн, генералы Гинденбург и Людендорф признавали, что, хотя положение в Советской России нестабильно, время для свержения Советского правительства еще не пришло. Они нашли необходимым усилить помощь контрреволюционным и, прежде всего, монархическим элементам на окраинах России. Людендорф обратил особенное внимание на Украину и белоказаков Краснова. «Они так же, как и чехи, - сказал генерал, - борются с большевиками, и поэтому мы должны поддерживать с ними связи»...
Советник Розенберг от имени министерства иностранных дел согласился с мнением военных и заявил, что будет ходатайствовать перед государственным казначейством о новых ассигнованиях. Ввиду того, что Донская область признана Германией как составная часть Советской России, Розенберг предложил проводить все меры помощи белоказакам за спиной политического руководства и оправдывать большие затраты защитой интересов немецких колонистов на Дону.
По предложению Людендорфа совещание решило воздержаться от признания Краснова и подписания какого-либо официального соглашения с белоказаками. Так окончательно было подтверждено «разделение труда». Германская дипломатия клялась в верности Брест-Литовскому договору и «умывала руки». Германская военщина «за спиной политического руководства» развертывала поддержку донской белогвардейщине, ведущей войну с Советской властью.
Ровно через неделю после принятия решений главной германской ставкой в Новочеркасске состоялось совещание генерала Краснова с представителями немецкого командования. Участники совещания подробно обсудили планы совместных действий немецких и белоказачьих войск против Красной Армии. Решено было, в частности, объединить казачьи и немецкие части на Батайском фронте (хотя они фактически и ранее выступали совместно) под начальством генерала Кнерцера и добиться захвата Азова и продвижения к Ейску...
Немцы заверили донского атамана, что окажут необходимую помощь в предстоящем его наступлении на Царицын...
Представители немецкого командования были чрезвычайно щедры и на политические обещания. «В самом ближайшем будущем, - сказал Кохенгаузен, - Донская область будет признана суверенным государством»...
Немцы проявляли настойчивый интерес и к Добровольческой армии, стремясь привлечь ее на свою сторону и этим объединить силы южной белогвардейщины. По указаниям германцев Краснов прилагал большие усилия, чтобы привлечь деникинскую армию и кубанцев к борьбе, развертывающейся на севере и северо-востоке области... Совместные действия белоказаков и деникинцев открывали, по словам атамана, перспективы соединения с силами восточной контрреволюции и общего похода на Москву…
Создание общего с «добровольцами» и кубанцами фронта, по замыслу Краснова, поставило бы его у руководства всеми белогвардейскими армиями Юга.
Однако Деникин и Алексеев отказались перебросить Добровольческую армию немедленно на северо-восток Донской области...
Глухое соперничество за первенство в белогвардейском стане не помешало, однако, руководителям донской и деникинской армий сговориться о совместных действиях.
…
Советские силы на Азовско-Ростовском участке пополнялись отрядами крестьян Ростовского и Таганрогского округов...
В значительных по численности, но весьма неоднородных по составу частях Доно-Кубанского фронта были сильны анархистские и партизанские элементы... Не было налажено взаимодействие между участками фронта. Командующий Сорокин ничего не делал, чтобы искоренить эти пороки.
Обстановка на Доно-Кубанском фронте осложнялась участием в боях у Батайска немецких войск. Советское правительство в соответствии с Брест-Литовским договором добивалось прекращения военных действий и проведения демаркационной линии между войсками Красной Армии и германо-гайдамацкими частями.
Однако немцы саботировали заключение соглашения, так как с помощью Краснова рассчитывали на новые захваты территории. «Оберкомандо» в Киеве намерено «всячески тянуть переговоры с большевиками до взятия белоказаками Царицына» сообщал в начале июня представитель Краснова при германском командовании в Ростове полковник Измайлов. Германское правительство и командование оккупационных войск цеплялись за любой повод для продолжения военных действий.
Командование Северо-Кавказской Красной Армии считало главной своей задачей борьбу на батайском противогерманском фронте, явно недооценивая опасность со стороны деникинской Добровольческой армии.
Вопреки указаниям высшего командования то и дело производились налеты на германские позиции у Батайска, организовывались морские вылазки. Эти действия не наносили серьезного ущерба немецким войскам, но стоили больших жертв, вредили позициям советского государства.
К трагическому результату привели подобные действия 8-13 июня 1918 года, когда по инициативе командования Азовского боевого участка был произведен десант с Ейского плацдарма в район Таганрога.
…высадка десанта в тылу у оккупантов давала повод немцам для срыва мирного договора, с таким трудом заключенного Советской Россией. Между тем как раз в эти дни в Киеве советские представители вели переговоры с немцами о прекращении военных действий и проведении демаркационной линии на Батайском участке...
10 июня на заседании советско-украинской конференции в Киеве германские представители заявили протест в связи с высадкой Красного десанта, угрожая разрывом переговоров и наступлением на Кубань и Новороссийск. Немцы ультимативно потребовали прекращения всяких наступательных действий советских войск.
Советский посол в Берлине А. Иоффе, срочно связавшись с Москвой, ознакомил Ленина с создавшимся положением. В заключение разговора А. Иоффе заметил: «...Всякие недоразумения с нашей стороны только на руку тем, которые желают взять Новороссийск. Необходимо уничтожить всякий повод для этого... всякое оплошное, даже и мелкое провоцирование с нашей стороны будет немедленно использовано с военной точки зрения».
…Ленин телеграфировал советскому командованию в Ейске: «Германские власти заявляют: войска из Ейска совершают набеги на территории, занятые германскими войсками. Ставим на вид. Установленная демаркационная линия ни в коем случае не должна быть нарушена. Виновные будут подлежать строгой ответственности перед Революционным трибуналом».
Военные власти в Ейске не выполнили указаний В. И. Ленина...
А немцы в это время категорически отказывались подписывать перемирие, так как «десант ведет наступление вопреки отданному распоряжению Донскому фронту прекратить военные действия вечером 10 июня».
В связи с создавшимся тревожным положением В. И. Ленин и Г. В. Чичерин телеграфно передали в ночь с 12 на 13 июня главкому Северо-Кавказской армии Калнину и морскому командованию в Ейске категорическое требование, чтобы никакие русские суда не выходили из гавани. «Интересы республики настоятельно требовали соблюдения Брестского договора…»
Ко времени отправки этой телеграммы уже было подписано 12 июня общее соглашение о перемирии между советскими и германо-гайдамацкими войсками. Германские части торопились использовать каждый день и час для активных действий на Донском фронте - единственном теперь участке, где перемирие затягивалось. В ночь на 13 июня они перешли в наступление против советских десантных войск и, переправившись через Миус, прижали к воде советские отряды, находившиеся на правом берегу...
Прижатые к морскому берегу, под ураганным огнем вражеской артиллерии, участники десанта грузились на суда. Немцы в упор били по баржам. Лишь немногим бойцам удалось добраться до Ейска. Ужасна была судьба оставшихся на берегу.
Немецкий солдат, участник боев с Красным десантом, писал домой: «Все пленные были расстреляны на следующий день. Они были выстроены рядами от 400 до 500 человек и затем сметены нашими пулеметами. Оставшихся в живых наши пехотинцы приканчивали из винтовок».
Только расправившись с участниками десанта, немцы согласились возобновить переговоры о прекращении военных действий на Донском фронте.
...
Немцы оккупировали… Ростов и Таганрог, захватили территорию Таганрогского, Ростовского и части Донецкого и Черкасского округов...
Оккупационные власти и красновцы производили облавы, обыски и массовые аресты в рабочих кварталах, на заводах и фабриках. Они охотились за коммунистами, бывшими красногвардейцами, революционными рабочими и крестьянами.
Белогвардейские «суды защиты Дона», контрразведчики полковника Дроздовского чинили расправы над мирным населением. По приказу Краснова только с 8 по 15 июня в Ростове было арестовано более 900 человек и расстреляно 48 (28 мужчин и 20 женщин). В списках, заведенных Ростовской городской управой, кроме жертв палачей Дроздовского, значились на 15 июня еще 56 человек, расстрелянных «безымянными и безответственными штабами». Против нескольких имен лиц, оставшихся в живых, в списках значилось «Жестоко высечен».
4 июня ночью немецкие и белоказачьи банды окружили рудник «Екатериндон». После пулеметного огня к утру он был занят. Тотчас стали производиться аресты по заранее подготовленным спискам. Под конвоем немцев арестованные направились в Луганск в германскую комендатуру. Оттуда их повезли в Брест-Литовскую крепость для отбывания каторжных работ.
Люто расправлялись красновцы с революционными крестьянами.
О массовых экзекуциях и расстрелах в селах и хуторах Донской области сообщала газета «Правда»: «Имущество целых деревень, принимавших участие на стороне советских войск, конфисковано, жители разогнаны».
Разнузданный белый террор был главным орудием утверждения господства оккупантов и красновцев. Наркоминдел в ноте от 25 августа 1918 года на имя германского генерального консула отмечал: «Так называемое донское правительство мятежников против Советской власти могло усилиться лишь благодаря посторонней помощи, давшей ему возможность производить насильственные действия в Донской области, где им расстреляно свыше 30 тысяч приверженцев Советской власти...»
Штыками интервентов и казачьими нагайками восстанавливались в области буржуазно-помещичьи порядки.
«Круг спасения Дона» 13(1) мая 1918 года объявил об отмене всех распоряжений и декретов Советской власти. Опубликованные неделю спустя «Основные законы» Войска Донского шли еще дальше по пути реставрации: «впредь до издания и обнародования новых законов» Войско Донское «управляется на твердых основаниях Свода законов Российской империи». Все декреты, законы, распоряжения, изданные Временным правительством и Советом Народных Комиссаров, отменялись. «Этими законами отменялось все то, - с удовлетворением писал донской атаман, - что громко именовалось завоеванием революции или ее углублением»...
Оккупационные власти и красновцы восстанавливали собственность капиталистов и помещиков на заводы, фабрики, шахты, земли...
Постановлением Войскового круга на всех промышленных предприятиях области упразднялся восьмичасовой рабочий день и распускались органы рабочего самоуправления.
Казачьи отряды и немецкие коменданты водворяли в селах и хуторах помещиков, изгнанных крестьянами при власти Советов. Помещик Варламов появился на хуторе Киреевке, Краснокутской станицы, в сопровождении 15 конных вооруженных казаков. Он взыскал с крестьян 10 тыс. рублей, описал имущество жителей и приказал в двухдневный срок уплатить ему еще 20 тысяч. Казаки избивали крестьян нагайками. Расправившись с киреевцами, Варламов направился в слободу Селивановку.
В Таганрогском округе, где революционные крестьяне осенью 1917 и весной 1918 года захватили многие частновладельческие земли, красновцы смогли вернуть помещиков лишь с помощью немцев.
Особенно заботились оккупанты о восстановлении владений немецких колонистов. В приказе старшинам села Решетиловки и близлежащих деревень и хуторов немецкий комендант требовал немедленного возвращения земли ее прежним владельцам - колонистам и русским хуторянам-помещикам. Если по истечении 3 дней земля не будет возвращена, угрожал комендант, она будет отобрана немецкими властями, в наказание старшины будут арестованы, а у крестьян отобран весь скот...
Реакционные реставраторски-монархические цели донская контрреволюция пыталась прикрыть сепаратистскими и федералистскими лозунгами. На все лады Краснов твердил об «особенностях» казачества и создании самостоятельного государства - «Всевеликого войска Донского».
За громкими словами стояли планы отрыва Дона и всего Юго-Востока от Советской России, объединения контрреволюционных сил под эгидой Германии для похода на Москву. Краснов усиленно старался возродить пресловутый «Юго-Восточный (Доно-Кавказский) союз» - объединение контрреволюционных элементов Дона, Кубани, Терека, Астраханского казачьего войска и верхушки горцев Северного Кавказа, который был провозглашен в октябре 1917 года, в начале калединского мятежа, и распался с победой власти Советов.
Донское белое «правительство» спешило установить связи с контрреволюционерами Кубани и Северного Кавказа, стремилось обеспечить себе в «Союзе» руководящее положение...
Но объединению контрреволюционных сил под главенством Краснова мешали многие обстоятельства.
Кубанские, астраханские и терские казачьи верхи вовсе не желали подчиняться Новочеркасску. Решительно выступило против «Союза» командование деникинской армии, претендовавшее на главенство в белогвардейском стане.
В создании «Доно-Кавказского союза» Краснов рассчитывал на помощь Германии. В начале августа он направил в Берлин с письмом на имя кайзера специальную, миссию герцога Н. Лейхтенбергского. Краснов просил Вильгельма признать суверенитет Войска Донского и «Доно-Кавказского союза» и оказать им всестороннюю помощь в борьбе против Советской республики. Взамен он обещал отдать немцам все богатства земли Донской.
«За услуги Вашего Императорского Величества, - писал атаман, - Войско Донское предоставляет Германской империи право преимущественного вывоза избытков хлеба, зерна, муки, кожевенных товаров и сырья, шерсти, рыбных товаров, растительных и животных жиров и масла... Кроме того, правительство Войска Донского предоставит германской промышленности разные льготы по помещению капитала в донские предприятия».
Немцы, однако, отказались признать «суверенитет» Дона и «Доно-Кавказского союза» и заявили о невозможности оказания последним официальной поддержки.
В связи с крупными поражениями на Западном Фронте и назреванием политического кризиса внутри страны германские правящие круги вынуждены были к этому времени отказаться от планов вооруженного свержения Советского правительства в России. Они предпочитали добиваться выгодных соглашений путем переговоров. 27 августа 1918 года в Берлине было подписано дополнительное к Брестскому договору советско-германское соглашение. Оно налагало на Советскую республику новые тяжелые экономические обязательства. Со своей стороны Германия обязалась не вмешиваться в отношения «между Русским государством и его отдельными областями» и не поддерживать там «самостоятельных государственных организмов»... Таким образом, немцы вынуждены были заявить об отказе от прямой интервенции против Советской России.
Но, не будучи в силах организовать поход на Москву, немцы пытались укрепить свои позиции в оккупированных районах, используя для этого сепаратистские устремления донских и украинских белогвардейцев. Они проводили излюбленную завоевателями политику «разделяй и властвуй»: раздували споры и склоки между марионеточными правителями Украины, Дона, командованием деникинской армии и т. д.
Длительное время немцы подогревали страсти гетманских и красновских властей вокруг Таганрогского округа. Покуда шли препирательства между «ясновельможным» гетманом и донским атаманом, германское командование категорически запретило присутствие казачьих войск в Таганроге и округе. Оккупанты установили безраздельный контроль над таганрогской администрацией, взяли в свои руки железные дороги и средства связи в округе.
Таганрог интересовал немцев как важный пункт в стратегическом отношении. Оккупантов весьма привлекала также мощная металлургическая и горная промышленность округа, земельные массивы Приазовья.
Начальник Таганрогской окружной белогвардейской милиции полковник Кунаков, наблюдавший хозяйничанье оккупационных властей, писал в Новочеркасск: «В целях упрочиться здесь германцы первым делом начали обрабатывать землевладельцев намеками, обещая им полное возвращение их собственности... в то же время... они ведут с землевладельцами переговоры о покупке у них их имений в крупном масштабе на чрезвычайно выгодных условиях для немецких колонистов. Подобного рода работа, но пока еще менее заметная, ведется также в промышленных и горнозаводских кругах».
Кунаков заключает: «Округ они хотят возможно гуще колонизировать и промышленность - особенно горнозаводскую - захватить в свои руки, затем, упрочив свое положение, объявить Таганрог вольным городом, не отдавая его ни Дону, ни Украине, создав таким образом желательную им немецкую прослойку между этими областями и в то же время почти полностью захватить богатейший округ нашего Юга».
Немцы действительно спешили до конца использовать все преимущества хозяйничанья на территории «ничейного» округа.
Оккупанты бесцеремонно вмешивались в управление Русско-Балтийским металлургическим заводом. «На кожевенном заводе, - доносил генерал Измайлов в Новочеркасск, - германцы усиленно выбирали кожи... на винном заводе в Таганроге чрезвычайно дешево покупали спирт, а фабрику Кольберга (консервную) собирались серьезно приспособить для обслуживания нужд своей военной обороны». С этой целью проектировалось взять фабрику в аренду при участии германских частных капиталов.
Немецкое командование потребовало впредь до разрешения вопроса о границах между Украиной и Доном поставить угольный синдикат «Монотоп» и железный синдикат «Югомет» «под нейтральный (т. е. австро-германский) контроль среднеевропейских государств». Если Донское правительство не выполнит предъявленных требований, угрожали немцы, «Оберкомандо» армии будет считать себя вынужденным, путем временной оккупации спорного района, нежелательным для Донского правительства способом предрешить этот вопрос».
Эшелоны с донецким углем один за другим отправлялись в Германию...
Ради укрепления влияния на казачью контрреволюцию немцы, вняв бесчисленным просьбам Краснова, милостиво разрешили считать Таганрогский округ частью Донской области. С благословения оккупантов 8 августа было подписано соответствующее соглашение между гетманскими властями и Войском Донским. Фактически же хозяйничанье немцев в Таганрогском округе продолжалось. Они по-прежнему вывозили уголь с шахт Восточного Донбасса в течение всей осени 1918 года. Последние два эшелона по 35 вагонов в каждом вышли 19 декабря вслед за бежавшими из пределов области оккупантами.
В «бесспорных» районах Донской области, захваченных интервентами, на трудящееся население обрушивались те же невзгоды и тяжести, что и в Таганрогском округе.
В городах и на железнодорожных станциях, в хуторах и станицах немецкие офицеры и солдаты вели себя с беспримерной наглостью. Оккупанты установили цензуру выходивших в области газет, контролировали телефонные разговоры, определяли «твердые» цены на рынках. «Станция Миллерово,- признавали сами белоказаки, - производит впечатление немецкого поселения - столь глубоко проникли там немцы во все отрасли жизни. Улицы даже называются на немецком языке».
Не считаясь с красновским «правительством», оккупанты назначали и смещали с должности сельских старост, станичных и даже окружных атаманов. Так, приказом командира 91-й германской пехотной дивизии войсковой старшина Краснянский был назначен окружным атаманом Донецкого округа. «Распоряжения и постановления, которые им будут издаваться по соглашению с германским командованием, - писал генерал-лейтенант Клаузиус, - должны беспрекословно приниматься всем населением округа».
Немецкие интервенты совершали систематическое ограбление Донской области. Еще в середине мая командир оккупационного корпуса фон Кнерцер издал приказ о проведении планомерных реквизиций «с привлечением гражданских властей от правительства Всевеликого войска Донского». Для осуществления поставок продовольствия была образована «доно-германская согласительная комиссия». Вошедшие в ее состав представители донских помещиков, промышленников и торговцев повели беззастенчивый торг народным добром.
Виды на урожай в 1918 году были неважные, местами хлеба выгорели, но это не смущало немецких лакеев. С исключительным цинизмом совещание представителей Ростовской биржи и Общества фабрикантов и заводчиков высказалось за принудительный вывоз зерна из области: «Моральных стимулов, побуждающих к добровольной сдаче хлеба, у населения, особенно если хлеб будет назначаться для немцев, не будет. Остается принудительный путь - путь реквизиций. Без сильного сокращения потребления хлеба населением Донской области хлеб не может быть дан немцам».
К участию в закупках для нужд немецкой армии привлекались крупнейшие фирмы - товарищество Е. Парамонова и Русское экспортное общество. Капиталисты получали 3% комиссионных от 5 млн. пудов вывезенного зерна. Добрый кусок отхватывало и Донское правительство, в виде 5% премии с цены товара, устанавливаемой в порту отгрузки.
Донские «патриоты» и самостийники готовы были за «сходную цену» запродать всю область!
Немцы торопились вывезти с Дона как можно больше продовольствия, сырья для промышленности, топлива. 25 июня 1918 года на заседании доно-германской «согласительной комиссии» представители германского командования потребовали, чтобы донские власти немедленно отдали распоряжение об отгрузке 2100 шкур, закупленных по «твердым» ценам в Ростове. Немцы настаивали также на неукоснительном выполнении соглашения о поставке Донским правительством всей шерсти в Ростове и Нахичевани по цене 305 руб. за пуд (вместо рыночной цены 700 руб. за пуд). Если продавцы откажутся сдать шерсть по названной цене, угрожали оккупанты, шерсть будет реквизирована и передана бесплатно германцам. Атаман Краснов, ознакомившись с журналом заседания комиссии, принял все эти требования.