Рассказ - часть 1
Продолжение.
Чтобы снять некоторые возникшие вопросы и добавить краски к рассказу я хочу подробнее остановиться на том, что произошло во время службы на флоте. В прошлых постах я упомянул это очень кратко, сейчас же изложу по возможности более подробно и художественно, в стиле рассказа. Ясно, что прошло 35 лет, и не все я помню настолько хорошо, как хотелось бы, но буду стараться придерживаться фактов, как я их помню. Итак, начнем: май 1987 года, Петропавловск-Камчатский
- Вызывали?
- Михайлов?
- Так точно.
- Заходи, присаживайся.
Он сидел в синем, офицерском мундире с пагонами капитана-лейтенанта. Сидел немного напряженно, почти на краю диванчика в своей огромной - второй по величине после командирской - каюты, сидел, внимательно разглядывая меня своими маленькими, колючими глазками. На стене висел портрет Ленина в золотистой рамочке. На столике стоял графин с водой, и лежали какие-то бумаги. На полке над ним стояли томики того же Ленина. За огромным иллюминатором плескалась вода Авачинской бухты.
Здесь, на Камчатке, точнее на сторожевом корабле - СКР - «Разумный», я находился уже второй месяц. Второй месяц, как нас перевезли сюда из Владивостока, избавив наконец наши тела и души от кошмаров Русского острова. Служба на корабле была немного более спокойной, более размеренной, без ночных подъемов и ударов табуреткой по голове. И ни разу за это время не только меня, но и никого из простых матросов не вызывали к замполиту. Вообще вызовы к начальству были на корабле делом необычным. Зачем я ему понадобился?
- Да вот, хочу с тобой познакомиться поближе. Это же моя работа, я со всеми беседую. Просто хочу выяснить, что тревожит молодых моряков? Нет ли каких-то жалоб? Просьб? Все ли в порядке?
Он явно обманывал. Никого больше из «молодых моряков» он ни разу к себе не вызывал. Впрочем, я догадывался в чем тут было дело.
За несколько дней до этого я опустил в наш корабельный ящик письмо, адресованное в Президиум Верховного Совета СССР. Письмо было довольно наивным, но до предела простым - в нем я отказывался от советского гражданства и просил выслать меня в США. Ожидал ли я, что это действительно произойдет? Вряд ли. Скорее, это был жест отчаяния. Жест протеста. Протеста против всей нелепости моего нынешнего положения, против ненормальности всей этой жизни, этой ситуации, в которой я оказался. Я не думал о последствиях. Я думал о долге, который, как мне казалось, требовал быть честным с ними и с самим собой - я не собирался воевать за них, защищать эту систему. Я не хотел быть частью этой «империи зла». «Будь, что будет» думал я, «но больше я лгать не хочу. Пусть они знают - я не с ними, я против них.»
Через несколько минут бесполезного разговора, осторожно обходившего настоящую причину этого вызова, я спросил его напрямик:
- Товарищ политрук, вы читали мое письмо? Скажите. Если да, то мы с вами поговорим откровенно.
- Письмо? Какое письмо? - удивился он. - Нет, я писем матросов не читаю.
Ложь, к которой они так привыкли, не отпускала его даже сейчас. Ну что ж, будем играть в кошки-мышки…
- Так что же, нет жалоб?
- Никак нет, все в порядке.
- Ну хорошо, тогда иди. Если будут, сообщи мне в любое время.
Я вышел. Игра, однако, только начиналась.
*Продолжение следует*
Чтобы снять некоторые возникшие вопросы и добавить краски к рассказу я хочу подробнее остановиться на том, что произошло во время службы на флоте. В прошлых постах я упомянул это очень кратко, сейчас же изложу по возможности более подробно и художественно, в стиле рассказа. Ясно, что прошло 35 лет, и не все я помню настолько хорошо, как хотелось бы, но буду стараться придерживаться фактов, как я их помню. Итак, начнем: май 1987 года, Петропавловск-Камчатский
- Вызывали?
- Михайлов?
- Так точно.
- Заходи, присаживайся.
Он сидел в синем, офицерском мундире с пагонами капитана-лейтенанта. Сидел немного напряженно, почти на краю диванчика в своей огромной - второй по величине после командирской - каюты, сидел, внимательно разглядывая меня своими маленькими, колючими глазками. На стене висел портрет Ленина в золотистой рамочке. На столике стоял графин с водой, и лежали какие-то бумаги. На полке над ним стояли томики того же Ленина. За огромным иллюминатором плескалась вода Авачинской бухты.
Здесь, на Камчатке, точнее на сторожевом корабле - СКР - «Разумный», я находился уже второй месяц. Второй месяц, как нас перевезли сюда из Владивостока, избавив наконец наши тела и души от кошмаров Русского острова. Служба на корабле была немного более спокойной, более размеренной, без ночных подъемов и ударов табуреткой по голове. И ни разу за это время не только меня, но и никого из простых матросов не вызывали к замполиту. Вообще вызовы к начальству были на корабле делом необычным. Зачем я ему понадобился?
- Да вот, хочу с тобой познакомиться поближе. Это же моя работа, я со всеми беседую. Просто хочу выяснить, что тревожит молодых моряков? Нет ли каких-то жалоб? Просьб? Все ли в порядке?
Он явно обманывал. Никого больше из «молодых моряков» он ни разу к себе не вызывал. Впрочем, я догадывался в чем тут было дело.
За несколько дней до этого я опустил в наш корабельный ящик письмо, адресованное в Президиум Верховного Совета СССР. Письмо было довольно наивным, но до предела простым - в нем я отказывался от советского гражданства и просил выслать меня в США. Ожидал ли я, что это действительно произойдет? Вряд ли. Скорее, это был жест отчаяния. Жест протеста. Протеста против всей нелепости моего нынешнего положения, против ненормальности всей этой жизни, этой ситуации, в которой я оказался. Я не думал о последствиях. Я думал о долге, который, как мне казалось, требовал быть честным с ними и с самим собой - я не собирался воевать за них, защищать эту систему. Я не хотел быть частью этой «империи зла». «Будь, что будет» думал я, «но больше я лгать не хочу. Пусть они знают - я не с ними, я против них.»
Через несколько минут бесполезного разговора, осторожно обходившего настоящую причину этого вызова, я спросил его напрямик:
- Товарищ политрук, вы читали мое письмо? Скажите. Если да, то мы с вами поговорим откровенно.
- Письмо? Какое письмо? - удивился он. - Нет, я писем матросов не читаю.
Ложь, к которой они так привыкли, не отпускала его даже сейчас. Ну что ж, будем играть в кошки-мышки…
- Так что же, нет жалоб?
- Никак нет, все в порядке.
- Ну хорошо, тогда иди. Если будут, сообщи мне в любое время.
Я вышел. Игра, однако, только начиналась.
*Продолжение следует*