Рассказ - часть 4
Продолжение.
Начало здесь.
Вторая часть здесь.
Третья часть здесь.
- Что за бардак вы тут развели в гарсе!? Грязь кругом?!! Не делаете ничего, сидите тут целыми днями, истории пишите?!!!
Казалось, жилы на лбу у старшего помощника сейчас взорвутся. Он истово сбрасывал на пол все - тряпки, ножи, ложки, посуду. Выгребал из потайных уголков заначки. Размазывал по столу отложенные на обед кусочки масла.
- Гнать, обоих гнать в шею! Пригрелись тут, сидят, как у мамы в одном месте!
Старпом, похоже, только что ознакомился с моим произведением, и это была его реакция.
- Сгною! В машинисты сейчас же! Паелы драить!
Самая грязная работа на корабле - у машинистов, с машинами, маслом. Как наказание там же применялась и «чистка паелов», или железных полов, названных так из-за узора в виде елочки. Чистили, или драили их железной щёткой до блеска. Вскоре я хорошо узнал, что это такое…
События развивались стремительно - перевод в машинисты и чистка паелов через несколько дней сменились полным списанием с боевого корабля. В результате я оказался на т.н. «плавучей мастерской», ПМ-25, старой колоше, никуда уже не «плавучей», а на веки пришвартованной к берегу.
В первый же день меня вызвали к командиру, капитану третьего ранга Калайчиди. Этот уже не скрывал карты:
- Щенок! Антисоветчик! Родину не любишь? Швеция ему! Я тебе покажу кузькину мать! Ты у меня быстро забудешь свои америки. Ишь, за границу собрался!
Но в тот же день меня вызвал и здешний старший помощник, беседа с которым проходила совсем в другом тоне...
Старший помощник расположился в своей каюте, предложил мне выпить чайку, и непринужденно, как со старым знакомым, завел беседу о Ленинграде, о моих «похождениях», и о своих собственных делах и проблемах. Помню, он рассказал что-то о внутреслужебных интригах, о том, что командир ему завидует, потому что у него от отца осталась настоящая морская фуражка, у которой какой-то особенный ободок. Рассказал, что сам служил на Балтфлоте, но перешел на Камчатку потому, что здесь год идет за два, и можно закончить службу и выйти на пенсию через 12,5 лет, а не через 25.
Еще несколько дней я «служил» на ПМке, как ее называли, точнее - бесцельно по ней шлялся, поскольку ни к какой службе меня так и не приписали. Здешний замполит, молодой парень, тоже провел со мной «беседу», но уже в очень осторожном тоне. Однако абсурдность ситуации придала мне смелости, и я подал официальный рапорт в форме ультиматума. Содержание его было примерно следующим - если мое прошение в Верховный Совет СССР о лишении меня советского гражданства и выдворении из СССР не будет рассмотрена, я «прошу считать свой отказ от гражданства вошедшим в силу автоматически в день приказа, 28 сентября 1987 года». Подпись, число.
Этот рапорт был уже официальным служебным документам, и ему вынуждены были дать ход. Надо сказать, что паника началась не слабая! Первым делом меня потащили к командиру нашей бригады кораблей. Там же был и его замполит. Эти двое тоже орали на меня благим матом, и объявили мне 7 суток гауптвахты «за незнание советских законов».
Но пока меня собирали на гауптвахту, и выдавали сапоги, пришло сообщение что для встречи со мной едет ЧВС (Член Военного Совета) Камчатской флотилии, контр-адмирал Ариночкин! Это была уже не шутка, и вместо сапогов для гауптвахты меня, наоборот, стали наряжать, как на праздник.
*продолжение следует*
Начало здесь.
Вторая часть здесь.
Третья часть здесь.
- Что за бардак вы тут развели в гарсе!? Грязь кругом?!! Не делаете ничего, сидите тут целыми днями, истории пишите?!!!
Казалось, жилы на лбу у старшего помощника сейчас взорвутся. Он истово сбрасывал на пол все - тряпки, ножи, ложки, посуду. Выгребал из потайных уголков заначки. Размазывал по столу отложенные на обед кусочки масла.
- Гнать, обоих гнать в шею! Пригрелись тут, сидят, как у мамы в одном месте!
Старпом, похоже, только что ознакомился с моим произведением, и это была его реакция.
- Сгною! В машинисты сейчас же! Паелы драить!
Самая грязная работа на корабле - у машинистов, с машинами, маслом. Как наказание там же применялась и «чистка паелов», или железных полов, названных так из-за узора в виде елочки. Чистили, или драили их железной щёткой до блеска. Вскоре я хорошо узнал, что это такое…
События развивались стремительно - перевод в машинисты и чистка паелов через несколько дней сменились полным списанием с боевого корабля. В результате я оказался на т.н. «плавучей мастерской», ПМ-25, старой колоше, никуда уже не «плавучей», а на веки пришвартованной к берегу.
В первый же день меня вызвали к командиру, капитану третьего ранга Калайчиди. Этот уже не скрывал карты:
- Щенок! Антисоветчик! Родину не любишь? Швеция ему! Я тебе покажу кузькину мать! Ты у меня быстро забудешь свои америки. Ишь, за границу собрался!
Но в тот же день меня вызвал и здешний старший помощник, беседа с которым проходила совсем в другом тоне...
Старший помощник расположился в своей каюте, предложил мне выпить чайку, и непринужденно, как со старым знакомым, завел беседу о Ленинграде, о моих «похождениях», и о своих собственных делах и проблемах. Помню, он рассказал что-то о внутреслужебных интригах, о том, что командир ему завидует, потому что у него от отца осталась настоящая морская фуражка, у которой какой-то особенный ободок. Рассказал, что сам служил на Балтфлоте, но перешел на Камчатку потому, что здесь год идет за два, и можно закончить службу и выйти на пенсию через 12,5 лет, а не через 25.
Еще несколько дней я «служил» на ПМке, как ее называли, точнее - бесцельно по ней шлялся, поскольку ни к какой службе меня так и не приписали. Здешний замполит, молодой парень, тоже провел со мной «беседу», но уже в очень осторожном тоне. Однако абсурдность ситуации придала мне смелости, и я подал официальный рапорт в форме ультиматума. Содержание его было примерно следующим - если мое прошение в Верховный Совет СССР о лишении меня советского гражданства и выдворении из СССР не будет рассмотрена, я «прошу считать свой отказ от гражданства вошедшим в силу автоматически в день приказа, 28 сентября 1987 года». Подпись, число.
Этот рапорт был уже официальным служебным документам, и ему вынуждены были дать ход. Надо сказать, что паника началась не слабая! Первым делом меня потащили к командиру нашей бригады кораблей. Там же был и его замполит. Эти двое тоже орали на меня благим матом, и объявили мне 7 суток гауптвахты «за незнание советских законов».
Но пока меня собирали на гауптвахту, и выдавали сапоги, пришло сообщение что для встречи со мной едет ЧВС (Член Военного Совета) Камчатской флотилии, контр-адмирал Ариночкин! Это была уже не шутка, и вместо сапогов для гауптвахты меня, наоборот, стали наряжать, как на праздник.
*продолжение следует*